Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Svobode. net



Анастасия Попова

Лариса Петровна расчертила доску на две половинки. В верху поставила (+) с одной стороны и (-) с другой.
- Итак, куда мы занесём Иешуа?
- В положительные, - хором ответил класс.
- Маргариту?
- В положительные.
- Отлично. Берлиоза?
- В отрицательные.
- А Понтия Пилата?
- В отрицательные.
- В положительные.
- Криворукова, ты сказала в отрицательные? Почему?
- Ну, как, он же трус. Он же предал Иешуа.
- Скворцова, а ты считаешь, что в положительные? Почему?
- Он же это… Типа хотел это, чтобы Иешуа не наказывали, даже за него разговаривал со священником, просто государство было плохое.
- Так куда Понтия Пилата писать в отрицательные или положительные?
Класс снова заголосил. И все снова стали предлагать по-разному. Тогда отличница Вера Зотова предложила поднять руки и большинством голосов решить, куда вписывать Понтия Пилата и, не дожидаясь одобрения учителя, сказала: «Я за отрицательного» и подняла руку. Руки подняли две трети класса.
- А я за положительного, - закричала Таня Скворцова и подняла руку.
За ней последовало десять человек. Поскольку большинство было за то, чтобы Пилата считать плохим человеком, Лариса Петровна вписала его в минус, хотя те десять человек, которые были не согласны, стали громко вопить.
- Вы заметили, что когда мы изучали «Недоросль» у нас таких проблем не было?
Класс замолк.
- Понтий Пилат – это человек, который на протяжении всего произведения сомневается, страдает, совершает действия свойственные как положительному, так и отрицательному герою. Мы не можем сказать, что он совсем отрицательный, потому что он раскаивается, потому что он действительно искренне желает спасти Иешуа. Но и в положительные мы не можем его записать, потому что он предаёт человека, идеям которого верит.
Лариса Петровна стёрла Понтия Пилата и записала его посередине.
- Когда мы не можем дать чёткую характеристику поведению человека, когда на первый план выходит не его положительное или отрицательное поведение, а его сомнения и нравственный выбор, который он должен сделать, это называется психологизм. Для комедии «Недорось» психологизм не характерен, поскольку она направлена на то, чтобы высмеять пороки человека. А в «Мастере и Маргарите», равно как и в произведениях Достоевского, он есть, поскольку эти произведения направлены не на то, чтобы дать человеку какую-то установку, а для того, чтобы заставить человека задуматься.
- А чё? Фонвизин что был дурак, а Булгаков нормальный? – спросила Таня Скворцова.
Лариса Петровна не ожидала этого вопроса, поэтому не знала на него ответ, поэтому пришлось выдумывать на ходу.
- Наверное, потому что Фонвизин жил во времена, когда нравственные ориентиры были стабильны. Почитайте любой произведение, написанное во времена Советского Союза. Вы очень легко распределите героев на отрицательных и положительных. Достоевский же жил во времена, когда Наполеон стал императором, и это очень сильно изменило сознание людей. А Булгаков вообще во время революции…
Дверь в класс открылась. Вошло чудовище. Худющая девочка в чёрных ботинках на огромной массивной подошве. Её немытые, окрашенные в радикальный чёрный цвет волосы, были разделены ровным пробором, её губы были выкрашены в серый цвет, а на глазах нарисованы круги как у панды. Из портфеля девочки выглядывала газета «Обнажённое Приморье».
- Иванченко, ты знаешь, что прошло двадцать пять минут с начала урока?
- Извините, - сказала девочка.
- Каждый урок «извините». Я тебя просила не красить губы в этот ужасный цвет. Это не просто некрасиво, это неприлично!
- Во что хочу, в то и крашу, - сказала Иванченко.
- И что это за гадость ты в школу притащила? Ну-ка спрячь, чтобы я никогда не видела.
- Нормальная газета.
- Иванченко надо записать в минус, - подсказала Вера Зотова. И все засмеялись.
- Человека нельзя записывать ни в отрицательные, ни в положительные. Он же не герой книги, а человек. А вот «Обнажённое Приморье» мы, безусловно, запишем в минус. Порнографические картинки растлевают душу. Они внушают мысль, что кроме низменных удовольствий нет ничего святого и светлого.
- Читала, читаю и буду читать, - сказала Иванченко, - а если захочу, буду пить пиво или курить траву.
У учительницы случился шок.
- А убивать и воровать ты тоже будешь, если захочешь?
- Конечно.
- Что же с тобой такое? Нет, нам пора вернуться во времена «Недоросля». Дети, поднимите руки, кто считает, что убивать – это минус.
Все подняли руки, кроме Иванченко.
- Лера, ты что?
- А убивать на войне, когда защищаешь Родину – это минус?
- Сейчас нет войны. А воровать – минус?
Минус. Единогласно. Кроме Иванченко.
- А если ты воруешь у того, кто украл у тебя, свою вещь, это – минус?
- Это не воровство. А пиво?
Минус, но не для Иванченко.
- Лера, ты что, неужели ты считаешь, что пить – это хорошо.
- А чё, если бы тот Иешуа напился, он бы стал от этого плохим человеком?
- Дети, как вы считаете, «Обнажённое Приморье» с голыми женщинами – это минус?
Минус.
- Для кого минус, тот пусть не читает, а для меня плюс, - сказала Иванченко.
Тон Ларисы Петровны стал до глубины души серьёзным.
- Ты говоришь, что хочешь убивать, воровать, пить… Этому тебя научило «Обнажённое Приморье»?
- Я не хочу убивать, воровать и пить. Я хочу решать, что для меня хорошо, а что плохо, без вас и других людей. Сама. Этому меня научило «Обнажённое Приморье».
Конечно, Лариса Петровна продолжила бы дискуссию, но прозвенел звонок, дети вскочили и стали собираться на математику.
- Лера, сейчас все уйдут, а для тебя задание – сотри всё и напиши на доске, что для тебя хорошо и что плохо.
Лариса Петровна ушла в учительскую. Сначала она решила позвать на Леру психолога, но потом попила чай и подумала, что девочка перерастёт. Когда она вернулась в класс, в графе (+) было написано огромными буквами одно слово «свобода».

Ларса Петровна Павлова не понимала, что значит «свобода» и что в ней хорошего. Свобода - это пить пиво и одеваться кто во что горазд? Зачем она человеку, который привык носить чёрные брюки, серые кофточки или пуловеры и худенькую косичку до пояса? Свобода - это торговать всякой дрянью на улице, чтобы дети портили себе желудки и обмен веществ. Свобода – это печатать в газете обнажённых девушек, пропущенных через фотошоп, и целующихся парней? Свобода – это когда ты учишься в университете за счёт родителей, трудишься за копейки, квартиру получаешь за то, что в 20 лет тебе повезло, и ты нашла бабушку, которой нужен уход, а эта мерзкая отвратительная страна ничего тебе не должна? Это ваша свобода? Да гори она синим пламенем.
Месяц назад бабушка умерла. Когда она была жива, Ларисе Петровне по вечерам приходилось проверять тетради перед телевизором, по которому шли или дурацкие сериалы или новости про то, как кто-то кого-то убил, кто-то у кого-то украл или реклама пива и делать вид, что слушаешь бабушку, которая в сотый раз рассказывала про то, что в СССР было намного лучше.
Лариса Петровна гнала от себя мысли, что мечтала о смерти бабушки с того момента, когда они заключили договор. И что теперь эта мечта сбылась. Она гнала от себя мысли о том, что ей 30, а она до сих пор не замужем, до сих пор без машины и всего лишь учитель русского и литературы. Ибо тогда она бы поняла, что не является успешным человеком, а для женщины, живущей в 2008 году, это было всё равно, что для женщин прочих времён признаться себе: «Я совсем некрасивая». Ибо в 2008 году было стыдно быть неуспешной. Гораздо стыднее, чем быть некрасивой, хотя и внешностью она похвастаться не могла. Поэтому ей больше ничего не оставалось, чем гордиться тем, что она, а не кто-то другой, выращивает будущее поколение. И хотя олигархическое правительство этой отвратительной страны опустило учителя на социальное дно, она всё равно гордилась своей профессией. Гордилась, потому что никогда в своей жизни не совершила ни одного недостойного поступка. Никогда не воровала, да у неё и возможности такой никогда не было. Никогда не клеветала, потому что не на кого было клеветать. То есть благодаря своей неудачно сложившейся жизни и вечному желанию не высовываться была святым и чистым человеком.
Лариса Петровна зашла в Интернет на свой любимый форум «ege. net». Там обсуждали вопросы, связанные с реформой образования. Все экзамены – вузовские и школьные решили заменить тестом. Лариса Петровна считала это идиотизмом, который придумали для того, чтобы в Европе и Америке не дай Бог не сказали о нашей стране плохо. Вопросы тестов были ужасные (Какого цвета глаза у Татьяны Лариной? или В каком году Пушкин поступил в лицей? ), да и как можно сдавать тестом литературу?
Глаза Ларисы Петровны выцепили сообщение, на её взгляд, лишённое здравого смысла:

Sofia на сообщение от Lora 19: 00 11. 03. 2009
Ну и пусть большая часть провалится. В вузах должны учиться только лучшие, остальные пусть топают в ПТУ!!!! Ну, а то, что Вы, Lora, будучи учителем русского языка, смогли сдать тест только на 67%, чести Вам не делает. Впрочем, мы знаем, на каком уровне у нас образование; Вы пишите, что жить невозможно, потому что чиновники воруют. Дорогая, найдите себе мужчину. Поверьте мне, когда есть, с кем заниматься сексом, жить легко и приятно.

Сказать, что Лариса Петровна была оскорблена – ничего не сказать. У неё подскочило давление и кольнуло сердце. Разве её проблемы в личной жизни имеют какое-то отношение к ЕГЭ? А эта женщина, она когда-нибудь была на её уроках? Ей когда-нибудь удавалось разрекламировать какую-нибудь книгу так, что ребёнок прочитал бы её, хотя она не входит в программу? Нет? Так какое она имеет право рассуждать о процессе образования?
Появилось ещё одно сообщение:

Патриот на сообщение от Sofia 19: 17 11. 03. 2009
София, мы давно поняли, что ты из едроссов.

Лариса Петровна истерично рассмеялась и написала:
Lora на сообщение Sofia 19: 45 11. 03. 2009
Вы понимаете, что говорите о маленьких людях? У каждого из них есть жизнь. И сломать эту жизнь очень просто. Гораздо проще, чем дать хотя бы те азы, которые мы даём. А вас, едроссов, шутов гороховых, с вашими лжепатриотическими сообщениями и вашего короля великого – на виселицу. Земля будет чище.

Сказать, что она получила удовлетворение от этого сообщения… Нельзя. Но стало чуть-чуть легче. Ей всегда становилось легче, когда она писала, что олигархов, едроссов или чиновников надо сжечь или покалечить или то, что они все продажные карьеристы или то, что в стране совсем плохо жить.
Она подошла к окну. Светило теплое мартовское солнышко. Бежали ручейки. Лариса Петровна подумала, что София, наверное, сейчас занимается сексом, поэтому для неё этот мартовский вечер наполнен счастьем. Но она, Лариса Петровна, не принимает секс вне любви, а любви в её жизни как-то не случилось. В носу защипало, на щеках появились солёные дорожки. Лариса Петровна привычным жестом поискала в карманах платья, на котором не оказалось карманов, платок и с облегчением подумала, что бабушки больше нет, а значит, не надо будет никому объяснять свои слёзы. И скоро она отвыкнет от привычки украдкой утирать слёзы, потому что плакать у окна придётся, наверное, часто.
Ещё она подумала, что если бы она не потратила 10 лет своей жизни на бабушку, у неё мог бы быть мужчина. С другой стороны, она могла бы потратить эти же 10 лет на просто жизнь, поэтому хорошо, что потратила их на бабушку.
Лариса Петровна посмотрела на снег. Сейчас он подтаял и покрылся огромной чёрной коркой. Она вспомнила, что когда-то давно-давно снег был абсолютно белый. Можно было даже есть его. И она его ела, когда была маленькой. Только возле дороги был небольшой слой пыли. Снег, как люди. Каждая снежинка белая-белая. Ребёнок тоже рождается чистым, растёт чистым. Дети могут быть неуправляемыми, шумными, импульсивными. Но даже самые сложные дети никогда не делают того, что идёт вразрез с их принципами. Другое дело, что ни всем правильно объяснили, что есть хорошо, а что плохо, например, Лере Иванченко. Потом. Непонятно, в какой момент, человек падает. Те, что упали вниз, смешиваются с грязью, те, что находятся посередине, остаются белыми, а те, что вверху, непременно чернеют. Лариса Петровна с испугом подумала, что через пять или десять лет снег может почернеть полностью, а если это случится, ещё через десять лет с неба будут падать чёрные снежинки.
Лариса Петровна вздрогнула, потому что в дверь позвонили. В этом огромном городе, насчитывающем по официальным данным 500 тысяч человек, а по неофициальным 1, 5 млн. не было ни одного человека, кто мог бы позвонить ей в дверь. Значит, это к беде. Она открыла. На пороге стоял… Мужчина. Да, да не дети, не кто-то из школы, не соседка, не случайно нагрянувшая мама, а именно мужчина. Красивый, высокий, ровно подстриженный. Прекрасный экземпляр её возраста.
- Извините, мне соседская собака порвала штаны…
Насколько знала Лариса Петровна, у её соседей не было собак. Впрочем, своих соседей она не знала совсем. Да и не успела об этом подумать.
- Конечно, проходите, - сказала она и поняла, как, должно быть, ужасно смотрится в старомодном мешковатом засаленном платье, которое бабушке оставила одна из несостоявшихся опекунш. Почему, когда в нашей жизни так неожиданно появляется Мужчина, мы всегда одеты в самое отвратительное, что у нас есть?
Пряча глаза, Лариса Петровна кинулась к шкафу, где лежали нитки. Мужчина прошёл за ней, даже не подумав разуться.
- Вы мусульманка? – спросил Мужчина.
Ларису Петровну его вопрос вверг в недоумение.
- Я? А, нет. Я купила Коран… У нас в школе хотят ввести основы религий. Библию я худо-бедно знаю, а остальное нужно изучать.
- Вы ещё учитесь?
Лариса Петровна от смущения глупо захихикала.
- Нет, я учу.
Мужчина улыбнулся. У него была потрясающая улыба, сходная по обаянию разве что с улыбкой Шрека.
- А я всегда интересовался Исламом.
- Я могу дать Вам её почитать. Но с учётом, что Вы мне её вернёте.
- Тогда, на всякий случай, напишите мне здесь ваше имя и телефон.
Лариса Петровна, сшибая на ходу стаканчики с ручками, достала карандаш и написала своё полное ФИО и телефон.
- Ну, вот и нитки. Снимайте штаны. Я зашью так, что видно не будет.
- Да что Вы, я сам.
- Снимайте, снимайте, я очень хорошо шью.
- Лариса Петровна, невозможно зашить то, что разорвано, так, чтобы не осталось следов, - нервно сказал Мужчина.
- Как и нельзя из обломков собрать то, что разрушено, - тихо сказала Лариса Петровна и спохватилась, - откуда Вы знаете моё имя?
- Вы мне его только что написали.
- А… - ответила она, но ей всё равно показалось, что Мужчина не только что прочитал её имя, а, как будто, заранее знал.
Но это было неважно, потому что у Мужчины была такая превосходная военная выправка. Такие удивительные чайные глаза. Такие ровные белые зубы… Пока гость зашивал штаны, Лариса Петровна включила чайник и пообещала, что без кофе его не отпустит.
- У Вас красные глаза. Вы плакали?
- Я захожу на форумы и сегодня одна едросовская шлюшка меня оскорбила. Нет, я ей в отместку написала… Но… Я не понимаю, зачем унижать человека, которого ты никогда не видела, и даже имени его не знаешь…
- Что Вы написали?
- Что их всех едросов перевешать надо.
- Вы хоте ли бы уничтожить Единую Россию?
- Да своими руками передавила бы. Карьеристы вонючие. Когда у нас были каникулы, тогда я жила с бабушкой, всю неделю показывали то президента, то премьера, то всяких попов… Без передыху… Через три дня я поняла, что новость о том, как какой-нибудь едрос помог какому-нибудь детскому дому не только не имеет никакого отношения ко мне, но и вообще не новость… И перестала смотреть телевизор…
- Вы жили с бабушкой?
- Не родной. Я её опекала. И эта квартира мне досталась после неё. Ну, вот и вода вскипела…
- Если пить кофе, то лучше всего под музыку.
Лариса Петровна потупила глаза.
- Не знаю, насколько Вам это понравится…
И вставила сборную солянку русского рока. Благим матом Цой заорал, что ждёт перемен.
- Современные учителя слушают «Кино»?
- Когда я жила в общежитии, меня этой музыкой мучили соседки. А недавно шла, увидела этот диск, и какая-то ностальгия нахлынула…
- Музыка революционеров…
- Точно. Вслушайтесь, какие слова…
Мужчина наспех допил кофе, сообщил, что ему надо срочно идти и скрылся, как будто его вовсе не было. Ушёл, не оставив ни телефона, ни мэйла… только следы мартовской слякоти на старом советском ковре.
Лариса Петровна стала корить себя, что не спросила, женат ли он. Нет, такое спрашивать нельзя. Нет, можно, но не в лоб, а как-то незаметно. Она подумала, что хватит откладывать по копеечке на чёрный день и надо купить себе что-нибудь озорное. Что-нибудь, в чём она будет хотя бы похожа на женщину. Ларисе Петровне казалось, что Мужчина вполне мог бы остаться у неё на ночь, но опять же, она его упустила, как упустила всё в своей жизни, кроме этой несчастной квартиры. Когда Лариса Петровна ложилась спать, она представляла, как завтра ей совсем неожиданно этот Мужчина позвонит ровно в восемь. В восемь, потому что она в это время закончит проверять тетради.

Но завтра он не позвонил… Потому что завтра наступил апокалипсис в отдельно взятой жизни учительницы русского языка обычной средней школы города Владивостока. Лариса Петровна, как обычно, пришла к восьми и, как обычно, собиралась вести урок литературы. Но за пять минут до начала урока пришла завуч и попросила подписать одну бумажку. Если этой бумажки не будет, школу, возможно, начнут трясти проверки «А вы же знаете, что у нас не всё идеально». Лариса Петровна надела очки и, на всякий случай, пробежала глазами по тексту.
- Я не буду это подписывать, - сказала она.
- Но уже подписали почти все. Остались Вы и физрук.
- Но тут говориться, что мы требуем ЕГЭ в нашу школу, и что у нас вместо основы религий должно читаться одно православие.
- Я понимаю, что это идиотизм. Но без этого документа школу закроют.
- И что напишут в газетах? Нас закрыли, потому что я не подписала прошение о том, чтобы убить образование…
- Нет, напишут, что у нас жуткая антисанитария в столовой, что учителя не оформлены, как полагается, что непонятно куда уходят деньги от секций и кружков. Вы хотите остаться без работы?
Лариса Петровна посмотрела на неё так, как будто смотрит не на завуча, а на паука. Она угрожает увольнением?
- Хотя. Ваше дело. Все подписали. Один человек погоды не сделает.
Завуч вышла. А Лариса Петровна решила, что просто не проснулась, и это всё плод её фантазий.

Посередине четвёртого урока в класс ворвалось трое людей в милицейской форме. Они надели на Ларису Петровну наручники и сказали, что она подозревается в экстремизме.
В её понимании экстремизм это всё равно, что терроризм, просто слово другое. А значит, произошла ошибка.
- Вы меня с кем-то путаете. Уберите от меня руки. Я никуда не пойду, - она стала упрямиться и вырываться из рук людей, похожих на милиционеров. Это произошло за доли секунды… Как - она сама не помнит. Сначала ей больно прилетело чем-то тяжёлым в лицо, потом в живот, потом она оказалась в лежачем положении на парте лицом вниз. Из носа хлынула кровь. Дети стали кричать, что Ларису Петровну убивают террористы, и чтобы не убивали их. Девочки громко заплакали.
- Успокойте детей, - сказал мужчина, который пнул её.
- Дети, быстро из класса, пока вас ни поубивали, - скомандовала Лариса Петровна.
Сначала ученики замешкались и замолчали, а потом с криком «На Ларису Петровну напали маньяки» выбежали вон.
Тут же в школе поднялся гул, а в класс вбежали растрёпанная директор и охранники.
- Через пять минут сюда приедет милиция, - сказала директор.
- Мы сами из милиции, центр противодействия экстремизму, - сказал самый главный и показал удостоверение.
Директор побледнела.
- Какой экстремизм? Лариса Петровна не шахидка какая-то, а учитель русского языка и литературы!
Директор поехала вместе с милицией. Ларису Петровну завели в кабинет, где лежало много бумаг, и стоял старый компьютер. Мужчина с хищным взглядом и ежиком на голове подал ей пачку бумаг.
- Вы признаёте, что это написано Вами?
Лариса Петровна посмотрела бумаги. В них были её высказывания на форумах. Розовым маркером выделили те слова, где она ругала чиновников, олигархов, президента, премьера, короче, всех.
- Я писала, и что? Кто вам дал право проверять мой адрес?
- Вы действительно считаете… цитирую «Едроссов надо на первом суку повесить»?
- Естественно.
- Вы считаете, что всех чиновников надо сжечь?
- А вы знаете, какую они устраивают волокиту…
- Да или нет?
- Конечно, их всех…
Лариса Петровна замолчала. Она не понимала, кто этот человек, что он хочет, и почему пытается поймать её на слове.
- Вы знакомы с законом об экстремизме?
- Нет.
- То есть, вы не знаете, что публичные призывы к свержению власти, возбуждение ненависти и вражды по социальному признаку являются экстремизмом. К тому же вы, наверняка, не слышали о Законе «О защите чести, достоинства и деловой репутации Президента РФ», по которому никто не имеет права оскорблять и унижать Президента, главу правительства, главу муниципального образования…
- Даже, если деятельность этих людей является идиотизмом в крайней форме?
- Вы считаете деятельность президента идиотизмом?
- Да.
- Так и запишем…
- А вы считаете, что те законы, которые вы мне сейчас назвали, - это не идиотизм?
- Здесь вопросы задаю я.
Следователь, наверняка это был следователь, достал Коран.
- Это ваше?
- Моё. Как вы…
Нет, это невероятно. Этого не могло случиться, чтобы к обычной училке русского подослали шпиона из спецслужб… За что? За возмущённые реплики на форумах?
- Где вы приобрели это издание?
- На рынке. Не знаю… В одной из палаток…
- Вы знаете, что в этой книге есть запрещённые главы?
- Коран запрещён?!!!
Лариса Петровна так искренне возмутилась, что следователь растерялся.
- Как он может быть запрещён, если это мировая религия, и нас в школе обязали просвятиться по поводу всего этого религиозного…?
- Вы читали эту книгу?
- Просмотрела…
- Что значит, просмотрела?
- Пролистала и отложила на потом. А потом так и не наступило, потому что в мою квартиру проник ваш агент и мошенническим образом изъял её.
- Так и запишем. Оскорбление сотрудника центра противодействия экстремизму…
- А запишем, что книгу этот человек получил обманным путём?
Следователь снова растерялся.
- Послушайте, у вас столько нарушений…
- А может, и то, что я слушаю классику русского рока – нарушение.
- Нет, но это наводит на подозрение.
- Так впишите ваши подозрения. Бумага всё стерпит…
У Ларисы Петровны поднялось давление.
- Гражданка, за то, что вы натворили, вам грозит до семи лет…
Лариса Петровна от возмущения встала. Она и не заметила, как её щёки покраснели, а из глаз хлынуло пять ручьёв.
- Когда это произошло?
- Что?
- То, что больше ничего нельзя…
- Вы успокойтесь.
- Вы из меня, человека, который никогда никого не обманул, я не говорю про что-то большее, делаете преступницу. А теперь «успокойтесь».
- Мы проведём с Вами беседу, вы подпишите бумагу о том, что не были знакомы с новым законодательством и впредь обещаете не совершать подобных правонарушений…
- Правонарушений? И чьи, интересно, права я нарушила?
- Общества. Вы же понимаете, что подобные заявления могут привести к вооружённому перевороту…
- И совершит его «училка лит-ры»?
- Вам выбирать. Если вы подпишите эту бумагу, вас отпустят с предупреждением и всё…

… Когда бледная Лариса Петровна вышла из кабинета, в коридоре она столкнулась с бледной директором. Они шли молча, стесняясь смотреть в глаза друг другу. Так они дошли до остановки.
- Лариса Петровна, не беспокойтесь. Пока я не собираюсь Вас увольнять. Сегодня можете отдыхать. А завтра в обед зайдите ко мне, пожалуйста, - сказала директор и спешно села в автобус.

… Вам когда-нибудь доводилось с утра выглянуть в окно и увидеть, что небо розовое, а солнце на нём фиолетовое, а потом выйти на улицу и заметить, что у деревьев вместо листьев дымящиеся сигареты, а у людей вместо носов бублики? Нет? Тогда вы не поймёте, что чувствовала Лариса Петровна. Говорить и писать то, что думаешь, это как дышать, как ходить на море летом, как пить чай по вечерам, как рассказывать анекдоты… Разве кто-то может это запретить? Разве кто-то может войти в твой дом, и, обратившись за помощью, на абсолютно законных основаниях наплевать тебе в душу?

Утром следующего дня ей позвонил следователь. В обед она должна была явиться в центр по борьбе с экстремизмом. Поэтому с утра Лариса Петровна зашла в Интернет и стала обзванивать газеты. Благо, в краевом центре их было много. Она была уверена, что сейчас всем устроит.
Во всех изданиях люди удивлённо открывали рты и говорили, что такого не может быть. Потому что не может быть. Потому что небо... Оно голубое, как ни крути…
Все обещали разобраться в ситуации и выкроить для неё время. Но… через полчаса в её квартире раздавались одинаковые звонки:
- Понимаете, мы губернаторская (мэрская, федеральна – варианты разные) газета. Нам запретили… Мы приносим свои извинения…
У Ларисы Петровны в голове не укладывалось: как так, запретили? После этого она бы ничуть не удивилась, если бы зашла в свою школу и увидела, что детей заставляют молиться или порют розгами. Она бы даже не удивилась, если бы вышла на улицу, а по дороге вместо автобусов ходили бы лошади с каретами или допотопные лады. Потому что однажды Лариса Петровна заснула и проснулась в каком-то другом времени, где прошлое и настоящее перепутано.

В обед она пошла к следователю. Он ей долго рассказывал, что интересы одного единственного человека – это интересы государства. По сути, это так. По-хорошему, интересы человека – это больше, чем интересы общества, но в данном случае речь шла об одном-единственном конкретном человеке, Президенте, а значит, Лариса Петровна никто и звать её никак. В конечном итоге следователь протянул ей протокол её допроса. Она пробежалась глазами. Всё, что она говорила, было записано верно. Она подписала. Тогда следователь протянул ей другую бумагу.
Руководителю центра
Противодействия экстремизму ПК
Дуркину А. В.
От Павловой Ларисы Петровны.
Заявление
Прошу считать все мои высказывания в электронных СМИ всплеском эмоций. Я с пониманием отношусь к ныне действующему правительству и не настаиваю на насильственной либо мирной смене власти.
13. 03. 08 Подпись (Павлова Л. П. )_______________

- Я не буду это подписывать, - сказала Лариса Петровна.
- С этой бумагой вам всего лишь выпишут предупреждение. Тогда как без неё вам грозят санкции от трёх до семи лет лишения свободы.
- Насколько я знаю, за убийство пять лет дают.
- Одно дело убийство, а другое – экстремизм… Свержение власти.
- Вы с ума сошли. Разве в моих силах кого-то свергнуть?
- В ваших, если вас будет много.
- И всех на семь лет за решётку…
Следователь пожал плечами.
- Не ломайте себе жизнь, подпишите. Для вас лучше…
- Для меня лучше, чтобы всей вашей структуры и вас, и того господина, который обманным путём проник ко мне домой… Не было.
Следователь закрыл дверь на ключ.
- Вы не выйдете от сюда, пока не поставите подпись.
Лариса Петровна встала:
- Я буду кричать.
- Кричите.
Лариса Петровна открыла рот. Но… из её горла не вылетело ни звука. Наверное, потому что она не умела кричать…
- Я не могу, - сказала она.
Она посмотрела на следователя. Её глаза стали влажными. Быть может, крик вместо того, чтобы слететь с губ, случайно попал в нос, пощипал в носу и вырвался на свет через глаза слезами. Лицо следователя покраснело. Видимо, крик, который выкатился из глаз Ларисы Петровны, попал к следователю, и он выплюнул его громким раскатистым басов:
- Идиотка!
А потом рукой смял со стола бумаги. Лариса Петровна сжалась в комок.
- Вы думаете, мне это надо? Мне надо, чтобы вы, имея, наверняка, красный диплом и какие-то учительские регалии оказались в одной камере с проститутками и убийцами? Вы думаете, я хочу законопатить вас, потому что вот такое я чудовище?
- Я так и думаю.
Следователь сжал зубы.
- Тогда расскажите мне, во имя чего всё это… Нет, вы расскажите и я открою дверь, и, скорее всего, обращусь в вашу религию!

Как объяснить кому-то то, чего не понимаешь сама? Во имя чего? А во имя чего человек ест, спит, ходит на работу? Просто, чтобы жить? Просто, чтобы переводить органический материал в коричневую субстанцию? Если у человека нет принципов, представлений о жизни, черты, за которую переступать нельзя, это не человек, а упорядоченный набор живых клеток. Во имя чего? Во имя того, что не должен человек подписывать бумаги, с которыми не согласен. Там, на верхах могут придумать любую несусветную чушь, и обозвать законом. И ты не имеешь право соглашаться с этим законом, если он глупый. А если завтра господину всемогущему, вору и мерзавцу в придачу, захочется издать указ о том, чтобы все носили только розовые кружевные трусы? Неужели Лариса Петровна поставит подпись под опусом подобного содержания: «Я глубоко извиняюсь, что не дала заглянуть себе под юбку…»

Лариса Петровна выдохнула:
- Наверное, я думаю, что этот кошмар скоро закончится, и вы принесёте мне свои извинения. Потому что это абсурд. Это не может длиться вечно. И, если я подпишу вашу бумажку, я не смогу смотреть в глаза детям, коллегам, своей маме… И для меня это всё не закончится, а останется со мной.
Следователь открыл дверь и сел в своё кресло.
- Я вас больше не задерживаю.
У входа лицом к лицу Лариса Петровна встретилась… со своим полуобморочным состоянием, со своей бедой и своей самой смелой фантазией, с демоном, одетым в безупречную военную выправку.
- Здравствуйте, - сказал демон и засеял своей бесстыжей белозубой улыбкой.
Его тридцать два зуба излучали такую уверенность в себе и обаяние, что невольно улыбнулась и Лариса Петровна.
- Здравствуйте, - прошептала она…
… прошла мимо него, обернулась и только тогда поняла, с кем поздоровалась. Она помялась в дверях, набралась мужества и спросила:
- Вам не совестно?
- Почему? – простодушно ответил человек, который несколько дней назад зашёл к ней в дом не разувшись, попросил нитки, пил кофе, а в это время клепал свою филькину грамоту. Зубкин И. П. Так называлось это нечто, о чём свидетельствовала фирменная бирка в виде бейджика. «Наверное, таким людям никогда не бывает совестно», - подумала Лариса Петровна.

Она приехала в школу с большим опозданием. Тем не менее, директор не ушла. Она дожидалась Ларису Петровну.
- Мне следователь говорил, что всё легко уладить, - сказала вместо «Здравствуйте» директор, - да, произошло недоразумение. Но… с кем не бывает… Ничего страшного. Мы приняли все меры для того, чтобы дети и родители ничего не подумали… Мы донесли до всех информацию о том, что Вас перепутали с одной преступницей и уже в письменном виде извинились перед школой, мной и Вами…
У Ларисы Петровны камень с души свалился. Видимо, её слова в кабинете следователя воплотились в жизнь. Всё закончилось. Слава Богу!
- Что Вам следователь сказал? Дело закрыли?
- А вам он что сказал?
- Как только вы подпишите протокол и отказную, дело закроют.
- Я отказную не подписала.
Директор побелела.
- Вы должны её подписать.
- Но там написано, что я отказываюсь от своих слов.
- Я видела, что вы писали на форумах. Ваши высказывания и вправду глупы.
- Пусть глупы. Но я так считаю.
Директор всплеснула руками.
- Лариса Петровна, ради нескольких предложений, которые, между нами девочками, чести вам не делают, вы готовы запятнать школу, меня, ваших коллег… Лариса Петровна, вы благоразумный человек! Подумайте! Ведь дело яйца выеденного не стоит!
Лариса Петровна молчала. Дело действительно не стоило белой скорлупки с синей печатью. И действительно то, что она писала тогда с домашнего компьютера – несусветный бред. Сжечь чиновников! Неужели, она этого хочет? Если представить, как их будут кидать в костёр, как они будут кричать, ничего хорошего в этом, конечно, нет. А в этой отказной, там же всё верно написано: ругала президента и ко из-за эмоций. Тех, кто ныне у власти, свергать не собирается. И не потому что довольна ими, а потому что у власти в принципе не бывает порядочных людей. Так почему она упёрлась рогами в стену и, во чтобы то ни стало, собирается её пробить? И легко одним росчерком ручки Лариса Петровна могла бы вернуть свою жизнь в прежнюю колею. Если бы не… маленькая чёрная собачонка, которая с остервенением вгрызалась в её сердце. Собачонку звали Неправильно.
Лариса Петровна колебалась.
- И поймите, я не о себе хлопочу. На одной чаше весов ваша жизнь, ваше благополучие, ваша работа, ваш диплом в конце концов, а на другой десяток смешных… Несусветных по глупости замечаний, которые вы никогда, не при каких обстоятельствах, не стали бы воплощать в жизнь и никому бы не рекомендовали…
- И из-за этой ерунды меня ударили на глазах у класса, на меня завели папку в два сантиметра. С их точки зрения игра стоит свеч?
- Мы сейчас о вас, это вы должны подписать бумагу. То, что делают они, на их совести.
- И вы предлагаете мне выкупить моё благополучие ценой моей чести? Разве этому мы учим детей?
- Лариса Петровна, я не пойму, чего вы упрямитесь? Рано или поздно этот документ будет подписан. А сейчас вы занимаетесь тем, что раздуваете скандал на пустом месте!
- А если это тот случай, когда скандал необходим?
- Ну, уж, извините, этого мне не надо. Я, скорее, сама подпишу вашу отказную. Возьму на себя этот грех. Потому что так будет лучше для вас.
- Что для меня лучше, позвольте мне решать самой, - сказала Лариса Петровна.
Сказала и тут в её памяти всплыла Лера Иванченко и доска, расчерченная на две половинки… И одно-единственное слово в колонке (+). Свобода! Простое слово из семи букв. С простым значением. Наверное, оно было придумано человеком ещё во времена каменных топоров. Человеком, который просто жил, а потом его посадили в клетку и сказали, что так для кого-то будет лучше. И этот человек, находясь там, в клетке, нечаянно его выкрикнул, пытаясь обозначить всё то, что он потерял. Иначе понять, что такое свобода, невозможно.
И тут поняла Лариса Петровна, почему там, у следователя, рука не поднималась подписать отказную. Во имя свободы полыхали революции, менялись политические режимы, люди умирали в тюрьмах или… бежали, потеряв всё, в Приморский край. Потому что когда у тебя нет свободы, когда не ты решаешь, что для тебя хорошо, а что плохо, с тобой могут сделать всё, что захотят. Ведь ты – единственный человек, которому по-настоящему выгодно, чтобы тебе было хорошо.
Лариса Петровна решила, что ни при каких условиях не станет подписывать отказную. Это единственное, что она, пока ещё, может сделать. Будет дальше работать, пока за ней ни придут.
На следующий день Лариса Петровна вышла на работу, стараясь не думать о том, что произошло, вела уроки. Где-то к третьей литературе второй смены удалось почувствовать, что ничего, как будто, не было.
И тут на перемене в учительскую зашла давняя подруга Ларисы Петровны Екатерина Ивановна и протянула ей газету. Примерно на четверть станицы был материал под названием «Оборотень с указкой» о том, что учитель такой-то школы Владивостока Лариса Петровна Павлова занималась экстремистской деятельностью. О личности этого человека говорит то, что она получила квартиру от бабушки, за которой ухаживала, слушает рок и требовала, чтобы специалист, который осматривал её квартиру, снял штаны. О загадочной смерти бабушки ничего не известно. К материалу прилагалось фото из паспорта Ларисы Петровны. И длинные рассуждения автора о том, кому же мы отдаём своих детей. Сию маляву соизволил подписать Зубкин И. П.
- Катя… это всё ложь. Нет, вернее, не ложь, но всё не так.
- Кому ты говоришь? Я знаю. Я не понимаю, зачем им это? У них что окончательно и бесповоротно снесло крышу?
Потом вошла директор и положила на стол пачку других газет с той же самой статьёй. Пожилая учительница, Тамара Викторовна, взглянула на всё это дело и грустно сказала:
- Здравствуй, Советский Союз.
- Этого не может быть, я им звонила, я с ними говорила. Они со мной соглашались, они сами были в шоке!
- Вы бы подписали эту бумагу. Вас ведь и вправду посадят, - сказала Тамара Викторовна.
- Лора, подпиши, действительно.
Лариса Петровна вгляделась в фамилию автора. Это было что-то такое знакомое! И тут её осенило. Это тот самый Зубкин И. П., который приходил к ней домой… Зазвонил телефон.
- Лора, ты знаешь, что учительскую сегодня весь день теребят. И директора тоже. Родители прочитали о тебе в газетах и требуют, чтобы тебя выгнали. Они грозятся сегодня выйти на митинг, - сказала Екатерина Ивановна.
С горечью для себя Лариса Петровна поняла, что подавляющим большинством голосов одного человека Зубкина И. П. её записали в минус.

В шесть вечера у школы собрались все. Мамы, папы, бабушки, дедушки, школьники всех классов, их друзья… Даже те, которых никогда Лариса Петровна не видела на собраниях и пикниках. Люди начинались от крыльца и заканчивались где-то очень далеко во дворах. В первом ряду стояли самые активные мамаши и держали плакаты: «Террористке не место в школе», «Кто учит наших детей? » и ещё что-то. Все лозунги Лариса Петровна прочитать не смогла, потому что у неё закружилась голова, и поплыло перед глазами. С боку кучковались старшие дети. Они о чём-то шептались, а потом двое мальчишек и трое девчонок стали отбирать плакаты у матерей. Но бунт быстро подавили, потому что тех, кто видел Ларису Петровну в колонке (-), было больше. Она подумала, что на неё не мог ополчиться весь мир вот так, ни за что. Если они узнают правду, они поддержат её. Лариса Петровна побежала в кабинет информатики, распечатала свои реплики и с ними, как с щитом, вышла к людям.
В это время страсти накалились. Мама одной пятиклассницы взяла рупор и потребовала от школы объяснений. Директор с неохотой стала бормотать что-то несвязанное о Ларисе Петровне, о её заслугах, о её квалификации… Лариса Петровна видела, что отступать некуда и незачем, она подошла к директору и только собралась взять у неё громкоговоритель, как, непонятно откуда, появился Зубкин И. П. Лариса Петровна, с широко раскрытыми глазами, отдала ему рупор. Она в принципе не умела никогда сопротивляться, а сопротивляться этому странному человеку не умела вдвойне.
- Граждане. Идёт следствие. Мы не имеем права до объявления приговора раскрывать обстоятельства дела.
- А вы Ларисе Петровне рот не затыкайте. Пусть говорит, - закричала Лера Иванченко.
- Я уполномочен следить за законностью этого митинга.
- А нам плевать, что вы уполномочены. Отдайте рупор Ларисе Петровне, - стали возмущаться старшеклассники.
Сотрудник центра «Э» не сдавался, тогда самые отчаянные двоечники и прогульщики окружили его. Под улюлюканья детей и охи мамаш завязалась потасовка, в ходе которой Зубкин исчез, а рупор вернулся к Ларисе Петровне.
- Меня назвали экстремистом, потому что я анонимно на форумах ругала правительство, чиновников, президента. Без никакой задней мысли. Просто выливала свои эмоции, как все это делают. Оказалось, что по новому законодательству этого делать нельзя.
Лариса Петровна окинула взглядом людей. У них были раскрыты рты и шевелились волосы.
- Я принесла распечатку моих высказываний в Интернете.
Лариса Петровна стала читать. Она не заметила, как матери, что были в первых рядах, порвали плакаты, народ стал шептаться. Где-то на середине списка чей-то отец выкрикнул:
- К чертям собачьим такое правительство!
- И такие законы! – добавил другой.
Люди заголосили.
Снова непонятно откуда взялся Зубкин И. П. Он снова забрал рупор:
- Граждане, вы знаете, что ваш митинг несанкционированный. В соответствии со ст. 7 Административного кодекса РФ вы немедленно должны разойтись… Санкции от штрафа до задержания на 15 суток.
- Вот те на! В 90-х дороги перекрывали, а теперь у школы собраться нельзя, - выкрикнула чья-то бабушка.
- Граждане, к тем, кто добровольно не покинет митинг, я обязан буду применить жёсткие меры.
- Чё, нас всех в экстремисты запишите и пятиклашек тоже? - выкрикнул кто-то из старшеклассников и все старшеклассники засмеялись, начали фантазировать, как малышам будут предъявлять обвинения в терроризме.
Но Зубкин И. П. махнул рукой, и непонятно с какого неба свалившаяся милиция стала окружать митингующих. Поскольку милиции было мало, а народу много, закончилось тем, что из толпы повытаскивали нескольких отцов и начали составлять на них протоколы. Все забеспокоились. Младшие дети стали громко кричать и плакать, старшие подошли к милиционерам, а матери и бабушки в один голос завопили:
- Что же это делается!!!
- Слушай мужик, дай нам договорить, и мы сами разойдёмся, - нервным дрожащим голосом предложил один из отцов.
- Даю вам ровно 15 минут.
- И теперь вас чё, посадят? – спросила Лера Иванченко.
- Мне предложили подписать бумагу о том, что я отрекаюсь от своих слов. И тогда всё спустят на тормозах. Я её не подписала.
- Ну, так подпишите, - выкрикнула одна из мамаш.
За ней все в разнобой стали кричать, что бумагу Ларисе Петровне надо подписать. Она сорвалась.
- Да как же я ваших детей после этого учить буду?
- Мы поймём, подпишите, - сказала Лера Иванченко.
Лариса Петровна остолбенела. Лера не должна была этого говорить. Кто угодно, только не она. Ежели Лера так говорит, выходит, у Ларисы Петровны не осталось ни одного единомышленника, ни одного человека, кто бы её действительно понял…
- Я не знаю. Я подумаю, - сказала Лариса Петровна.
- Граждане, ваше время закончилось, - встрял Зубкин И. П.
Гражданам больше нечего было сказать, поэтому они стали расходиться. Среди людей, стоящих у школы, были все: уборщицы, крупные бизнесмены, преподаватели университетов, слесари шиномонтажек, пенсионеры, эмо, алкоголики, врачи, студенты… Вся эта несколько тысячная сумма личностей смешалась в униженную толпу. Униженную одним единственным человеком, который решил что ему, непонятно по каким причинам, позволено всё.
Все расходились. На крыльце осталась только Лариса Петровна. Зубкин И. П. тоже не спешил покидать место происшествия.
Эти глаза напротив чайного цвета. Эти глаза напротив. Что это? Что это? Главное оружие монстра, которые, обычно, бывают в конце компьютерных игр. Играли когда-нибудь? Выходит твой герой от горшка два вершка и на полэкрана противник.
Сейчас, когда немеет язык, и перехватывает дыхание, Лариса Петровна должна была найти слова, которые заставили бы этого прожжённого карьериста не ставить жирный крест на её судьбе.
- А вы опаснее, чем я думал, - начал первым Зубкин И. П.
- Я опасна?
- Покушаетесь на государственный строй, подталкиваете толпу к бунту…
- Я? Нет… Я…
- Вы. Вы думаете: «Подумаешь, я написала, подумаешь, я раскрыла секреты следствия…»
- Вы их раскрыли первым.
Лариса Петровна дрожащими руками показала ему газеты.
- Если вы не поняли, это была всего лишь публичная порка. Сегодня вас на три года, завтра ещё кого-то, а после завтра миллионы подумают, стоит ли писать всякую ерунду в Интернете.
- И ради чего?
- Сейчас 2008 год. Впереди глобальный финансовый кризис. Он будет длиться долго - несколько лет. Люди лишатся работы, жилья. Может, будут голодать. И представьте, что при всём при этом каждый станет костерить правительство, как ему вздумается. Как пить дать, найдутся те, кто захочет сделать жизнь лучше… И, здравствуй, революция! Вам нужна кровь во Владивостоке?
- Какая кровь? И не такое терпели… Во Владивостоке половина с высшим образованием, остальная – с двумя. Интеллигентный человек только и способен, что прятаться под никами.
- Может ли человек, который только и способен, что прятаться под никами, взывать к чьей-то совести? Да-да, это я про вашу реплику у следователя.
- А… да вы просто… Надо же…
Слова… Сотни слов… Все слова русского языка, которыми можно передать возмущение, запутались в языке Ларисы Петровны, и она не смогла ничего выдавить, кроме междометий.
- Кто я?
- Вы пришли ко мне домой… Заглянули в мой шкаф, забрали у меня книгу. Вы бы ещё в кровать залезли!
- В кровать? С вами?
Он настолько искренне возмутился, что Лариса Петровна почувствовала себя конченым ничтожеством. И… она позволила себе то, что ни в коем случае не должна была позволять. Она вышла из себя:
- Да вы просто ублюдок!
Он снова обнажил свои великолепные белые зубы.
- Это мы занесём в протокол.
Он достал правую руку из кармана и показал диктофон. Затем убрал диктофон. Правая рука Ларисы Петровны абсолютно бесконтрольным образом поднялась и… Зубкин И. П. перехватил её левой рукой. Тогда левая рука решила дать пощёчину Зубкину И. П. Но он и её перехватил.
Он крепко сжал запястья Ларисы Петровны. Так крепко, что вены оказались под угрозой перелома.
- Отпустите…
Он никак не отреагировал.
- Отпустите, мне больно!
На его лице не появилось ни эмоции…
- Хватит, пожалуйста, у меня немеют пальцы…
Но… Он продолжал смотреть, как Лариса Петровна корчится. Он долго смотрел, наверное, несколько миллионов лет. Во всяком случае, так показалось Ларисе Петровне. Потом, когда из её глаз посыпались звёздочки, а в ушах зашумело, его клешни разомкнулись.
- Я могу вас довести, - сказал он.
Конечно, Ларисе Петровне следовало бы бежать от него но… Она не умела сопротивляться, особенно этому человеку, поэтому, когда он взял её под локоть, она послушно пошла.
Зубкин И. П. включил музыку. Какую-то противно-патриотическую о православной Руси. Лариса Петровна не плакала, не смотрела в окно, не отвечала на вопросы Зубкина И. П. Она думала. Вернее, в её голове роем проносились скомканные мысли. Они вспыхивали в мозгу обрывками… Потом улетали. Их было так много, что, казалось, голова вот-вот взорвётся. И этот навязчивый ужасный шансон… Золотые купола… Русь моя… Умчусь на лихих конях. Это было так не по-настоящему. Православная Русь, в которой золотые купола и запрягают коней, – это то, чего нет.
- Выключите этот бред, - сорвалась Лариса Петровна.
- Вы не патриот?
- Нет. И никогда им не была.
- И эти люди учат наших детей!
- У вас есть ребёнок? Мальчик? Девочка?
- У меня нет детей.
- Вот и не говорите, что кто-то их учит. И вообще, если уж мы о патриотизме, надо петь: «Сяду я в свою старенькую Тойоту Короллу, постою в пробке, схожу в банк, сниму деньги с карточки, полюбуюсь клумбой. Как я обожаю эти новые супермаркеты и китайский рынок…» А не про берёзки, которых сто лет как вырубили, и не про васильки. Вы когда-нибудь их видели? Я, например, понятия не имею, что такое васильки…
Видимо, где-то на правом запястье есть точка, которая отвечает за адекватность человека. И, возможно, он её пережал. Лариса Петровна прекрасно понимала, что ей лучше помолчать, потому что она говорила глупости, но она не могла остановиться, её несло.
- Василёк, это, кстати, кто? Так зовут нашего президента? А у него на голове золотые купола…
Лариса Петровна засмеялась.
- Золотые купола с китайскими висюльками из васильков… Он так идёт между берёзок на коне в своей золотой шапочке, а васильки качаются…
Лариса Петровна смеялась. Смеялась сама с собой. Заразительно, как будто, большей радости нет в жизни…
Тогда Зубкин И. П. резко затормозил, вышел из машины, открыл дверь места, где сидела Лариса Петровна, за руку выкинул её из машины, захлопнул дверь, сел обратно и поехал дальше, а Лариса Петровна продолжала стоять у дороги и давиться смехом.
Она оглядела окрестности. Это был какой-то непонятный район, в котором не было остановок, но висела табличка: «Обнажённое Приморье».
Ларисе Петровне некуда было идти, поэтому она пошла в «Обнажённое Приморье». За столом сидели пожилая женщина и лысая девушка. Они пили коньяк и спорили о том, кто из ТИГРов лучше. Девушка была одета в длинную чёрную юбку, ботинки с огромной подошвой и чёрную растянутую кофту на пуговках. На стенах висели плакаты с голыми женщинами. Вернее, женщинами – это громко сказано. На плакатах были изображены грудь и животы женщин. Без голов и ног. Лариса Петровна не знала, кто такие ТИГРы и ей было противно смотреть на такое количество грудей. Она даже хотела развернуться и выйти, но девушка заметила её:
- Проходите, выпейте с нами!
- Я не пью, - сказала Лариса Петровна.
- С какой бедой вы к нам?
Лариса Петровна не поняла, почему с бедой? Разве по ней видно, что у неё беда?
- Я на форуме ругала правительство. Теперь меня хотят посадить на три года.
- Вот, - громко закричала девушка, обращаясь к своей коллеге, - я вам говорила, что через полгода за это начнут сажать! Говорила или нет?
Девушка предложила Ларисе Петровне пройти в комнату для переговоров. Когда они сели, и девушка достала диктофон, Лариса Петровна не решилась начать:
- Вы знаете, я обзвонила все газеты, но статьи не пропустили…
- Я это прекрасно знаю. Можете не переживать, мы абсолютно независимые.
Лариса Петровна говорила скомкано, путаясь и перескакивая с мысли на мысль. Она сама себя не узнавала. Когда она закончила, она спросила:
- Вы, как будто, с таким уже сталкивались?
- Сотни раз, но чтоб сажали…
- Что мне делать?
- Трубите на каждом углу, пишите на форумах, говорите на митингах. Только так вы сможете себя спасти! В пятницу читайте про себя в нашей газете.
Девушка вручила Ларисе Петровне «Обнажённое Приморье» и сказала «До свидания».
- Я хотела вас спросить… Зачем вам столько грудей?
- Однажды моя знакомая задала вопрос губернатору: «Что бы вы никогда не смогли купить? » «Обнажённое Приморье», - ответил он, - «Не хочу соседствовать с сиськами». И, когда перекупали другие газеты… Кого-то за огромные деньги, кого-то запугали, кого-то обманули и захватили. Нас не тронули. Сиськи нас спасли.
Лариса Петровна подумала, что груди – это очень символично, наверное, правда такой и должна быть – голой непричёсанной, зачуханной. Правда такая, какая она есть. Это лжи нужно вечернее платье, сотканное из красивых слов и боа из пафоса, патриотизма и благих мотиваций.
Лариса Петровна вернулась домой и открыла «Обнажённое Приморье». Она узнала, что форумы контролируют спецслужбы, что чиновничий аппарат вырос в три раза, что в Находке ввели комендантский час, что на суде не дают представлять доказательства невиновности, что кого-то посадили за то, что он раскрыл преступление, связанное с контрабандой, что мэром Владивостока выбрали не того человека, который сейчас является мэром, что собираются ввести сухой закон и на митингах избивают людей… А значит, всё безнадёжно разрушено… А значит, небо и впрямь стало розовым, а у людей вместо носов бублики. А значит, за ней неминуемо придут… Лариса Петровна не понимала, что её, и вправду, посадят. Не доходило – как это, тебя закроют в тюрьме за несколько фраз… Она живо представила себе, как сейчас позвонят в дверь, наденут на неё наручники, а потом долгие дни без возможности преподавать, без этой квартиры, без книг, без диска «Кино» и «Наутилуса». Всё это заменят туалеты, которые придётся чистить… Или не туалеты, какая-то другая грязная работа. И, когда она выйдет, она уже будет никому не нужна. Её никуда не возьмут. В том числе, замуж. На её лбу будет клеймо.
Лариса Петровна решила проверить почту и… В её дверь позвонили… Это, конечно же был Зубкин И. П. с орденом на арест. Или без него – он об этом не сильно заботиться. И она, естественно, в очередной раз не выдержит его взгляд. В этой игре гейм овер уже случился. И возможности начать сначала нет.

… Она сделала это рефлекторно. Просто взяла таблетки, оставшиеся от бабушки. Все, что были. Насыпала их в горсть. Проглотила. Это было легко. Потом написала: «Мне в дверь звонят. За мной пришли. Я не собираюсь бороться и не собираюсь ничего менять. Но я не хочу жить в мире, где сажают за слова. Прощайте навсегда», ввела адрес «Обнажённого Приморья». Потом она откинулась на диване, утонув головой в огромной подушке. В дверь продолжали звонить. Запищал сотовый. Следом домашний. Лариса Петровна хотела ответить, но побоялась, что звонок заставит её передумать. Передумывать уже поздно. А значит, умирать будет ещё страшнее. Потолок поплыл. Скоро всё закончиться, просто нельзя позволять себе жалеть. Твоя жизнь была не так хороша, чтобы бояться её потерять. Ты всё правильно сделала…
Правильно, потому что… За дверью была директор. Она видела в окне Ларису Петровну и надеялась достать её своими звонками. Она поставила палец на кнопку и переминалась с ноги на ногу. Ей было неловко, стыдно и мерзко. Очень неловко, стыдно и мерзко сказать Ларисе Петровне: «Вам теперь не о чем беспокоиться. Мы всё уладили. Я понимаю, вы, наверное, сейчас не сможете оценить, что я для вас сделала. Мне самой было противно. Но… следователь сказал, что к вам не будут применяться никакие санкции. Я подписала эту бумагу за вас. Я подделала вашу подпись».
2009 год.

 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.