Спи, моя радость, усни

В доме все стихло давно,
В кухне, в подвале темно.
В лунный серебряный свет
Каждый листочек одет.
Кто-то вздохнул за стеной —
Что нам за дело, родной?
Глазки скорее сомкни,
Усни, усни.

Детская колыбельная

Нет ничего скучнее чужих снов. «Я такая типа пошла в магазин, а там на кассе передо мной типа стоит такой типа Иван Ургант, и у него в корзине типа свиная рулька для типа запекания. Я такая типа: ха-ха-ха. А он поворачивается и серьезно так: ничего смешного. Вообще на свете нет ничего смешного».

Поэтому я решил научиться управлять своими снами, чтобы они стали интересными не только для меня.

С детства я страдал бессонницей. Я боялся засыпания, откуда-то я знал, что оно похоже на умирание. И когда я все-таки спал, снов никогда не видел, что приравнивало постель к гробу. Идея отсутствия была для меня непереносима, пролежать всю ночь и встать наутро с ноющими ногами, посыпанными песком глазами и слабостью казалось мне более легким испытанием. Я уже тогда понял, что жизнь есть страдание. О Будде и о том, что в итоге все будет хорошо, мне не догадались рассказать. Может, потому что сами не были в этом уверены, а может, потому, что это было начало 90-х, есть было нечего, и было не до Будды.

Потом, уже студентом, я познакомился с девушкой, у которой были такие же детские переживания, и она потрясла меня простым логическим ходом: она согласна умереть, если в гроб с ней положат еще одного человека. Я продолжил логическую цепочку и немедленно начал ухаживать, но она меня отвергла. Сказала, что не любит, когда во сне к ней кто-то прижимается.

Но когда мне было еще 12 лет, сестра, уже серьезно озабоченная тем, что я почти не сплю, решила устраивать каждую ночь семейную психотерапию. Она склонялась надо мной:

— О чем мечтаешь? Может, девочка понравилась?

— Я боюсь исчезнуть. И еще мысли всякие в голову лезут. Как бы истории, рассказы. Набоков, между прочим, всю жизнь принимал бром, чтобы заснуть.

— Зачем тебе какой-то бром, истории? Просто ни о чем не думай и засыпай.

— А от брома у мальчиков не стоит. Его ведь солдатам в кашу подмешивают.

Сестра молча уходила.

В студенческой жизни было много алкоголя, после нее спиртного меньше не стало. Для моего нарушенного с детства сна это стало катастрофой. Однажды, проходив без сна пятеро суток, я, взрослый большой мужчина, лег лицом в подушку и заплакал. Друг, снимавший со мной квартиру, предложил отвезти меня в больницу — ходить я уже не мог — и сидироваться.

— В какую больницу? В психиатрию? В наркологию? — ответил я сквозь настоящие, вдовьи слезы. — И к тому же они не поверят, что можно столько не спать.

— Вот именно. Так можно и копыта откинуть. А нам через неделю за квартиру платить. Так что нужно ехать в психиатрию и сидироваться.

Я сдался и сидировался, но только на дому, и понятно чем.

Через пару лет, отказавшись от алкоголя и поняв, что сон нарушен очень серьезно, я стал изучать его. Техника управления сном находится где-то между медитацией и мозахизмом. Нужно настроить в себе бегунок, который при переходе ко сну покидал бы области и сна, и бодрствования и выносил бы крохотную часть сознания в некое третье пространство, где и существуют сны. Управляемые сны.

В первый раз это было так. Я был в платье гофмановской балерины, и сидя в корзине, летал над набережной Парка Горького. Я почувствовал, что могу управлять этим полетом и даже перелететь на другой берег, но это скоро стало скучно, и я стал засыпать обычным сном. В самый последний момент я вдруг понял, что управлять можно не только полетом, но и своими действиями. В кафе опрокинул вазоны с цветами на чей-то столик и возликовал: я не только такой красивый в этом беленьком платьице, но и могущественный. Спикировав, отобрал у ребенка мороженое. Такого восторга я еще не испытывал: я полноценно спал и в то же время отчетливо понимал, что полноценно сплю, а еще могут редактировать сюжет сна. Я оставил в покое вазоны и отдал ребенку мороженое и стал, пикируя в своей корзине, хватать женщин за сиськи. Восторг еще усилился.

В этой области сна все очень зыбко и в то же время интуитивно понятно. Если на вас нападают, просто взмахните рукой, и враги растают, как у меня таяли бешеные собаки и белые тигры, приходившие как-то ласково меня понюхать. Однажды я так отправил в небытие целый детский сад младенцев со стариковскими личиками, хотевшими меня задушить. Да, нужно помнить, что страшного в этой области больше, чем радужного, но и по этим признакам вы можете судить о том, как у вас дела и куда забрело подсознание. Однажды в одном уголке мне попался милый мультяшный плюшевый чебурашка с крокодильим рылом, который непрерывно и мелко трясся, и я туда больше не заходил.