Трубочист

Дмитрий Костюкевич/Борис Машковцев/Александр Голиусов

Трубочист

Посасывая рыбий хвост, Генри слушал разговор хозяина и новичка.

За окном вызревало утро. Мальчики-верхолазы – те, что были на попечении мастера Кука – ещё не спустились из своих комнатушек. Генри тоже жил наверху, в лучшей комнате с Патриком Червём, таким же сиротой и трубочистом. Хозяин ценил их больше других.

Мастер Кук ходил вокруг новичка, словно выбирал себе новый костюм.

– А ты неплох, – Хозяин трубочистов пощупал бицепсы мальчика, стиснул плечи. – Изящно сложён – в дымоход проскользнёшь, как палец в...

Мастер Кук ухмыльнулся.

– Твоя мать сказала, что тебе десять.

– Так и есть, сэр, – пролепетал новичок. На вид ему было не больше семи.

– Ты посещаешь церковную службу?

– Да, сэр.

– Это хорошо. Некоторые из моих бездельников даже не моются.

Генри улыбнулся, не выпуская из зубов рыбий хвост. Будь здесь Патрик Червяк – наверняка, покраснел бы. Правда, заметить румянец на его чумазом лице было невозможно.

– Вначале будет нелегко, малыш. Но через пару месяцев для тебя не останется секретов, а твои локти и колени станут твёрдыми, как пятки босяка. Ты станешь настоящим верхолазом.

– Да, сэр.

– Добро пожаловать в трубочистную артель Джона Кука, малыш. Посиди здесь, скоро спустится Уэйн Пятка и найдёт тебе цилиндр и сюртук. Сегодня твоим учителем будет он, а завтра займусь я.

Мастер Кук повернулся к Генри, поманил в свой кабинет.

– Этот малыш напоминает мне тебя, Генри, – сказал хозяин, усаживаясь на стул. – Сноровистый на вид, тощий, но сильный. С тобой понятно, в приюте почти все такие, а этот какой-то странный. Парень похож на ирландца, хотя и он, и его мать говорят без акцента. Что думаешь?

– Думаю, что из него выйдет хороший трубочист, мистер Кук, – ответил Генри, теребя медные пуговицы сюртука.

– А я думаю, что от католиков одни неприятности, особенно от пэдди. Ладно… – Мастер Кук махнул широкой ладонью. – Сегодня работаешь в моём доме. Лиса даст тебе ключи и оставит еды. Я буду поздно вечером – дождись меня.

***

Каминный дымоход мистера Кука Генри чистил ежемесячно.

Он принялся за прочистку трубы снизу. Сначала думал о новичке -Малыше, как он его успел окрестить. Выдюжит ли? Парень должен быть выносливым, не бояться высоты, не распухать и не задыхаться от сажи и дыма, как Уильям Больной. Парень действительно похож на ирландца. Ну так и что с того? Мальчишка вроде нормальный, не душегуб и не вор, да и Кук обязательно проверит – хозяева домов и квартир не желали тратить нервы, размышляя о порядочности трубочиста. Наверняка мастер убьёт полдня, но раскопает всю подноготную парня.

– Бредёт малютка в снегопад, весь в саже с головы до пят… – напевал себе под нос Генри, ползя как гусеница, упираясь в стенки давно загрубевшими локтями и коленями (он не хныкал, когда хозяин натирал разодранную кожу солью).

Каминная труба мастера Кука поднималась в высоту на пятьдесят футов, настоящая громадина, упасть в такую… не приведи Господь. Уж лучше застрять – частая ошибка новичков, зачастую тоже смертельная. Главное, не подводить колени к подбородку. В самом начале обучения Генри побывал в шкуре застрявшего: пытался выбраться, но ещё сильнее застревал, задыхался от сыплющейся сажи. Так и провел три часа, пока его не вытянули вниз верёвкой. Порой трубу даже приходилось разбивать сбоку.

Стиснутый в липком нутре дымохода, он орудовал щёткой-ёршом (сажа сыпалась на расстеленный внизу мешок) и думал об Элизабет.

Элизабет работала младшей съёмщицей на льнообрабатывающей машине. После смерти матери жила в богадельне и каждое утро шла на фабрику к шести, откуда возвращалась после семи. Генри часто ждал её у ворот, чтобы проводить. Он помог ей с деньгами на хороший корсет и каждую прогулку мечтал, чтобы она взяла его под руку, эта красивая девочка со слабыми лодыжками и искривленными коленями. Генри ненавидел работу Элизабет за то, что она с ней сделала, за цепи и ремни, которыми их пороли надзиратели. Он хотел убить этих людей.

Но, кроме работы Элизабет у него есть и другие враги: пыль, пепел и зола. Иногда в трубах собиралось столько копоти и сажи, что их можно было выгрести только руками.

Металлический шар на крепкой верёвке и фонарь Генри оставил внизу. Он уже добрался до предпоследних коленцев дымохода, когда образ Элизабет (она рассказывала ему о своей работе: «станок заполняется и его надо остановить, затем убрать банкоброш, снять и отнести на конвейер катушки, установить пустые катушки и опять запустить станок…») дрогнул, соскользнул – вместе с его ногами.

Сорвался…

Генри закричал, но тут же (странно, казалось, падение будет вечным, будто он перевалился через край мира) ужасный удар выбил крик из его горла.

Было слышно, как треснули рёбра; Генри уткнулся лицом в жирный от копоти камень – стену или дно камина? – и застонал. По внутренностям прошёл всплеск жгучей боли. Боли было так много, что он не знал какой уделить большее внимание. Кажется, он сломал пальцы левой руки – вместо них пух пузырь огня. Мир наполнился пульсирующим гулом.

Генри открыл затуманенные глаза, попытался перевернуться, вскрикнул и потерял сознание.

Чёрный туман обморока был похож на внутренности трубы – забитый сажей ход... нет, три хода, заканчивающиеся монетками далёкого неба. Каким-то непостижимым образом Генри смотрел в эти три лаза одновременно.

И одновременно стал карабкаться по ним вверх.

***

Тесные улочки Лондона, облепленные деревянными домами с соломенными крышами, вывели его на площадь. Дерево и солома… Великий пожар 1666 года уничтожил 87 церквей и почти 13 тысяч домов. После этого городские власти ввели ряд нормы на лондонские дымоходы – они стали намного уже, порой труба достигала девяти дюймов в ширину. Разумеется, взрослые уже не годились для трубочистных работ.

Огонь потушили давно, но дым остался – по городу поползли слухи, что пожар случился не сам собой. «Папистский заговор», – шептали знающие люди.

Генри любил ходить на публичные казни. Сегодня он решил рискнуть и пробраться в амфитеатр. К превеликому удивлению ему это удалось – все словно не замечали его. Тучная женщина брезгливо сморщилась и уступила место, Генри был готов поклясться, что она его не видит. Другие зрители обходили его, даже не взглянув, хотя слева от него пустовал краешек лавки.

Узников привезли на повозке, связанными по двое и усаженными спинами к лошадиным хвостам. Поверх одежды на них были надеты белые льняные рубахи, на головах – колпаки.

– Католические выродки, – процедил кто-то сзади.

– Предатели, – подхватил другой голос.

Осуждённых подняли – кого пинками, кто взобрался сам – на широкую повозку, изготовленную специально для казни, накинули на шеи верёвки. Над головами возвышалась широкая виселица на тринадцать петель.

Жирный капеллан поднялся к узникам и призвал спеть вместе с ним отрывки из псалмов. Родственники прощались – кто скупо, кто плачем. Двое осуждённых были безбожно пьяны и смеялись над раскаявшимися.

Генри сидел затаив дыхание.

Когда родственники и капеллан спустились с повозки, та резко отъехала в сторону, и ноги осуждённых потеряли опору. Тринадцать пар ног, болтающиеся в трёх футах над землёй.

Это всегда происходило слишком быстро. Но дальше начиналось самое интересное. Одни родственники и друзья казнённых висли на телах, пытаясь помочь, прекратить мучения. Другие спорили с учениками лекарей и палачом, стараясь заполучить тело по приемлемой цене. Сыпались тумаки и проклятия. Затем драку затеяла чернь – возницы бились за право везти тела. Невообразимое зрелище! Генри сидел с открытым ртом.

Когда шум и гам стих, он оказался на повозке с двумя повешенными – заскочил на край и теперь ехал в направлении Парламента.

– И ты… шшш... решил… шшш…

Гении услышал какой-то шёпот, и с ужасом понял, что его издаёт мертвец. Против своей воли он наклонился к голове трупа.

– И на это ты решил потратить своё драгоценное время, парень? – сказали синие губы. – Прокатиться с мертвяками? Или хочешь на нашем горбу въехать в Царствие Небесное?

Он дёрнулся от словоохотливого трупа и выпал из повозки.

Темнота обволокла его до того как случился удар.

***

Сегодня Генри позаимствовал у Уэйна Пятки выходной сюртук. Такой надевают только на свадьбы или похороны. Или если ты собираешься пройтись с Элизабет по Гайд-парку. С утра Генри лишний раз прошёлся щёткой по выцветшей, но всё ещё крепкой ткани, дабы не осталось ни одной крупицы сажи. Даже подумать страшно, что чёрные пятна могли бы перекочевать на платье Элизабет.

Вся одежда, да вообще все вещи, попавшие в руки трубочистов, вскорости обретали этот неизбежный признак – сажа. Генри рьяно боролся с сажей, а та в отместку поглощала все предметы, к которым он прикасался. «Выходной» сюртук был единственным на всю артель, сумевшим избежать этой профессиональной болезни. Правда за это он поплатился яркостью красок – слишком часто по его бокам хаживала жёсткая щётка. Зато как блестели медные пуговицы! Стоило новичку получить свою первую форму – пуговицы с неё сразу же перекочёвывали на сюртук Уэйна.

Генри застегнул ворот. Ничего, скоро он женится на Элизабет, вдвоём они вполне смогут завести свой угол, и вместе с артельными пирушками из жизни Генри уйдёт артельная сажа. А Элизабет вполне сможет наняться служанкой, да хоть к мастеру Куку, и навсегда забыть о фабрике.

Осталось сделать предложение – Гайд-парк вполне для этого подходит. Эх, Генри, запомни этот день – 1 июня 1822 года.

Они редко выбирались в эту часть города, но теперь в начале лета бродить по людным каменным лабиринтам не хотелось, и вслед за многими горожанами Генри потянул свою спутницу к озеру Серпентайн. Элизабет принесла хлебных крошек и кормила лебедей. Те доверчиво тянулись шеями к ее ладони и неохотно шлёпали ногами по берегу следом за приманкой, когда она отставляла руку.

Они повторили маршрут парадного шествия Веллингтона, и Генри смешно шагал и тянул носок, показывая Элизабет солдат-победителей Наполеона.

Потом Генри спохватился, что только недавно где-то неподалёку установили статую древнего война Ахилла. Они пошли разыскивать статую. И неожиданно обнаружив, что Ахилл представлен во всей античной наготе, Элизабет испугано отвернулась и прикрыла рукой лицо, отгораживаясь от такой дерзости скульптора. А не менее смущённый Генри по-джентельменски встал впереди, будто защищая девушку от этого древнего мужлана.

«Выходи за меня замуж», – под конец прогулки Генри произнёс слова, ради которых сюда и шёл. И Элизабет дала согласие.

«Генри, но я должна сейчас сказать одну очень важную вещь», – в глазах Элизабет Генри увидел страх. Что-то грозило Элизабет, его невесте, и теперь его долг защитить её от возможной беды. Он готов принять её со всеми напастями, которые только ей суждены, но только не с… «Мои родители были католиками… И я тоже».

По городским переулкам бежал трубочист. Бежал как безумный, сшибаясь с прохожими, однажды чуть не угодив под лошадь. Его невеста католичка! Господи! Её родители прожили всю жизнь в изгнании, не смея даже переступить границы Лондона! Католик – значит «изменник»! Возможно, её предки готовили Пороховой заговор, жгли Лондон и замышляли убийство короля Карла! Лучше бы она никогда не приезжала в Лондон!

И ещё он где-то потерял одну из чёртовых медных пуговиц. Теперь влетит от Уэйна. Дома наклонились, смыкаясь над головой Генри в каменный тоннель. Генри оступился и покатился кувырком по мостовой.

***

Он приподнялся с мостовой, опёрся рукой о стену, огляделся. Сверху давило свинцово-серое небо, грязные стены незнакомых зданий обступили его с боков, била в нос нестерпимая уличная вонь. Где, в каком направлении порт? Он потёр ушибленный при падении лоб, там уже вздулась приличная шишка. Генри глубоко вздохнул и тут же зашёлся надсадным кашлем, пытаясь пересилить боль в рёбрах и отплёвывая кровь. Главное, снова не потерять сознание, проклятая чахотка совсем его извела. Нужно найти дорогу в порт или добраться до Сэквелл-стрит. Генри огляделся, у кого бы спросить дорогу. Чуть в стороне он заметил истощённого бродягу, который пытался подвязать какое-то тряпьё к босой ступне.

- Как мне пройти в порт?

- Пошёл к чёрту, – чумазый бродяга зло сверкнул воспалёнными глазами, но вдруг взгляд его изменился. – Генри?!

- Да, я... – Генри попытался вспомнить, где же он мог видеть этого доходягу раньше.

- Генри! Генри!!! Гирю тебе в темя! – бродяга вскочил и обнял его. – Неужели не узнаёшь? Хотя чего ещё ожидать от англичанина! Как же я рад тебя видеть, Генри!

- Ты? – Да, с момента последней встречи Малыш очень изменился, и узнать его в этих лохмотьях было почти невозможно. Больше двадцати лет прошло, подумать только! Но это был он – чумазый малец, когда-то спасший ему жизнь.

- Я! – Малыш расхохотался. – Узнал, значит! Как тебя занесло в Дублин? Чем живёшь? Как жена?

- Жена умерла от чахотки, давно. Я стал моряком на «Эйноле», пришли сюда с грузом зерна. Капитан пользуется голодом, набивает карман. Ты-то как тут оказался?

- Просто. Получил наследство и вернулся на родину. Два неурожайных года подряд, я не смог заплатить ренту, да и хозяин разорился. В общем, остался ни с чем и отправился искать счастья в город. Пытался здесь что-то придумать, да таких умных нищебродов – половина Ирландии, больше чем вшей на моей голове. Слушай, у тебя пожрать ничего не найдётся?

- Проводи меня в порт, а там что-нибудь придумаем.

- Спасибо, – Малыш очень обрадовался. – Кстати, вам на корабль не нужен работник, моряк или… да кто угодно. За еду я готов чертоломить как проклятый. В работном доме нынче кормят гнилью… и то если повезёт.

- Нет. Команда у нас небольшая, да и капитан человек строгий и бережливый, ему лишний рот на судне не нужен.

- Строгий? Типичный английский капитан: живодёр и скряга!

- Нет, он справедливый человек, не то что был Кук. Этот не станет выгонять человека за то, что его родители-ирландцы любят Папу, короновавшего Наполеона, – Генри улыбнулся. – Хотя он действительно скряга.

В порт они пришли довольно быстро. Генри сразу поднялся на борт, нашёл Рамзи и выпросил у него луковицу и кусок солёной трески, в счёт ужина. Поднимаясь на палубу, он вновь испытал приступ кашля, и опять с кровью. Приступы стали чаще и сильнее. Видно недолго ему теперь осталось. Скоро он снова увидит свою любимую...

Генри сунул свёрток с едой за пазуху и решительно пошёл к каюте капитана.

- На, держи, – он передал свёрток Малышу, который тут же налетел на еду. – Говорил, что хочешь уехать из Дублина?

- Угу, – Малыш с наслаждением грыз луковицу.

- Тогда запомни: тебя зовут Терри Смит. Ты брат моей покойной жены, добропорядочный англиканец и пэдди всего на четверть, – Генри нашёл в себе силы усмехнуться. – Я сказал капитану, что остаюсь в городе, а ты будешь работать вместо меня.

- Что? – Малыш опешил. – Ты с ума сошёл? Почему?

- У меня есть на это причины. Доедай, и поднимайся на борт. Судно через час выходит в море. И... – он хлопнул Малыша по плечу, – рад был тебя повидать, дружище.

Генри развернулся и пошёл в сторону набережной Лиффи. Небо над его головой стало чистым, пронзительно голубым. Он повернулся на крик голодной чайки, кружащей над мачтами, и снова чему-то улыбнулся. Сделал глубокий вдох, потом ещё и ещё, позволяя прохладному морскому воздуху наполнить лёгкие. Кашля не было, только голова кружилась всё сильнее и сильнее, и вот он уже чувствует, как земля уходит из-под ног и его невесомое тело летит навстречу парящей чайке.

***

– Мистер Генри! Мистер Генри!

Генри открыл глаза. Над ним склонился мальчишка-новичок.

– Тебя как звать? – Генри зашёлся кашлем – наглотался сажи. Пронзительная боль в рёбрах. Даже в глазах потемнело. Генри инстинктивно сжал грудь руками, будто бы иначе её разорвало. Левая рука отозвалась пульсирующей вспышкой, будто над ней поработали молотком.

– Мистер Генри, вы упали из трубы.

«Будто я не знаю», – подумал Генри.

– Я сбегаю за врачом.

«Дурак». – Не вздумай. У меня нет денег на врача.

– Тогда я приведу своего отца. Он умеет перевязывать.

«Интересно, что его сюда принесло, и где Уэйн? И когда вернётся Кук? Чёрт подери, разбиться в камине работодателя. Ты прославишься на весь город, Генри». – Позови Кука... Найди его.

– Я… Кук меня выгнал. Я…

– Католик. Знаю. Похоже на Кука. А сюда чего пришёл?

– Он мне не заплатил.

– Воровать – грех, кажется.

– Моих родителей не берут на работу, теперь и меня тоже. Слушайте, мой папа умеет делать перевязки. Я приведу его сюда.

– И нас всех застукает Кук.

– Мы живём далеко, вы сами так далеко не дойдёте.

«Я вообще никуда не дойду. Если только… до льняной фабрики».

– Вот что, малыш. Беги на льняную фабрику, найди там Элизабет Смит. Она всё устроит.

***

По Ист-Энду брела странная троица. Девушка с бледным лицом в выцветшем платье волокла чёрта: повиснув на её плечах, подволакивая левую ногу, оставляя за собой следы сажи на брусчатке, плёлся мужчина в порванном сюртуке с пятнами золы и крови. Сзади шаркал мальчишка в похожем сюртуке не по размеру, звеня металлическими ручками гигантских щёток и цепью с гирей.

– Мистер Генри, правду говорят, что через трубы днём видно звезды, а иногда даже прошлое или будущее?

– Глупости. Через них ничего не видно. Они кривые.

Брест, Москва, апрель-май 2012