СОЦИАЛЬНЫЙ ПРОТЕСТ

Крупным проявлением социального протеста башкир, направленного против военно-административной политики в Башкортостане, было участие в волнениях 30-х гг. XIX в., охвативших несколько уездов в Оренбургской и Пермской губерниях. Рассматривая волнения 30-х гг. XIX в. и участие в них башкир, следует отметить их стихийный характер — непроверенные слухи вылились в буйные погромы в отношении представителей власти. Власти обвинили крестьян в невежестве за приверженность к ложным слухам. Действительно, поводом явились еще не изданный закон о передаче уральских крестьян в Удел (в 1830 г. он был одобрен лишь в проекте), несуществующий «сенатор-помещик Медведев» и хлебные амбары, отнюдь не предназначенные под церкви. Волнения 1835 г. представляют классический пример привходящих факторов для различных групп населения: в обычном указе о строительстве хлебозапасных амбаров русские государственные крестьяне увидели «дома сенатора Медведева», т. е. помещика-крепостника, а мусульмане, в том числе башкиры, — православные церкви, призванные их крестить. Волнения интересны также тем, что в них, с одной стороны башкиры выступали совместно с представителями других сословий против властей, с другой — часть башкир активно подавляла волнения.

    Волнения 1834-1835 гг. в Приуралье изучены академиком Н. М. Дружининым в его монографии [Дружинин, 1946. С. 224—244]. Описывая движение башкир и их припущенников, автор отмечает, что оно носило «ярко выраженный национальный характер и развертывалось при участии мусульманского духовенства». Но основное внимание Дружинин сосредоточил на анализе массового возмущения русских государственных крестьян. Применительно к истории Башкортостана волнения обследованы А. П. Чулошниковым [Очерки... 1959]. Очерковый характер изложения не дал возможности автору всесторонне описать события 30-х гг. XIX в. в Башкортостане. Между тем документы, извлеченные Чулошниковым из центральных архивохранилищ, наряду с сохранившимися документами местных архивов позволяют более детально проследить истоки движения, его географию, ход событий, место и значение 1835 г. в истории края.
    В волнениях 1835 г. в Башкортостане участвовало население Красноуфимского уезда (башкиры 2-го кантона и тептяри, жившие смежно с ними) Пермской губернии, Бирского (тептяри 33 команд, башкиры 10-го и часть мишарей 4-го кантонов), Уфимского (башкиры 8-го кантона, русские казенные крестьяне Сикиязской, Дуванской, Тастубинской волостей, часть мишарей 3-го кантона и тептяри некоторых команд) и Троицкого уездов (башкиры 4-го западного кантона и тептяри) Оренбургской губернии. Все эти уезды непосредственно граничили с Пермской губернией (Красноуфимский уезд входил в ее состав), где началось Приуральское возмущение 1834-1835 гг. и происходили его кульминационные события. По словам В. А. Перовского, в Башкортостане «восстало 40 тысяч душ мужского пола явно против законной власти» [НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 12. Д. 90. Л. 383].
    Основной причиной волнений 1835 г. являлось усиление военно-административной политики правительства в Башкортостане в годы кантонной системы управления. Начиная с 30-х гг. XIX в. принимались меры по переводу башкир, мишарей, тептярей с военно-казачьего сословия в податное крестьянское. Башкирское войско не устраивало правительство, т. к. мешало колонизации вотчинных земель. Боясь распустить войско сразу из-за возможных волнений в народе, правительство решило преобразовать его путем частичных изменений. Военная служба заменялась тяжелыми общественными работами, объем которых не был регламентирован законом, — рубкой и сплавом леса, работами на приисках, рудниках, кирпичных заводах, строительством крепостей и укреплений, военных и коммерческих трактов, мостов, плотин, перевозкой казенных грузов. В 1834 г. были внесены изменения в систему кантонного управления. Для осуществления строгой хозяйственной и политической опеки были учреждены должности командующего войском, попечителей и стряпчих из русских штаб- офицеров. Для содержания возросшего бюрократического аппарата была основана войсковая казна, заполняемая за счет дарового труда башкир и мишарей на вновь организуемых общественных заводах — поташных, пчельных, конных. Возмущение населения вызвало законоположение, согласно которому погребение умерших совершалось только через три дня после смерти, тогда как по мусульманским обычаям умерший предавался земле в день смерти.
    В 1835 г. поднялись и русские казенные крестьяне Уфимского уезда Оренбургской губернии. В результате интенсивного переселенческого движения в конце XVIII — начале XIX в. на башкирских землях образовались десятки крупнейших селений государственных крестьян — Айлино, Дуван, Ема- ши, Месягутово, Сикияз, Сартово, Озерская, Метели, Тастуба, Ярославка. Однако над относительно благополучной жизнью крестьян нависла серьезная опасность. 16 января 1830 г. был утвержден проект закона о переселении обедневших удельных крестьян центральных губерний на казенные селения многоземельных восточных губерний, в том числе Пермской и Оренбургской [Полное... II. Т. 5. № 3427].
    В начале 1835 г. начальник 7-го кантона Ибрагимов сообщал о распространении слухов среди башкир Стерлитамакского и Уфимского уездов о переводе их «в другое состояние податное, именно в удельные крестьяне, и что они будут принадлежать казенным поташным заводам». В феврале уфимский земский исправник Тимашев после «секретного разведывания» деревень Бишаул-Табынской волости 8-го башкирского кантона, прилегающей к Кунгурской волости 7-го кантона, сообщат командующему войском С. Т. Циолковскому о том, что башкиры боятся потери личной свободы и вотчинных прав, поскольку их заставляют работать даром или за низшую плату на общественных поташных заводах, обременяют подводами, заставляют покупать сено для лошадей и продовольствие для себя по высокой цене, а хлеб заставляют продавать по заниженной цене. Согласно слухам, на башкирских жен Стерлитамакского уезда был наложен оброк — на каждую по 5 аршин сукна и 10 аршин холста. Башкиры собирались на совещания. От имени 7-го кантона они снарядили в Петербург ахуна Кумрукской волости Караная Курпячева для подачи прошения. С этой же целью в столицу был послан и другой поверенный башкир. По словам Тимашева, к прошению башкир было приложено до 1 тыс. тамг (подписей). Поверенному, снаряженному в Петербург, стерлитамакский купец Абдулхалик дал 1 тыс. руб. денег [ЦИАРБ. Ф. 6. Oп. 1. Д. 3. Л. 40-40 об.; Д. 118. Л. 1-11 об. ].

Недовольство заменой «службы на коне» тяжелыми казенными работами проявлялось и среди войсковых чиновников. В связи с донесением Белебеевского земского исправника гражданскому губернатору началось следствие, а затем и военносудебное дело над начальником 12-го башкирского кантона сотником Нагайбаковым. 4 апреля 1835 г. в д. Нижние Бишинды при осмотре командируемых в Сергиевск на Бердянскую линию и в Уфу на земляные работы он «при фронте из 21 чиновника и 650 казаков в кругу юртовых старшин по русски громко говорил, что люди те не на службу, но на каторжную работу командируются <... >, что служба лопатошная есть каторга, башкирцы нынче стали плохи, не умеют от оной избавиться <... > Негодование к командировкам на земляные работы ясно видно было на лице Нагайбакова» [НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 12. Д. 90. Л. 1-2].

    Приуральское возмущение началось с массовых волнений крестьян Пермской губернии осенью. Волнения начались в октябре в Красноуфимском уезде. Крестьяне категорически отказывались избирать участковых старост и платить повинности, составляли прошения на царское имя, снаряжали ходоков в Петербург с ходатайством освободить их от удела.
    Мощным возбудителем движения явилось распоряжение местных властей о строительстве запасных хлебных магазинов в башкирских и припущеннических селениях. 5 июля 1834 г. было утверждено «Положение о запасах для пособия в продовольствии», обязывающее сельское население построить хлебные магазины там, где их до сих пор не было. Строительство амбаров осуществлялось за счет общества, которое должно было обеспечивать жалованьем и смотрителей складов [Полное... II. Т. 9. № 7253].
    Строительство и заполнение хлебных амбаров явилось нелегкой повинностью для башкир и припущенников, особенно в районах со слабым развитием земледелия. Однако тревогу населения вызвала не только тяжесть новой повинности. Распространились слухи о том, что под видом амбаров власти строят церкви, мусульман насильно обратят в христианство, затем превратят их в крестьян или рабов. Население обратило внимание на то, что в положении 5 июля 1834 г. о запасах «они не поименованы ни башкирцами, ни мещеряками, ни тептярами, а просто названы казенными поселянами». Особенное возбуждение вызвало рассмотрение чертежей запасных хлебных магазинов, которые были разосланы на места. Внимание жителей обращал поперечный разрез магазина, где перекладины и стойки образовывали форму креста. Башкиры Красноуфимского уезда утверждали, что «означенные магазины похожи на церкви, ибо в них имеются окна, двери и ворота» [НА УНЦ РАН. Ф. 3. Oп. 12. Д. 90. Л. 81, 345; РГИА. Ф. 1286. Оп. 6. 1835. Д. 387. Л. 24].

В июле волнения охватили тептярские селения Бирского уезда. К возмутившимся жителям 14-й и 15-й команд присоединились соседние башкиры, подстрекаемые, по словам исправника, отставным походным старшиной д. Казыльярово Абдулнафи- ком Хамидуллиным [Там же. Л. И об. ]. Получив донесение Лепковского, губернатор срочно направил в Бирский уезд чиновника особых поручений Веригина, который 13 июля прибыл в д. Тугаево. Волнения мишарей и тептярей отозвались в башкирских юртах Бирского уезда. Башкиры дд. Кусю- ково, Янаулово, Варяшево, Артаулово, Кугиманаково, Бикметево призывали тептярей держаться в борьбе и обешали «быть заодно». Как и в других местах, в 10-м башкирском кантоне Бирского уезда активными зачинщиками волнений являлись муллы. Дворянский заседатель Бирского земского суда Друецкий 13 июля сообщал о «превратном толковании» указа о хлебозапасных магазинах муллой д. Сууккулово Фархутдином Фасхутдиновым. Кантонный начальник 10-го башкирского кантона Сафаров «главным зачинщиком» волнений считал указного муллу д. Султеево башкира Абубакира Абдулхаирова. Башкиры 3-й юрты дд. Улуг-Бадрака, Тукрана и других под предводительством указных мулл Хисматуллы Кущугулова, Байгузы Якиева и зауряд-есаула Исмагила Суляй улы Абдыкова отказались от постройки магазинов, категорически запретили юртовому старшине Нугуману Кутлубаеву приезжать к ним и «увещевать» их, пытались избить его, но старшина «спасся побегом» [Там же. Л. 236, 261, 297].

Получив донесение о волнениях, С. Т. Циолковский сообщил об этом военному губернатору Перовскому, который приказал ему срочно выехать в Бирский уезд. Опасаясь совместных выступлений мишарей, башкир и тептярей, командующий войском стремился изолировать и потушить волнения в первую очередь в 4-м мишарском и 10-м башкирском кантонах. Совместно с кантонным начальником Максютовым Циолковский объехал неповинующиеся селения мишарей, арестовал и отправил в ножных кандалах в Бирский тюремный замок 14 наиболее активных участников волнений. Остальные «возмутители» были подвергнуты наказанию нагайками. Вслед за тем Циолковский выехал в тептярскую д. Тугаево, где намечалось скопление башкир и тептярей, и оттуда направился в юрты башкирского кантона. Были взяты и отправлены в Бирский тюремный замок 14 башкир, остальные виновные были подвергнуты порке.

В конце июля - начале августа Циолковский оставил Бирский уезд и выехал навстречу генерал- губернатору Перовскому в Месягутово. После его отъезда волнения резко усилились. Неповиновение властям, сопровождаемое избиениями старшин, сотников и рядовых и другими «буйствами», происходило почти во всех командах [НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 12. Д. 90. Л. 299-306.; ЦИАРБ. Ф. И-6. Oп. 1. Д. 111. Л. 163-197].

Острый характер приняли события в казенных селениях Уфимского уезда. В обстановке напряженного ожидания здесь были получены указ Оренбургской казенной палаты и предписание уфимского земского исправника Тимашева о постройке хлебных запасных магазинов. Указ был объявлен на мирской сходке при Сикиязском волостном правлении в с. Месягутово 9 июля 1835 г. Собравшиеся на сходку жители взволновались и заявили, что магазины строить не согласны, так как указ и прочие документы «не сам царь подписал, что общество продано господину Медведеву». На другой день возбужденные жители собрались у мирской избы и продолжали обсуждать создавшееся положение. В тот же день туда прибыл земский исправник Тимашев. Предвидя волнение крестьян, Тимашев вызвал из дц. Шарипово, Мешегарово и Улькунды 75 человек мишарей на помощь. По словам крестьян, были привезены в большом количестве прутья. В ожидании репрессивных мер со стороны исправника крестьяне решили обратиться за помощью к соседним башкирам. Днем в Дуван-Мечетлино отправились посланники месягутовцев, чтобы уговорить башкир выступить совместно. Но башкиры пока не отваживались на открытые действия. Ночью июля в Дуван-Мечетлино вторично поехали представители крестьян Моисей Верздаков, Леонтий Васев и Алексей Крыласов. Крестьяне заключили с башкирами, мишарями и тептярями «условие на общие действия с приложением к оному тамогирук». По свидетельству исправника, «казенные крестьяне посыпали на почтовых двух нарочных в Златоуст для покупки оружия и даже самых пушек» [ЦИА РБ. Ф. И-6. Oп. 1. Д. 111. Л. 38-39, 57 об.; НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 12. Д. 90. Л. 75. 80, 82, 242-244, 289].

Утром 11 июля народ заполнил церковную площадь Месягутово. Здесь собралось около 2 тыс. человек государственных крестьян, башкир, тептярей из окружающих деревень. Над площадью стоял большой шум. Не дождавшись понятых-мишарей, Тимашев послал переводчика зауряд-есаула Абдул- латифа Бикташева, рассыльного Ахметева и Петра Матвеева объявить народу, что «совещаний никаких делать не следует и чтобы все разошлись по домам». Но как только они показались на площади, башкиры, тептяри и крестьяне начали их бить. К бунтующей массе присоединились мишари, приехавшие сюда по требованию исправника. Руководили движением мечетлинцы: разжалованный сотник Абдулкагир Кущутулов, зауряд-есаул Нигама- тулла Мещеров, урядник д. Абдрашитово Адначура Султамратов и азанчей д. Улькунды Зейнулла Абдулкадыров [НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 12. Д. 90. JI. 117, 309-311]. Башкиры «с диким гиканием» бросились на небунтующих крестьян с. Сикияз и д. Озерской и плетьми погнали их к исправничьей квартире. Последняя оказалась в плотном окружении. Дальше произошло то, что позже Тимашев подробно описал в своем рапорте военному губернатору: «Опасаясь выйти к освирепевшему многолюдству, я растворил окно и только лишь начал их увещевать <... >, как башкиры закричали, что магазины строить не хотят, никого не послушают и чтобы русские высадили меня из окошка, а крестьяне кричали, чтобы я выдал им вступивший ко мне рапорт волостного правления о бунте и указ на отчисление в Удел к какому-то Медведеву. Как только я взял со стола этот рапорт, как крестьянин Василей Никитин полез ко мне в окошко и, схватив за ногу с помощью других неизвестных мне крестьян, вытащил меня в народ, который начал бить меня кулаками, а башкирцы плетьми <... > Тут мне связали руки и повели на площадь, а затем заключили в мирскую арестантскую избу, после сего продолжали бить всех несогласных к бунту и били всех, кого только подозревали в знании о небывалом и выдуманном указе на счет обращения якобы в Удел».

Решив, что указ и печать брошены в воду, утром... июля крестьяне вместе с тептярями дц. Тоймеево и Алаклов повели губернского секретаря Сергеева и рассыльного Ахметова на р. Ай и, «выпытывая, кто и куда бросил медведевский указ и печать» и «взяв Сергеева и Ахметева за ноги и за руки, намеревались <... > бросить в реку Ай, спуская с яру в воду». Чтобы спасти жизнь, Тимашев раздал крестьянам имевшиеся у него 980 рублей казенных и 370 рублей собственных денег.

Волнения происходили и в других казенных селениях. В с. Дуван крестьянами были избиты и посажены под караул волостной голова и писарь. Как и сартовцы с месягутовцами, жители Дувана ездили на совет с башкирами в Дуван-Мечетлино и сговорились с ними о совместном выступлении. В русские селения большими партиями приезжали башкиры. Они охраняли дороги и призывали крестьян к более активным действиям [Там же. Л. 80; ЦИАРБ. Ф. И-6. Оп. 1. Д. 111. Л. 17-18, 41-43, 76, 90].
Соседние башкиры также были возбуждены слухами о передаче в Удел. 6 июля жители д. Айдакаево 4-го башкирского кантона оказали неповиновение местному начальству, которое требовало от башкир приговоры о командировании людей на ремонт почтового тракта. Старшинский помощник юрты зауряд-есаул Рахметулла Юлдашев объявлял приговоры ложными, составленными для перевода жителей в удельное ведомство и не разрешал башкирам подписываться. Зауряд-есаул 5 юрты Баймухамет Мендияров «ездил с выдуманным указом о крещении башкирцев в христианскую веру» [НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 12. Д. 90. Л. 40, 295, 311, 365]. Он распространял слухи о приезде царя в Ключевскую волость Красноуфимского уезда.

... июля (дата не указана точно) начальник 8-го башкирского кантона Тикеев обязал старшин 8—14 юрт незамедлительно начать заготовку леса для строительства магазинов, взяв предварительно с населения письменное согласие. За невыполнение приказа управляющий кантоном угрожал старшинам «военным судом». Последние не позднее 11 июля должны были собраться в Дуван-Мечетлино, чтобы отчитаться перед Тикеевым о предпринятых мерах.

Дуван-Мечетлино располагалось в 12 верстах от с. Месягутово и находилось недалеко от 2-го и 4-го башкирских и 3-го мишарского кантонов и 9-й теп- тярской команды. Согласно приказу Тикеева сюда начали собираться юртовые чиновники. Одновременно туда съезжалось многочисленное население с окружающих деревень. Тревожные вести поступали отовсюду. 10 июля приезжали месягутовцы с просьбой поддержать их сопротивление против земского исправника. Но башкиры колебались. Ночью 11 июля посланники крестьян вновь прибыли в Дуван-Мечетлино. Сомнения собравшихся рассеял дважды разжалованный зауряд-офицер д. Абдрешитово 12-й юрты Валиша Аккушев. Пожилых лет башкир красивой наружности, он имел отличный дар слова: «Чего еще дожидаетесь и зачем сомневаетесь в справедливости, что нас всех крестить будут? Я сейчас прибыл из Красноуфимского уезда и сам был свидетелем того, что там уже крестят мусульман и с жен наших снимают порты. Решайтесь защищать нашу веру и свободу! Возьмите пример с русских, коим по единоверчеству дела русского правительства лучше известны: они решились на все, чтобы охранить свою прежнюю независимость» [ Там оке. Л. 243].
В этот момент показались посланники 2-го башкирского кантона из д. Большая Ока. Они объявили, что «народ 2 кантона требует их совета и единодушия во всеобщем сопротивлении против устройства сельских хлебных магазинов». После краткого совещания отставной старшина д. Маржангулово зауряд-есаул Имай Исякаев написал ответное письмо: «Письмо есть половина свидания <... > Вам 2-го башкирского кантона почтенным мещерякам и башкирцам и всем старшим чиновникам и ученым искренние молитвы посылаем. Будьте каждый из вас и все здоровы и благополучны. Если спросите известия от нас, мы, слава богу, здоровы. Посланных вами людей и письмо мы получили 11 июля. Вы в своем народе усоветовались, мы также в своих волостях старики и молодые согласны с вашими и приняли мы, чтобы быть' в одном условии и его никак не нарушать и сердца наши не отклонять, так как вы готовыми стали и мы также, изъявя наше согласие, подписуемся». Оно было подписано представителями Болыпе-Кущинской, Мурзаларской, Тырнаклинской, Дуванской и Сартовской волостей [НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 12. Д. 90. Л. 346-347]. Такое же соглашение было заключено с крестьянами, после чего башкиры устремились в Месягутово.

   ... июля (дата не указана точно) многие из собравшихся в Дуван-Ме- четлино находились в Месягутово и приняли в событиях этого дня самое активное участие. Они освободили арестантов-башкир д. Сальзегутово братьев Даута, Галиуллу и Агильуллу Темирбаевых. Обострялась обстановка и среди башкир. За согласие строить магазины жестоко был избит старшина... й юрты Муса Султамбеков. Однако главной своей задачей повстанцы считали арест кантонного начальника Тикеева, который находился в пути на сборное место. Верховые дд. Буранчино, Мунаево, Сабанаково, Такеево, Марземгулово, Тукбаево и др. встретили его утром 12 июля в д. Сальзегутово. Они арестовали Тикеева и 5 человек, сопровождавших его, причем последние жестоко были избиты. Канцелярия начальника была разграблена, были уничтожены приговоры о строительстве магазинов жителями «по ту сторону Белой и Демы». Арестованных привезли в Дуван-Мечетлино и посадили под стражу. После этого башкиры избрали поверенных — «представителей народных, защитников их прав и свободы» — старшину 13-й юрты Ислам- гула Клысбаева, зауряд-сотника Ишкиню Ирмакова, Валишу Аккушева и Абдулбасыра Хайбуллина. Составили общественные приговоры — магазины не строить, «стоять против власти» — и закрепили их тамгами жителей и печатью кантонного начальника. Тикеев вынужден был подписать приговоры и дать поверенным билеты для проезда «во все российские губернии» [НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 12. Д. 90. Л. 115, 294; ЦИАРБ. Ф. И-6. Oп. 1. Д 111. Л. 130-131].
    Волнения охватили и Троицкий уезд. Башкиры 4-го кантона собрались в дд. Тогузлы и Самерово. Население не соглашалось строить общественные магазины, намереваясь обороняться «силой оружия», многие готовили стрелы, луки, ружья, а также телеги для отправки семейств с имуществом в леса и горы на случай войны [Там же. Л. 28—30]. Почти одновременно с событиями в Уфимском уезде вспыхнули волнения среди башкир, мишарей и тептярей Красноуфимского уезда Пермской губернии. «Второй башкирский кантон виновнее всех прочих, — писал военный губернатор об этом волнении, — здесь не было еще сделано никакого распоряжения по предмету постройки магазинов, но жители, узнав о возмущении 8 кантона, посылали туда осведомиться о происходившем, вызывались быть заодно с бунтовщиками, разъезжали вооруженными толпами и потом отправили возмутительные грамоты в другие кантоны, в особенности стараясь привлечь к себе башкирцев 6 и 9 кантонов» [РГИА. Ф. 1286. Оп. 6. 1835. Д. 387. Л. 22 об. ].
    Действительно, в Красноуфимский уезд еще не поступило указание о строительстве хлебозапасных магазинов, но население давно уже было встревожено происходящими вокруг событиями. Башкиры, мишари и тептяри уезда одними из первых узнали об июньских событиях в Кунгурском уезде. Они были убеждены, что начальник 2-го башкирского кантона Салих Кустугильдинов, ездивший в Петербург в составе депутации по вопросу о переводе башкир и припущенников Пермской губернии в удельное ведомство, «давно принял русскую веру и <... > продал их в Удел». Один из восставших, башкир д. Озерков Красноуфимского уезда Алиш Абсалямов, «уверял башкирцев, что он видел сам лично, как в деревне Саре того же уезда по воле начальства сняли со всех татар имеющиеся на головах у них аранчины и приводят постепенно в русскую веру, а с жен сняли порты, кои носят они по своему вероисповеданию, и приказали носить русское женское платье» [НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 12. Д. 90. Л. 335-336].
    Во 2-м кантоне выделились селения, которые приобрели руководящую роль в движении: сюда сходились многие тысячи людей из окрестных районов. Одним из таких пунктов являлась д. Большая Ока Кущинской волости, населенная мишарями, тептярями и башкирами. Она располагалась близ большой дороги, связующей восточный Башкортостан с районами проживания нерусского населения Пермской губернии. В начале июля среди окинцев разнеслись слухи о том, что приказано везде строить магазины, крестить всех магометан и записать их в подушный оклад. Была созвана сходка односельчан, где приняли решение «общим советом противиться распоряжениям начальства вооруженною рукою». Затем было написано письмо башкирам 8-го кантона с просьбой заключить союз о взаимной поддержке в предстоящей борьбе. Копии с ответного письма мечетлинцев рассылались в окружающие деревни. Готовясь к «войне», окинцы пытались склонить к восстанию и зауральских башкир. Началось поспешное вооружение, ковалось оружие. Побоям подвергалась зажиточная старшинская верхушка, не согласная участвовать в сопротивлении властям. Жестоко был избит бывший юртовой старшина Канзафар Амиров, который запретил делать копья в его кузнице. Выделились руководители - Абдулвагап Каримов, его сын Абдулмежит Абдулвагапов, урядник Динмухамет Сагадиев, Курбангали Ишменев, Сеитбаттал Абдулгафаров, братья Габделзалил и Габделзабир Апти- каевы и др. Энергичными мерами они мобилизовали население в помощь восставшим. К скорейшему сопротивлению властям призывал народ указной мулла Абдулбахит Бакиев: «Торопитесь <... > разве вам хочется быть крещенными? » [Там же. Л. 340— 342, 349]. В Оку стекались вооруженные пиками, ружьями и стрелами жители из соседних деревень.
    Повстанцы готовились к вооруженной обороне, но арест башкирами 8-го кантона начальника Тикеева подсказал им план более активного действия. Было решено найти и арестовать начальника 2-го башкирского кантона Кустугильдинова и уничтожить его канцелярию с приказом о передаче населения в Удел. Вооруженные Абдулмежит Абдулвагапов и Рахимкул Иманов явились в дом зауряд- есаула Багдасара Канзафарова (сына Канзафара Амирова) и угрозой лишения жизни вынудили написать приказ, «дабы все жители деревни собрались вооруженными, отправились в погоню за кантонным начальником». Узнав о движении начальника кантона, отряд выехал ему навстречу.

Тем временем атака кантонного начальника началась. 11 июля по приказу Кустугильдинова к нему в д. Рахмангулово явился его помощник Хамзин. Очевидно, они намеревались объехать юрты 2-го кантона, расположенные к югу от Красноуфимска. В полдень 12 июля Кустугильдинов и Хамзин выехали в башкирскую д. Озерки, где переночевали у Сапаргалия Юнусова. На другой день башкиры дд. Озерки и Сызги свыше 100 человек окружили дом Юнусова, до смерти избили юртового старшину и писаря, требуя указ о переводе в удел. Кустугильдинов и Хамзин спаслись, закрывшись в доме. Башкиры требовали у них все тот же указ и угрожали поджечь дом. С помощью хозяина дома и его сыновей Кустугильдинову удалось успокоить башкир: он показал все свои бумаги, «обязуясь при том клятвенно перед всею толпою, что не будет доносить начальству о всем случившемся».

Под вечер 13 июля Кустугильдинов, Хамзин, писари Росихин и Щипанов поспешно выехали из деревни и направились в Шокурово, где находился дом Хамзина. По пути в д. Новой им встретился Канзафар Амиров, который донес жалобу на бунтовщиков-односельчан. Прибыв в Шокурово в четвертом часу полудня, Кустугильдинов и Хамзин узнали о приближении вооруженных башкир и мишарей к деревне. Они тотчас отдали приказ Росихину и Щипанову дойти до ближайших русских селений и сообщить начальству о мятеже. Кустугильдинов и Хамзин приготовились выдержать осаду: они закрылись в доме, оставив одно незапертое окно, и зарядили ружья. Вокруг дома был поставлен караул из родственников и преданных Хамзину людей до 20 человек. Повстанцы, съехавшиеся из дд. Большая Ока, Кургат, Озерки, Сызги, Артяшигир, Акбаш и др. в количестве до 800 человек, окружили дом и потребовали указ. Кустугильдинов через посыльных людей ответил, что у него никакого указа нет. Тогда начался обстрел дома. Производя пальбу всю ночь на 16 июля, мятежники тем не менее не были допущены близко к дому. Кустугильдинов решил использовать присутствующего здесь муллу д. Артяшигир Хисаметдина Гаделынина: он принес клятву на Коране об отсутствии у него предписаний о переводе народа в удел и о крещении магометан. Тогда осада дома была снята, и башкиры начали расходиться. Под прикрытием все той же охраны Кустугульдинов через горные заводы отправился домой в д. Юлдашево Екатеринбургского уезда [НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 12. Д. 90. Л. 45-47, 334-338].

... июня (дата не указана точно) взбунтовались тептяри Красноуфимского уезда. Повстанцы повсеместно контролировали положение дел и продолжали мобилизовать силы. Башкиры стремились вовлекать в движение русских крестьян соседних волостей. Голова Емашинской волости Троицкого уезда Пантелей Мусихин просил гражданского губернатора усмирить соседних башкир, которые, «беспрерывно проезжая через русские селения, принуждают примкнуть (их к ним. - Б. Д. ), возмущая и угрожая». Выборный деревни Устьикинской той же волости Емельян Храмцов доносил в правление о том, что 18 июля до 30 вооруженных пиками, саблями, ружьями башкир д. Малой Оки требовали у устьикинцев «быть вооруженными с ними сообщниками <... > Если никакой помощи он, выборной, не сделает и на сходку в согласие с ними людей не отпустит, то ему, выборному <... > будет смерть, а так равно и прочим жителям, кто согласия не изъявит». Однако казенные крестьяне Троицкого уезда воздержались от участия в восстании, опасаясь за свое пребывание на недавно заселенных землях.

Для подавления восстания начальник края Перовский предпринял самые энергичные меры. 16 июля 1835 г. он впервые сообщил военному министру Чернышеву о волнениях: «Возмущение, которое принимает серьезный характер, только что разразилось одновременно в нескольких местах Оренбургской губернии <... > Народности, совершенно чуждые одна другой, приняли в нем одинаковое участие <... > Все меры почти парализованы по причине большого пространства и недостатка надежных войск. С моей стороны было бы смелостью рассчитывать на башкир, когда зайдет речь действовать против их единоверцев <... > Остаются только уральские и оренбургские казаки, но первым необходимо два месяца, чтобы отправиться на север губернии, а вторых войско слабое в сравнении с башкирцами <... > То, что меня больше всего беспокоит в данный момент — это очаг возмущения вблизи различных заводов <... > Там находятся мятежные элементы, которых одна искра может взорвать» [Там же. Л. 48—49]. Не имея возможности сразу двинуться с войском для подавления восставших, Перовский приказал Циолковскому, не ожидая прибытия военных команд, выехать в Бирский уезд. 17 июля он просил пермского гражданского губернатора приостановить строительство хлебозапасных магазинов там, где еще не начато было их строительство. Оренбургскому гражданскому губернатору он поручил объявить на местах о том, что «если башкирцам отяготительно строить магазины», то постройка по их просьбе может быть отсрочена, и, наконец, о том, что крестьян в Оренбургской губернии никто в удел не передает, а нерусское население не может подвергаться насильственному крещению [НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 12. Д. 90. Л. 53; ЦИАРБ. Ф. 6. Oп. 1. Д. 111. Л. 113]. Перовский просил оренбургского муфтия Габдусаляма Габдрахимова обратиться к мусульманскому населению края со специальным посланием — фет- вой. Этот документ представлял собой ярко выраженное пропагандистское обращение. Перечисляя все царские «милости» в отношении мусульман России, напоминая«тартары вечного огня», муфтий убеждал, что «мятеж — великое зло на земле», а начавшиеся волнения — прямое нарушение присяги башкир и припущенников как военного сословия царю. Однако запоздалое увещание муфтия не было своевременно размножено из-за отсутствия в губернии татарской типографии (фетва была написана на татарском языке), и лишь два ахуна Уфимского уезда получили копии фетвы в рукописи. Такой же характер носило обращение Перовского к башкирам 2-го и 4-го кантонов, переведенное на татарский язык и разосланное 27 июля. Чуть позже Перовский вынужден был признаться, что попытки «действовать убеждением <... > не везде были успешны» [Там же. Л. 144 об.; НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 12. Д. 90. Л. 67-73, 95-97, 181, 267].
Одним из первых на место волнений выехал оренбургский гражданский губернатор А. П. Гевлич. В ночь на 14 июля к нему явился дворянский заседатель уфимского земского суда Черепанов, спасшийся от преследований, и сообщил о бунте в Месяутово. На другой день, приказав командиру 16-го линейного Оренбургского батальона в Уфе привести солдат в боевую готовность и взяв 6 человек стражи, Гевлич поспешно отправился на место происшествий и, покрыв расстояние в 253 версты, 15 июля прибыл в с. Тастубу [ЦИА РБ. Ф. И-6. Oп. 1. Д. 111. Л. 20, 54, 103]. Утром 16 июля к нему явились исправник Тимашев и заседатель Шлах. При помощи Тимашева и Шлаха губернатор составил список главных участников движения и вызвал 50 казаков из Ельдяцкой станицы. Им и надежным крестьянам было приказано охранять дороги, перевозы, мосты и не допускать башкир в русские селения.

Однако до полного спокойствия было далеко. Башкиры готовились к сопротивлению. Старшинский помощник 6-й юрты 4-го башкирского кантона Рахметулла Юлдашев писал письма башкирам своей юрты с призывом собраться «срочно от каждого дома по одному человеку с вооружениями и мы все <... > отправимся к нему (т. е. губернатору - ред. ) [НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 12. Д. 90. Л. 50].

    Тем временем Перовский разработал план военного подавления волнений, полностью поддержанный Чернышевым и самим царем. В случае необходимости Перовскому разрешалось использовать, кроме казаков Оренбургской губернии, другие крупные силы, сосредоточенные в Пермской губернии, во внутренних губерниях России, а также донские казачьи полки. Однако Перовский решил усмирить волнения при помощи собственных — русских и башкирских — казачьих отрядов. Приступая к подавлению восстания, он стремился изолировать от движения 6-й и 9-й кантоны, населенные компактными массами воинственных башкир. С этой целью Перовский отправился в указанные кантоны, заручился полной их поддержкой и добился образования специального добровольческого отряда из 1 тыс. хорошо вооруженных башкир. Затем было образовано еще два карательных отряда — первый из 850 оренбургских казаков, двух рот солдат при двух орудиях под начальством подполковника Геке и второй - из 500 оренбургских казаков, роты солдат при четырех орудиях конной казачьей артиллерии под начальством полковника Мансурова. Командирам было приказано «уничтожать в самом начале всякого рода неблагонамеренные скопища <... > в начале убеждением, затем, в случае упорства, силою оружия». Отряд Мансурова, направившийся из Оренбурга в Уфу, был возвращен обратно вследствие прекращения беспорядков в Уфимском уезде. Отряд Геке, к которому присоединились 1 тыс. башкирских «охотников», выехал из Оренбурга 18 июля и «усиленными маршами» следовал через Верхнеуральск и Троицк на Златоустовский горный завод [Там же. Л. 111, 178, 194; ЦИА РБ. Ф. И-6. Oп. 1. Д. 111. Л. 140-140 об. ]. Пехота перевозилась на подводах. За 6 дней, преодолев 350 верст, команда достигла назначенного места.
    Опередив отряд, Перовский прибыл в Златоуст, убедился в том, что завод в безопасности, и через д. Айлино направился в 4-й башкирский кантон. Собрав жителей в д. Кулбаково, он приступил к арестам зачинщиков волнений для предания суду, а менее виновных наказал публично. Башкиры 4-го кантона приступили к заготовке леса для постройки магазинов. Здесь Перовский узнал в подробностях о восстании во 2-м кантоне Красноуфимского уезда. В рапорте Чернышеву от 31 июля из Айлино он отмечал: «Я смог отправиться тотчас и без затруднений во 2-й и 8-й кантоны, где мятеж пустил более глубокие корни, чем в четвертом. Но я нахожу, что необходимо им показать, что правительство имеет в своем распоряжении сильные средства. Я подожду прибытие войска, которое будет через 3 дня» [НА УНЦ РАН. Ф. 3. Oп. 1. Д. 90. Л. ИЗ]. Таким образом, Перовский считал военное подавление крестьян более эффективным, чем успокоение убеждением. После прибытия войска Перовский произвел экзекуцию крестьян с. Месягутово и окружающих башкирских деревень. 4 августа им было отправлено в Уфимский тюремный замок в ножных кандалах 12 предводителей крестьян. Разделив отряд на две части, военный губернатор окончательное разбирательство в Уфимском и Бирском уездах поручил Циолковскому, предоставив в его распоряжение половину отряда. С другой частью отряда совместно с Геке Перовский отправился в Пермскую губернию.
    Перед лицом неминуемых репрессий жители 8-го кантона вынуждены были заявить о своей покорности Циолковскому. Всего по 8-му башкирскому, 3-му мишарскому кантонам и 9-й тептярской команде Циолковский арестовал 43 «зачинщика» и отправил их в Уфимский тюремный замок [НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 12. Д. 90. Л. 206-208, 247]. Менее виновные были наказаны казачьими нагайками.

5 августа с командой Геке Перовский вступил в пределы Красноуфимского уезда. Здесь он задержался в связи со значительным числом селений 2-го кантона, участвовавших в возмущении. Отряд расположился рядом с д. Большая Ока. В ходе следствия были опрошены представители старшинской верхушки, подвергавшиеся нападениям повстанцев, - Канзафар Амиров, его сын Багдасар Канзафаров, Рахимкул Сулейманов и др. «Произведенное мною здесь исследование было удачно, — писал Перовский. - Найдены подлинные письма, писавшие их и подписавшие известны и взяты» [Там же. Л. 181]. 7 августа 91 человек окинцев, согнанные на мирскую сходку, объявили о своем раскаянии. Подвергнув их жестокой порке, Перовский арестовал зачинщиков. Из остальных деревень Красноуфимского уезда Перовский арестовал башкир и 28 тептярей, признанных наиболее виновными.

В Бирском уезде все еще продолжалось сопротивление тептярей. Еще 5 августа Перовский приказал Циолковскому по окончании разбирательства в Уфимском уезде выехать в Бирский уезд с военным отрядом. 13 августа с вооруженным отрядом из 100 человек пехоты и 500 башкир Циолковский вступил в уезд. Почти одновременно из Пермской губернии прибыл сюда Перовский.
Началось жестокое подавление участников волнений: арест «зачинщиков» и «возмутителей» и порка менее виновных бунтовщиков. «Некоторые деревни явились добровольно с повинною, другие разбежались в лесах, но посредством башкирской команды возвращены в жилища», — писал в том же донесении Перовский [Там же. Л. 230; РТИА. Ф. 1286. Оп. 6. 1835. Д. 387. Л. 17].

В течение трех недель Перовский огнем и мечом прошел 1 тыс. верст по волнующимся селениям. Вместе с Циолковским они арестовали для предания суду сотни людей и перепороли тысячи участников волнений. К концу августа наступило успокоение. Пристально следивший за этими событиями, Николай I высоко оценил деятельность Перовского. В благодарственном письме, объявленном 30 августа 1835 г., царь выразил ему «особенную признательность» за его «пламенное отличное усердие < „> в водворении строгой дисциплины и порядка в башкирских кантонах» [НАУНЦРАН. Ф. 3. Оп. 12. Д. 90. Л. 214].
Активные участники волнений были преданы суду. Всего по Оренбургской губернии было осуждено свыше 370 человек. Крестьян, как и башкир, мишарей и тептярей, судили военным судом. Главная военно-судная комиссия работала в Уфимском тюремном замке под руководством Перовского.

Еще в конце августа военный суд в г. Кунгуре вынес приговор 63 участникам байкинского бунта. В начале 1836 г. началось судебное разбирательство над государственными крестьянами Уфимского уезда. Одновременно в военно-судных комиссиях при 7-м и 11-м линейных оренбургских батальонах разбиралось дело башкир и тептярей Красноуфимского уезда. Суд приговорил 10 башкир и 28 тептярей подвергнуть телесному наказанию шпицрутенами и сослать в Сибирь на поселение. 21 января 1836 г. в Кизильской крепости состоялся суд над заключенными из д. Большая Ока. Из 21 осужденного 7 человек после наказания шпицрутенами (через 500 человек) было сослано в Сибирь на поселение, остальные отданы в солдаты [ЦИА РБ. Ф. И-б. Оп. 1. Д. 111. Л. 216 оЬ.; НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 12. Д. 90. Л. 334-357, 372-374]. Спустя 10 лет окинцы получили письмо Абдулбакира Бакиева из Сибири, где он сообщал о недавнем снятии с него кандалов и о своей службе помещику.
Суд над основной массой заключенных — башкир, тептярей и мишарей Уфимского, Бирского и Троицкого уездов состоялся осенью 1836 г. в Уфе. Наиболее виновными были признаны башкиры 8-го и 4-го кантонов, принявшие участие в Месягутовских событиях. Они стойко держались на суде, отказавшись от раскаяния, 18 из них был вынесен приговор — наказав шпицрутенами до 4 раз каждого через 500 человек, сослать на каторгу в Сибирь. На каторжные работы был сослан мулла д. Султеево Бирского уезда Абубакир Абдулхаиров. В декабре 1836 г. в уфимской тюрьме была произведена экзекуция осужденных, в ходе которой скончалось 16 человек. Еще до экзекуции 26 октября умер Абдулгафар Кущугулов [НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 12. Д. 90. Л. 294, 358-371].

    В ноябре 1836 г. были пойманы зауряд-есаул д. Мусино Стерлитамакского уезда Кувандык Кусяшев и башкир д. Искисяково того же уезда Байгильды Кулгильдин. Первый был разжалован в рядовые и сослан в другой кантон, а второй наказан шпицрутенами и отдан в солдаты [ЦИАРБ.
Ф. И-6. Oп. 1. Д. 118. JL 53]. За возмущение башкир был предан суду начальник 12-го кантона сотник Нагайбаков. 1 мая 1836 г. он был лишен чинов, ордена Св. Станислава 4-й степени, серебряной медали и сослан в другой кантон «в пример всем прочим башкирским чиновникам». Приговор был утвержден царем 18 июня 1836 г. [НА УНЦ РАН. Ф. 3. Оп. 12. Д. 90. Л. 332].
    Подавляя движение, Перовский всячески стремился противопоставлять одно население другому. Ему удалось искусным маневром склонить на свою сторону башкир-полукочевников 6-го и 9-го кантонов и использовать их для подавления земледельческого населения Красноуфимского уезда. Перовский писал Чернышеву: «Два башкирские полка, сформированные мною из 6 и 9 кантонов, произвели самое полезное влияние; я употребляю их преимущественно к наказанию виновных башкирцев и совершенно остаюсь доволен оказываемою ими при сем готовностью; были случаи, где надлежало умерять их усердие. Междоусобную ненависть, долженствующую произойти из сего в башкирских кантонах, почитаю я вернейшим залогом будущего спокойствия для здешнего края» [Там же. Л. 181]. Разница в социально-экономическом положении башкир-вотчинников и крестьян-припущенников также сказывалась на размахе движения. Земельная неустроенность недавних русских переселенцев, их боязнь обострять отношения с властями в то время, когда истекали сроки аренды башкирских земель, явились причиной воздержания многих крестьян от участия в волнениях.
    Сохранившиеся документы показывают, что возглавили волнения мужественные люди, пожертвовавшие личными интересами во имя народа.
    Многие из них — участники военных кампаний 1805-1814 гг. - награждены знаками отличия. Например, зауряд-есаул Рахметулла Юлдашев в 1812—1815 гг. находился в действующей армии, имел медаль «В память Отечественной войны 1812 года», такая же награда была у башкира д. Бикметево 10-го башкирского кантона Бахтияра Альмухаметова. Урядник д. Четырманово Бирского уезда Сабыт Сартыков за участие «при блокаде и осаде города Данцига, где был неоднократно противу французских войск», был награжден Знаком отличия Военного ордена [Там же. Л. 230, 365-367].
    Среди осужденных немало было зауряд-чиновников — 29 и духовных лиц — 9 человек. Это свидетельствовало о том, что часть войсковой верхушки башкир и припущенников стала на сторону восставшего народа. Будучи грамотными и обладая более широким по сравнению с рядовыми участниками восстания кругозором, эти люди оказывали на движение большое идеологическое воздействие. Поэтому власти считали их наиболее опасными преступниками. Основная же масса зауряд-чиновников, мулл и ахунов не рисковала своим относительным благополучием и не приняла участия в волнениях.

Несмотря на тяжелые последствия, волнения 1835 г. имели большое историческое значение. Благодаря своей самоотверженной борьбе крестьяне, башкиры и их припущенники сохранили личную свободу и относительно сносные условия существования. Правительству пришлось отказаться от планов передачи жителей Приуралья в удельное ведомство и более осмотрительно проводить внутреннюю политику в отношении нерусского населения края.

Литература: История башкирского народа (4-й том), Санкт-Петербург, " Наука" 2011. [http: //kurs. znate. ru/docs/index-113253. html]