Четырнадцать 1 страница

" Четырнадцать"

Боря с подругой на пляже – фото. Боря роется в песке, подругу разморило и вообще ей всё обрыдло.

Пьет, смотрит, спит - все реакции Бори очень просты, без рефлексий.

Вот только видит он прекрасный мир и потому он еще всё же что-то помнит, что-то думает, что-то ищет.

" Встань у реки»

Я как раз ловлю реку Бориных песен.

" Встань у реки" - не встают: " Ну что же нужно им?! "

Песня язычника, про Бога еще ни полслова. Песни нового средневековья. В своей простоте и оно хорошо, да только люди стоянием у реки и жеванием травы не ограничатся. /Надежда на инфантильность? /

«Козлы»

Я тоже ругаюсь " козлами", и мне от самого себя противно: что-то в этом ругательстве есть неполноценное /а полноценные - мрак/. И я тоже, ругаясь, уверен, что только констатирую факт и удивляюсь, что обижаются: " ну да, ты - сволочь. Но ведь мы все сволочи - ты разве не знал. Иначе Христос был бы не нужен".

В кружке " Унылые /не вежливые, но и не злые/ руки" всё говорят как есть: " Козлы! "

" Ангел всенародного похмелья"

Поэтизация - как средство преодоления.

" Голубой дворник"

Ночь брежневизма и мечта перестройки /не нашел в ней тепла и привета, наверное, слишком доверяя суждениям каких-нибудь " демократических" волков и ворон/.

Мне брат говорит: " Это не ты этот голубой дворник?! "

" Вторник - среда": смысл тот, что медленно идет перестройка, а также тот, что мелки все наши дела и далеки от воскресения.

Свеча Пастернака, дрозды из шлягера.

... Он проживет столько, сколько проживает дерево в неблагоприятных условиях; оно может жить долго, если вцепится в землю /костлявые руки многих старух производят впечатление вцепившихся в землю. Они молчат, ведут себя тихо, но руки выдают их так же, как нежность - интеллигента, а кровь - убийцу/ - но он мягок и умрет вдруг /впрочем, это " вдруг" может случиться уже в старости или в предстарости/. ... Он проживет в сердцах столько, сколько проживет там - а значит и в реальности - сама природа. Река будет жить то ли 3, то ли 33, то ли 333 года... Она будет бить нас, но от боли люди только тупеют - нужно переломить эту порочную связь, дать людям немного чистого смысла и немного чистой радости... Почему о смерти поэта всё время хочется думать? Он - незаконная радость, за которой наверняка выслана погоня, на которую наверняка поставлена засада. Но Бог хранит и свершается потихоньку то, что человеку зараз представляется невозможным.

" Серые камни на зеленой траве"

Серый не гармонирует с цветами. Нельзя также одновременно использовать мощный белый с мощным черным: это будет наковальня, уничтожающая цвета и порождающая серый /но это и прием! /

Знание и вера неразделимы: я верю, что я знаю и я знаю, что моя вера права. Знание без веры - это только чемодан со всякой всячиной, оттягивающий руку, а вера без знания - это обезумение в субъективности.

Не только запах, но и цвет может быть " плохим".

Не хочет ничего знать, а только: лежать на зеленой траве, подложив чисто-серый камень под голову, и смотреть на солнечное небо. /Павел: " ничего не хочу знать, кроме Христа" /и добавлено: " и при том распятого" //

Нужно верить/! /, что в ближнем круге находятся все тайны: " возлюби ближнее, как самого себя"; верить в естественное, в его логику, разум /в знание! / - люди всё силятся верить в противоестественное, безумное, мистическое - иначе, считают, это не вера.

Желание всю землю превратить в заповедник /если на камни нельзя наступать, то траву тем более нельзя топтать! / - в аквариум.

" Наука на лице" - очки.

" Остерегайтесь наступать, летайте вертолетами"!

«Сувлехим Такац"

" Подбрось еще дров" и " Пора вводить парусный флот" /подбрось ветра в паруса/ - ради этих перлов - видимо, возникших впервые отнюдь не на бумаге - и написана эта песня.

" Нельзя быть человеку одному, а двоим нельзя не спариваться" - потому и выгнал их из рая.

На пристани отдыхают от " дров". А может и " пристань" всё та же и " флот".

Есть грамм еврейской крови?

«День радости"

Наверное, они не раз шкодили - въезжали в мелкие авантюры, как в тоннель - и Боря не раз опасался, что всё кончится каким-нибудь злым дедом Семеном.

А вообще времена меняются вечно, нет времени без перемен. Мысль о великих переменах - это не честь, а бремя; это как если бы ты, к примеру, сидел не на нормальном стуле, а на гулливерском, гигантском - неудобно и убиться можно.

" Отпустите поезд перемены времен, поезд прогресса". " Новый 19-ый век"?!

Идеальное общество как место, где всё делают без труда, где не имеет значения общество и власть, где у каждого целый гарем подруг... Бот есть свет, но не всякий свет - Бог! /" не всё золото, что блестит" / " Человек - прекрасное животное" - это и есть идеология нынешнего мрака. /Хорошо еще, если это " животное" будет травоядным, а то ведь оно мясо любит. /

Из текста выпал " великий сон - великой стране" /великий одними лишь чудовищами, которые он производит/.

БГ: " беспечальное", Ван Гог: " утешающее".

" Камни": " когда и дурни поймут". /Скульптура учит булыжник! /

" Я птица черная, а конь белый".

" Отцепитесь, напейтесь, усните - а мы будем жить".

" Диплом"

Мужчины - поденщики, чернорабочие плоти, а женщины - богини плоти. Поэтому мы телом неизбежно принадлежим женщинам /как и земле/ - а женщины принадлежат телами Богу, коему они телом подобны /Богу земли/. А в духе, наоборот, они принадлежат нам, подобным духом Богу /но они не чернорабочие духа?! / - а мы принадлежим Богу-Духу и Христу /в человеческих взаимоотношениях/. ... Красота у женщины - это такое же природное качество, как и ум у мужчины /ум - это духовная красота, а красота /синоним гармонии/ - это физическая ипостась ума/.

Женщина - как прекрасные, ослепительные ворота в заурядную, трудную прозу. Иначе не заманишь.

Маневры жизни очень просты - и поэтому об этом не пишут ни в старых, ни в новых стихах. Есть старые стихи, есть новые стихи и есть Борины стихи, стихи пса на поводке.

Мужчина - это сила, а женщина - это слабость, но сила - это повод к работе, а значит и к рабству, а слабость - это повод быть обслуживаемым, а значит и к господству. Женщине привычно покоряться, но она тем более не откажется от острого удовольствия покорения другого. Мечтающий о любви обязательно будет рабом женщины, его ждет жалкая участь. Надо не быть покоренным женской красотой, но сознательно учиться у нее, надо не покорять своим умом, но сознательно учить им...

" Она расскажет тебе твои сны" - в дипломе и Фрейд имеется.

Первая попытка Послесловия.

Образы, предметы, движения разгадывать так же трудно, как сны. Нет, нетрудно, вслушиваясь в их звук и отзвуки, ассоциации, оценить степень их дерзости или нежности или гротескности - степень всех качеств, которым имеется имя, слово - но трудно, опираясь на этот набор " чисел", данных нам по мере чистоты нашей интуиции, представить каким светом - светлым или темным, где светлым, а где темным - каковыми словами будет освещена фигура их суммы с твоего недостроенного неба. /Это не нелепо, это только трудно, захватывающе трудно. Захватывающе, пока не попробовал перегрева. Что ж, не всё сразу - и это писание - только эскиз, проба, намек, нечто аморфное и мусорное. Всю жизнь будет мусор, человек - это борющийся мусор, но пока он борется, его мусорность не мешает ему быть великим, преисполненным дерзости в надеждах и, кто знает, всё ли в итоге окажется мнимостью свалки. / Образы требуют музыки, мелодии, кто не поет, тот не поэт - тот поэт наполовину с прозой. Слова на бумаге подобны словам проговариваемым про себя, они еще как бы в зачатке, в потенции /хотя, пение - да и говорение - не только открывает, реализует потенцию, но и закрывает ее, заглушая воспринимающего огромными размерами и нерациональными формами выросшего из семечка потенции древа/.

/Перечитал и: " нет, не так". /Но не буду снова зачеркивать - жалко; да и для сравнения оставлю - я почти всё оставляю, раз без слабости нет силы: " покажи из какой слабости вырастает твоя сила", иначе это только камуфляж, искусная непотопляемость /пока будешь топить, семь потов сойдет, да и расстреляют тебя с этого корабля/. Мне всё время кажется, что конец написан сильнее, чем начало - что и естественно: врубаешься не до дела, а во время его /а к концу опять ничего не понимаешь, причем чувствуешь в себе такую силу, что всё понятое во время дела кажется жалким; скорее всего, это просто усталость/: на концертах ничего нельзя осмыслить, лишь смотришь-слушаешь предлагаемую тебе человеческую природу, породу природы. Так и с этими комментариями /так что это, конечно, не подарок - букет не в хрустящей обертке, а в ямах и дырах//. Итак, нет, не так: образ сам по себе может быть исследован лишь путем механического составления всех ассоциаций с реальностью, им вызываемыми. Чувство же, настроение, отношение к этим образам /а значит и та " фигура" / - в музыке, в тоне. Т. е. образ уже, конечно, предрасположен вызывать к себе то или иное отношение, но диапазон может оказаться неожиданно велик, к тому же часто речь идет об образах с неизвестной предрасположенностью... / Итак, налегая на слова, я утонул в философии. Надо вернуться к прежнему, пытаясь не относиться болезненно к трясинной - нормально жидкообразной - сущности слов, стараясь вскапывать землю философии ровно и неглубоко, чтобы вырос хлеб, а не вылез уголь. У меня нет больших способностей к наукам: мне дано знать только нечто о связи нашей жизни с Богом, Бога с нами и как только я теряю из виду эту связь, начинаю изучать " вещь в себе", так сразу теряю ориентацию. Лучше я в Боге буду трезвым, чем в науках поэтичным /Опять наврал! Я вовсе не отказываюсь и от второго - ведь это и есть та архитрудная задача синтеза, о которой, как о не нелепой, говорилось еще в начале этого не заладившегося послесловия /" поймал себя за хвост" - " в семье не без урода, сочувствую" - " а главное, покажу, покажу я пойманное публике! " - " потрясая хвостом? »////

Вторая попытка послесловия.

Всякий дар - это дар человечности /дар жизни в радости/ /если речь о дарах от Бога - есть еще дары бесчеловечности и жизни в аду/ /т. е. дар телу души, дар человеку человека/. Так и у него. Но человечность разнообразна. То, что было дано ему, близко передается фразой " вы - боги в ночи" /" молодые львы" / /а мне: " ты под Богом, под Историей, в совершенно неведомом мире" /. Он как чистый огонь, но как человек он не избегнул общей участи: заблудился, застрял, продвигается медленно, по спирали. Это, конечно, сказалось и на даре: в нарциссизме, самом замыкании на поэзии. В нескольких песнях: " я только хотел петь". ... Любовь к женщине он открыл как пару, " жену" своему дару пения, поэзии. Вот его дом /в котором есть окна в мир и он, конечно, в эти окна смотрит, но в целом он " трудовая пчела под стеклом" / Т. е. и его любовь и его пение являются материально-духовными, а не душевными. Узок спектр его восприятия материального мира: оно сводится к женскому телу и к другим телам, воспринимаемым как подобные женскому и как находящиеся в аквариуме /" аквариум" действительно ключевое слово, символ; оно не попадает в тексты только потому, что попало в название/. Нет ощущения природы как царства борьбы со смертью, а себя как жителя этого царства. Именно ощущение близости смерти не дает восхищению перед красотой мира закруглиться в эстетстве. Где смерть, там начинается путь к пониманию духа. Когда жизнь и смерть откликаются в красоте, то это не высшая стадия, а лишь вступительная - своим они откликаются в простоте. Такая красота - это та " горница убранная, приготовленная", куда пришел вечерять Христос с учениками своими - и воздух вокруг Него уже был полон страданием и смертью. Богатый юноша: всё правильно, но надо бросить и идти. /Боря, твой последний автопортрет будет похож на последние автопортреты Рембрандта! / Но дом останется прежним, он не попытается сбежать, как Толстой.

Авангард, составленный из слов отборно высоких и чистых, а вместо фальши – игра: " простые слова, иностранные связи".

Итак, это пение из под темной воды своей души, слитой с темной водой мира. Поэтому этот огонь не столько греет, сколько удивляет своим одиночеством и красотой драгоценного камня. Человечность же лишь иногда прорывается /например, в песне, где в частности есть строка " мы стоим как ступени, когда горящая нефть…» и " молись за нас, если ты можешь" / /не " лишь", а " даже" - что, твое " бу-бу, бу-бу-бу» лучше... /

Мы похожи в своей деловитости, она наша охрана. Рост кончился, осталось оформить бумаги и посмотреть, какова будет предварительная за них оценка. Сначала думали о том, что скажем мы о мире, а теперь всё чаще, машинально делая - что скажет о нас, сказавших, Бог. Это не грех, это будничность нашей принадлежности земле, но важно, чтобы деловитость соответствовала дару. Дар деловитости: быть мягким, но стремительным в переменах. Задумываться над делом, т. е. жить внутри дела - а не, преодолевая неохоту, делать слепки с жизни вне дела… Есть два дара - мажорный и минорный, и весь секрет в их синтезе. Нынешняя светлая печаль у него - это все-таки не столько синтез, сколько естественная пора заката. Я только иногда пытаюсь складывать большие суммы мажора и минора. Это задача не для одной только человеческой единицы в единицу времени, а для всего человечества всей будущей истории.

Мир ангелов и зверей, звери прекрасны, как если бы их на картинке рассматривал ребенок. Он знает, что есть мир причин, затруднений, но он поражен светлой стрелой воображения рая в видимом мире вокруг. Но вокруг ночь и рай выходит ночной и это немного тревожно. Он нашел не свой смысл, а свою красоту - он сворачивает к ней. Но смысл его мучит тоже, лишь экстаз позволяет ему двигаться мимо. Понимание сменило бы пафос головной болью, разрушило бы поэзию. Поэтому " лучше пой" - нужно догореть до конца, чтобы не замерзнуть; ведь тот дом, о котором говорилось вначале - это только этот костер; вначале костер был величиной с дом, а теперь, когда он будет неудержимо слабеть, надо явить неслыханную /с дом! / стойкость. Я же хочу строить реальные дома - во мне огня лишь на небольшой светильник, он мне дома не заменит. И кто не кончает Голгофой, тот не воскресает - ведь время праведников еще не пришло.

Это метод искрящихся точек /у меня, я имею в виду/...

" Я начинаю движение в сторону весны" – может, были планы начала новой жизни. Но потом жалоба: " мы движемся медленно, словно бы плавился воск".

Роковое начало воодушевляет очень легко, но ведь не прибавляет смысла, ритм - это романтика действия, всё равно какого. Это допинг. Я ненавижу рок с его беснованиями /я ненавижу все вокруг, как ненавидит шахтер массы, завалившие его в его шахте/. Рок - это мечта балды о настоящей балдежной жизни.

«Любовь как метод". Но любить много труднее, чем ты думаешь. Это не просто поливать всех теплой водичкой своих улыбок. Это слово - как и слово " Бог" - легко употреблять всуе. Смотря на солнце, легко понять, что есть Бог и что любовь великая сила, но что доступно солнцу, то недоступно нам - наш путь к любви узок и труден. " Кто не берет креста своего... " Так, как Бог-солнце любит нас, мы можем любить только Бога /и солнце! / - с людьми, которые нас не столько греют, сколько охлаждают, всё иначе. Чтобы достичь своим теплом /если оно и есть/ и светом хотя бы ближних, нужно понимать их - иначе мимо всё - и нужно служить им, т. е. преодолевать прозу, которая есть антилюбовь и красоты отчуждения, которые есть смерть.

Любовь к женщине имеет совсем другие механизмы - которые делают трудными не любовь к ней, а удержание от любви. Ведь женщина - это существо прекрасное и слабое - оба эти фактора провоцируют на любовь. Удержание от прелюбодеяния - вот равная по трудности задача /и наверняка эти задачи связаны/. Женщине важно, чтобы не просто ее любили, но чтобы любили ее одну - а Богу важно, чтобы человек любил не только Его, но и еще кого-нибудь. Делая человеку добро, мы воскрешаем в нем Христа, а делая ему зло - сатану, ведь человек лишь отчасти преднамерен, а не отзывчив.

" Стучаться в двери травы" /Уитмен/ - а для меня символом природы является дерево. Голое дерево, громадное, как мамонт и черное, как земля - вот мой экстаз. Зеленый цвет – так же, как и синий цвет неба - это цвета эклектичные, нейтральные, предназначенные для массовой покраски.

И последнее Послесловие.

Решил напоследок еще раз перелистать книжку №14 и, знаешь, это мне удалось - тексты послушно скуклились: хвалы и журения женщин, мессианские планы, бравада богемы, вплоть до пижонства, " звездная" болезнь, звери, камни, травы, лошади и люди вперемежку, фото опершись на платан и фото у реки, экстаз по поводу, что идет снег и гуляет северный ветер, вычерчивание пути и рисование Шага, довольно слабое культурное образование /на Пруста, Сартра и Гессе - типовой набор студента с длиннополым модным языком - я говорю " фи"; тоже и с бредовыми выдумками индусов и с именами фараонов и богов/, парадоксы, авангард как в общем-то несложный метод, жалобы на темную воду и жизнь под стеклом, пристрастие к обыгрыванию " хоев", записная рокерская дерзость, то томен, то " ухнем", то зовет, то пьет... И, тем не менее, как Окуджава на своего условного скрипача, хочется рот открыть, слушая этот голос, эту музыку и эти слова. Главное не развилось, осталось декларацией, но оно осталось. И эта декларация и новая и вечная, т. е. она в ранге пророческом. /А ведь ты можешь приехать для того, чтобы мне морду бить!? Лучше комментарий в письменной форме! Защищаясь рукой, я говорю с растерянным смехом: " Ведь это только мой метод любви! И я тоже мечтаю о приближении яблочных дней! " /

ноя 93г.

15янв 94г.

... Я знаю, как легко слово способно воспламенить нас, уверить в своей правде, нарисовать прекрасный образ - но всегда это оказывается огнем без основания - без дров. Поэтому не происходит перемен и всё определяется частотой и силой этих иллюзорных - поэтических /они доступны и другим искусствам /их поэтическим вариантам// - самоподжиганий. Идеалы - это только иллюзии, пока они не поверены черной - по настоящему страшной - землей, белым - так что электрический свет меркнет - небом, а также сладкими соблазнами и кислой суетой. Идеалы - это большой нимб света вокруг маленького зернышка. Поэт выбирает нимб, а прозаик зернышко.

Поэт живет рядом с людьми, а прозаик - среди людей, растворен или в уединении. Поэт - спичка, которой нужен коробок. Он не умозрителен - для того, чтобы жить в уединении, и он не будничен - чтобы раствориться в людской массе.

Поэтичность - это дар, но такой, какой выбивает почву из под ног - а без почвы зерно истины не дает плода; только его само по себе можно превратить в драгоценность. Это похоже на то, как Павел ослеп от Божественного света. Если бы ему какой-то скромный христианин не вернул зрения, он бы тоже остался только поэтом.

Поэтичность - это замкнутость на себе, вобравшем весь мир, влюбленность в себя и в мир в себе. Это экстазная разновидность эгоизма - помогающая жить рядом с эгоистами, могущая даже сделать предводителем эгоистов, если бы тех увлекли вдруг некие " непрактические" дали.

Т. е. вот суть моего отношения: " твои декларации прекрасны, но мне все же хочется умерить твой пыл".

Я недоверчив и меня стимулирует моя неудовлетворенность, а ты страстен /" Я пью и мучаюсь от жажды" /. Т. е. я тоже страстен, но уже заранее знаю, что мало что смогу сделать, чтобы удовлетворить ее; и поэтому не актуализирую ее, делая факелом, а наоборот превращаю в подземный источник - с тем, чтобы на поверхности у моей печки была температура 36, 7.

Мой брат сказал: " не правда ли, его отношение к православию, похоже на то, какое было у Достоевского? " - " Да, а значит, что должны и еще быть переклички. Например, возможно, что он, как Достоевский, тоже творил запоями, а в прочие периоды жил на людях и прочее".

Всех больше я боюсь неприязни к " принципу справедливости" /который, якобы, жесток в своих счетах с " мальчиком" - а то мало кому быть к нему жестоким/, к " объяснению причин" /" мимо, мимо" /, к " философии", как говорит, философствуя, моя мама.

" Вот идет влюбленный мальчик и что мне делать с ним" - оставим мальчикам /слишком по-женски воспитанным/ мальчиковое; как говорит апостол, пришло время питаться твердою пищею.

" Мое сердце не может отказаться любить" - и не надо отказываться, но: " усовершенствуйтесь в любви". Для мальчика Господь соловей, но кем Он должен быть для взрослого... Т. е., конечно, это песни для юношей. И в этом его призвание - чувства добрые у юных пробуждать. Взрослые кони уже не пьют твоей воды, их лирой не проймешь.

" И я должен спеть то, что должен" - споешь, не бойся, но, спев, нужно еще и что-то сделать. Христос проповедовал, а потом умер на кресте - мы вряд ли заслужим смерть, но должны тоже пытаться сделать то, что в наших силах. ... В общем, тебе, наверное, самому всё понятно /и нечего мне пытаться заявить о себе! /

Поэзия - это не прямой путь в рай /такого нет - как только появится, так упразднится земля, а небо станет твердью/, но она кажется таковым, и чем больше в это веришь и чем сильнее хочешь в рай, тем выше взлетишь по прямой вертикали - и тем для большей площади земной будешь виден и будешь предлагать себя в качестве знамени. ... Советую не спускаться /не опохмеляться! - действительно держись в стороне от тех, кто может не пить /я могу не пить, но могу и пить, я редко пью и помалу и каждый глоток радости считаю необходимым оплатить//, а найти соразмерную по высоте гору, т. е. какое-нибудь благородное дело. /Иначе поэт ищет пулю, которая бы его подстрелила или же сходит с ума/... Но опять же, Боря достаточно и сам деловит.

Его подход - это что в мире черного /менты и проч. / и белого /культура и проч. / поровну и помалу, а всё остальное - серятина, середина. Я же считаю, что черного много, а белого явно почти не видно, а серое - это рабы черного, но в них есть тайный для них самих свет, Христос. Для меня, что менты, что попы, что " книжники" /собственно, они не случайно так прекрасно уживаются; обойтись друг без друга не могут/.

Мы бессмертны, пока мы страдаем, но, не оставшись лишь пустоцветом, мы будем плодами и тогда перестанем страдать – и тогда мы умрем.

" Выбор: история или любовь" - человеческая традиция, этот полноводный Нил или же Бог, невидимый, никак не могущий на земле укорениться - то почва каменистая, то при дороге, то сорняк. Так что уже трудно поверить, что человек - очень маленький, а Бог - очень большой.

Я думаю мы не будем очередным жертвоприношением. И в этом великая надежда наших времен: " солнечный свет на этих ветвях, с нами ничего не случится" - потому что мы дети и потому что мы мудры, как волхвы; но в любом случае задачи усовершенствования в любви и не боязни свалиться - или быть сброшенными /за слово " урод" / - в воду с корабля уродов связаны между собой.

Мне очень нравятся тихие голоса - а твои песни часто громкие. Громкий голос должен переворачивать душу, а иначе он не оправдан. Заявки были прекрасны, но все же заявки чужого, другого человека любить нельзя, если сам самостоятелен.

... Знаешь, мне трудно поверить, что " телевизионные" люди /те, кого я знаю в основном по телевидению и газетам и т. п. / живые. Всё кажется, что с ними после этой оглушающей публичности происходит нечто такое, что неуловимо превращает их в призраков, которых можно вызвать к жизни лишь опять поставив их на какую-либо эстраду.

У 90% людей – средние способности. …По сути, такова восприимчивость нашей души. Дух же всегда гениален; вот только подключить его трудно… Дух – это то, что связует земное и небесным /а душа – это малый приют для того, чтобы было где дожидаться духа. /Осиливший только азбуку, но одухотворенный, оказывается выше, чем гроссмейстер средних способностей. Но, конечно, одухотворенный гроссмейстер выше одухотворенного второразрядника. /

Мне становится близким понятие страсти. Что без конца себя щадить и ограничивать, ни с чем ещё не справившись? Цену имеют только журавли в небе.

Но они тоже - без страдания, но со страстями, без природы, но с женщиной.

Китай – глубокомысленная простота, и Южная Америка – легкомысленная закрученность.

Снился очень красивый, воздушный интерьер и в нем девушка – потом оказалось, что это всё мое. И одно без другого не существовало.

«Покажите мне интерьер девушки и я скажу вам какова она».

Вывод из чтения «Анатомии»: всё функционально и осмысленно разграничено – «члены» и «органы» - но в тоже время всё нарисовано от руки, не по линейке. Ручная работа. Бог как техник, только одухотворенный. Технику разгадали, осталось постичь одухотворенность, недра небесные.

Чем более ненавязчивым и подчиняющимся будет твой подход, тем больше проявит себя природа материала, с которым ты имеешь дело.

И нет эгоистов. Тело – церковь, храм. По этому принципу и должны люди устраивать свои церкви – чтоб не было 2-х голов, 5-ти рук, 3-х желудков и чтоб всего хватало. А рядом пусть организуют другую малую церковь. И пусть взаимодействуют, как взаимодействуют отдельные люди–храмы. Метут большую кучу, словно это не люди – тонкие механизмы, у каждого из которых своя роль - а мусор /«спасаемый»/.

Вероятно, снова: думанье как благодать /такая же, как и физическая жизнь или труд/. Усилие – это страдание, но только в усилии мы являем себе /и другим/ себя. Грех расслабляет, замучивает /от «мутить»/ и потому лишает нас жизни.

Теплая печка – вот греющая легенда, сказка. И, конечно, на теплой печке, в душистой темной избе, не могли плохие сказки рассказываться, ручной становилась нечистая сила…

А сейчас прячут дышащие теплом предметы, да ещё делают им жесткие ребра - чтоб нельзя было прислониться. Их надо в центр ставить /на перекрестке комнат /чтоб они вокруг неё были как земля вокруг солнца//. И чтоб лежанки и бока ласковые и круглые были!

А так вместо сказок – жестокие анекдоты, в каждом из которых люди как нечистая сила.

Идея прошлого года всё мелькает в уме – может, что-то ценное и есть: картины, нарисованные прямо на полу как большие марки /конечно, с защитным покрытием/, с краями волнистыми как у марок. Будет родство между стенами и полом. Стены должны говорить о делах человеческих, пол о земле, а потолок о небе. Если о земле говорит не только пол, но и стены, то это горы, а если о небе говорит не только потолок, но и стены, то это дно морское. А есть если и то, и другое, то дела возможны только на узкой полоске соприкосновения земли и неба. И разными бывают земля и небо – песок, тучи, болото, зарево… Светящийся потолок – вот прекрасная идея! Т. е. под бетонным перекрытием должно быть стеклянное полотно на нем-то и картины, а между – лампочки.