92 ГОД КОММЕНТИРУЕТ 85-ЫЙ 32 страница

85: Приносит успех, помогает избавиться от ненужных колебаний и неуверенности: надо забыть на время о себе, не сознавать себя, когда занят важным делом. Раздвоенность мучительна, порождает неуверенность и ничего не дает довести до конца.

92:

Всюду диалектика: нужна решимость, но не напряженность, ведущая к скованности, но не такая твердость, которая ведет к глухоте и монументальной неподвижности, но не озлобленность – нужна спокойная, светлая решимость.

Нервозность и раздражительность всегда свидетельствуют о раздвоенности. Профессиональная болезнь. Это жестокая переделка, из которой спасаются только с потерями: побитыми, потрепанными, надорванными.

85: Все время чувствую, что моя мысль бьется в клетке, не может вырваться и взлететь. /Не пыталась бы вырваться – не чувствовала клетки? /

92: Клетка одних и тех же тем. Меньше надо было биться там, где прохода нет. …Так и реальные птицы не способны искать выход.

85: Утешаюсь тем, что раз есть плохое, должно быть и хорошее.

К тому же, я из тех, кто не ломается, а гнется – соответственно, отходчив.

Все же имеет конец: и мои душевные искания-мучения должны чем-то кончиться.

Все из-за пустяков! Не правда ли?!

Мне нужна пронзительная, побеждающая ясность и честность, иначе я не могу.

Попробуйте пойти куда-нибудь и всю дорогу думать о том, сколько еще идти осталось...

Счастливый человек /если таковой имеется/, я думаю, не будет заниматься самоанализом. Он должен слишком любить жизнь.

92:

И просто, и мило – т. е. гениально.

Поэтому на Западе и искореняют плохое, чтоб не набрели на эту мысль, на гениальность /они уже пришли к тому выводу, что «ничто не существует, существует только ничто»/.

Жизнь в нас – это наша защита, жизнь вне нас – это наше нападение.

…Ближние и ближнее – это как приусадебный участок.

Страшитесь согнутых – это заведенные пращи! Они не показывают вам лица, потому что готовы бить вас насмерть! Так что гибких нельзя ударить и опасно гнуть.

…Цель – это конец, а конец – это смерть. Т. е. цель могут иметь только люди, не боящиеся смерти! Чем больше смерть, которой ты не боишься, тем большая цель тебе доступна. Ты умрешь маленьким, если тебе страшно умирать большим.

…Раздвоенные не боятся смерти – они ищут ее и им нужно только правильно выбрать: выбрать смерть, ведущую в жизнь.

…Искание как мучение и искание как великое путешествие. Никто не выпускается в мир просто так, а только с какой-то целью. «Я хочу выйти, потому что во мне заложен дух искания и мне тесно уже в своей скорлупе, я там всё перетоптал, перерыл» – «Идите. Вот ваша виза».

…Передний план несколько смиряется, в друзья лезет, а задний несколько насмехается, превозносится, загадки загадывает…

Пронзительно, а не стеснительно о ясности и честности – вот новое слово бывшего сначала более стеснительным, чем пронзительным.

Осознать настоящее как точку покоя, как точку опоры – пригодную для погружения, в котором-то человек и прозревает и прошлое, и будущее.

…На земле никто не может претендовать на устойчивость, вечность своих состояний.

85: Я и Вовка пьем одинаково. Локоть на колене, чашка у рта. Чашка, полная кофе – мы теперь пьем кофе по утрам. Глянцевая поверхность дымится, пар перед глазами. Кофе без сахара. Маленькие, но частые глотки, чашка не опускается на стол, она постоянно у рта. Наклон и глоток. Сначала наклон небольшой, но затем кофе остается немного и пар весь остается в чашке – если туда заглянуть, увидишь курящееся жерло вулкана. Тихо, но вслушиваясь, ловишь звуки – они всегда есть; например, что-то кипит на плите. Я не люблю полную тишину. Свет не включаю, он проникает лишь с кухни и из дальнего окна. Краски сдержанные, все предметы говорят. С утра особая ясность. Все так, как я люблю. Я полюбил пить кофе по утрам. С кофе я начинаю день. Это ритуал. После него ем не сразу, жду до тех пор, пока не пройдет ощущение.

Чашку Вовка от меня так научился держать. В остальном, он пьет не так. Собственно, и пьет он не из чашки, а из здоровенного бокала, шумно всасывая огромные глотки. Окончив, вставая, вздыхает.

92:

Идиллии могут быть только безлюдны и только в домашнем потребительстве. Характерно, что дело было именно утром: на пустую, еще не определившуюся вновь голову и забредают всякие беспочвенности.

Для меня подобное и скучно, и трудно /а на Западе это интерпретируется так: «не скучно, а спокойно, а трудности и труд надо любить, если хочешь на что-то притязать»/.

85: Человек, прежде всего, существо чувствующее, а не думающее. Отчетливость в мыслях не свойственна ему. Любая его мысль пропитана чувством. Ведь сами слова имеют значения расплывчатые и с их помощью трудно выразиться определенно, т. е. однозначно.

Но жив человек, когда мыслит. Творит, когда мыслит. Любая твоя мысль уже творчество – сотворение мысли.

92:

Новая мысль образуется на базе нового ощущения и путем соотношения с уже населяющими данную голову мыслями. Т. е. говорить о первичности чувств можно только в том смысле в каком прием пищи первичен по отношению к пищеварению… Просто у меня сразу были очень высокие критерии для думанья – в отличие от чувств. …Ревновал я только о думанье – это и привело к доминанте развития пищеварения, а значит, и к вечному чувству голода; впрочем, работала схема: «спрос рождает предложение» /хотя и с отставанием/. …Как можно утверждать теорию о неспособности человека к думанью, а значит, и к теориям?!

Я задраил дверь и возрадовался, что поймал самого себя. И что гордиться тем, что это «творчество»? – ведь речь идет всего лишь о сотворении собственного подобия – а хорошо ли ты как оригинал? Когда дело далеко, тогда оно кажется чем-то магическим, самоценным. Так и со всем другим. И в этом соблазн: не приблизиться в реальности, а поклониться как магии.

85: Все ложатся спать, но не все видят сны.

92:

Какая-то пустая претензия, причем заимствованная по своему мотиву, своей схеме /и вполне возможно, что и буквально такая фраза уже существует/.

Кстати, сам я почти не вижу сны.

Впрочем, избранность существует. И так же, как дар сновидения не зависит от человека – он ему дан – так и все остальные дары.

85: В прозе, как и в поэзии, должна быть тайна и недосказанность. Изначально ей вовсе не присущи жесткая конструкция и понимаемость. Сюжет не должен подчинять себе все остальное, он просто стержень и ничего более. И не всегда необходима лексическая связность предложений…

92: Всё это и верно по направлению и очень слабо, беспомощно.

85: Посмотрите в книги: кругом одни никчемные, дурные и т. п. люди - чаще всего, и одного хорошего персонажа не встретишь.

Почему для умного все дураки, правильно ли это?

92: Да дурных-то действительно целая армия – другое дело, что этой констатации очень мало для того, чтобы самому не оказаться таким же.

85: Читал газетенку и набил голову ватой.

Где смех, там и легкомыслие, распущенность, отрыжка.

92:

Бедный, бедный, сколько же этой ваты ты в себя впихнул с тех пор.

…Вместо того, чтобы построить летучее целое, дребезжишь обломками. Но никогда не получится противопоставить этому чугунную серьезность.

Вспомнил детскую книжку «Тим Талер или проданный смех» – ну какой черт без смеха, он ему, конечно, необходим. И на какого хохочущего мальчика не обратит внимание черт. Хохочут не мальчики, а чертенята. Уже в детстве начинается выбор: смеяться тебе – дребезжать – или же улыбаться – светиться.

85: Карандаш тормозит мысль. Нужен диктофон.

Голова – бурлящий котел. Хочет сказать не так, не просто.

92:

Медленность впору: успеваешь оценить, что говорил и успеваешь расцветить слишком устремленное в одну точку в разговоре.

…Нормальная кухня по производству чудес. Бурление – это такое же чудо, как буря в океане с громом и молнией. /Комментарий не в стиле бурлящего котла, а в стиле тлеющих углей, из которых метеоритами бессмысленно и беспорядочно вылетают искры. /

Поиск подлинности через поиск сопротивления материалам. Что имеет плотность, то и существует реально. А то ведь всё по воздуху руками махал. Легкость не соблазняла, вызывала подозрение – и это доказывало, что я не дурак; и не хочу быть нечист на руку.

85: Мечтаю, а сам банален, говорю «кончай мозги мне канифолить».

Да, пока я режу яблоки.

92:

Нельзя приглушать противоречия, они – источник нашего развития. …Открываешь и радуешься одному, а реально работает другое, не столь шикарное.

Яблоки опять меня ждут Унимаю содрогание надеждой, что удастся сочетать их с магнитофонным изучением немецкого языка и т. п.

85: Мы все скучные, понурые и равнодушные. Мир уже ничего не открывает нам…

92: Скорее всего, бессознательное заимствование. Ощущение, навеянное какой-то книгой, а не жизнью.

85: Мы все червивые. Или Земля – червивое яблоко, а червяк в нем - человек.

92:

А это стыковка этой книги с яблоками!

«Червивый червяк».

Понурясь, равнодушно резал яблоки и, пока резал, жизнь не сулила ничего нового.

85: Человек и искусство: муха любит сидеть на горячей и нежной человечьей руке.

92:

И мух там, где яблоки, наверное, хватало.

Тут какой-то гедонизм: человек – это муха, а муха любит сидеть на человеке.

85: Нет, времена россказней проходят.

Не буду одним из многих, которых не читают, потому что заняты делом.

Хотя тоже: простые образы и чувства записываю, а сложные обычно пропускаю или же упрощаю при записи.

Но не все, что не понимаешь, загадочно и выше тебя.

92:

Проходит время всего горизонтального, протяженного по горизонтали – в этом больше не будет жизни. Горизонталь будет существовать только как основание вертикали, как часть жизни в Боге.

«Не буду одним из многих, которых не читаю»!

/И как уж это я из одной только жадности не надорвался – «А как становится трудно и горячо, так она, жирная, трусливая свинья, мигом испаряется»/

85: Как все странно, ей Богу! Жизнь скучна и сера, сижу затворником и книжным червем, а все ж не покой на душе, а какая-то непонятная суета и спешка.

92: Да, лучше цветные трудности, чем черно-белое, серое прозябание /лучше дворником, чем сторожем! /.

85: Играет музыка, вещают телевизор и приемник, на улице шумят машины, дома гудит холодильник – люди молчат.

Мы видим окружающий мир, но не видим себя – и даже свою комнату не видим.

92: Мы – это подзорная труба для видения мира. А когда труба мутна, то делается ложный вывод, что существует только труба с ее мутью, а мира не существует /без трубы виден только общий план, без единой зацепки для понимания – это как познавать лес издали/.

85: Все прочитанное воспринимается не абстрактно и само по себе, а лишь прикладываясь к данному читателю. Если у читателя нет отклика, то это значит, что твоя мысль растворяется в его пустоте. Но отклик может быть и совсем о другом, и даже чаще всего он о другом.

92:

Я стараюсь на всё откликнуться, потому что стараюсь всё любить. «Оправдать не обещаю, но посмотреть, вникнуть могу и даже обязан». Это ведь нужно не только им, но и мне. Помощь другим может быть только в прояснении реальности, ее выборов /и в собственном примере/.

Зубрежка – это набирание пищи в рот без ее глотания. Набрал, а затем на экзамене выплюнул. Т. е. ум не травится, а просто морится голодом, пока происходит этот длительный /месяц/ «эксперимент».

85: «Ё мое», «баран» и проч. – не правда ли, репертуар безмозглого пошляка.

92: «Канифоль и Комп. »

85: Пессимизм умен, но, как известно, бескрыл.

Лучше: «казался простоватым, но он просто очень любил жизнь».

92:

Простоватый – это простой, но не сильный.

Смеялись над простоватым, говорили «смени простоватость на хитроватость», а он сменил только слабость на силу.

85: …В дырявых шерстяных носках. И позы ужасны. Словно понял и сдвинул ноги!

У него не та простота!

92:

Расслабленному не по силам ни починка старого, ни покупка нового.

До 21 года я не замечал и того, во что одет. И никогда ничего не покупал соответственно.

85: Теперь зевает - подозреваю, с намерением. Потом так потянется, словно всё на свете на помойку скинет, и, не зная забот, сразу же отправится спать.

А я чувствую, как за день, ничего не дождавшись, умирает моя душа. Правда, есть еще искусственное дыхание.

92: В этом зеркале хорошо виден второй персонаж, я сам: смотрю с завистью; и, конечно, думаю: «а правильно ли я потею и старею? »

85: …Это так непросто, это так трудно, что чувствую слабость. Может, действительно нужен дар /и его чувствуешь/, дающий естественную /для других – сверх/ легкость?

Такое ощущение, что я должен платить за то, что другим достается бесплатно.

Что ж, веди меня, веди.

92:

Протягиваешь руку с верой, что тебя сейчас за эту руку возьмут и легко вытянут из этого болота на чудесную твердую поверхность.

…Вот моя молитва – если кто гордится тем, что он молится /как моя мама/, пусть сравнит.

85: Я несчастлив, но почему-то делаю физиономию счастливого.

Думаю, у меня тоска не по любви только, а, главным образом, по пониманию – поэтому же нет общения. Это очевидно, но совсем не очевидно, что же с этой очевидностью делать.

Вовка как мертвый. Интересно только, что он находит в книгах.

92:

Понимание, взаимодействие душ – это и есть Церковь. Когда от человека к человеку идет одно только теплое, мягкое, светлое, а не по преимуществу холодное, жесткое, темное, как это обычно бывает. И даже если ты к кому-то настроен хорошо /в твоем разумении хорошего/, то это бывает похоже на смягчившегося, потеплевшего, просиявшего крокодила.

…Он эволюционирует вслед за мной. И мы дополняем друг друга как ведущий и ведомый /мне без ведомого не самореализоваться/.

85: Не успеешь – улетят.

92: На бегу, поспевая, что ли, выкрикнул?!

85: Раз я это сказал, значит, это имеет право на существование – а иначе идите вы к черту!

92:

По духу похоже на Рембо.

Я имею право соизмеряться с собственной душой, а не с мировым загромождением.

…В родительских нравоучениях для меня с самого начала не было жизни, они не воодушевляли, а ввергали в смертный сон. Это фальшивое лицемерие, эффективное только среди дремучего невежества. Они не стремятся невежд сделать грамотными, они готовы вечно преподавать им одну и ту же азбуку.

И почему это умные должны подстраиваться под дурней, пастухи под овец?

85: …

92:

Парадоксально, но факт: хотя вдохновила меня именно книга, но сразу после нее, «Братьев Карамазовых», интерес к чтению пошел на убыль вплоть до того, что несколько лет вовсе не читал. Парадокс понятный, если учесть, что чтение – это взгляд на мир, а я после своего прозрения стал погружаться в самого себя. Т. е. я очнулся – и это плюс – но оказалось, что я нахожусь в ужасном запустелом месте – и это минус; и потому мне, моему ожившему сознанию сразу стало не до книг.

…Не принимающие ничего близко к сердцу – чтобы не вспоминать о сердце, не давать ему ходу.

Раздражение на себя, зло всё-таки проглотившего, всё-таки наступившего в грязную лужу.

…Занятый подлинными делами в кормежке удовлетворяется лишь насущным. …Т. е. 7-ое время для умников аналогично времени еды для народных. «6 дней работай, а в 7-ой вкушай от плодов своих».

85: Это и есть так называемая «напряженная внутренняя жизнь». Утешает?!

Обставил душу словами, как комнату мебелью.

92:

«Я, кажется, заблудился, но в умном лесу».

Проблема среды обитания, которая вне нас, похожа на проблему среды обитания, которая внутри нас.

85: Достичь пронзительной достоверности Достоевского. Хотя я не сказал бы, чтобы это была глубина.

92: Достоевский – это достоверный вход на глубину. Дальше романная инерция мешала ему, получалось противоречие между горизонтальным и вертикальным движением. …Русским метафизика доступна, но не интересна, поэтому они пройдут ее, но только вслед за другими. Очередь за немцами?!

85: В молодости видишь одни достоинства, в зрелом возрасте – одни недостатки.

92:

Человек только к зрелости спускается с небес детства на землю /через молодость полета над землей/. Спускается же для того, чтобы, выдержав крестное испытание, служение, вновь начать возноситься на небо, возвращаясь сначала в свою молодость, а затем и в детство.

…У земли нет плоскости основания, как у неба нет плоскости крыши…

85: Кстати, я уверен, что все мысли, которые мне кажутся только моими, уже известны и даже опубликованы, причем, возможно, что авторство у каких-нибудь древних египтян или греков.

Вообще, жизнь – штука простая и всю ее мудрость можно выразить парой поговорок. Например: «благими намерениями выложена дорога в ад».

92:

Стих такой нашел /у меня их много, стихов/. Что называется, «ничто человеческое мне не чуждо» – все их стихи и у меня бывают.

На одном уровне ты знаешь всё, а на другом совсем ничего. А всё знает только тот, кто всё может. Вообще, всем – и мне – свойственно очень легкомысленное отношение со словом «всё».

85: Фантазия – достоинство смелых.

92: Смелых из поговорки «кто смел, тот и съел» - на потребительство смелых. Выдумай себе мир лилипутов, чтобы быть среди них смелым Гулливером.

85: Творческий фурункул.

92:

Не фурункул, а зернышко, зародившееся внутри всего тела фурункульной жизни – родившееся на то, чтобы вырастая, разрушить его. Что для истинного радость, для ложного, еще живущего в тебе, страдание и смерть.

…«Массовая культура» – распродажа по сниженным ценам. Всё, что осталось от «культуры», спускают в молотка.

85: В жизни всегда две команды: одна – за тебя, другая – против.

Спортом интересуются те, кто в жизни не играет?

92:

Например, мама в чем-то играет в моей команде, а в чем-то против.

…Вся наша жизнь должна быть стремлением к неоднозначной /всезначной/ однозначности.

…Нужны игры не над серьезным, а игры всерьез. Спорт – это детские игры всерьез.

Всякая дерзость – это игра.

85: Утром ты чувствуешь, насколько ты слаб, вечером – насколько силен.

92:

Тогда с утра маячила перспектива функционирования /институт/ - откуда взяться воодушевлению? А сейчас часто затаптываю то чистое, что есть с утра, не справляюсь с дневной суетой…

…Сила и слабость - это мой рабочий инструмент, молот и наковальня, подаренные мне Богом, работодателем, отлучившимся «по своим делам».

85: Нет свежести в восприятии у взрослых. Они на все смотрят с настороженным ожиданием. В душе сформировалась крепость, чтобы к себе пускать по пропускам.

92:

Свежести нет, потому что долго живут, не обновляясь. Они обновляют только внешние формы. Это как если бы человек не мылся, а регулярно менял белье и одежду.

…Пока функционирование было не разрушено, без крепости было невозможно сохраниться. Это как малек без защиты в океане, кишащем хищной рыбой

Под защитой должны быть твоя жена, твои дети, твои ученики. Но всё это уже под защитой твоей силы, а стены выполняют не роль бастиона, а роль укрытия от глаз. Так что достаточно китайских ширм.

85: С утра во мне всегда сидит несколько зевков; до них я вял - сон и лень не вышли.

92: …Это похоже на выбивание искры с помощью двух кремней! – я вынужден был идти за искрой, потому что ни одна из односторонностей для меня не ожила, осталась кремнем - ни «интересы», хобби, ни «общественное поприще», карьера.

85: Если есть что-то стоящее, значит, будут и ненавистники. Только у посредственности нет ни друзей, ни врагов. / «Ко мне подходит» – с горькой усмешкой /более поздняя запись//

92:

Если хвалебный хор слишком велик и слишком фальшив, значит здесь есть нечто существенное.

Христу поют без принуждения, чтоб извратить хорошее, а религиям поют с принуждением, чтоб скрыть плохое. /Коммунизм – это великая ошибка на христианские темы. /

…У посредственностей все друзья, но мнимые /посредственные! /, а у самостоятельного несколько друзей, несколько врагов и множество недоброжелателей /посредственных врагов! /. Т. е. всякая ценность – это пробный камень, проясняющий ситуацию насчет того, кто каков. Я же пока пробный камень в стадии формирования, вне среды своего действия.

85: Книга должна помогать жить, это ее основное назначение; должна показывать трудности и как надо к ним относиться.

92: И очень наивно и очень правильно. Пора не «отражать» мир и самого себя, а помогать миру и самому себе.

92 ГОД КОММЕНТИРУЕТ 87-ОЙ

87: Что ж, это просто тоска. Она пройдет. Но ведь и за тоской – пустота. Я согласен на тоску и боль, но чтобы при этом у меня было ясное Дело. В деле можно укрыться, оно бодрость и стойкость дает и даже тоску и боль убирает. А я не могу делать дело, и тоска убивает меня, погружая во мрак.

Зачем-то же родился я? зачем каждый рождался, родился, родится? Такой вопрос не нелеп, когда ты в глубокой тоске ничком в казенной комнате лежишь, испытывая мрак и боль прямо физически, так что и глаза напряжены, темны и неподвижны...