Татьяна Вишневская. Однажды в Амстердаме

Татьяна Вишневская

Однажды в Амстердаме

(очень короткая история с вечным продолжением)

Это случилось со мной в начале девяностых. Я тогда работал в одном торговом представительстве и кроме Польши нигде за границей не бывал. А, как говорится: курица не птица, Польша не заграница. Очень, как и многим советским людям, жившим до перестройки за « железным занавесом», хотелось мир посмотреть и себя ему же показать. И, надо же, неожиданно повезло, меня отправили в командировку в чудесный город Амстердам, в центр самой настоящей Европы. А валюты по тем временам с собой выдавали, ну, чтобы с голоду не умереть.

И вот прилетаю в Амстердам – город, манящий невиданными развлечениями и обещающий массу необыкновенных приключений, но все это, естественно, за немыслимые для русского человек по тем временам деньги, поэтому выражение «запретный плод сладок» тогда звучало особенно актуально.

Несколько дней были до предела загружены работой, и, наконец, выдался первый свободный вечер. В предчувствии небывалых впечатлений я отправился бродить по старинным улочкам красивейшего города Европы. Поражало все: дома, удивлявшие разнообразием мансард и крыш, необычные водосточные трубы, непохожие друг на друга мосты и мостики через более чем тысячу водных каналов, как кровеносные сосуды оплетающих город. И, о чудо, мода заставила горожан поселиться на яхтах, лодках и лодочках, намертво пришвартованных вдоль каналов. Нам, русским, этого не понять, но как, однако, это восхищает. Город, дома, лодки и яхты утопали в зелени и цветах. Но больше всего удивляли сияющие чистотой мостовые и тротуары, покрытые плиткой, почти такой же, как на наших советских кухнях.

Любознательность привела меня к шедевру современной архитектуры -- речному порту, и пока я с восхищением осматривался вокруг, ко мне подошел, как потом выяснилось, местный безработный, по внешнему виду напоминающий среднего московского мачо, прилично одетого, стройного и даже с печатью интеллекта на лице. На ломанном английском, насколько я мог это понять, поскольку тогда еще сам не блистал правильностью произношения, попросил у меня несколько монет. Я попытался объясниться на своем ломанном английском, что могу предложить только несколько русских рублей, здесь, судя по всему, не котирующихся. Чувствую: без ста граммов не разобраться. В сердцах чертыхнулся по-русски и достал несколько металлических рублей. В ответ мнимый голландец расплылся в улыбке и на чистейшем русском спросил: «Откуда, брат, будешь? » Оказалось, что сам он из Санкт-Петербурга, уже пять лет живет в Амстердаме (занесла ищущая душа) и вполне доволен своею жизнью. В Голландии тогда русских еще было мало, да и приезжали сюда они не так часто, и поэтому соотечественник искренне мне обрадовался. Мы познакомились, и Макс предложил показать мне город. Он оказался веселым, с чувством юмора парнем, художником и не только в душе. Часа четыре мы бродили по интереснейшим местам Амстердама, изрядно проголодались, и Макс любезно пригласил меня в маленький уютный ресторанчик. В общем, все было классно, я с большим удовольствием провел время в этом чудесном городе, но что-то мне эта история смутно напоминала и какое-то время даже не давала покоя, застряв во мне навязчивой идеей.

Через некоторое время по возвращению из Амстердама в Москву мне на глаза попалась знаменитая экранизация рассказа О. Генри с великолепными Юрием Никулиным и Ростиславом Пляттом в главных ролях. Забавная история про вора, забравшегося ночью в дом к человеку, у которого в этот момент разыгралась подагра, и он даже не мог встать с постели, несмотря на наставленный на него пистолет. Вор оказался собратом по болезни. Уже приятели по несчастью разговорились на предмет способов лечения подагры и сблизились неимоверно. Вор пригласил пострадавшего в бар отметить пинтой пива приятное знакомство и даже помог болезному одеться. По дороге обнаружилось, что тот, к кому проникли в дом, забыл дома деньги, и вор благородно предложил выпить за его счет.

Вот они мои амстердамские аллюзии, мои терзающие мозг воспоминания.

И с тех пор во мне живет неразрешимый вопрос: « Интересно, это литература (тире искусство) подражает жизни, или жизнь копирует литературу? »

Все-таки в этом что-то есть.

Наверное...