А.А. Голощапов 7 страница

На земле остались лежать Елена, вытянувшаяся в струнку, еЁ недавняя
истязательница с раскинутыми руками, жалобно разеваемым ртом, налитым кровью и
прорубленной пулями грудью и моя знакомица с окровавленной головой, очевидно
мЁртвая, относительно которой я никак не мог понять, как Клим еЁ убил. Ж\" утко
было интересно. ЕщЁ кто-то тЁмным, плохо различимым пластом лежал поодаль, в
гуще деревьев, весь осиянный лучами Тумана.

Я рванулся было к Елене, но Клим досадливо схватил меня за руку и указал на
жиденький подлесок северного склона оврага, по дну которого протекала
речка. Не надо было быть Натти Бампо, чтобы увидеть множество человеческих
фигур, с треском ломящихся через него, размахивая оружием. Кое-кто не
только размахивал, но и стрелял, что заставило нас ретироваться более
быстро. С чувством острого сожаления оставлял я тогда Елену лежать там, меж
деревьев. Это было скорее собственническое чувство, чем некое иное,
понаслышке из более благородных. Я терял приятную красивую вещь и это
причиняло немалую душевную боль.

Мы побежали по узкой грунтовой дороге к столпившимся на небольшом взгорке
угрюмым домикам, решив попытать там счастья в поисках прибежища -- на
открытом месте нас живо бы изловили, а то и перестреляли. Не люблю я много
бегать, а тут -- надо. Спотыкаясь от быстрого бега по пересечЁнной
местности, подбежали к ближайшей развалюхе, почти без обшивки -- так,
кое-где сверкнЁт сквозь дерево стальная полоска. Вересаев, разумно не
стучась -- после кровавых подвигов Стукача за это можно было теперь и пулю
схлопотать -- ударом ноги распахнул незапертую дверь. Увидев, что творится
внутри, я сразу понял, что мы попали не туда, да ещЁ и не вовремя.
Сначала, правда, был этот запах крови -- солЁный резкий запах, про который
никак не поймЁшь, освежающий он или удушающий. Он ударил мне в ноздри из
распахнутой двери и я уже безо всякого удивления, а даже с долей
предчувствования посмотрел на раскоряченного посреди комнаты молодого
мужчину с многочисленными дырочками от автоматных пуль в груди -- он
мечтательно смотрел в потолок мутными глазами неопределяемого цвета.
Кровь, залившая его с ног до головы, резко обозначила приклеенные ею к
телу длинные тЁмные волоски. В дальнем левом углу, на низком настиле,
лежал ещЁ один труп -- совсем ещЁ девчонки, почти голой, зарезанной и то ли
изнасилованной, то ли уж совсем бесчеловечно изуродованной. ЕщЁ один
человек стремительно терял право называться таковым у нас на глазах --
отходила светловолосая женщина лет тридцати пяти, лежащая на полу у
настила, голая, связанная по рукам и ногам, с выплЁскивавшейся широкой
тЁмно-бордовой струЁй крови из ножевой раны в еЁ всЁ ещЁ трепетавшей
груди. В рот еЁ был затолкан искровяненный лифчик, ослепительно ярко
белевший своими пластмассовыми бретельками. Но она, умирая молча, ещЁ
видела нас -- я прочЁл это в еЁ больших светлых, наполненных крупными
слезами, глазах...

Их убийцу мы заметили не сразу -- я неожиданно натолкнулся взглядом на
холодно сверкнувшее в полумраке другого дальнего угла широкое хищно
выгибающееся лезвие ножа с тЁмной ручкой, которое он держал в руке. Самого
маньяка плохо было видно, -- он был очень смугл, средних лет, невысок и
коренаст, а лицо затенено. Вересаев с исказившимся лицом сорвал с плеча
автомат, но ещЁ быстрее тип ударом то ли ноги, то ли руки -- а может,
головы! -- пробил в стене отверстие и метнулся в него. Темноволос, дополнил
я свои наблюдения относительно него, прежде чем идиот Вересаев выстрелил
по убийце. Разумеется, промахнулся -- было уже поздно.

Глаза женщины уже обессмыслились, по инерции глядя на нас, но выражая
теперь вгоняющее в дрожь спокойствие. Нелепа была и еЁ просящая улыбка
разбитого, налитого кровью рта, из которого Вересаев зачем-то вытащил
хлюпающе мокрый лифчик, да и мирная поза спящей плохо уживалась с зияющей
раной под сердцем...

-- Я бы того гада за одну эту девку убил... -- пробормотал Вересаев с
лифчиком в руках над связанной, всЁ ещЁ не разгибаясь. -- МЁртвой
красивая... как в книжке какой... Разглядел его?

-- Да успокойся ты. У тебя зрение сто процентов, а спрашиваешь. - Ответил
я ему слегка раздражЁнно -- я не люблю этой патетики. Всех не пожалеешь, а
вот вид сделать всегда можно. -- Выстрелил зря. ,, Друзей" " только привлЁк.
Ох ты, сволота, смотри, что сделал...

Начинаясь на одной груди, через грудину на вторую грудь, на теле женщины
темнели глубоко прорезанные в теле буквы-зарубки: ,, ТРЕТЬЯ" ". В низу
грудной кости филигранно была вырезана римская тройка. Порезы резко
оттеняла засохшая кровь, выступившая в них из тела, как слеза-смола из
надрубленного дерева.

Впечатление было жуткое. Я, осенЁнный внезапной догадкой, взглянул на труп
девочки. На еЁ ягодицах бурело: ,, ВТОРАЯ. II" ". Мужчина имел на левом бедре
надпись: ,, ПЕРВЫЙ. I" ". По всей видимости, мы стали свидетелями начала
похождений нового маньяка. Навести-Дуб, как ласково кличут нас в народе.
Иными словами, знаем, куда и когда зайти, ничего не скажешь, ещЁ раз
посокрушался я. А вот и спецназовцы съезжаются на выстрел Клима, почти
равнодушно подумал я, вслушиваясь в рЁв каких-то машин, который теперь не
заглушало и барабанным боем капель вновь зарядившего дождя по крыше
хибарки. Хотя что значит --,, каких-то" "?! Можно подумать, у кого-нибудь,
кроме спецназа, сейчас были машины!

Мы выскочили на улицу и, прислонившись к стене развалюхи, немного
продышались и осмотрелись. Дождь хлестал с неба, зависнув в воздухе серым
дырявым полотном, довершая болотистость дорог и смазывая контуры даже
близлежащих предметов. Прямо под нами, у подножия взгорка, суетились,
энергично карабкаясь вверх, спецназовцы-милиционеры. Их было плоховато
видно. Но нам это и не надо было, разглядывать их -- согнувшись, мы гуськом
побежали вниз по противоположному склону, густо застроенному домиками,
глухие деревянные стены которых злорадно таращились на нас со всех сторон.
Никогда не бегайте на скорость под дождЁм на раскисшей грунтовой дороге,
мой вам совет. Через пять минут нас было не отличить от двух негров,
проработавших с месяц на плантации не у самого доброго рабовладельца.
Сердце так сильно билось в моей груди, словно было там не единственным.

Мы чуть не упали к ним в объятья, к тем двум, по глупости или лености
одиноко торчавшим тут, в правой ложбинке. А может, они оказались умнее и
ловчее, чем мы предполагали и успели окружить холм. Один из спецназовцев
был худощавый и низкий, другой -- плотный и широкоплечий. Морды их можете
себе вообразить, как самые что ни на есть бандитские: описывать детальнее
мне их неохота, ибо ничего доброго с ними у меня не связано. Когда я
выводил худощавого из строя ударом кулака в подбородок, мне пришла в голову
мысль -- а вдруг они тут живут, а сюда просто покурить вышли? Зацепив меня
кулаком по скуле, спецназовец бултыхнулся в грязь. Под дождь -- курить?
Чушь! Или так -- не кури под дождем, жмых! Тем временем приятель как-то
уложил широкоплечего, но не успели мы порадоваться столь бесшумно проведЁнной
операции, как справа сзади нас заскрежетал мотор грузовика и я на миг удивился
огромным упорству и трудолюбию его водителя. Небось какой-нибудь отличник
боевой и политической подготовки, предположил я.

А вот и машина -- раскрытый грузовик с навешенным над кузовом
металлическим каркасом для натяжки брезента. За рулЁм -- солдат
(,, отличник" " ), рядом с ним еще один субъект с автоматом. Ну и в кузове
пятеро стоят, за прутья каркаса держатся. Ох и заорали, нас увидев! Мы с
Климом -- наутЁк, петляя между деревьями и домиками. Они, слышу, тоже
пустились пЁхом по пересечЁнной местности, попрыгав с грузовика. Пока ещЁ
не строчат из автоматов, потому что нас всЁ никак на мушку не поймают.
Короче говоря, шансы ещЁ есть. Какие-то конкретные. Я споткнулся, ушиб
палец ноги и чертыхнулся, непроизвольно взглянув себе под ноги.
Моментально впереди грохнул выстрел и я остановился на месте, увидев, что
Клим стоит, качаясь на месте и хрипит, зажимая рукой грудь, а из его
продырявленного левого соска хлещет кровь. Это сделала Ольга -- она
стояла метрах в пяти перед нами, причЁм совершенно обнажЁнная. Это для
меня всЁ-таки было в новинку, поэтому я невольно залюбовался еЁ пышными
стройными формами -- узкой талией, небольшим пупком, точЁными бЁдрами,
массивными острыми грудями, глядящими в разные стороны крупными цвета
вишни сосками. Золотые волосы, распущенные по еЁ плечам, словно нимб,
делали еЁ похожей на святую. Одна рука Ольги была поднята на уровень
груди и сжимала пистолет -- большой, чЁрный, лоснящийся от смазки. Клим
всЁ ещЁ стоял, хотя рана, конечно, была смертельная. Звонко
рассмеявшись -- колокольчик прозвенел! -- Ольга выстрелила ещЁ раз,
продырявив Климу печень и тут уж юноша завалился набок, задЁргавшись всем
телом. Девушка перевела пистолетное дуло на мою грудь. Я упал в грязь,
как подкошенный, на мгновения упредив пулю, свистнувшую над моей головой.
Напрягшись, я вскочил и прянул вправо от тропинки, к ближайшей стене
хибарок. Сзади звучно трещали выстрелы. Пуля, клюнувшая меня в левую
лодыжку, заставила меня вскрикнуть-всплакнуть от резкой тупой боли в
ноге. Другая пуля чиркнула по виску, грубо и больно содрав на нЁм кожу.
Третья чуть не раскромсала череп -- я почему-то пригнул голову и
смертоносное насекомое только прочертило мне на скальпе бороздку. До сих
пор не пойму, как я тогда спасся. ЧетвЁртая пуля вырвала кусочек мяса из
моего правого плеча и по нему заструилась кровь. Подбежав к почти
сплошному тут ряду домиков, я, закусив губу и обдирая о занозистое дерево
в кровь кожу на спине и животе, протиснулся в узкий проЁм между двумя
хибарами, задыхаясь от острой боли в ноге и смертельного ужаса. Вслед мне
прогремел ещЁ один выстрел и пуля впилась в деревянную стену одного из
строений в нескольких сантиметрах от моей судорожно вздымавшейся
распаренной груди.

Оказавшись на другой улице, я, обливаясь потом и кровью, побежал по ней в
обратную сторону, подальше от этой дьяволицы. Я изнемогал от страха, боли
и напряжения и был готов скорее встретиться в открытом бою со спецназовцами,
нежели иметь дело с этой золотоволосой убийцей. Сильно болела раненая икра,
из неЁ сочилась кровь. Но рана была явно несерьЁзная, а то я бы уже
свалился. Пробежав немного, я оглянулся -- улица была тиха, грязна и
пуста. Погони не было. Хорошо бы перевязать ногу -- а чем?

Ковыляя к растущему поодаль, на небольшой площади, полусухому-полузелЁному
дереву, широко раскинувшим свои ветви над здешним чернозЁмом, я грустно и
злобно усмехнулся. Мне порой хотелось, чтобы меня убила красивая девушка,
если уж мне суждено быть убитым. Это было очень давно, ещЁ до Тумана и тем
не менее... Теперь тот Я стал Мне теперешнему омерзителен, жалок и виновен
в том, что произошло сейчас. Неужели прав был Мамалыгин и я подставился под
выстрелы сам? Теперь то желание уйти из этого мира чувств и ощущений, мира,
наполненного красками, цветами и запахами, в сырую тЁмную могилу, казались
мне дикими и нелепыми; как всегда в моменты переоценки ценностей, мир
надвинулся на меня звуками, светом, запахами; ощущалось некое спокойное
взаимопроникновение его и меня... С алчным восторгом рассматривал я всЁ
вокруг, в том числе и свою рану на ноге, из которой по волоскам стекали на
землю красные бусинки крови, смешиваясь на ней с грязью. То есть, этого
нельзя было делать, понял я -- думать о чЁм-то отвлечЁнном, восхищаться
отвлечЁнным или изучать что-то отвлечЁнное. По крайней мере, сейчас я
поплатился именно за это, решил я, обессиленно прислоняясь к дереву спиной.

Надо мной вдруг что-то зашевелилось и захрустело, вниз посыпались обломанные
ветки и какая-то труха, норовящая запорошить глаза. Я резко шатнулся в
сторону, упав на четвереньки. Поспешно встал и столкнулся лицом к лицу со
спецназовцем, сжимавшим в руке нож. Бывают такие надоедливые люди...
Ударом кулака я выбил у парня нож, слегка порезавшись. Ножик по параболе
шлЁпнулся в грязь. Недовольно заревев, спецназовец -- здоровенный
мускулистый дебил -- изо всей силы замахнулся своей мясистой ногой с твЁрдым
намерением двинуть меня ниже пояса. Но я помешал осуществлению его
кровожадных планов, решив, что били меня в этот день предостаточно и ловко
даже для самого себя отпрыгнув в сторону. Хорошо известно, что самая лучшая
защита -- нападение. Но я не успел предпринять оного и получилось оно
совсем не по моей воле. Кто-то сзади сделал мне подсечку: я упал, взмахнул
кулаками и ударом в,, пачку" " свалил коварного прыгуна с деревьев. ЛЁжа в
грязи, я почувствовал вкрадчиво-прохладное прикосновение к животу пары
стангов. Вскочив, я с болезненным стоном отодрал их от себя, уже прилично
набухших высосанной из меня кровью и отбросил их, жадно клацающих золотистыми
челюстями, подальше. Истончив руками слой грязи, покрывавший мои очки,
я наконец увидел то, чего лучше бы и не видеть.

На расстоянии вытянутой руки от меня стоял второй спецназовец с автоматом,
нацеленным мне в солнечное сплетение. Здоровый чЁрт, на голову выше меня,
вылитый Рэмбо. Грудь, как пивной бочонок, ядра бицепсов. Грубое
самоуверенное калмыковатое лицо. Ну и всЁ, как говорится.

-- Где она? -- спросил вдруг он требовательно. -- Куда вы еЁ дели? --
Я молчал, догадавшись что со словоохотливости всЁ равно ничего иметь не
буду. К тому же я молча страдал от постепенно затихающей резкой боли,
причиняемой укусами стангов в груди. -- Молчишь, сучий потрох! А ведь я
тебя боссу не сдам, у него жизнь не купишь! Куда дели, спрашиваю?!! --
Человеку бы старцем Фура в форте Байяр работать. -- Ну и молчи, х...!
Ладно... Назад сдай, не хочу в твоей крови пачкаться. Получишь в голову, а
то яйца прострелю.

Не надо яйца, бережливо подумал я, медленно пятясь назад. В голову,
говоришь... И как оно бывает?...

Но познание этого таинства отодвинулось для меня. Хлопнул негромкий выстрел
и громила поперхнулся пробившей ему затылок пулей, вылетевшей откуда-то
сзади. Вот и пришлось ему запачкаться в крови, правда, в своей
собственной. Я посчитал, сколько ж он так простоит, с вытаращенными
глазами и с кровавыми слюнями. Пять секунд. Затем грохнулся в грязь, а
автомат ему сверху на грудь упал. Немного подумав, я решил взять оружие
себе, так как никто по мне вроде не стрелял. А снайпер уже и меня бы на тот
свет отправил. Значит, это не снайпер. Я поднял голову к небу и дождь
услужливо смыл со стЁкол очков остатки грязи, поплывшей мутными разводами.
Теперь я увидел стрелявшего... точнее стрелявшую. В дверях одной из
ближайших построек стояла девушка, подманивавшая меня рукой. И я побежал к
ней.

Вбежал в комнату и девушка закрыла за мной дверь, тяжЁлую, обитую металлом
и задвинула засов. Я прислонился спиной к стене у двери, мокрый, как
мышь, судорожно поводя рЁбрами. В висках молотом стучала кровь. Все мои
раны болели разом. Я внимательно рассматривал свою спасительницу, пытаясь
понять, кто она такая и почему она меня спасла. Она, в свою очередь,
изучающе разглядывала меня, сдвинув на широкий смуглый мокрый лоб тЁмные
защитные очки, -- в комнате было довольно сумрачно.

Ей было на вид лет двадцать пять, а может и меньше. Миндалевидные
большие тЁмно-коричневые глаза, лучащиеся тЁплым блеском, смуглые широкие
плиты скул. Превосходно сложена -- стройная, загорелая, с сильными руками
и ногами. Тугие бЁдра облегают шорты, за которыми торчит серая рукоять
пистолета. Крепкие маленькие ступни твЁрдо стоят на земле. Налитые крупные
груди распирают изнутри лифчик, который явно не по размеру этой леди,
буравят его потемневшую от долгой носки ткань бугорками сосков.

Пора бы и познакомиться, решил я, когда почувствовал, что в силах
произнести нечто членораздельное. Но девушка упредила меня и в этом.

-- Неприятности, парень? -- поинтересовалась она низким, чуть
резковатым, но в целом весьма приятным голосом.

-- Не то слово, -- пробормотал я и сполз по стене на корточки, внезапно
обессиленный. Ноги болели, словно сильно оттягиваемые некими гирями. --
Ранили меня...

-- Ранили -- перевяжем. -- Успокоила меня незнакомка. Подсуетившись, она
нашла перевязочный материал -- кусок мешковины. Пока она надрезала его
ножом и разрывала на серые длинные полоски, я с трудом взгромоздился на стул
между стоящей неподалЁку пружинной кроватью с ворохом рваного, но не
грязного тряпья на ней и столом. Кровать свидетельствовала о некотором
достатке владелицы -- большинство спалили все матрацы в холодные годы Тумана.
Кружилась голова и я изо всех сил пытался образумить еЁ от этого. Вздрогнул
от неожиданности, когда девушка коснулась моего плеча, начиная перевязку.
Бинтовала она весьма умело, хотя и заставила меня несколько раз поморщиться
от боли. Пока она перебинтовывала ногу, я с удовольствием разглядывал еЁ
покрытую лЁгкой испариной спину с проступавшими сквозь кожу позвонками и
плавно ходящими под кожей лопатками, пробор в волосах, открывавший в дебрях
каштановых волос полоску белой кожи с мелкими пушинками перхоти, и груди,
достаточно неприкрытые сверху лифчиком, чтобы я смог детально разглядеть всю
их возбуждающую анатомию. Наконец девица встала, подняв волну кисло --
сладкого запаха женского пота. Я с удовольствием посмотрел на серые повязки,
плотно стягивающие мои раны и сохраняющие мне полную свободу действий.

Пока девушка бренчала чем-то в другом конце комнаты, я попытался встать, но
моЁ тело не поддержало меня в этом вопросе. Тогда я принялся разглядывать
комнату, чувствуя, как медленно, но верно голова перестаЁт кружиться. Но
в помещении не было ничего более интересного, чем то, что я уже описал.
Разве что на передней спинке кровати, которая была ближней ко мне, висел
мужской носок. Я чЁрт знает сколько не видел этого предмета туалета,
поэтому его окончательная классификация стала для меня радостным плодом
долгих размышлений. Тем временем коричневоокая каштановласка, набулькавшись
чем-то в углу, подошла ко мне с чашкой воды в руках как раз в тот миг,
когда я мысленно произнЁс: ,, Да это ж носок! " " и весь так и просиял от
радости.

-- Пить хочешь? -- понимающе улыбнулась она, отнеся мой восторг на счЁт
воды. -- Я думала -- тебе умыться, но -- пей... -- Она протянула мне
небольшую алюминиевую посудину, налитую мутной жидкостью неприятного
запаха -- нашей,, лечебной" " темерничкинской водой. Дно слабо просвечивало
через толщу взвеси и я отдал должное тем немногим лучам, которые сумели туда
пробиться.

Пить мне совсем не хотелось, но, отхлебнув пару раз воды из приличия, я
внезапно почувствовал столь сильную жажду, что разом выпил почти половину
чашки. Остальной водой умылся, не снимая очков и краем глаза следя за
девушкой, которая смотрела на меня со второго стула, облокотясь на стол.
Оба стула были довольно приличными поделками из дерева, но все испятнанные
чем-то тЁмно-бурым, покрытым грязно-пыльным налЁтом. Это напоминало
свежее мясо, извоженное в пыли. На столе стояла нераспакованная картонная
коробка перевязанная серой бечЁвкой. Я знал, что в ней: супчик, сухарик
и пюре с тигровым мясом. Помимо коробки, на столе находились два ржавых
столовых ножа. Я на всякий случай взял их на заметку, потому что уж больно
эти бурые пятна смахивали на кровавые, а я кое-что слышал про подобных
маньячек -- заманивают они к себе юношей и прикалывают из-за извращЁнной
сексуальной фантазии своей и тяжелого неизбывного прошлого. Эта вроде бы не
из таких, а там кто его знает? Ставя на стол чашку, я увидел ещЁ кое-что
неутешительное -- напротив стола, на левой стене домика, чуть ближе к
двери, чем кровать, висела отличная винтовка с матово поблЁскивающим
стволом.

-- Раны у тебя пустячные, -- сказала девушка, откидывая назад волосы и
кладя ногу на ногу. -- Через неделю забудешь про них. -- Прожить ещЁ надо
неделю эту, подумал я. -- Есть хочешь? Ну, как хочешь. Елена.

Я не сразу понял, что она представляется, настолько интонация последнего
предложения совпадала с тональностью предыдущих.

-- Фамилия моя тебе ничего не скажет, тем более отчество. Кликуха моя --
Сковородка. Может, слыхал?

-- Не-а, -- мотнул я головой. -- Да и слава богу, не подходит она
тебе. КозЁл какой-то, небось, выдумал. Да и не мог я слышать, у реки
живу.

-- Ну? И как там Чхеидзе, армянская душонка? -- усмехнулась она,
взглянув на меня внезапно заблестевшими глазами.

-- А он разве не грузин? -- удивился я, с удовольствием оглаживая еЁ
взглядом. -- Он стакнулся с Сапоговым и санкционировал нападение Феченьина
на кабак Лукерьи. ЕЁ убили, кабак разграбили. Я -- свидетель...

-- По имени... -- перебила меня Лена. Я мог соврать, но почему-то
сказал:

--... Саша. Я, наверно, пойду, а то ещЁ спецназовцы нагрянут. Ты и
так уже из-за меня в историю вляпалась. Спасибо тебе за помощь...

-- Да не благодари, я не ради,, спасиба" ". -- поморщилась девушка. -- И
не устраивай мою жизнь, будь добр. Когда ты мне надоешь, я тебя выгоню. А
пока что сиди, храбрец-самоубийца. Всем вам, мужикам, подохнуть не
терпится. Успеешь ещЁ, молодой... Я-то знаю методы спецназа и милиции,
так что далеко ты не уйдЁшь... Слышишь?

На улице послышались грузовики и возбуждЁнные вопли спецназовцев. Лена
прыгнула со стула к щелям в стене, приложилась к одной -- не угадала.
После второй попытки призывно махнула мне рукой. Я подковылял к ней,
немного переборщив с этим ковыляньем -- на самом деле нога почти не болела.

В щель я увидел, как от припаркованного под памятным мне деревом грузовика
разбегаются в разные стороны порядка двадцати спецназовцев с,, калашами" ".
Матерились они так, что даже я узнал для себя кое-что новое. В кабине
грузовика не в пример тише и спокойнее их обретались двое, отчЁтливо
просматривавшихся сквозь чисто вымытое стекло. Четверо других спецназовцев
втаскивали в кузов тело убитого Леной громилы с расставленными руками с
провисающими кистями и раздвинутыми ногами с вытянутыми ступнями.

-- Здорово ты его... -- вспомнил я...

Спецназовцы не торопились к Елениному жилищу, они были рады случаю
повламываться в разные дома. Как лихо они выбивали двери халуп! Раздались
короткие неблагозвучные крики, прерываемые треском коротких автоматных
очередей. Вдруг всЁ это перекрыл хохот. Из какого-то домика выскочили
девушка и парень в чЁм мать родила. Они долго в смертельном ужасе
метались по площади под общий свист спецназовцев. Пара автоматных очередей
наконец стегнула их и они прилегли рядком, рука об руку. Пятеро
спецназовцев наконец-то вышли из домика напротив, все улыбаясь, как
выигравшие миллион в лотерею. Кого-то неподалЁку насиловали, ибо женский
голос, полный страха и боли, кричал: ,, Ура! " " Не все ещЁ забыли эту
маразматическую инструкцию БЖД, как защитить себя от насильника. Ажиотажа
вокруг этих страстей не было, в них участвовали только истязатели и
истязуемые. Своя рубашка ближе к телу и косяки супергероев не потянулись на
женские и девичьи крики, способные разжалобить миллион Чикатил.

-- Да, -- вполоборота ко мне прошептала Елена, оторвавшись от щели.
ЩЁку еЁ перечЁркивала багровая полоса от плотного соприкосновения с досками
краЁв трещины. -- Видать, не по чину ты что-то натворил. Когда это за
обходчиком так гонялись? СестрЁнок нет, а то мы бы им показали. Может, ты
на что сгодишься... Держи. -- Она бросила мне завертевшийся в воздухе
пистолет. Я поднял руку и оружие неожиданно правильно легло в ладонь,
слегка приспускаемую мною, чтобы смягчить шлепок. -- Стань в угол за
кроватью. Сам понимаешь, что делать надо, если ворвутся.

Понимать-то я понимал... Я отступил с оружием, нагретым теплом женского
тела, в указанный угол. Лена бесшумно сняла винтовку со стены и села с
ней справа от двери на корточки. Вдруг дверь сотряслась от мощного удара...
после второго, более мощного, она чуть треснула между верхним и
нижним обрезами и петлями, но не сломалась.

-- Кто там, х... як, ломится? -- заорала вдруг Елена таким тоном, что я
подскочил от неожиданности. -- П... те к Ёб... ой к... е, м... и недоделанные!

-- Отпирай, тЁлка Ё...! Мы тебе п... х... пощупаем! -- уверенно
проорали за дверью.

-- ПошЁл на х..., козЁл вонючий! П... думкой богатеет! Вырос ты,
видать, да х... не вынес! Так иди сюда, я тебе и яйца оторву! --
прогаркотала девушка с таким спокойным выражением лица, что я восхитился еЁ
самообладанию. Винтовка в еЁ руках поблЁскивала велосипедной спицей,
непонятно для меня передвигаясь, словно выискивая на двери какую-то особую
точку. -- Сковородку затронули?!!

-- Слушай, Сковородка, открой добром, а то сейчас начальница подойдЁт,
душу вытрясем... Если у тебя никого нет, уйдЁм, тебя не тронем...
Преступника мы ищем. Приказ Сапогова, понимаешь? -- произнЁс кто-то более
спокойно и без лишних слов, которыми была уснащена речь более раннего
собеседника Елены. Я испугался, услышав эти слова -- того, что я на месте
Елены сейчас меня бы, наверно, выдал. Я вспомнил, что у меня есть
пистолет. Хоть подстрелю еЁ, если не пристрелю, если продаст.

-- Эй ты, большой член, вали отсюда, ищи всяких урок в другом месте, а
я спать хочу. К бабам приЁ... будешь в кабаке у Лукерьи! -- оборвала
речь увещевателя и мои размышления Елена. -- Подсунь под дверь ордер
Управления об обыске или катись к твоим дружкам-педерастам.

-- Ордер тебе? -- хохотнули за дверью. -- Отсоси у жмыха, дойка!

В дверь бухнул мощный удар, от которого та завибрировала и на ней сломался
толстый, как полено, засов. Половинки засова упали на пол, а за ними
летела дверь, чуть не подмяв отпрянувшую и вскочившую Лену, приложившуюся к
винтовке. В дверном проЁме сноп лучей нечЁтко высветил тонкое смуглое
человеческое тело. За ним виднелись тЁмные высокие широкоплечие силуэты.
Мы с Еленой выстрелили почти одновременно, но вбежавшая в дом девушка ловко
уклонилась от пуль, сваливших на порог умирать двух чересчур неосмотрительно
следовавших за Ольгой -- а то была именно она -- спецназовцев. Поднырнув под
дуло вновь выстрелившего ружья моей спасительницы, Ольга вывертом вырвала
его из еЁ рук и с лЁгкостью швырнула тяжЁлое ружьЁ в меня. Приклад ударил
мне в плечо до хруста костей и я с криком выронил пистолет. Поднять его я
не решился, ибо в дом ворвались несколько спецназовцев, наставивших на меня
и на Лену свои автоматы. В руках у нагой Ольги появился пистолет.

-- Тут, Сковородка, тебя малость подвела твоя любвеобильность, --
ухмыльнулась она. Ей было наплевать на то, что она обнажена. -- Ты укрыла
преступника и убила спецназовцев. Знаешь, что за это бывает? Но ты ж у нас
и рисковая и крутая. А я -- так, укропка недоделанная. Вот сейчас тебе те
твои слова кровью отрыгнутся.

-- Мне бы оружие... -- заскрипела зубами Елена, расширяя глаза от бешенства. --
Тогда бы ты, се... -- Тут две пули из Ольгиного пистолета одна за
другой стукнули еЁ в грудь, она впилась верхними зубами в нижнюю губу,
зажмурилась до морщинок в углах глаз, взметнула руками, подпрыгнула в воздух
и упала на колени, не сумев сдержать негромкого стона.

-- Крови нет... -- неожиданно громко прошептал кто-то из находившихся в
комнате спецназовцев, когда девушка свалилась набок и на спину, разметав свои
длинные пышные волосы. Выругавшись, Ольга подошла к замершему на полу телу и
сорвала с него лифчик. Бретельки брызнули в разные стороны, чертя в Тумане
туманно сверкающие витиеватые ленты. На левой высокой, чуть заметно
вздрагивавшей груди лежащей под тЁмно-коричневым плоским морщеным соском
багровели два кровоподтЁка, обильно сочась кровью и невесть чем поблЁскивая,
словно крупнозернистая соль, рассыпанная на них, преломляла свет.

-- Н-да, а денежки-то у неЁ водились, оказывается, -- осклабилась,
обнажив ровные зубы в розовых деснах голая девушка, разглядывая попеременно
то продырявленный лифчик, то две сплющенные пистолетные пули, спокойно
лежащие на полу у тела. То вдруг зашевелилось... Я не верил своим глазам!
Елена открыла глаза и пыталась встать, отяжелело мотая головой, опираясь на
дрожащие и подгибающиеся руки. Рот у неЁ открывался и закрывался,
судорожно, как у сильно изумленного чем-то человека. Она, наверное, до
этого и сознания никогда не теряла; именно это испугало ее больше всего; но,
разумеется и резкая боль в груди, словно с ней случился сердечный приступ...

-- Господи, как больно... -- хрипела она жалобно, пустив по подбородку
слюну. -- Не надо больше, Леночка...

-- Сука! -- радостно крикнула Ольга, стреляя раненой в упор в висок.
Раздался негромкий, но отчЁтливый треск... -- Умри!

Я зажмурился, видя, как, волчком закрутившись на полу, мучительно
прощается с жизнью та, которая так недавно спасла мне мою. Ленино
скрючившееся тело выволокли на улицу спецназовцы, со смехом толкуя что-то
друг другу. Я имел несчастье встретиться глазами с Лениным остановившимся
взором. Такие взгляды запоминаются на всю жизнь.