Кржижановский Сигизмунд Доминикович Страна нетов

Объявившихся на службу великого государя почитать в естех, а протчихлюдишек писать нетами. Из писцовой книги конца XVII в. I Я есть - есьм. И потому именно есьм, что принадлежу к великому Народуестей. Не могу не быть. Думаю, это достаточно понятно и популярно. Но изъяснить вам, достопочтенные ести, как бытие терпит каких-то тамнетов, как оно где-то, пусть на глухой окраине своей, на одной иззахолустнейших планеток, дает возникнуть и разрастись странному миркунетов, - это для меня будет чрезвычайно трудно. Однако Страна нетов - факт. Я сам был среди них и нижеизложенным свидетельствую правду моего заявления. Один расфилософствовавшийся нет сказал: " Бытие не может не быть, непревращаясь в небытие, а небытие не может быть, не становясь от этогобытием", - и это настолько справедливо, что трудно поверить, как нет, несуществующее существо, могло - десятком слов - так близко подойти кистине. К делу: диковинная Страна нетов, которую довелось мне посетить, - этокажущаяся им, нетам, плоской сфера; над кажущейся плоскостью через равныепромежутки времени, которое, как доказано наимудрейшими нетами, само посебе не существует, происходят кажущиеся восходы и заходы, на самом деленеподвижного относительно мирка нетов солнца, порождающего тени, которые томалы, то велики, то возникают, то никнут, - так что нельзя сказать суверенностью, существует ли тенное тело или не существует. Правда, нетыучат своих малых нетиков, что тени отбрасываются какими-то там вещами, ноесли рассудить здраво, то нельзя с точностью знать, отбрасываются ли тенивещами, вещи ли тенями - и не следует ли отбросить, как чистую мнимость, иих вещи, и их тени, и самих нетов с их мнимыми мнениями. II Неты живут кучно. Им всегда казалось и кажется, что из многих " нет" всегда можно сделать одно " да", что множество призраков дадут себя сгуститьв плотное тело. Это, конечно, мысль безнадежная, чуть-чуть даже глупая, иопыты с такой мыслью наперед обречены на неудачи, но из этих-то длительныхи упрямых, опрокидываемых бытием и вновь тщащихся попыток быть и состоит ихтак называемая жизнь. Отсюда - их любовь, их общество, их религия. Любовь - это когда нет влечется к нете, не зная, что неты нету. Страстное незнание это длится, в зависимости от сцепления случайностей, миги, минуты, месяцы, а то и дольше; кстати, любят они друг друга обычно втемноте, и, может быть, только в эти редкие миги мнимые существа из Странынетов искренни, признавая, что и при свете они видимы не лучше, чем втемноте. Веснами, когда в их мирке расцветают, дурманя нетов, их никлые травы инетовые цветы, когда и у нас, великого Народа естей, явь оборачиваетсясном, сон просыпается явью, - и им, мнимым, мнится, что и им доступналюбовь. И как ветер спутывает стебли трав, так весенний порыв, перепутывая" я" с " я", заставляет и их обменяться тем, чего не имеют: телами и душами; и только когда отвеет вихрь, когда осыплется лепестками весна, видят неты: а ведь ничего не было. III Ученые неты, уединяясь по кельям,, целыми годами доказывают - припомощи букв - себе и другим, что они суть; это излюбленная тема ихтрактатов и диссертаций; буквы им послушны, но истина всегда говорит нету: нет. Казалось бы, вместо того, чтобы доказывать себе себя, сучить мысли ожизни, гораздо проще - жить; казалось бы, закончившему первый том " Этики" вместо того, чтобы приняться за второй том " Этики", проще и нужнее свершитьхоть один этический поступок. Но нет: окружив себя книжным шелестом, выгнувдеревянные доски полок грудами букв, нет доказывает себе себя. Время, дергаясь острыми стрелами на их циферблатах, кружит и кружит; и как подчасни остры нетовые мысли - они умеют лишь кружить вокруг себя самих. Так илииначе, смена событий в голове нета такова: сперва душа, потом кусок мертвойткани, потом гниющая труха, потом, если глянуть сквозь черные отсмотревшиеглазницы черепа, обыкновеннейшее ничто: нет сведен на нет. Один искусник нет начинал так: " Мыслю, следовательно, существую". Новедь не существование следствие мысли - мысль следствие существования. Итак как даже нетовская логика строго воспрещает умозаключение от бытияследствия к бытию основания, то, выводя свое существование из своей мысли, неты сами себе себя самих запрещают всеми параграфамими своих же логик. Притом многие ли из нетов мыслят? Одиночные мыслители, кучка кой-каких думалыциков... И все. Больше не припомню. Остальные, значит, не только не существуют, но даже и не мыслят. Ученые неты, отгородившись стенками келий и страницами книг от мира, делят обычно свое все на " я" и " не я". Таким образом, для нета А и нета Б, рассаженных по разным кельям, - для А - Б " не я", для Б - " не я" А. То есть и тот и другой для кого-то всегда остается в " не я". Этим постоянным " кто-то" (даже их мудрецы этого не подозревают) был я, есть, свершающий свое путешествие по путям их страны. Надо признать: среди философствующих нетов иным удавалось силоюдогадки подняться до нетствующей философии. В их смутных, как зимний брезгих рассветов, измыслах порою мне удавалось угадать вечную, все страны имиры объемлющую Правду. У иных из них была великая отвага, решимость нанеобычайное: рассеять себя самого силою своей же мысли. Так, один мудрыйнет, уйдя из мира мнимостей в малую и тихую келью, долгие годы одинокомыслил, не открывая даже створ окна в так называемый " внешний мир"; и отвыкот мира, как бы отделившись от него чувствилищем и мышлением. Однажды, случайно подойдя к подоконнику, он вспомнил о том заоконном мире и потянулза шнурок штору. Каково же было удивление нета, когда там, за окном, он неувидал никакого мира, точно весь мир, сверкающий звездами и солнцами, одетый в зелень и лазурь, куда-то отвалился от окна, отклеился от егостекол, как дешевая картинка, прилепленная снаружи и отмытая дождем. Ученый, зажав в руке шнурок, долго глядел в зияющую тьму. Не было никакогосомнения: это было ничто, обыкновеннейшее ничто. Ученый освободил шнурок -штора, прошелестев, упала. Подойдя к столу, он начал работу над своимставшим впоследствии знаменитым трактатом о том, что внешний мир - этопросто скверная привычка так называемой нервной системы. Правда, злые языки утверждали: якобы факт, легший в основу трактата, легко объясним - окно было снаружи прикрыто ставнем, и философ, поднявштору, не учел по рассеянности этого обстоятельства: простую деревянную, выкрашенную в черное ставню он принял за внешний мир и поспешно сделал своивыводы. Бывает. Другой мудрец, наблюдая кружение часовых стрелок своего карманногохронометра, глубокомысленно подметил, что они хоть и движутся непрестанно, но никуда из кармана не уходят. Остальное в его системе было простойаналогией. Но это - отдельные случаи. Вообще же, как уже упоминалось, неты, возникнув в бытии вследствие какого-то непостижимого просмотра или ошибки, естественно должны бояться и боятся истины, так как истина есть нечто, посамой своей сути их, нетов, отменяющее. И хотя в своих книгах они льстятэтому слову, но на самом деле нетам невыгодно искать истину, и ониспасаются в тайне. Их религия, например, - это довольно сложный лабиринттайн или таинств, как они их именуют, в которых они что-то таят сами отсебя, искусно упражняясь в удивительном умении не знать, порою достигая внем поразительного мастерства. Священные книги нетов сообщают, что мирсделан из ничего. Это правда: при изучении их мира везде и через всеявственно проступает тот странный материал, из которого он создан - ничто. То там, то тут отысканы мною при просмотре их книг проруби в истину, постепенно затянувшиеся у нетов словами и софизмами. Например, в их КнигеБытия сказано, что прародители нетов вкусили от древа познания, но от древажизни не вкушали. Здесь я должен ознакомить вас, достопочтенные ести, с чуждым нам, специально нетовским понятием - смерть. Хотя нетам и удается подчас счрезвычайной натуральностью притворяться существующими, но рано ли, поздноли неизменно происходит раскрытие обмана, и это-то у них и называется" смерть". Нет, о котором сегодня еще говорили невероятное: " Нет есть", -внезапно слабеет, обездвиживается, бросает игру в жизнь и перестает быть: истина вступает в свои права. Правда, неразоблаченные пока неты, собравшисьвокруг так называемой могилы уличенного смертью нета, поют что-то о " вечнойпамяти", говорят над ямой о бессмертии души и т. д., но и говорящие, ислушающие этому не верят: " вечная память" бывает у них обыкновенно внесколько оборотов стрелки по циферблату; иные, впрочем, особенночестолюбивые, цепляются за " бессмертное имя", но из-за нескольких букв, которые называются у них именем, и спорить нет надобности. Так или иначе, но смерти неты не любят: она тревожит их совесть, портит им их игру в кажимости и мучает дурными предчувствиями. Удивительному искусству казаться, будучи ничем, уметь быть всем, я особенноизумлялся в специфически нетовом учреждении, театре. Мы, ести, неизменнопребываем в своей самости; неты же с поразительным проворством рядятся вчужую жизнь; там, в их театрах на ненастоящей, из досок сколоченной земле, при свете лампочек, подменивших свет солнца, среди ненастоящих, нарисованных вещей, неты живут придуманными жизнями, плача наднесуществующими горями, смеясь измышленным радостям. Присутствуя при этом, я не мог не согласиться с их лучшими художественными критиками, заявлявшими, что для них, нетов, театр - это " школа жизни". IV Вот фрагмент из мифологии нетов. Вначале был Хаос. Хаос выплеснул из себя Океан. Океан взял в супругиСудьбу. И родилось от Судьбы и Океана три сына: Эн*24, Кай*25, Пан*26. Старший, Пан, непомерного роста, властолюбивый и сильный, был нравом вмать, в Судьбу; средний, Эн, любил одиночество и прихотями и угрюмостьюсхож был с дедом Хаосом; а младший, Кай, был никакой: подражал братьям - иобщительному Пану, и замкнутому Эну. Братья ревновали его друг к другу, икаждый из них любил и учил его по-своему. Пан, когда Кай был еще совсем маленьким, часто, изловив в огромныепальцы свою жемчужину, а то и до смерти перепуганную, трепещущую в пальцахводяную каплю, показывал Каю его собственное изображение внутри жемчужиныи капли. Кай смеялся. Когда Кай чуть подрос, старший брат научил его играть в прятки. Огромный Пан умел ловко прятаться: и в текучую волну, и меж створоккрохотной раковины, и меж лепестков качающихся на стеблях цветов, и даже покрохотным, еле зримым зыбинкам. Кай искал его, расплескивая ручонкамиволны, перебирая пухлыми пальцами лепестки у цветочных чашечек, разжимаястворки раковинам. И какова была радость дитяти, когда вдруг меж крохотныхлепестков или искристых зыбинок ему удавалось отыскать брата. - Нашел! - кричал он, и огромный Пан, распрямляясь до самого неба, подымался из зыбинки во весь свой гигантский рост, грохоча громоподобнымсмехом. Но Эн глядел молча на игры гиганта с малюткой. Улучив час, когда Кайоставался один, он уводил его к себе, под нависшие камни пещеры, и там училего одиночеству и гордости: приблизив тонкие и цепкие пальцы к своемувнезапно расширяющемуся зрачку, он осторожно вынимал из глаза мир, со всемиего звездами и лазурями, морями и землями. Хитро улыбаясь, показывал он этуновую пеструю игрушку изумленному ребенку. Заслышав тяжкий шаг Пана илиплещущую поступь отца, Эн быстро, придерживая пальцами левой руки свойрастянутый зрачок, вкладывал мир назад в глаз, скромно опускал ресницы иуходил бесшумным шагом в свою одинокую пещеру. Ребенок так пристрастился кэтой игре, что, издали завидев брата, уже тянулся ручонками к его глазам. Однажды Пан услыхал плач маленького баловня. Бросившись на голос, онувидел малютку, тщетно пробовавшего вытянуть из своего правого зрачкачто-то огромное, пестрое и многовидное, отливающее сиянием всех солнц: это" что-то" застряло в зрачке дитяти и, не повинуясь слабым его ручонкам, нешло ни взад, ни вперед. Пан бросился к брату и, быстро втолкнув огромное имноговидное, жалящее лучами всех солнц, внутрь Каева глаза, гневно ударилего по дрожащим пальцам, крича: " Не смей этого делать, слышишь! Никогда". Кай, перепуганный насмерть, молчал. Когда Океан одряхлел и покрылся пенными сединами, то стал онтяготиться своей безбрежностью, Судьба сказала ему: " Отчего бы тебе, Океан, не приобрести берегов? За добрую цену". Старик было не хотел, но Судьба повторяла: " Так нужно, так нужно", пока Океан не призвал сыновей и не сказал им: " Эн, Кай, Пан, мне тяжко отмоей безбрежности. Я дал вам жизнь, дам и смерть, если не выполните святоволи моей: идите в мою безбрежность и достаньте мне - не скупясь ни нажизнь, ни на цены - берега". Тогда маленький Кай взял за руки братьев, иони пошли в безбрежность за берегами: Пан, Кай, Эн. Шли и шли. Однажды, застигнутые ночными снами, они легли отдохнуть. Панa и Эна посетил один итот же сон: явилось им Ничто, безглазое и безвидное, и сказало глухим, могильным голосом: " Я Ничто, не являюсь в явях, но лишь в снах. Есть у меняберега, но я голодно и отдам их лишь тем, кто скажет: " Да, не буду". Меньшедвоицы не беру". Ночь отошла. Эн рассказал сон Пану, Пан - Эну, и молвили братьядруг другу: " Уж что отец наш Океан влил себе в мысль, тому не выплеснуться. Вернемся втроем без берегов - убьет троих; лучше умереть двоим. Жалко намрасставаться с сладостной жизнью; того жалче - с милым братцем Каем, ноесли так хочет мать-Судьба, - то да, не будем". И, сказав это, снова уснули, но сон их был беспросыпен. Долго маленький Кай теребил и толкал слабымируками неподвижные тела спящих братьев; оглянулся, ища помощи вокруг, ивидит: лежат перед ним новенькие, ненадеванные берега: где покруче, гдепоуступистей, а где и покато. Стал Кай звать: " Эн! Пан?! " Сев на кручах иуступах берегов, передразнивало его Эхо: " Эн... Пан... " Кай заплакал. Поплакав, взвалил берега на плечи и, царапая кожу о выступы утесов и изломыкруч, понес, сгибаясь под тяжестью, дорогую покупку отцу. Старый Океанобрадовался берегам; влился в них, ласково плескаясь; успокоился и заснул. А Кай остался на попечении матери-Судьбы. Потеряв братьев, Кай затосковал: - Милые Эн, Пан, что я без вас? - плакался он. - Когда вы, большие исильные, вели меня, взяв за руки, ты, Эн, за правую, ты, Пан, за левую, тои я был силен вашей силой, и я был велик вашим величьем. Ты уже не будешьиграть со мной в прятки, братец Пан, таясь от меня под зыбинками илепестками. Ты уже не будешь мне показывать мира, укрытого в твоем глазу, мой милый братец Эн. И я без вас только " Кай", только малое бессмысленное" Кай" - " и", ничего не соединяющее. И маленький Кай стал чахнуть и никнуть: умалился из Кай в кай. Тут мифобрывается. Лишь в так называемых учебниках логики нашел я его досказ, нослишком уж краткий и сухой: " Все люди смертны. Кай - человек. Следовательно, Кай - смертен". Очевидно, если верить вышеназваннымучебникам, Кай стал смертен; от него и пошли неты, или " смертные", какназваны они в мифе, другими словами - существа, суть которых заключается вспособности умирать, то есть не быть. От отдаленного предка своего ониунаследовали, что видно из всех их книг, его тоску по Пану - Эну. Расселенные у безбрежности взятого в берега Океана, они все еще повторяютстарую легенду о Кае, лишь искажая ее от поколения к поколению: Каева тоскапо погибшим братьям укоротилась у них до тоски о себе самих; самое имя Кайпроизносится ими как " Каин"; и эпизод об исчезновении возлюбленных братьевКаевых исказился в историю Каинова братоубийства. V Самое противобытийное в нетах - это их рассудок, строитель многогомножества: " итак" - " поэтому" и пр. Даже какой-нибудь жалкий кактус, растущий в стране нетов, и тот растет от корня к колючке; мысль же нета, прячущаяся внутри восьми хитро сложенных в так называемую " голову" костей, вопреки всей Природе, текущей от причин к следствиям, толкающей рост откорней к листьям, - тянется от колючки к корню, течет от следствия кпричине. " Рассудок" нета, получив раздражение (как бы укол) извне, переворачивает все восприятия доньями кверху, мыслит против течениявремени, переходя лишь после " после" к " прежде", двигаясь от следствия кпричинам. " Рассудок" бунтует не только против движения часовой стрелки, показывающей 3 после 2, 2 после 1, но и против всей Природы, кружащейпланетами по орбитам, кровью по жилам и соками по клеточным ходам растенийи не терпящей идущего против нее. Неты сочинили легенду о корабле " Агgо" *27, но их мнимая жизнь не сказка ли о крушении егgо*28. Кстати, пользуюсь случаем заметить, что глубокомысленная система панлогизма, пользующаяся признанием среди ученейших нетов, сводится к истории об одном чрезвычайно беспокойном ergo, которое совалось во все проблемы до тех пор, пока не потеряло одной из своих букв. Нашедшего " r" и " ego" *29 просит возвратить по принадлежности. Незадолго до моего отбытия из страны мнимых я был свидетелем случая, чрезвычайно меня возмутившего. Увидав однажды группу из несколькихмаленьких нетят, окруживших большого нета, я, любопытствуя, подошел кгруппе. Нет рассказывал нетикам... о чем бы вы думали, достопочтенные ести! - о нашей жизни, жизни Народа естей. Правда, рассказ его был спутан ибессмыслен, но все же, глубоко взволнованный и изумленный слышанным, яшагнул к нему, разрывая круг испуганно раскрывших рты нетят: - Откуда вы могли узнать это? - воскликнул я. - Ниоткуда, - сонно протянул нет, чуть улыбнувшись, - это так... сказка, рассказ о том, чего не было. - Если вы, - резко оборвал я, - хотите небылиц, тр расскажите лучше освоих жизнях, честно и не припутывая бытия. И, повернувшись, я пошел прочь. За спиною я услыхал пискливый смехмаленьких нетенышей. После этого, казалось бы, пустячного случая странная, неотвязная тоскавселилась в меня, милые братья ести. Но я решил твердо продолжатьстранствие. В мирке нетов я пробыл недолго. Продвигаясь все дальше и дальше, всеглубже и глубже в пустоты небытия, я покинул нетовую страну, где тениотбрасываются вещами, а вещи отброшены тенями; солнце там еле подымаетсянад кривой горизонта, ощупывая слабыми дрожащими лучами зыбкие, колеблющиеся очертания вещей; наконец, двигаясь еще далее, проник я вМертвую Страну, где нет ни солнц, ни вещей - лишь вечное кружение имолчаливый полз теней. Тут тоска, вошедшая в меня еще там, в Стране нетов, стала непереносной: я представлял себе мою далекую, осиянную солнцамиродину и вас, моих сущих и несомненных, оставленных в далях, за пустотамимиров естей, - и я повернул назад. Снова пересек я миры: мир теней безвещей; мир вещей, оброненных тенями; мир теней, трусливо дрожащих уподножия вещей (здесь я окончательно простился с моими знакомцами нетами), -и наконец достиг страны, где вещи без теней: здесь все было залито непокидающим зенита светом. " Близко", - подумал я и продолжал свой быстрый возврат в солнце. Последние сроки пути. Под укорачивающимися и крепнущими ударами лучейбестенные вещи никли, роняли контур, колебались, пока не рассеялись и они -как тени; и я снова возвратился на родину, к вам, мои братья сети. 1922 24 Один (греч. ). 25 И (греч. ). 26 Все (греч. ). 27 Арго" - корабль (см. греч. миф об аргонавтах). 28 Следовательно (лат. ). 29 Я (лат. ).