Примечание

Мои воспоминания

Фетисов Фёдор Алексеевич

(25. 09. 1912 г. – 06. 10. 1995 г. )

Я, Фетисов Ф. А., родился 25 сентября 1912 года в д. Клёнки Жиздринского района, Калужской обл. Мои родители были крестьянами и жили в д. Клёнки. Я окончил 4-х летку в д. Клёнки в 1924 году. Мне было тогда 11 лет и до 1930 г. я работал вместе с родителями в деревне. Они научили меня пахать, сеять, косить, жать серпом рожь, молотить рожь вручную цепями и многим ещё работам по сельскому хозяйству. В 1930 г. я поступил в ФЗУ при цементном заводе Дятьковского района, в 15 км. от д. Клёнки. В 1933 г. я окончил ФЗУ (фабрично-заводское училище) и получил специальность слесаря 4-го разряда.

Из училища меня направили в г. Брянск, в Володарский район на завод, который тогда назывался Бронебазой. Этот завод был военным, ремонтировал танки и бронировал паровозы (сейчас это в/ч 75100).

В 1934 г. я был призван в Красную Армию, в 5-ую механическую дивизию в г. Ново-Борисов БССР. С января по сентябрь 1935 г. я учился на механика-водителя танка Т-26 в 5-ой механической дивизии. После окончания курсов, в сентябре 1935 г., мне присвоили звание старшины, и я получил удостоверение механика-водителя танка Т-26, и был направлен в свою часть.

В январе 1936 г. меня вызвали в штаб батальона, где мне начальник штаба объявил, что я направляюсь на курсы подготовки и сдачи экзаменов в Саратовское среднее танковое училище. Я начал возражать, что мне нужно посоветоваться с родителями и женой. Но начальник штаба ответил: “У батальона грамотней Вас никого нет и заменить Вас неким. Выполняйте приказ! ” И так я прибыл в ту же 5-ю дивизию, где я учился в 9 классе с января по июль 1936 г.

Пока я учился мне приходили письма из дома, в которых родители просили, чтобы я отказался ехать в Саратов в военное училище. С этой просьбой я обратился к командиру взвода. Он ответил, что повезет в Саратов 15 курсантов, а там, на мандатской комиссии, Вы заявите, что по семейным обстоятельствам поступать в училище не можете. Я так и сделал. Конечно, не без морали, но меня отчислили из училища, и я вернулся с этим же командиром взвода в Ново-Борисов в свою в/ч, где продолжал служить до 1937 года.

В октябре 1937 г., перед демобилизацией, меня опять вызвали в штаб, где я встретил двух офицеров: нашего капитана, начальника штаба, и незнакомого, тоже капитана. Я представился. Мне незнакомый капитан предложил остаться в его роте на сверхсрочную службу. Я попросил дать мне подумать 10 дней. Он согласился. И я быстро написал письмо домой. Родные согласились, чтобы я прослужил еще 1 год, это, мол, не 25 лет.

Итак, я перешел в роту незнакомого мне капитана 26-го танкового полка механиком-водителем танка Т-26. В этом полку мне дали отпуск на 15 дней (без дороги).

В часть я вернулся со своей женой, она была очень рада. Мы жили на частной квартире в центре города, в/ч платила за квартиру.

В 1938г. мы по переводу прибыли в Брянск. Мне помог в переводе мой друг детства Серёжа Проняев. Он привозил в мой полк танковые запчасти, и мы встретились с ним чисто случайно. Он служил на складе МО № 60 начальником транспортного отдела и сделал мне вызов через военкомат. С 1938 года августа месяца я начал продолжать службу в г. Брянске в звании старшины по специальности зав. складом МО № 60.

Мы жили с женой у её родителей в г. Фокино. 1 сентября 1939 года моя жена, Фетисова Евдокия Яковлевна, родила мальчика, мы назвали его Витей.

В 1939 году нам дали квартиру в 2-х этажном деревянном доме, около проходных завода (уже не Броне-база, а завод № 65).

В начале нашей совместной жизни с Дусей в г. Брянске нам во всём очень много помогали родители жены: отец, Яков Михайлович, и её мама, которую я очень уважал за доброту и ласку. Звали её Даша. 23 июня 1940 г. у нас родилась дочь. Мы назвали её Валей.

В 1941г. началась война. Вите было не полных 3 годика, а Вале 1 год. Когда, в августе, встал вопрос об эвакуации склада № 60 из г. Брянска, мама жены очень просила Дусю остаться у них в г. Фокино, не ехать со складом; но жена не согласилась. Дуся не осталась в г. Фокино с родителями, потому что им самим не легко было жить. Папа её умер в 1941г., перед войной, от рака горла, мама была очень больна, брат старший был в тюрьме, и остались дома жена брата с двумя детьми и малые Дусины брат и сестра.

В конце августа 1941г. семьи военных, служащих склада были эвакуированы в г. Сызрань и мы, работники склада № 60, эвакуировали всё имущество склада, т. е. полностью склад № 60 должен был находиться в г. Сызрани. А в конце сентября 1941г. часть военнослужащих склада была направлена на фронт, больше офицеров, и небольшая часть сержантского состава.

А мне в сентябре 1941г. было присвоено звание младшего лейтенанта, и в г. Сызрань я был направлен уже в должности начальника хранилища. В начале октября 1941г. я встретил свою семью, которая находилась в церкви. Там жили ещё две семьи. При встрече были и слёзы, и радость, что мы опять вместе. Жене было очень тяжело и трудно с двумя маленькими детьми ехать в поезде-теплушке. А ехали они из г. Брянска двое суток, да ещё сутки находились в клубе г. Сызрань, пока, наконец, их поселили в церковь. Жена рассказывала и плакала. С переездом ей помогали все женщины, с которыми она ехала, и особенно Валя Демченко, моего товарища жена. В г. Сызрани мы были недолго.

В Оричах Кировской области находился филиал склада № 60 и начальник Брянского склада № 60, полковник Сорокин-Ражев. По его вызову в декабре 1941 г. мы, две семьи, прибыли на станцию Оричи, а затем в посёлок Иванькино, в 3-х км от станции Оричи. Нас разместили в большой дом, в семью бездетных. Хозяева дома нас приняли хорошо и выделили моей семье две комнаты. После долгих странствий и неимоверных трудностей, которые перенесла моя жена, ей показалось, что она попала в рай. Дом тёплый, чистый, большой. В огороде баня, вода в доме, а во дворе свой колодец; а также имелись корова, лошадь и т. д. Хозяина звали Николай Иванович, ему было 57 лет, а хозяйку звали Вера Петровна, ей было 53 года. Семья Демченко тоже разместилась в посёлке, 1 км от нас. Они тоже были довольны. Итак, Дусе стало полегче во всём. Молоко брали у хозяйки и многие другие продукты, а за квартиру платила наша в/ч. В 1942 г., в феврале, Демченко Ваню призвали в г. Москву, а в марте 1942 г. он был уже на фронте, в танковой части под Москвой. В апреле 1942 г. я заболел малярией. На склад стали поступать танковые запчасти, и прибыло пополнение, больше из раненых госпиталя. Меня трясло каждый день с 2-х часов дня и до 5-ти часов. Сначала трясло, а потом бросало в жар, пот. И так продолжалось каждый день, как по расписанию. В медсанчасти были использованы все средства, которыми они располагали, но мне ничего не помогало.

В октябре 1942 г. меня вызвали в штаб, где находился и врач медсанчасти. Замполит сказал, что мне нужно менять климат, и они решили направить меня в отдел кадров МВ в г. Москву. 10 октября 1942 г. я был в г. Москве, в отделе кадров, который меня направил в резервный полк. В этом резервном полку меня обследовали и направили в г. Казань на переподготовку. В середине ноября 1942 г. меня перевели с должности начальника хранилища на механика-водителя тяжелого танка. Когда я выехал из Оричей и оказался в 2 часа в г. Горьком, я ждал свою малярию, но меня не трясло. Итак, меня больше малярия не трясла ни в Москве, ни в Казани. А в середине декабря на курсах, в Казани, я заболел сыпучим тифом. С курсов меня направили в инфекционный госпиталь. Когда делали уколы, занесли инфекцию, произошло заражение крови. В связи с этим мне хотели ампутировать руку, но я на это согласие не дал. Тогда из Москвы срочно вызвали профессора, и он меня быстро вылечил. Помню я пил порошки розового цвета (тетрациклин). Благодаря профессору я сохранил свою руку и сумел продолжить службу. В госпитале я пролежал с 21 декабря 1942 года по май 1943 года. В начале мая меня выписали из госпиталя, и главврач дал мне месячный отпуск. Когда я вышел из госпиталя, у меня был вес 40 кг.

За свой отпуск я должен был устроить своих осиротевших детей. Во время моего лечения в госпитале (в апреле 1943г. ) Валя Демченко прислала мне телеграмму, в которой она сообщила, что моя жена Дуся умерла. Но мне эту телеграмму мой врач не показывал до моего выздоровления. 5 мая мой врач, молодая женщина, попросила зайти в их врачебную ординаторскую; кроме неё там были ещё два врача. Врач сказала, что вызвали меня, чтобы сообщить о телеграмме и попросили отнестись к этому спокойно. Она подала мне телеграмму и сказала, что мне дали отпуск по семейным обстоятельствам для устройства детей, а после отпуска я должен явиться в свою часть для продолжения учёбы.

Когда я прибыл в Оричи, в дом, где жила моя семья, хозяин и хозяйка дома были очень рады моему приезду. Я приехал в Оричи в 7 часов утра, и хозяйка сразу побежала к Демченко Вали сообщить о моём приезде. В 10 часов пришла Валя, и состоялся открытый разговор о печальных событиях в моей семье. Они мне рассказали все о жизни, а затем о смерти моей жены Дуси. Подробно описывать об этом не хочу, тяжело. Дуся умерла в областной больнице в г. Кирове, 5 апреля. Потом мне рассказали, как устроили детей в детский дом. Это схлпотала Демченко Валя. Детдом был эвакуирован из города Ленинграда и находился в лесу, в 4 км от их деревни Иванькино, в бывшем доме лесника.

11 мая мы втроём: Валя, Вера Петровна и я, пошли в детский дом. Там мы встретились с заведующим детдомом. Когда я перед ней представился и доложил для чего я пришёл, она тут же вызвала воспитателей групп, в которых находились мои дети, и приказала им вывести эти группы на полянку. День был ясный и очень тёплый. Воспитатели посадили детей на травку в кружок. Дети катали мяч.

Заведующая детдомом меня спросила: «Узнали вы своих детей? » Конечно, я их быстро узнал, хотя они и подросли. Мы сидели в сторонке, а заведующая подошла к младшей группе и взяла Валю за ручку, подвела её к нам. Валя сразу бросилась к Вали и Вере Петровне. А меня она не узнала. Потом подошёл Витя. Он меня сразу узнал и сказал: «Это папа». Но ко мне подойти стеснялся. Это была незабываемая встреча. После этого я почти каждый день приходил к детям в детдом. Но у меня ещё много было хлопот. Пока Дуся болела, на детей не давали паёк. После больших моих усилий мне паёк полностью выдали (за 3 месяца), и я с хозяином, Николаем Ивановичем, отвёз его в детский дом. Мне выдали в качестве пайка 16 кг. муки, 100 штук яиц, 3 кг. сливочного масла, 5 кг. пшена. Заведующая детским домом была очень довольна.

После смерти моей Дуси к Демченко Вали приехал её муж. Это было в конце апреля. Его списали по чистой. Он был серьёзно контужен. В больницу его здесь, по месту жительства, не принимали. Он страдал ещё язвой желудка.

Я Валины заботы взял на себя по устройству её мужа, а моего друга, в военный госпиталь. Я всё продумал, как это сделать, и решил, что 20 мая нас хозяин, Николай Иванович, отвезёт на станцию железнодорожного вокзала, а там мы на пригородном поезде доедем до г. Кирова (он от Оричей находится в 30 км. ). В г. Киров мы прибыли в 10 часов. На станции всегда встречают поезд много машин скорой помощи. Я подошёл к одной машине скорой помощи, в которой был водитель и медсестра, и они быстро отвезли нас в госпиталь. Ваня еле передвигался. Его жену Валу я оставил в сквере, а с Ваней пошёл в госпиталь. Нас встретила сестра-хозяйка в приёмной, и спросила, откуда мы прибыли, с какого фронта. Ваня ей ответил. Тогда она попросила аттестат. А я уже знал, что без аттестата могут не принять в госпиталь. Нужно было соврать так, чтобы она поверила. Я ей сказал: «Вы примите его сейчас, ему очень трудно, а аттестат я оставил в чемодане на вокзале, забыл его взять». Сестра взяла его под руки и повела в душ. Я подождал пока Ваню вывели, а потом сказал ей, чтобы Ванину шубу, в которой он приехал, она оставила себе, так как мне её некуда деть.

Всё получилось очень хорошо. Ваню положили в военный госпиталь. Валя от радости даже прослезилась. Валя поехала в Оричи, а я пошёл в областную больницу. В больнице было несколько корпусов, но я нашёл тот, в котором лежала моя жена Дуся. Врач нашёл её больничное дело, в котором была описана её болезнь. Врач, женщина, отнеслась ко мне с большим пониманием и доложила о болезни моей жены: «Воспаление лёгких. Поддержки в питании никакой, лекарств нужных тоже нет. Вот так мы больных лечим. Умирают каждый день, больше всего из эвакуированных. У вашей жены было большое давление и высокая температура, а помочь не могли. Она скончалась». Я поблагодарил врача за её сочувствие ко мне и возвратился в Оричи.

И ещё один печальный случай, который произошёл с моей женой. Когда я был отправлен в отдел кадров, в Москву, Дуся осталась в положении, ей скоро надо было родить. Она родила в декабре 1942 г. мальчика Серёжу. А в апреле 1943 г., на 5 дней раньше Дуси, он умер. Об этом мне врач тоже рассказала.

Когда я вернулся в Оричи, хозяйка, Вера Петровна, истопила баню, которая мне так была необходима. Подходил к концу мой отпуск. Больше всего времени я тратил на посещение детского дома. Два раза ездил в Киров, в госпиталь, к Ване. Ваня чувствовал себя очень плохо и всё благодарил меня за то, что я помог устроить его в госпиталь.

Пятого июня мой отпуск завершался. Я попрощался со всеми и вернулся в Казань для продолжения учёбы. А с Валей я всё время поддерживал связь. В конце июня она мне сообщила, что Ваня умер, и его похоронили от госпиталя.

В сентябре 1943 г. я окончил курсы и был направлен в Челябинск, где остановился в учебном полку. Этот полк формировал маршевые батареи на фронт. В октябре я поступил в маршевую батарею, получил машину СУ-152 старой марки, а новые, с планетарным механизмом, поступили для следующих маршевых батарей. Жаль, что не нам, но что делать. В конце октября нас погрузили в эшелон и отправили под Москву в г. Пушкино на пополнение прибывшего полка с фронта.

При разгрузке наших танков и следовании их к месту расположения вытянулась колонна прибывших танков. Здесь же находился командир полка, в распоряжение которого мы прибыли. Через три дня нас и полк, прибывший с фронта, построили для знакомства. Командир полка проходил через наш строй и обращался к каждому из нас, упирая в грудь палкой, спрашивал: «На фронте был? ». И так проходил мимо нашего строя и каждого чкал палкой в грудь. Такое обращение нас просто потрясло. Причем было заметно, что он был выпивши.

В Челябинске в мою батарею был назначен зам. по тех., ст. лейтенант Клочков. Мы жили с ним в одной палатке. Он мне и говорит: «Федя, давай от этого дурака-пьянчушки уходить. Меня с нашим командиром вызывали в штаб и сказали, что завтра поочереди начнется проверка, на что мы способны, как водим машины и как стреляем. Вот ты и покажи, на что способен». Я ответил: «Я Вас понял». Через три дня подошла наша очередь. А ехать на полигон 15 км. По пути я сбиваю телефонный столб. Я попадаю в группу отчисленных, и нас направляют снова в Челябинск, в том числе и старшего лейтенанта Клочкова, в тот полк, который формирует маршевые роты. Я был очень доволен, потому что теперь получу модернизированную машину с планетарным механизмом и лучшего качества во всех отношениях.

Рис. 2 – Средний советский танк Т-34. Лучший массовый танк второй мировой войны.

В Челябинск мы прибыли в конце ноября 1943 г. Мы находились в резерве до февраля 1944 г. 5 февраля я был назначен в маршевую роту, а 10 марта был направлен в Наро-Фоминск, где формировался 396-й Гвардейский полк. 15 марта меня отпустили на 7 дней (с дорогой) в деревню Клёнки, чтобы я посмотрел своих детей. Когда я прибыл в Клёнки, то я не увидел ни детей, ни своего отца. Отец уехал за детьми и ещё не вернулся домой. Я ему раньше писал, чтобы он забрал моих детей. Зарплату я ему высылал. Я вернулся в Наро-Фоминск в свою часть. 20 марта мы погрузились и направились на Ленинградский фронт. Когда мы прибыли в Ленинград, нас направили в Царское село. Это совсем близко от Ленинграда. Когда мы разгрузились, то колонна наших танков, в составе396-го полка, двинулась в сторону Прибалтики. Мы остановились на опушке леса в 15 км. от Царского села и ждали распоряжения: куда нас направят.

Блокада Ленинграда была снята. Началась подготовка к прорыву линии Маннергейма (это граница Ленинграда с Финляндией). Эту линию укрепили немцы, так как она была частично разрушена в 1939 году при серьезном конфликте с Финляндией нашей Армии.

К прорыву линии готовились очень серьезно. Было сосредоточено очень много войск разных видов, проходили большие учения перед наступлением.

4 июня началась артподготовка, которая длилась 2 часа 30 мин. В период артподготовки наш полк вышел на исходные рубежи для атаки на линию Маннергейма. Когда артподготовка заканчивалась, мы пошли в атаку. Наша самоходная артиллерия без поддержки танков. В первый день боев наш полк прошел с боями 15 км. Это было мое первое боевое крещение. Была прорвана линия Маннергейма, она состояла из бетонных дотов и дзотов, в которых находились большие гарнизоны вооруженных солдат и офицеров. Эти доты не брала ни артиллерия, ни бомбы авиации; их выжигали огнеметами, после чего немцы сдавались в плен. Итак, линия Маннергейма была разгромлена. Пошла пехота. В этих боях, а их было много, наш полк потерял три танка, в том числе сгорела и наша самоходная установка СУ-152. Экипаж нашей СУ-152 остался жив. Наш полк был пополнен из прибывших маршевых батарей. И опять в составе своего полка мы продолжали преследовать противника, уничтожая их опорные пункты.

Мы продвигались очень медленно: 3-5 км. в сутки. Мы воевали на Карельском перешейке, где сплошные болота и сопки, в которых укрывались вооруженные группы солдат противника. Когда мы прошли трудную зону, болота и опорные пункты, мы вышли на широкую поляну, и полк остановился для того, чтобы выяснить и уточнить направление противника.

Командир полка вызвал к себе командиров рот и спросил: «Кто вызовет на себя огонь противника? » На эту операцию вызвался мой командир роты, капитан Божок. Он подошел к нашей машине и сказал: «Как чувствуете себя? В каком состоянии машина? » Я ответил: «Чувствую себя хорошо и машина в хорошем состоянии». Тогда он обратился к моему командиру машины Баклану Андрею: «Вы свободны! » А мне поставил боевую задачу. Впереди просматривалась железная дорога, которая проходила по поляне, а за железной дорогой, в 200 метрах, просматривалась небольшая сопка, покрытая кустарником 300-400 м. Итак мы с командиром роты должны были проехать через поляну к сопке и обратно. Когда я ехал к сопке через поляну, противник по нам не стрелял, а на обратной дороге он открыл шквальный огонь и в нас попали два снаряда из миномета по крыше. В башне было полно огня и все от разрыва на минуту оглохли. Но мы свою задачу выполнили. Противник был обнаружен.

За эту операцию командир роты был награжден орденом Александра Невского. А меня наградили орденом Отечественной войны второй степени.

Когда подтянулась к этой поляне пехота, а наш полк ее поджидал, была установлена связь между пехотой и нами, танкистами, для совместной атаки оборонительного рубежа противника.

Этот сильно укрепленный рубеж противника был разгромлен.

Во второй половине июля 1944 г. мы вышли к реке Уокси. Наше продвижение остановилось. Началась подготовка к форсированию реки, по которой финны переправлялись с помощью парома. Паром они взорвали. Ширина реки более 100 м. Инженерные части готовили переправу. На это ушло около 5 дней. Мы и пехота вели обработку противобережной территории. В конце июля река была форсирована с очень большой потерей пехоты.

Перед форсированием была часовая артподготовка. С воздуха нас прикрывала авиация.

После форсирования реки мы заняли плацдарм, 5 км. в глубину и 10 км. в ширину, и заняли оборону. В обороне мы стояли до 20 августа. Когда 3-й Белорусский фронт пошёл на Прибалтику, немцы ушли с нашего направления, боясь быть отрезанными от своих частей. Финны остались одни, без немцев. Мы это сразу почувствовали. Об этом доложила разведка. После этого наша артиллерия тоже ушла от нас в направлении Петрозаводска. Со стороны противника почти прекратился обстрел наших позиций. Мы стали вылезать из- под танков, где укрывались от артобстрела противника. 20 августа появился белый флаг на нейтральной зоне, его выставили финны. После этого прекратилась стрельба с обеих сторон. Нам стало известно от замполитов, что в Москву выехала делегация финнов на приём к Сталину за перемирием. В начале сентября Сталин принял в Кремле финнов. Финны должны были отойти на границу 1939 г. И они стали без боя отступать, наш полк их преследовал до бумажной фабрики ЭНЦЕО и затем остановились на отдых. Рабочий посёлок был небольшой, да и фабрика тоже была небольшая. Она вырабатывала даже кружевную бумагу. В посёлке из финнов никого не осталось, все полностью были эвакуированы. Мы проезжали много их посёлков, а посёлки их из 3-4-х домиков на лесных полянках. Я иногда заходил в их домики, шторы на окнах бумажные, скатерти бумажные. В домах оставлено всё хозяйство; коровы, овцы и поросята паслись на полянках, а людей не было.

На отдыхе мы приводили себе в порядок. Мылись, стирались, а самое главное, занимались уничтожением вшивости путём прожаривания одежды в специальной машине. В ЭНЦЕО была небольшая железнодорожная станция, которая была нам очень необходима. В начале октября поступил приказ отгружать полк, который направлялся в распоряжение 1-го Белорусского фронта.

Наш полк был разбит (разделен) на два эшелона: эшелон с боевой техникой и эшелон с тыловой техникой. Я, конечно, поехал с первым эшелоном. Мы ехали через Белоруссию в Польшу. В Польше, на небольшой станции, мы разгрузились ночью. К месту разгрузки мы ехали очень долго, особенно долго стояли в Бресте. Там наш эшелон переводили на Европейский путь.

После разгрузки мы совершили 15-ти километровый марш и остановились на опушке леса ждать наш второй эшелон, который прибыл на станцию только через 4 дня. Это был конец ноября. В декабре были проведены краткие учения.

После этого мы сменили место дислокации: ближе к фронту, т. е. к передовой.

Во второй половине декабря мы совершили ночной марш в сторону фронта, к реке Висла (около 40 км. ). До фронта оставалось не более 10 км., и полк остановился у опушки леса. Началась взаимосвязь с частями Белорусского фронта. Через реку Висла уже была наведена переправа, и не только для нашего полка, а для всего фронта. Переправа раздельная: для танков и колесных машин, и пешеходов. К этой реке было сосредоточено уйма всевозможной техники.

Каждой ночью отдельные военные части форсировали реку и размещались на плацдарме, который был в глубину 10 км., а в ширину – 15 км.

5 января 1945 года подошла и наша очередь форсировать Вислу и тоже ночью. 12 января 1-ый Белорусский фронт пошел в наступление, в том числе и мы.

Варшаву освободили 17 января. А 20 января наш полк вышел на пополнение боеприпасами и заправку танков дизтопливом. Это был кратковременный отдых. В это время меня вызвали в штаб. Я доложил полковнику Наруцкому: «По Вашему приказанию старший механик- водитель, лейтенант Фетисов прибыл! » На что мне полковник ответил: «Во-первых, Вы не лейтенант, а старший лейтенант, а во-вторых, Вы не механик-водитель, а слушатель. Вы получили направление в Казань на Высшие офицерские курсы». Я как стоял, так и не смог ничего сказать. А они смотрят на меня и ждут, что я им отвечу. Полковник говорит: «Идите, собирайтесь в дорогу! » Наконец-то ко мне вернулся дар речи, я проговорил: «Почему меня отправляете? Что, я плохо воюю? ». Они рассмеялись, а полковник, зам. полка по политической части, Ворчафтик сказал: «Вы успокойтесь. Воевали Вы отлично. До победы осталось совсем немного, так что отправляйтесь выполнять приказ».

Когда я вернулся в расположение полка и доложил командиру роты, он бегом побежал в штаб; а мой экипаж стал собирать мой вещмешок. У нас было много сухарей и неприкосновенный запас продуктов. Все это сложили в мой вещмешок. Когда вернулся командир, я уже был полностью собран в дорогу.

Мой экипаж: наводчик Соломин, заряжающий Дробашко, замковый Южаков, командир танка лейтенант Черный, на всю жизнь остались в моей памяти.

В конце января 1945 года я прибыл в г. Казань. Победу я встретил в Казани. Радости не было конца. Вся казарма ходила ходуном. Это было рано утром, о Победе сообщили по радио 9 Мая. Началась мирная жизнь.

В мае я окончил курсы и меня направили в Челябинск. Эта дорожка мне была знакома. После курсов я получил повышение, меня назначили заместителем командира роты. Я попал в учебный полк, который меня направил на завод, где формировался батальон. Я попал к командиру роты, капитану Илларионову, фронтовику-ленинградцу. Получили танки, и наш эшелон был направлен в Закавказский военный округ, в Армению, город Ленинакан (1945-1946 гг. ).

В конце февраля 1946 года меня вызвали в штаб полка, где начальник штаба спросил у меня: «У Вас есть дети? ». Я ответил: «Есть. Двое. Они еще маленькие». Начальник штаба сказал: «Вам командир полка по письму Вашего отца разрешил дать месячный отпуск. Идите в строевую часть, получите отпускные документы и завтра можете ехать».

Домой, т. е. в деревню Кленки, я прибыл 27 февраля, где встретился со своим отцом, братом (он в январе демобилизовался, еще не снял капитанскую форму), детьми и мачехой Ириной Стефановной. Я посмотрел на своих детей.

Их отец привез из детдома, со станции Оричи Кировской области, летом 1944 года. Они выглядели по-сиротски, обутые в лапотки. Но они были сыты и, главное, выжили. Мне отец рассказал, как он искал детей и, как трудно добирался с ними до дома. Но все обошлось хорошо. Затем состоялся разговор о том, что я должен жениться и забрать к себе детей, а то родители уже старые и воспитывать детей долго не смогут. Это все мне сказала мачеха, а отец молчал. Брат Вася, он на 8 лет меня моложе, сказал: «Мы Федю скоро женим, невеста есть на примете, очень хорошая». Мать предложила в невесты бездетную колхозницу, а Вася ей ответил: «Что ты говоришь глупости! Он у нас офицер. Ему нужна грамотная, городская, развитая, и такая невеста есть. Завтра я познакомлю его с нашей учительницей Клавдией Михайловной. Ее муж погиб на фронте, она вдова». Когда мы пришли к ней на квартиру, Клавдия Михайловна мне очень понравилась. Красивая, полная, веселая и молодая. Мы познакомились. Вася ушел на вечеринку, а мы остались дома. Сын Женя был на печке. Клава готовила ему картошку. Я понял, что я тоже ей понравился. Мы поговорили немного, и я ушел домой, а Клава осталась кормить Женю картошкой.

После домашнего совещания я решил познакомиться с Клавой поближе. Все шло к тому, чтобы нам пожениться. После нашего серьезного разговора Клавдия Михайловна была согласна выйти за меня замуж. Было решено моих детей передать ее старшей сестре Марии Михайловне в г. Жиздру. Мария Михайловна была не против этого решения и с удовольствием согласилась помочь сестре. Это меня очень устраивало, что мои дети будут расти и учиться не в деревне, а в городе. Клава знала, что ее сестра поможет в воспитании детей, и она не ошиблась. Мария Михайловна была очень добрая, она любила детей и на все была согласна, лишь бы Клаше было хорошо.

6 марта 1946 года я и Клавдия Михайловна расписались. Мы стали мужем и женой, и поехали к месту моей службы, в Ленинакан, а детей (двух моих: Витю и Валю и двух Клавиных: Женю и Ларису) оставили в Жиздре, у Марии Михайловны.

В декабре 1947 года меня отправили по замене в Германию, а Клава с семьей осталась в Жиздре.

Из Германии я приезжал каждый год в отпуск на месяц, конечно, с подарками и другими вещами. Нам Германия помогала материально хорошо.

В 1950 г. у нас родился сын Валерочка. А в 1952 г. я в звании капитана был направлен из Германии в г. Владимир-Волынский, в Прикарпатский округ, на должность заместителя командира батальона по технической части, где служил до 1957 года.

Я ушел в отставку в звании майора. В марте 1957 года мы приехали в город. Брянск. 1 апреля я устроился на завод № 65 (сейчас это в/ч 75100). Временно мы жили у моего брата Алексея Алексеевича, а в декабре мы получили однокомнатную квартиру.

На заводе № 65 (в/ч 75100) я работал инженером-технологом по приемке и отправке готовой продукции железнодорожным транспортом. В 1974 году за высокопроизводительный труд, непрерывную многолетнюю трудовую деятельность мне было присвоено почетное звание ВЕТЕРАНА в/ч 75100. В 1975 году я был награжден медалью «ВЕТЕРАН ТРУДА».

Рис. 3 – Фотография 1989 года (Доска почёта в/ч 75100).

В в/ч 75100 я проработал до 1991 года (до 79 лет).

Вот так мы жили. Время шло. Дети росли, а мы старели. Как бы нам трудно ни было, но мы детей своих не бросали. Они всегда были под нашим контролем. Затем мальчики, Витя и Женя, поженились, а девочки, Валя и Лариса, вышли замуж. Валерочка закончил институт (БИТМ) и тоже женился. У нас с Клавой появились внуки и правнуки. Мы с Клавой прожили 49 лет. За это время у нас было много хорошего в жизни, но было и трагическое. В 1982 году погиб наш младший сын Валера в автомобильной катастрофе. Валера был для нас самым любимым сыном. Он был нашей гордостью, и нашим счастьем и надеждой. В наших сердцах он остался навечно.

Примечание

1. За время боев на двух фронтах, Ленинградском (Карельский перешейк) и 1-ом Белорусском, я сделал 19 боевых выходов (т. е. атак) и два прорыва границ противника. В боях сгорели две машины (танка). Первый танк сгорел на Ленинградском фронте. Танк подорвался на противотанковой мине. Мой танк получил серьезное повреждение: обрыв гусеницы и опорного катка. Экипаж остался невредим. Атака захлебнулась, полк отошел на исходные позиции, а мы остались на нейтральной полосе. Немцы делали две попытки взять нас в плен. Но командир самоходной установки СУ-152, старший лейтенант Баклан Андрей, вызвал огонь на себя. Противник отступил. Мы простояли около суток. Нас спасали подорванные на минах два танка соседнего подразделения. На второй день после артподготовки и атаки нашей пехоты противник был разгромлен. После этого буксирные тягачи утащили нашу самоходную установку СУ-152 на свою зону (территорию), где машине произвели ремонт за 5 часов. А мы в это время спали. Потом мы догнали свой 396-ой полк, который остановился у реки Уокси.

Второй танк сгорел на 1-ом Белорусском фронте при освобождении Варшавы.

После попадания болванки (специального снаряда для танков) по правому борту танка, топливные боки взорвались, но экипаж остался жив.

2. Имею следующие награды:

1) 4 боевых ордена: орден боевого Красного знамени, орден Красной звезды и два ордена Отечественной войны 2-ой степени. (Орден Красной звезды и орден боевого Красного знамени я получил в мирное время за боевые заслуги, первый из них в 1949 году, второй 1954 году).

2) 12 медалей. (Медали все юбилейные, я их получил за выслугу лет).

ФОТОГРАФИИ ИЗ СЕМЕЙНОГО АЛЬБОМА