Попытки сделать выводы

Оля умерла от запущенного заболевания, заболевания излечимого при условии своевременного и правильного лечения. Возникает вопрос, почему же Оля так долго оттягивала время и не пыталась поставить диагноз у врача эндокринолога. Более того, даже после постановки диагноза, уже у меня дома, мне понадобилось три дня, чтобы уговорить Олю прочесть в интернете симптомы и описание своей болезни. Это была или удивительная легкомысленность (неправильная оценка ситуации), или неправильный ориентир на психосоматику, или же результат уже начавшихся психических отклонений. Получить какую-то информацию об этом вряд ли удастся. Мог бы что-то рассказать муж, но после смерти Оли он был слишком озабочен тем, чтобы не сказать лишнего. Иногда отдельные интересные факты вылетают из матери, например, что Оля с детства слышала в своем сознании какие-то голоса.

Мне кажется, что в Олином мире присутствовало нечто, для описания которого подходящим словом является – «заблуждение». Под заблуждением я понимаю соответствие представлений человека реальности, действительному положению вещей. Оля заблуждалась в оценке состояния своего здоровья, в своем отношении к традиционной медицине и методам лечения (увлеклась практиками самовнушения), Оля заблуждалась в оценке близких людей. Но можно сказать и по-другому – Олина душа стремилась ввысь, была возвышенной и открытой, и в ней было мало места повседневной суете.

Размышления неизбежно скатываются к вопросу: «Кто виноват? » Я не хочу от себя употреблять слово «вина», поскольку оно связано с понятиями «осуждать» и «наказание». Я не считаю себя вправе кого-либо осуждать. Более подходящим мне кажется слово «роль». Роль такого-то человека в том, что случилось.

Итак, свекровь обвиняет мать и меня – искалечили ребенка, сделали ее несчастной, не участвовали в жизни Оли. Правда ли это? Думаю, что да.

Мать обвиняет меня в неучастии в жизни Оли. Правда ли? Отчасти – да.

Родственники с Олиной стороны обвиняют мужа и свекровь в неоказании помощи Оле. И это тоже правда.

Можно ли выделить что-то главное? Правильно ли пытаться назначить кого-то виновным в смерти Оли? Думаю – нет. Олина смерть явилась результатом совпадения всех факторов, стечения обстоятельств: болезни, жизненных проблем, внутреннего мира Оли и ее характера. И у всех, кто был близок к Оле, есть своя роль.

Мать создавала напряженность и была источником стрессов (Олю убивали стрессы).

Я самоустранился и не участвовал в жизни Оли. Когда, наконец, Оля попала ко мне, не смог спасти ее – совершил ряд ошибок.

Муж и свекровь не обращали внимания на Олю, не оказали ей адекватную помощь, когда это еще было своевременно, под конец уже просто хотели избавиться от Оли.

Болезнь возникла сама по себе, как бы неоткуда.

Когда все это сложилось, Оля умерла.

После смерти Оли мы – бывшие родственники спорим, чья роль была большей, пытаемся переложить вину на других.

Желал ли кто-либо из родственников навредить Оле, действовал ли во вред сознательно? Думаю, что нет. Все мы были такими, как мы есть. Наши поступки определялись нашим мировоззрением и условиями, в которые мы попали. Поступать по-другому мы просто не могли, иначе это были бы другие люди.

И даже после смерти Оли мало что изменилось. Мать, похоже, уверена в своей правоте. Муж и свекровь живут своей жизнью и забыли об Оле. Я пробудился и отчаянно пытаюсь хоть что-то сделать для Оли, но уже безнадежно поздно. Не повезло Оле с близкими родственниками.

И – напоследок. Предыдущие рассуждения предполагают, что люди управляют своей судьбой и судьбами других людей. А если все же нет? А если все же существует судьба, как предопределенность, и миром правит высшая сила – Бог, то вопрос вины вообще теряет всякий смысл. Все мы пешки в чьей-то игре.

Повторюсь – Олина душа стремилась ввысь, была возвышенной и открытой, и в ней оказалось мало места для меркантильности и повседневной суеты. Оля ярко засверкала и улетела, а ее жизнь угасла. Я смотрю в небо и думаю, что Оля теперь где-то там, и там ей хорошо. Она больше не чувствует земной боли и страданий. Может быть, она стала взрослее и мудрее нас, оставшихся на Земле. Она уже знает что-то такое, что нам, пока, недоступно.