Геродник Геннадий Иосифович 5 страница

Но пока что, в запасном, мы рады и нашим, этим аляповатым посудинам. Ставим на них свои метки. Особым шиком считается выгравировать свою фамилию или инициалы острием гвоздя. Лучше всего это получается у Вахони. Он и на своем котелке поставил метку с искусством кубачинского гравера, и другим охотно помогает.

Я, гражданин Советского Союза...

Канун XXIV годовщины Октября. Принимаем военную присягу.

Наша третья рота выстроилась в виде буквы " П" в празднично убранном полковом клубе. Для принятия присяги выходим из строя повзводно. В руках у нас не учебные винтовки, а боевые. Комиссар Емельянов четко зачитывает отдельные предложения, слишком длинные разбивает на части. Взвод хором повторяет за ним.

" Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии... "

Низкие мужские голоса придают торжественной церемонии особый впечатляющий оттенок. Тенорок Гриши Пьянкова и немногие баритоны тонут в гуле густых басов.

" Я, гражданин... "

Крепче сжимаешь рукой приставленную к ноге винтовку и чувствуешь, как тебя всего охватывает волнение, всем своим существом осознаешь значимость происходящего.

Вспоминается церемония военной присяги, описанная Валентином Катаевым в его известной повести " Я, сын трудового народа":

" И вот ежегодно, весной, едва только на Спасской башне окончат играть куранты, на Красную площадь выезжает принимать первомайский парад народный комиссар обороны, маршал Советского Союза Клим Ворошилов. На изящном коне золотистой масти объезжает он войско и здоровается с частями, неподвижно застывшими, точно вырубленными из серого гранита. Потом он слезает с коня, отдает ординарцам поводья и поднимается на левое крыло Мавзолея.

Оттуда, в потрясающей тишине, раздается его сильный, отчетливый и неторопливый голос:

- Я, сын трудового народа...

И молодые бойцы повторяют за ним слова присяги - неторопливо, отчетливо и сильно:

- Я, сын трудового народа... "

Как много вмещает одна неполная страница текста! В нескольких десятках строчек изложены все обязанности и обязательства советского воина перед своей Родиной, предельно ясно выражена мера его ответственности перед своим народом.

"... Торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным бойцом, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников".

"... Всегда готов по приказу Рабоче-Крестьянского Правительства выступить на защиту моей Родины - Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Рабоче-Крестьянской Красной Армии, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.

Если же по злому умыслу я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть Меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся".

Присяга принята. Уступаем место следующему взводу и становимся в общий строй.

Чапаевцы и буденовцы, воины Ворошилова и Котовского, герои повести Валентина Катаева принимали военную присягу, утвержденную ВЦИК в 1918 году. В клубе 280-го запасного лыжно-стрелкового полка сегодня звучат слова присяги, сменившей первую в 1939 году. Изменений внесено совсем немного. Они сделаны в соответствии с новой Конституцией Советского Союза, принятой в 1936 году.

Пройдут десятиия... Мне, ветерану Великой Отечественной войны, доведется не раз бывать почетным гостем в воинских частях. И я услышу, как молодые воины, родившиеся уже в мирные годы, будут принимать присягу, утвержденную Президиумом Верховного Совета СССР в 1947 году. Церемония станет еще более торжественной, каждый молодой солдат будет сам зачитывать текст перед строем товарищей. На груди у него будет висеть автомат незнакомой мне конструкции.

В эти торжественные минуты, слушая молодых солдат космических десятиий, глядя на них, вместе с ними мысленно повторяя слова присяги, я сам тоже буду стоять в строю - но в ином... Из Прибалтики, где найду свою вторую родину, мое воображение, моя память будут переносить меня на далекий Урал, на берег Камы, в пропахший смолами полковой клуб. Рядом со мной будут стоять мои однополчане: Федоров, Кокоулин, Воскобойников, Белых, Гаренских, Пьянков... Они придут с братских кладбищ, из безвестных одиночных могил, из бездонных болотных топей... И все будет почти так, как в далеком сорок первом. Почти, но не совсем. Третья рота будет, как и тогда, молодая. Но среди двадцати-тридцатиних будут выделяться три-четыре странного вида лыжника: седые ветераны семидесятых - восьмидесятых годов. И все мы - и живые и павшие - будем дружно произносить слова присяги:

- Я, гражданин Союза Советских Социалистических. Республик...

Ура - наконец-то снег!

Лыжной подготовкой занимаемся и в доснежные недели. Имеются упражнения, имитирующие различные лыжные ходы, отдельные элементы этих ходов. Ходьба и прыжки на полусогнутых ногах, отведение ноги назад, поочередный маховый перенос ног, передвижение галопом, прыжки с поворотом таза и так далее.

В соседней с учебным полем роще мы оборудовали стометровую лыжную трассу с искусственным покрытием - соломой. Довольно странное ощущение испытываешь на такой лыжне. Направо и налево - покрытые черничником и брусничником поляны, между пожухлыми папоротниками - рдеют мухоморы, по старым пням и валежинам карабкаются колонии поздних опят, вверху осенними колерами радуют глаз березы и осины, за рощей, в поле еще пасется скотина... Никому из нас, лыжбатовцев, до сих пор не приходилось ходить на лыжах на фоне такого пейзажа!

Эта эрзац-лыжня частично выручает нас. Но толку от нее все-таки немного. Скольжение слабое, солома то и дело сдвигается, сбивается в кучи. Часто приходится растрясать вновь. И вообще, на сотне метров не очень-то разойдешься.

Теоретически изучаем тактику ведения боя лыжным взводом, ротой, всем батальоном. Знакомимся с правилами движения лыжной колонной во время переходов во фронтовых условиях. Эти занятия кое-какую пользу приносят. Но, конечно же, малоэффективны и кажутся нам ужасно нудными. Обучаться ходьбе на лыжах без снега примерно то же самое, что осваивать плавание, сидя на берегу и не окунаясь в воду. Так что снега ждем, как манны небесной.

Разумеется, все мы, из 1-го батальона, в какой-то мере умеем ходить на лыжах. Но многие уральцы имели дело с охотничьими лыжами, которые шире спортивных, короче и без направляющего желобка.

На эту тему лыжбатовцы-уральцы часто говорят между собой. Охотничьи лыжи они подразделяют на комосные - подшитые мехом с коротким жестким волосом - и голицы, то есть гладкие. Спорят о палках. Некоторые утверждают, что палки ни к чему, только мешают. Дескать, и на охоте и на войне руки в любой момент должны быть свободными.

За три дня до Октябрьского праздника выбежали мы утром на поверку и прямо ахнули: вокруг белым-бело. И не слегка припорошило, а навалило как следует, сантиметров на двенадцать - пятнадцать. Послышались радостные возгласы:

- Гляди, братва, снег!

- Эва, сколько за одну ночь настелило!

- Наконец-то дождались!

- Ур-ра-р-ра! Ур-р-р-а-а-а! Сне-е-ег!

Солдаты радовались словно мальчишки. Стали пулять друг в друга снежками. Гриша Пьянков подсел сзади под Авенира Двухэтажного, кто-то слегка толкнул великана в грудь, и тот под общий хохот поел вверх тормашками. Вскочив, Авенир схватил проказника и напихал ему снегу за шиворот, в ширинку.

- Тебе, Итальянцу, снег в новинку, - приговаривал он. - На, на, попробуй, каков он из себя!

Детские забавы прервала команда старшины:

- Ста-а-на-вись!

В тот же день нам выдали лыжи, так называемые туристские, с пяточно-ременным креплением. Тщательно подбирали лыжи по весу и росту. Мне, весившему тогда 75 килограммов, при росте 180 сантиметров достались 210-сантиметровые.

Подгоняли крепления, разбирались с лыжными мазями, вырезали свои инициалы. Некоторые особо предусмотрительные солдаты на всякий случай ставили дополнительные секретные метки.

Сразу же после Октябрьской годовщины в наш запасной полк приехала из УралВО команда инструкторов - молодых спортсменов-лыжников. В штабе батальона основательно переделали расписание повседневных занятий. Некоторые дни стали полностью лыжными.

И началась наша лыжная страда. Кончились имитационные упражнения, наступило время отрабатывать все движения, все разновидности лыжных ходов в натуре: на настоящих лыжах, на настоящем уральском снегу.

Попеременный одношажный ход, двух- и четырехшажные ходы, одновременный бесшажный... Повороты ножницами, переступанием и упором... Подъемы елочкой и полуелочкой, лесенкой и зигзагом... Торможение при спуске плугом и упором на палки...

Многим уральцам, привыкшим к широким и коротким лыжам, к ходьбе без палок, пришлось основательно переучиваться. Однако это ни в коем случае не значит, что прежние навыки оказались совершенно бесполезными. Физическая выносливость уральцев, их закаленность, способность переносить любые лишения, умение ориентироваться в дремучих лесах - все эти качества очень и очень пригодятся в недалеком будущем на фронте.

С ночевкой в лесу

С тех пор как мы стали на лыжи, прошло пять недель. Мы более или менее обкатались, подравнялись. Охотники и старатели привыкли к палкам и необычным для них лыжам. Отстающие настолько подтянулись, что вместе со всеми могут совершать походы на пятнадцать, двадцать и более километров.

Правда, без мелких ЧП не обходится. Один солдат палку сломает, другой лыжу, у третьего - растяжение связок или вывих. Но в целом 1-й батальон лыжами овладевает успешно, на инспекторской проверке получил по лыжам оценку " хорошо".

В середине декабря состоялось трехдневное учение с ночевкой в лесу. Получили мы сухой паек и в полном снаряжении взяли курс на северо-запад.

Условно считается, что идем к линии фронта и что в пути нас поджидают всевозможные сюрпризы: наы вражеской авиации, засады и неожиданные наы подвижных групп противника. Походная колонна построена так, как и положено в подобных ситуациях по уставу. Последовательность такая: разведотряд, головная походная застава (один из взводов первой роты), первая и вторая роты, штаб батальона, третья рота в роли тыловой походной заставы, по взводу - на левое и правое боковые походные охранения.

Все, за исключением обоза, состоящего из нескольких санных упряжек, идут по снежной целине. Обоз движется по слабо накатанному проселку. Командует нашими тылами Висимский Шайтан - старшина Комаров.

При выезде из части с хозвзодовцами случилось такое забавное приключение. Увязался за обозом Тишка. Попробовали хозвзводовцы прогнать его, заставить вернуться назад - ничего не получилось. Тишка никак не отстает от обоза и жалобно мекает. Дескать, почему лыжника-добровольца на учение не берете? Чем я провинился?

Сжалился над ним старшина Комаров, посадил в свои розвальни. Через встречных знакомцев передал Глафире Марковне, чтобы она не искала своего Тишку и не беспокоилась о нем. Вернется, мол, с военных учений цел и невредим.

Наш взвод движется по правую сторону от дороги, примерно в километре от основного стержня колонны. Выполняя правила маскировки, прижимаемся к рощам, перелескам и кустарниковым зарослям, идем ложбинами и напрямик по редколесью.

Федоров, Фунин и я идем рядом, по соседним лыжням. На ходу переговариваемся о том, о сем: о снеге, о погоде, о красотах зимних уральских пейзажей. А виды здесь действительно великолепные! Деревья празднично убраны инеем. Снегири и синицы стряхивают с ветвей облачка тончайшей снежной пыли, в которой радугами преломляются солнечные лучи. Бесконечной чередой уходят вдаль пологие снежные увалы. Над селениями, которые мы обходим стороной, отвесно вверх вздымаются белые дымы.

И погода отменная. Солнечная, умеренно морозная, безветренная. Предъявить претензии можно только к снегу: слишком он сверкает на солнце, до рези в глазах. Надо бы темные светозащитные очки. Но в оснащении лыжников они не предусмотрены.

Однако сверкание девственно-белого снега - это мелочь, с которой можно мириться. Куда больше хлопот доставляет нам его консистенция. Снег еще не успел уплотниться, лежит рыхлой воздушной пеленой и слишком глубоко оседает под лыжами.

Основная трудность приходится на долю переднего солдата, который торит лыжню. Его у нас называют " ведущим гусем". Потому что в клину ящих гусей передний рассекает воздушную целину и ему приходится труднее всех. Наиболее сильные гусаки сменяют друг друга.

Используя опыт гусей, лейтенант Науменко через пятнадцать - двадцать минут тоже меняет ведущих лыжников. Чтобы колонна не очень растягивалась, движемся по трем параллельным лыжням. И следовательно, сменяются сразу три " ведущих гуся".

- Глянь-ка, братва, заяц! - вдруг восторженно-истошным голосом завопил Пьянков. И тут же, вспомнив, что в походе нельзя громко разговаривать, а тем более кричать, перешел на свистящий фальцет: - Вунь, вунь, направо! К роще шпарит. Во дает! Во дает!

Кто успел увидеть зайца, а кто и нет. Но каждому хотелось отреагировать на эту встречу. Посыпались реплики:

- Моя тозовка без дела дома висит, а тут - заяц. Экая досада!

- Глядите-ка, хоть Итальянец, а первый косого заметил!

- Скоро нам не такие звери станут попадаться! С гусеницами и пушками.

- Эх, кабы и те, фашистские звери, от нас так быстро улепетывали!

- Ишь, чего захотел! Нет уж, фашистский зверь от одного нашего вида не побежит. На него хорошая рогатина надобна.

- Прекратить рраз-го-во-ры! - прикрикнул лейтенант Науменко. Это большой шаг вперед. Поначалу его командам явно не хватало уверенности, приказного тона. И вот он понемногу овладевает командными интонациями, явно подражая Кокоулину. Но в старшинские " разговорчики" внес некоторые коррективы: добавил " прекратить" и укоротил второе слово.

И еще команда:

- Федорову, Фунину, Героднику - вперед на лыжню!

Это означает, что пришел наш черед идти " ведущими гусями". Я сменяю Авенира. Здорово упарился стодвадцатикилограммовый великан! Его лыжня самая глубокая.

Мы у цели нашего похода. Втягиваемся в лес, в котором батальону предстоит расположиться лагерем. Устанавливаем связь со штабом батальона и с ходу приступаем к работе.

А работы уйма. Первым делом проложили магистральную дорогу, по которой могут проехать сани. От нее расчистили боковые пешеходные дорожки - к ротам и взводам. Орудуем малыми саперными лопатами. И сразу обнаруживаем, что для работы со снегом " малые саперки" слишком малопроизводительны. Вспомнили о фанерных дворницких лопатах. Их оказалось всего три штуки на батальон, и те хозвзводовцы не хотят выпускать из рук. Быть может, и хорошо, что так получилось? Ведь это учение задумано с наиболее возможным приближением к фронтовым условиям. А на фронте вряд ли будет фанера на дворницкие лопаты.

На расчищенных от снега пятачках построили шалаши из еловых лапок. Для практики соорудили несколько землянок. Одну штабную - в три наката, по одной на каждую роту и для хозвзвода - в один накат.

После того как управились с самыми неотложными работами, нам дали время на приготовление ужина. Перед солдатами вроде меня, не попадавшими в такую обстановку, задачи возникают на каждом шагу. Где искать сухие дрова и как они выглядят? Где найти " быстрик" - и под снегом не замерзающий источник? Как подвесить над огнем котелки? Как закрепить в мерзлой земле стояки с развилками, на которые кладут поперечину?

Но опытных наставников хватает, их в нашем батальоне намного больше, чем учеников.

К ночи бывалые следопыты соорудили специальные костры для обогрева. В одном месте навалили конусом пней и корчей, обставили вокруг сухими плахами; в другом - положили кряж на кряж. Такой костер, называемый у сибиряков и уральцев нодья, может гореть по нескольку часов без подбрасывания поленьев и хвороста.

Над кострами устроили маскировочные навесы: на более чем двухметровые стояки с развилками положили жерди, на жерди - еловые ветви.

Вечерняя поверка проходит на главной лагерной линейке. Затем - отбой и расходимся по своим шалашам. В них стоит густой смолисто-хвойный запах. Вполне понятно: стены и крыша, пол и постель - всё из еловых лапок. Примечаю для себя на будущее важную деталь: еловые лапки следует расстилать " выпуклинками" вверх.

С вечера в шалаше не холодно. Греемся друг о друга, до нас достает тепло соседней нодьи. А кто под утро озяб, тот выбрался наружу и присоседился к огню.

Так мы провели в лесу трое суток. Когда вернулись в свой полк, то и улицы поселка, домишки и наши казармы показались нам какими-то иными: более приветливыми, уютными, источающими спокойствие глубокого тыла. Будто мы и в самом деле побывали на фронте.

- Как хорошо после дальних походов вернуться под родную крышу и залезть в теплую постель! - сказал Философ, забираясь после отбоя на нары.

Маршевый батальон

Примерно к середине декабря хозвзводовские плотники построили на учебном плацу макет вагона-теплушки. В натуральную величину, с нарами и жестяной печуркой, с отодвигающейся в сторону дверью. Только стоял он не на колесах, а на невысоких козлах.

Каждая рота, каждый взвод провели по нескольку тренировочных занятий. В деталях отработали посадку в вагон и выгрузку из него, каждый боец знал свое место на нарах. Предусмотрели различные варианты выгрузки. Окончательная: следует забрать все личные вещи и имущество подразделения, сделать за собой уборку. Временная, например, по боевой тревоге, во время воздушного наа: надо выскакивать из вагона и рассредоточиваться, захватив с собой только личное оружие и боеприпасы.

Каждый взвод один раз переночевал в учебной теплушке. Сменные дежурные всю ночь поддерживали в печурке огонь.

Наравне со всеми солдатами совершил посадку в учебный вагон и старательный Тишка.

- Однако, Борода, скоро нам с тобой придется распрощаться! - с грустью говорил Тишке Вахоня. - Но ты не горюй. Тебя уже зачислили в постоянный штат полка. Будешь готовить и отправлять на фронт маршевые батальоны.

В канун Нового года 280-й получил приказ из УралВО за подписью командира 22-й запасной стрелковой бригады. Он гласил примерно следующее:

" В трехдневный срок, то есть ко 2 января 1942 года, к 12. 00 полностью подготовить к отправке в действующую армию три маршевых батальона по 578 бойцов и командиров в каждом (согласно штатному расписанию за номером таким-то). Отдельным лыжным батальонам присвоить порядковые номера: 172-й, 173-й и 174-й. О точном времени погрузки в эшелон сообщим дополнительно".

Конечно, приказ этот перед строем не зачитывали, но и особого секрета из него не делали. Наш 1-й батальон стал именоваться 172-м отдельным лыжным батальоном. Короче: 172-й ОЛБ.

Оказывается, вон сколько рубежей надо преодоь на пути от гражданки до солдатского звания! Направляясь на призывной пункт, прощаешься со своими близкими и друзьями, с соседями и товарищами по работе. Сдаешь в военкомате паспорт. Тебя наголо стригут, не спрашивая о том, какой фасон предпочитаешь и какие височки сделать - прямые или косые. Сбрасываешь в раздевалке санпропускника свою цивильную одежду, разовой порцией казенного мыла величиной с кусочек рафинада смываешь с себя гражданский пот - и выходишь полностью обмундированный по форме военного времени.

Хорошо, если обмундирование досталось новенькое. Но не слишком огорчайся, если интендант выдал тебе заштопанное и застиранное. Не вздумай спорить с военной фортуной, если она вместо желанных кирзовых сапог преподнесет тебе увесистые ботинки с обмотками.

Чрезвычайно важным рубежом для молодого солдата на пути к полноправному воину является военная присяга. И наконец - зачисление в маршевый батальон. Как будто малозначащая формальность. Ведь и без того известно, что запасной полк готовит пополнение для действующей армии, что скоро поедем на фронт. Тем не менее в душе маршевика происходят важные психологические сдвиги. Он еще острее чувствует веление патриотического долга и непререкаемую власть воинской дисциплины, он еще явственнее ощущает, как продолжает увеличиваться дистанция, отделяющая его от недавней мирной жизни...

Маршевый... Это значит, что в высших командных сферах этому батальону уже предначертан определенный маршрут. Это значит, что где-то на конкретном участке фронта он должен сменить истаявшую в боях, обескровленную часть или закрыть собой зияющую брешь.

Маршевый... Это значит, что за маршевиками уже мчатся теплушки. Они где-то совсем близко, на подходе. И лишь только закончится погрузка, эшелон на всех парах устремится к фронту. Ему будет открыта " зеленая улица". Скорее, скорее! Дорога каждая минута!

А на конечной станции, полуразрушенной, опаленной огнем войны, где уже слышится грозный гул великой битвы, батальон станет на лыжи и форсированным маршем двинется к месту назначения. Скорее, скорее, скорее! Нельзя терять ни минуты!

Возвращение блудного сына

В середине декабря штаб 280-го получил предписание из УралВО: отобрать кандидатов на курсы военных переводчиков. Требования: образование - высшее, знание немецкого не ниже вузовской программы, звание - не выше старшины. Я подошел по всем статьям. В моем активе сверх университетской программы были еще Центральные заочные курсы - Ин-яз, которые закончил перед самой войной. Заполнил все анкеты, побывал на собеседовании в особом отделе полка, жду вызова в Пермь или Свердловск.

Наступили горячие денечки, началось окончательное укомплектование маршевых батальонов. Возник вопрос: как быть с красноармейцем Геродником? Вдруг приказ об откомандировании на курсы придет в последний момент, когда 172-му ОЛБ уже надо будет грузиться в эшелон?

Эта задача была решена очень просто. Меня исключили из маршевиков и временно перевели в 4-й батальон. Мои чувства раздвоились. С одной стороны, жалко расставаться со своими ребятами. За три месяца я привык к ним, с некоторыми крепко сдружился. Но и на курсы переводчиков очень хочется попасть. Дело очень интересное, присвоят командирское звание. Во всех отношениях заманчиво!

Впрочем, моего мнения никто не спрашивает. Забрал я свои пожитки, попрощался с друзьями и ушел в 4-й.

Побежали первые дни нового года. Маршевики сидят на чемоданах, точнее, на " сидорах" и ждут сигнала. Вагоны опаздывают. Я думаю-гадаю о том, кто кого будет провожать: или я моих друзей из 172-го, или они меня? А быть может, выедем одновременно, только в разные стороны? И никак не предполагал, что возможен еще один вариант.

5 января меня вызвали в штаб 4-го и преподнесли сюрприз: звонили из штаба полка, приказали красноармейца Геродника перевести обратно в 172-й.

Вот так номер! Теряясь в догадках, иду в свой батальон. По пути встречаю комиссара Емельянова.

- Едете с нами! - хлопнув меня по плечу, с видом благодетеля сказал он. Удалось уговорить командира полка. Спохватились мы с комбатом: а как же наш 172-й будет без переводчика?! Тут какая-то неувязка получилась. Отдельный батальон во многом приравнивается к полку. Однако пехотному полку переводчик по штату положен, а нам - нет. А ведь о-эл-бэ будет делать глубокие рейды за линию фронта, лыжникам часто придется действовать самостоятельно, на значительном удалении от соседних частей. Нет, без переводчика нам никак нельзя! Пока что будете нештатным, а там что-нибудь придумаем...

- Мне тоже хочется ехать со своими ребятами, - ответил я. - Но как я справлюсь без специальной подготовки? Ведь надо знать немецкую военную терминологию, а я в ней ни бум-бум.

- Ничего, не робейте! - подбодрил меня комиссар. - Все, что понадобится, освоите на практике. А сейчас идите в свою роту, к Науменко.

- Есть, идти к Науменко! Спасибо, товарищ комиссар, за хлопоты обо мне.

Откровенно говоря, в противоборстве двух желаний - то ли лучше ехать со своим батальоном на фронт, то ли предпочтительнее попасть на курсы - крен в сторону второго варианта еще более усилился. Меня на самом деле пугали предстоящие обязанности. Разговорная практика слабая, словарный запас с физико-математическим уклоном. Представил себе такую картину: группа штабных командиров, вводят пленного. Все смотрят на меня, начинают задавать вопросы. Имя и фамилию, год и место рождения сумею спросить. А дальше? Как по-немецки взвод, рота, полк? Пехотинец? Танкист? Летчик? Ну ничегошеньки не знаю! Прямо жуть, уже сейчас краснею, предвидя неизбежный провал.

Кроме того, догадываюсь о шаткости своего будущего " нештатного" положения. Переводчик - должность командирская, а я рядовой, и это сулит мне большие неудобства.

" А вообще-то ничего трагического не произошло, - успокаиваю себя. - И на войне надо привыкать к тому, что ход событий редко будет совпадать с твоими личными желаниями".

В роте меня встретили радушно, особенно Федоров и Фунин. Только Философ проехался на мой счет несколько осуждающей библейской сентенцией:

- Ага, все-таки возворотился наш блудный сын из бегов!

Прощай, Урал...

8 января три маршевых батальона построились на учебном плацу для прощального митинга. Нас напутствовали командир полка Борейко и комиссар Яковлев. Они пожелали нам разгромить врага и с победой вернуться домой. С ответным словом от имени маршевиков выступил старшина из 173-го ОЛБ.

Было очень торжественно. Играл приехавший не то из района, не то из области духовой оркестр. Провожать нас пришли сотни местных жителей. Держа за ошейник Тишку, стояла у своей калитки Глафира Марковна.

Майор Борейко подает команды:

- Сми-и-ир-на! На-пра-оп! Ша-а-гом а-арш!

Грянула музыка. Пошли! Прощай, Кама! Прощай, Урал! Прощай, моя военная альма матер - 280-й запасной лыжный полк!

Напутственно машут руками женщины, не то машет рукой, не то осеняет нас крестным знамением Глафира Марковна. Мы пока без винтовок и автоматов. Оружие получим где-то в пути. Однако каски и взятые на плечо лыжи придают колонне вполне воинственный вид.

Выйдя за околицу, встали на лыжи и пошли по хорошо накатанным лыжням, . проложенным по обеим сторонам дороги. Погрузка в вагоны прошла быстро и организованно. Недаром мы отрабатывали посадку в учебную теплушку.

Эшелон длинный-предлинный. Батальоны разместились в таком порядке: 174-й, 173-й, 172-й, считая от паровоза к хвосту. Начальник эшелона командует в мегафон: " Всем по вагонам! " Где-то далеко впереди свистит паровоз, и состав медленно трогает с места.

Сороковые, роковые,

Военные и фронтовые,

Где извещенья похоронные

И перестуки эшелонные.

Давид Самойлов

Часть 2. Едем на фронт

Дорожные впечатления

Наш эшелон, добравшись до узловой станции, выкатил на магистраль Пермь Киров.

Я скитался по железным дорогам в июле - августе и теперь имею возможность сравнивать. Тогда всё и вся захлестывали потоки беженцев. Сейчас они на втором плане, на первом - воинские эшелоны и санитарные поезда. Везде несравненно более строгий военный порядок.

На открытых платформах - орудия, танки, грузовики, сани, какие-то зачехленные агрегаты, о назначении которых можно только догадываться. Штабеля мешков, ящиков, тюков прессованного сена. Составы из бензоцистерн...

На больших станциях ждут своей очереди эшелоны с пополнением фронту. Сибиряки и уральцы прекрасно по-зимнему экипированы, большинство в валенках. На общем фоне выделяются кремово-белые полушубки, в которых щеголяют некоторые командиры и девушки из медико-санитарной службы.

Наблюдая эту движущуюся к фронту силу, думаю о том, как ничтожно мал на фоне этого могучего потока наш лыжбат. И вместе с тем горжусь своим ОЛБ: эта мощная река образуется из таких же маршевых батальонов, как наш.

Потрясающее впечатление производят дорожные встречи на моих однополчан. Одно дело - читать газеты, слушать радио, рассказы политинформаторов, и совсем другое - увидеть собственными глазами. Удар чудовищной силы, нанесенный ом гитлеровскими стальными армадами, до Урала докатился в виде значительно ослабленных волн. Затем призванные в 280-й пермяки и свердловчане три месяца провели на отшибе, в самой что ни на есть провинциальной глубинке. И вот сейчас на одной из центральных магистралей страны они воочию постигают грандиозный размах событий.

Среди эвакуированных много ленинградцев-блокадников. На вопросы о положении в их городе они чаще всего отвечают скупо, неохотно, на разговоры у них не хватает физических сил...

Старшина Боруля на каждой остановке ищет ленинградцев, заглядывает в вагоны, в залы ожидания. Но, увы, шансы встретить свою семью или хотя бы что-то узнать о ее судьбе слишком ничтожны. Теории вероятностей чужды участие, сострадание и желание помочь человеку в беде.

Большая узловая. станция Буй. Она преподносит нам две новости.

Новость приятная. Здесь имеется первоклассный питательный пункт. И действительно, нас привели в столовую таких исполинских размеров, что за дощатые столы-настилы одновременно сел весь наш эшелон. И все здесь сработано добротно. Столешницы сколочены из хорошо выструганных и плотно пригнанных друг к дружке досок, бачки и половники, на солдатском наречии - разводящие, емкие и надраены до блеска. И обед из двух блюд тоже отменный.

К концу обеда слышатся разговоры:

- Как в ресторане " Урал"!

- Надо бы благодарность в книжку тиснуть...

- Еще лучше: покачать зава столовой...

Но раздается команда: " Встать! Выходи строиться! " А к столовой уже идут нам на смену другие маршевые батальоны.