Леонид Кроль 13 страница

Вопрос: Счастливая семья возможна только при наличии обоих родителей?

Маданес: Считаю, что семья с одним родителем управляется со своими делами ничуть не хуже, а иногда и лучше, чем полная семья.

Вопрос: Вы встречаетесь с каждым членом семьи по отдельности или обязательно со всеми вместе?

Маданес: И отдельно, и по двое, и по трое — в самых разнообразных сочетаниях. Здесь нет никакой жесткой схемы.

Вопрос: Когда вы имеете дело с супружеской парой, где каждая сторона считает другую страдающей душевной болезнью, стоит ли побеседовать с другими членами семьи по отдельности, чтобы прояснить картину?

Маданес: Да, это хорошая идея. Как говорится, сколько людей — столько и мнений, а это как раз то, что нужно для психотерапевта.

Вопрос: Разъясните подробнее, как следует понимать восемнадцатый шаг, “дорогу героя”. Нельзя ли привести примеры из практики?

Маданес: Надо помочь каждому члену семьи найти смысл в жизни, то есть нечто такое, что сделало бы его существование интересным и полезным. Не столь важно, сумеет ли человек достичь цели, но важно, чтобы он стремился к ней. Это может быть артистическая карьера, участие в политической деятельности, знакомство с восточными философскими учениями или просто помощь тем, кто в ней нуждается. Это отвлечет от мыслей о перенесенной клиентом психической травме. Памятуя о людской жестокости, человек сможет переключиться на помощь молодым поколениям с тем, чтобы уберечь их от того, что случилось с ним самим.

Вопрос: Клу, вы говорили о надежде и оптимизме. Как вселить их в родителей, которые потеряли двухгодовалого малыша? Мать думала, что за малышом присматривает отец, а отец понадеялся на сестру, в результате — ребенок утонул.

Маданес: Можно помочь родителям осознать, что их безмерная печаль — отражение их бесконечной любви к ребенку, и хотя они и потеряли малыша, любовь к нему осталась с ними. Надо направить это чувство на другого ребенка, на другое существо, на тех, кто сможет стать объектом их любви.

Вопрос: Когда Клу говорила о различных формах построения человеческих взаимоотношений и об использовании внеиерархических отношений внутри семьи, я вспомнила об организации, которая называется Национальная ассоциация душевнобольных и существует независимо от соответствующих государственных учреждений. Взгляды членов этой организации представляют интерес. Они несколько расходятся с тем, что мы здесь слышали, — для них, например, характерно отрицательное отношение к семейной терапии. Хотелось бы услышать ваше мнение. Кстати, есть достаточно сторонников психотропной терапии и более широкого использования сети опекунских и лечебных учреждений.

Маданес: Мое несогласие с теми целями, которые провозглашают некоторые группы взаимопомощи, отнюдь не означает, что эти организации не имеют права на существование. Такова, к счастью, суть демократии.

Вирджиния М. Сатир

Что кроется за очевидным:

психотерапевтическое

путешествие

Вирджиния Сатир занимается практической и преподавательской работой около сорока лет. Одна из создателей семейной терапии, она написала пять книг и выступила соавтором четырех трудов. Американская Ассоциация cупружеской и семейной терапии присудила ей премию за заслуги в области семейной терапии.

В. Сатир участвовала в создании Института психиатрических исследований, была президентом Ассоциации гуманистической психологии. Ей присуждена степень почетного доктора наук рядом высших научных учреждений. Степень магистра она получила в 1948 году в Школе управления социальной службы Чикагского Университета.

Взяв за точку отсчета вторую мировую войну, ставшую поворотным пунктом в развитии ее взглядов, В. Сатир утверждает, что сфера приложения сил для психотерапии значительно расширилась и теперь в основу должна быть положена главная человеческая ценность — здоровый образ жизни. Значение системного подхода в этом свете особенно возрастает.

Психотерапия должна сосредоточиться на позитивном начале в человеке, а не на его патологии. В. Сатир излагает историю собственного становления как психотерапевта, раскрывая, как формировались ее профессиональные представления и оттачивались техники.

Я хочу пуститься вместе с вами в далекое путешествие. Вернемся в 1900 год и посмотрим, что же произошло с того момента и до настоящего времени. В 1900 году лошади были привычнее нашему глазу, чем автомобили, а зеленые луга — чем асфальт и цемент. Мы жили, не торопясь, и одевались совсем не так, как сегодня. В страну хлынул поток иммигрантов из Европы, которые привнесли с собой наследие своих культур и национальных особенностей. Но рядом поселились и тревоги, связанные с обживанием новой для них культуры, новой действительности. Города были небольшими. Большинство населения занималось сельским хозяйством, люди жили на собственных фермах.

Сейчас мы обитаем совсем в ином мире. Продолжительность жизни в 1900 году не превышала 55 лет — для женщин чуть больше, для мужчин чуть меньше. Ныне человек в среднем живет почти 75 лет. Но есть вещи, не подвластные времени: люди все так же рождаются, живут, находят партнеров, дают жизнь детям и умирают. В строении человеческого скелета все столько же костей, да и сам скелет не изменился.

Зато сильно изменилось представление людей о самих себе. В 1900 году мало кто знал, что человек обладает бессознательным, которое независимо от сознания определяет его поступки. За прошедший период нам удалось разгадать некоторые из тайн бессознательного, а также лучше узнать, как функционирует человеческий организм. Ряд блестящих открытий помогли понять связи, существующие между разумом, организмом и эмоциями, и установить, что от согласованности действий этой триады зависят наши болезни и наше здоровье. Это тройственное взаимодействие нашло отражение в понятии “холистического здоровья”.

К 1900 году уже прочно сложились строгие каноны, определяющие представления человека о себе и своем поведении. Ни у кого не вызывало сомнений, что глава семьи — мужчина, этот гигант мысли и мудрый вершитель семейных судеб. Жена и дети были не более, чем прочий домашний скарб. В лучшем случае муж выступал в роли великодушного диктатора, в худшем — тирана. Роль женщины в основном сводилась к обслуживанию мужчины, вынашиванию и вскармливанию детей. Даже в современном обществе не редкость убеждение, что женщина в большей мере ответственна за родительские обязанности. Лишь в недавнее время общество пришло к пониманию, что мужчина является той фигурой в семье, от которой зависит ее эмоциональный и психологический климат. В наше время женщины могут работать вне дома, зарабатывать собственные деньги, быть владельцами собственности и играть заметную роль в мире бизнеса. Мужчины, напротив, проявляют все большее стремление к участию в семейной жизни. Они понимают, что без их помощи ребенку не стать полноценной личностью.

Начало века совпало с началом индустриального прогресса. Семья стала использовать детей как рабочую силу и источник получения доходов. На смену сельскохозяйственному жизненному укладу пришла урбанизация. Начиная с четырех-шести лет, дети работали на заводах, шахтах и текстильных фабриках по десять часов в день, с одним выходным в неделю. Тогда не существовало обязательного школьного образования. Дети находились в самом зависимом, униженном и бесправном положении. Наиболее сознательные из женщин стали объединяться, чтобы защитить детей и добиться для них больших прав. Так возникло женское движение в защиту детей, а в 1899 году был создан судебный орган, специально занимавшийся делами несовершеннолетних. Цель движения — побудить государство принять на себя родительские обязанности (in loco parentis) применительно к тем случаям, когда сами родители не в состоянии справиться со своей функцией в силу личных качеств, по причине болезни или в связи с другими обстоятельствами. Этот принцип действует и по сегодняшний день.

Власти впервые на юридической основе вторглись в семейный мир, получив отныне возможность контролировать и направлять действия родителей по отношению к детям. Принцип всевластия отца в семье был подвергнут пересмотру, получив существенные ограничения. Появилась сеть приютов для нуждающихся в опеке детей: брошенных, потерявших родителей или рожденных “вне брака”. Заботу о них взял на себя персонал приютов, заменивший родителей. Только в последние тридцать с лишним лет начался процесс постепенной замены приютов системой небольших семейных домов с приемными родителями. Возникла также практика, когда отдельные семьи принимают таких детей на воспитание без оформления родительских прав.

В начале века дети не считались полноправными людьми. Ими в основном управляли, их учили покорности и послушанию. Воспитание детей больше напоминало дрессуру животных. В смысле ухода — животным, пожалуй, даже можно было позавидовать. Очень немногие понимали, что ребенок — полноценный человек с самого момента своего рождения, и видеть в нем лишь слабое, не достигшее совершенства подобие взрослого — значит, негативно влиять на формирование его личности.

Согласно Конституции, в 1900 году мужчины пользовались всеми правами и свободами, а женщины не имели даже избирательных прав, как не имели их и национальные меньшинства. Но всегда находились люди, готовые восстать против унижения и неравенства. В 1920 году женщины добились права голоса. Чернокожее население получило это право лишь в 1953 году.

С изменением политического статуса женщин значительно изменились и их отношения с мужчинами. Однако несовершенство законов и устарелые представления общества о роли женщины до сих пор мешают полному осуществлению женского равноправия.

Меня часто спрашивают, не считаю ли я, что семья как общественный институт распадается, исчезает или даже намеренно разрушается. Я отвечаю, что это естественный ход эволюционного развития, где его мирная поступательность чередуется с революционными вспышками. Женщины восстают против неравенства и обретают самостоятельность.

В течение веков структура семьи оставалась неизменной, с четким распределением ролей. Главенствующее положение мужчины казалось незыблемым. Естественно, что изменения в мироощущении женщин и переоценка своей роли не могут не вызвать сотрясения традиционной системы, что мы и наблюдаем в современных семьях. Коренным переменам всегда сопутствует хаос, даже когда они носят обновляющий, оздоровительный характер. Когда мы полностью пересмотрим свои взгляды на равенство и ценность человеческой личности, этот скачок неизбежно найдет отражение и в семейной структуре. Появится новое отношение к понятию “власть”. Когда люди понимают, что они равны, власть проявляется в доверии к силам и возможностям других, а не в контроле над ними на основе тех преимуществ, которые даруются возрастом, положением, богатством, полом или расой.

Закончилась вторая мировая война, и добрая половина человечества с облегчением вздохнула. Мы мечтали построить более справедливый мир, и воплощением этой мечты нам казалась Организация Объединенных Наций. Наши мечты также послужили основой для новых веяний в психологии. В 1946 году зазвучали голоса Абрахама Маслоу, Ролло Мэя, Карла Роджерса и других психологов, полагавших, что потенциал каждого человека неизмеримо выше, чем позволяют предполагать внешние проявления его личности. Работая в этом направлении, исследователям удалось установить, что человек может управлять своим здоровьем, может сделать свое существование более полным и счастливым, а отношения с окружающими — более разносторонними и плодотворными. Каждый в состоянии так организовать свою жизнь, чтобы она никогда ему “не приедалась”, как выразился доктор медицины Ханс Селье.

Я считаю, что именно попытка раскрыть человеческий потенциал привела к развитию семейной терапии. Центром внимания психотерапевта становится не патология, а укрепление здоровья. Семья — это место, откуда человек начинает свой путь к взрослению. С изменением целей терапии меняются и теории, которые он использует, и методы. Выбранный путь, например, будет разным, в зависимости от того, в чем терапевт видит свою цель — в уменьшении патологии пациента или в развитии его здоровья.

Раньше психотерапия видела свою задачу в том, чтобы помочь человеку приспособиться к окружающей среде, но не вооружала его средствами, с помощью которых он мог бы трансформировать среду. Человека пытались подогнать под общепринятые нормы и представления, часто в ущерб тому новому, что могло бы в нем проявиться. Иначе говоря, психотерапия играла роль универсального супер-родителя, который всегда знает, что хорошо для его подопечного. После войны, с появлением растущего интереса к холистическому здоровью, ситуация в корне изменилась.

После 1946 года пошатнулись считавшиеся до этого священными устои в таких областях, как права национальных меньшинств, права женщин и нормы сексуального поведения. В 1930 году, например, немыслимо было представить, чтобы профессор университета позволил себе открытую внебрачную связь. Теперь в подобном случае никто и бровью не поведет. Каким позором раньше считалось рождение ребенка вне брака! Между тем, сегодня многие женщины осознанно выбирают именно такой путь, чтобы стать матерью. Нельзя сказать, что эти перемены всегда происходят без боли, душевных мук, а порой и разрушительного воздействия на личность. Бросается вызов существующему порядку вещей, а это не безболезненно. Не все, что всплывает на поверхность в период кризиса, представляет собой здоровое явление. Все должно успокоиться и рассортироваться — шелуха отсеется. Думаю, мы всегда можем изменить направление, если обнаружим, что идем по ложному пути.

Объем наших знаний о человеческом организме, включая работу мозга, значительно увеличился, что делает психотерапию более эффективной. Благодаря кибернетике и теории общих систем наши представления о способах коммуникации стали глубже и объемнее. Эти знания нашли практическое применение в системной семейной терапии.

До 1946 года к хорошим психотерапевтам относили тех, кто строго придерживался одной определенной теории. Эклектика считалась признаком непрофессионализма. Когда я училась на последнем курсе, мне было предложено определиться: кто будет моим теоретическим кумиром — К. Юнг, З. Фрейд или А. Адлер? Подразумевалось, что, выбрав одного, я должна отречься от остальных, а утвердившись в своих теоретических взглядах, я буду более уверенно и целенаправленно заниматься практической работой. Такой подход годится для выпечки печенья, когда тесто вырезается одной и той же формочкой. Человека же нельзя лечить по шаблону. Не случайно тех пациентов, кто не вписывался в схему, считали неподдающимися. Можно представить, насколько успешнее шли бы у нас дела, если бы мы подбирали наши техники не в соответствии с суровой теорией, а “по индивидуальной мерке”. Сейчас наблюдается большая гибкость в этом вопросе, мы уже не так убеждены, что в терапии существует какой-то путь, который является единственно правильным.

Период между 1900 и 1914 годом был отмечен ускоренным темпом индустриализации. С 1914 по 1918 год — время первой мировой войны. Как всякий кризис, война вместе с разрушениями несла и новые возможности. С 1918 по 1929 год мы стали свидетелями небывалого до тех пор явления, ставшего известным под названием “ветреный век”. Это был период отрицания общепринятых ценностей и полного беспредела в поведении людей. Мораль дала трещину, через которую хлынул гедонизм. Законы, запрещающие производство и потребление спиртного, словно подхлестнули творческую изобретательность в этом деле. Параллельно возрастала преступность. Королем преступного мира стал Аль Капоне, а Чикаго — центром преступности. Аль Капоне так и остался не наказанным за свои уголовные дела: он попался на неуплате налогов.

Страна оказалась в тяжелейшей за всю свою историю депрессии, которая длилась с 1929 по 1941 год. Будучи в Чикаго в 1932 году, я видела бесчисленные толпы безработных. В то время многие не могли найти иного выхода, как покончить жизнь самоубийством. Бесконечное отчаяние, безнадежность, душевные муки старили людей раньше времени. Людям внушалось, что их жизнь зависит только от них самих — великая депрессия показала, что есть силы, которые действуют независимо от воли людей. Общество оказалось гораздо более сложным организмом, чем представлялось ранее.

Экономическая депрессия лишила многих людей сбережений, заработанных честным и многолетним трудом, и превратила их в нищих. Конечно, и раньше в обществе существовали бродяги и попрошайки и это воспринималось как естественное явление, но переход в категорию обездоленных огромного количества уважаемых, трудолюбивых и честных людей требовал от государства каких-то мер. Появились новые законы, изменившие банковскую и инвестиционную политику. Нужны были программы помощи малоимущим на федеральном уровне.

В 1935 году был принят закон о социальной защите, обязавший государство изыскать дополнительные средства для кредитования работающего населения. Со стороны государства это было не благотворительностью, а обязательством перед людьми труда, в которых необходимо было возродить чувство собственного достоинства.

Ужасы второй мировой войны (1941—1945) убедили нас в том, что требуется приложить все усилия, чтобы подобное бедствие никогда не повторилось. Единовластие человека, по своему усмотрению определявшего правых и виноватых, решавшего вопросы жизни и смерти других людей, нашло свое крайнее выражение в лице Гитлера и его единомышленников. Таков естественный итог отношений, построенных на диктаторстве и слепом подчинении. Собственно говоря, подобный строй отношений был характерен для всего западного общества. Стоящие у власти определяли, как жить остальным, и воплощали свои решения в жизнь, не гнушаясь применением силы, запугиванием или фальшивыми обещаниями. При таком положении дел самостоятельности и инициативе оставалось слишком мало места.

Все громче звучали голоса в поддержку гуманистического подхода к индивиду. Основу этого подхода составляло убеждение, что человек может стать истинным хозяином жизни, если обретет право принимать самостоятельные решения и познает ценность подлинного равенства с другими людьми. Те, кто перекладывает выбор решения на других, более подвержены болезням и функциональным нарушениям в работе организма, что подтверждается многочисленными наблюдениями. Решайте сами, какую задачу должен ставить перед собой психотерапевт: помочь клиенту укрепиться в его способности справляться с теми требованиями, которые выдвигает перед ним жизнь, или предоставить терапевтам решать, что должно произойти, и затем использовать их силы, чтобы ожидаемое свершилось?

Я лично считаю своей целью помочь клиентам мобилизовать все их внутренние ресурсы, чтобы они умели по разному действовать в разных жизненных обстоятельствах, самостоятельно решая, чего они должны добиться. Хочу еще раз вернуться ко второй мировой войне и роли Гитлера. Поистине страшно наблюдать, когда одна личность действует как катализатор, побуждая массы людей терять разум и сердце и умышленно совершать самые бесчеловечные поступки, как это делали нацисты по отношению к евреям.

Любое проявление несамостоятельности и отказ от собственного выбора и воли в пользу кого-то другого в конечном итоге служат почвой для разного рода культов. Со всей остротой встает вопрос о необходимости просветительской деятельности, чтобы люди твердо стояли на ногах и не передоверяли никому данную им от рождения духовную силу. Для меня это основа моей работы. Тем более, что с раннего детства от нас всегда требовали повиновения и соответствия заведенному порядку вещей.

После второй мировой войны у людей появилось больше возможностей идти по пути гуманизма и свободы. Мы лишь в начале этого пути. Нам только еще предстоит внутренне отказаться от отношений, в которых партнер стоит ступенькой выше или ступенькой ниже, и перейти к отношениям, где он находится прямо напротив и на одном уровне с вами.

Только между равными строятся здоровые взаимоотношения. Для психотерапии в этом утверждении кроется глубокий смысл. Мы только еще начинаем создавать модели равноценных отношений между людьми. Пора дать новое определение понятию “равный”. В общепринятом представлении “равный” значит — “такой же, как”. Но каждый человек уникален, и в этом смысле ему нет равных. Учитывая данный факт, слово “равенство” следует понимать как равенство самоценности и достоинства каждого из партнеров в глазах другого, в отсутствие отношений господства или подчинения. Какой должна быть стратегия терапевта, чтобы она учила создавать такого рода равенство? Как смоделировать равенство между психотерапевтом и пациентом? Если его нет, если оно не очевидно, все слова терапевта теряют смысл. Мало кто откликнется на призыв: “Делай, как я говорю, а не как я делаю”.

Когда усилия выявить человеческий потенциал слились в оформленное движение, оно поставило своей главной целью поиск способов, с помощью которых можно было бы научить человека жить в ладу с самим собой и с окружающими, то есть простым, казалось бы, вещам — как видеть, как слышать и как касаться самого себя и своих близких. Многочисленные запреты и ограничения, внушаемые с детства, не давали этим трем способностям развиться в полную силу. Часто все три “запускали” реакции, которые имели сексуальный или негативно-агрессивный оттенок. Сегодня очень немногие обладают даром мягкого, понимающего, ненавязчивого общения, не имеющего сексуального или агрессивного подтекста. Особые опасения и даже осуждение всегда вызывало прикосновение — смотреть и слушать было предпочтительнее. Известны случаи самых плачевных последствий самых невинных прикосновений. Хотя столь же прискорбно могло закончиться и общение между людьми из-за одного неверно истолкованного взгляда или слова.

Любопытно, что никому не приходит в голову выколоть себе глаза, потому что они его подвели, или отрезать уши, потому что они что-то не так расслышали. Однако все хором твердят: “Трогать нельзя”, — потому что это может быть “не так” истолковано. Между тем, прикосновение, осязание — это один из главных способов общения, и надо научиться пользоваться им творчески, не причиняя морального вреда партнеру. Органы чувств — это источник коммуникации, проводник информации, то, что сплавляет воедино энергетику личности. Органы чувств — основа контакта. Контакт — основа доверия. В психотерапии настоящая работа начинается лишь тогда, когда установлено взаимное доверие.

Другой важной целью движения во имя человеческого потенциала (холистического здоровья) является развитие всего здорового и позитивного, что есть в человеке, — всего того, откуда он сможет черпать силу и энергию для преодоления возникающих на его пути преград. Концентрировать внимание на одной лишь патологии — все равно что хлестать кнутом мертвую лошадь: сколько ни бей, не повезет.

До второй мировой войны объектом лечения, как правило, был индивид. В ту пору господствовало мнение, что болеть или выздоравливать — дело сугубо личное, за единственным исключением: болезнь ребенка ставилась в зависимость от матери. Поэтому в специальных детских клиниках обследовались и мать, и ребенок, но порознь и разными терапевтами. Последние нередко приходили к совершенно противоположным заключениям. И тогда предметом изучения стали зависимости между поведением ребенка и матери, а это уже был шаг вперед к идее взаимного воздействия индивидов друг на друга. Иначе говоря: если мать воздействует на ребенка, то ребенок также воздействует на мать.

Установление такой взаимозависимости изменило взгляд и на характер других взаимоотношений между людьми. В тридцатых годах доктор Гарри Стак Салливан выдвинул теорию, согласно которой поведение любого человека испытывает на себе воздействие поведения окружающих. Однако эта мысль не послужила толчком к тому, чтобы помимо человека с явными симптомами учитывать присутствие кого-нибудь еще.

За последние сорок лет появилось много нового в представлениях о природе человека, его поведении и путях изменения поведения. В каком-то смысле психотерапевты оказались в положении шести слепых из известной притчи, которые пытаются наощупь понять, что такое слон. Причем каждый с пеной у рта отстаивает собственную правоту. Не пора ли нам извлечь урок из этой истории и вместо того, чтобы спорить, кто прав, объединить наши усилия и поделиться друг с другом тем, что видит каждый из нас? Количество новых идей, появившихся в последнее время, не уступает изобилию шведского стола. Я думаю, никому не повредит отведать понемногу от всех этих интеллектуальных яств.

Особый интерес вызывает системный подход. Схематически систему можно представить как действие, ответное действие и взаимодействие. С помощью этой цепочки связей люди устанавливают, поддерживают и закрепляют status quo. Образование новой цепочки взаимосвязей ведет к изменению существующего положения вещей. Если системным подходом дополнить фрейдовское положение о том, что мы несем в себе как разрушительное, так и созидательное начала, то перед психотерапией откроются новые возможности.

Совсем немного лет отделяют нас от начала третьего тысячелетия — события, которого ждут и к которому готовятся многие. И, надеюсь, многим из нас приведется встретить 2000-й год, о котором давно фантазируют футуристы. Мы, со своей стороны, тоже должны подготовиться и разработать способы более глубокого и полного понимания того, что значит быть человеком, в полном смысле этого слова. Мы являемся свидетелями нового эволюционного рывка, который вот-вот совершит человечество. Но любому прорыву предшествует борьба. Поглощенный ею, человек не замечал до сих пор, что он — чудо творения, но осознание этого постепенно пробивается к нашим умам. Разве не является подтверждением чуда то, что ученым так и не удалось создать сперму и яйцеклетку, способные к воспроизводству?

А теперь позвольте мне вернуться в годы моего детства. Я родилась в 1916 году на ферме в штате Висконсин. Я жила в семье, где была полностью предоставлена самой себе. В детстве я очень много болела, в известной мере, как я сейчас понимаю, из-за несложившихся отношений между родителями. Мне никогда не приходило в голову усомниться, любят ли они меня, но я не могла понять, почему они так плохо относятся друг к другу. В результате я решила, что когда вырасту, стану детективом, который будет следить за родителями по поручению детей. Первым открытием на этом пути было то, что родители — это просто большие дети, которые принесли в свою взрослую жизнь все, чему они научились в детстве в родительской семье. Если, повзрослев, они больше не узнали ничего нового, значит, они просто пользуются старым знанием в несколько видоизмененной форме. Люди завораживают меня. Жизнь представляется мне бесконечно интересной.

Я начала свою профессиональную карьеру с преподавательской работы. Чтобы накопить побольше практического опыта, за шесть лет я сменила пять мест. Мне довелось работать с белыми и чернокожими детьми, с бедными и богатыми, городскими и сельскими, с детьми иммигрантов. Мне хотелось научить их всех любить знания и почувствовать, что школа — замечательное место, а узнавать новое — так восхитительно!

Чтобы реализовать свою цель, я решила поближе узнать каждого ребенка. По вечерам после занятий я отправлялась с кем-нибудь из детей к ним домой и знакомилась с их родителями, рассчитывая, что и они войдут в мою школьную семью. В большинстве семей меня встречали благожелательно. Это сказалось и на дисциплине в классе: дети занимались с большой охотой и отлично успевали. Побывав в домах своих учеников, я увидела, как по-разному устроен их быт. Однажды один малыш уснул прямо на уроке. Когда я попросила его объяснить, в чем дело, он ответил, что накануне вечером папа напился и не пустил его ночевать. После занятий я пошла с ним домой и напрямую сказал отцу, что без сна малыши не могут учиться в школе, поэтому он должен позаботиться о том, чтобы его мальчик как следует высыпался. Он пообещал, что так и сделает. И сдержал обещание. А позже я узнала, что он перестал пить. Этот случай зародил во мне интерес к изучению поведения взрослых, а для этого, как я поняла, мне не хватает знаний.

В высшей школе я выбрала программу социальной службы. Учеба шла успешно. Моим принципом стало соотнесение вновь полученного знания с его прикладным аспектом: человек и его поведение. Иногда теория, казалось, входила в противоречие с практикой. Основой теории был психоанализ. Хотя я с огромным увлечением узнавала все больше нового о патологии, порой мне было не совсем ясно, как увязать вновь узнанное с практикой. Глубокая вера в моих учителей не позволяла мне сомневаться, и я жадно впитывала все, чему меня учили. Однако со временем что-то было отброшено, другое переработано, а третье послужило фундаментом для собственных идей.

Во время работы в различных учреждениях я обнаружила у себя способность помогать людям, чья психика находилась на грани срыва, а общение представляло риск для других. Я не могла объяснить эту свою способность с помощью полученных знаний. Позже я открыла собственную практику в Чикаго. Поскольку у меня не было медицинского образования, доступ к сливкам психиатрического ученого сообщества был для меня закрыт. Возможно, поэтому моими клиентами становились те, от кого уже все отказались. У меня появлялись алкоголики, извлеченные из трущоб Чикаго, “бесхозные”, неуправляемые дети, на которых все махнули рукой, пациенты, которых каждый новый психотерапевт старался поскорее сбыть с рук. Поскольку я не принадлежала к медицинскому персоналу, у меня не было права на страховку в связи с профессиональным риском. Надо было работать так, чтобы исключить самую возможность несчастного случая, принимая необходимые защитные меры и все же допуская риск в той мере, в какой он необходим для положительного роста клиента. Мне был нужен успех, потому что работа давала средства к существованию. Для ошибок не оставалось места.