Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Дети войны



       Мои родители Мезенцев Иван Васильевич и Анна Андреевна родились в 1906 году в д. Большое Кошаево, тогда это был Ачитский район. В свои 20 лет они сыграли свадьбу.
       В 1930 году отца направили на учёбу в школу шоферов, закончив её был направлен работать в вновь организованную Ачитскую МТС (машинно-тракторная станция). Работал шофером на бензовозе.
       Июнь1941 год – началась война. На фронт отец ушёл 10 января 1942 г. На сборы дали 1 час. Он успел только дать наказы: старшим дочерям помогать растить младших, старшему сыну, а ему было 8 лет, сказал: «Остаёшься в доме за мужчину». Маме: «Анна, как бы тебе не было трудно, но детей выучи».
       Нас было 6-ть: 2 брата и 4 сестры. Старшей – 14 лет, младшей 10 месяцев.
       Отец уехал на своей машине в Свердловск, там формировалась автоколонна для отправки на фронт. Прошёл местную переподготовку, автоколонна сформировалась и направилась на Украину, по дороге несколько раз переформировывалась, дополнялась.
       Машина отца шла в конце колонны. Прибыв на Украину, они попали «в пекло», в засаду. Поняв обстановку, «хвост» оторвался, и машины свернули в лес и скрылись, попали в окружение.
       Наступила весна, питались тем, чем лес кормил, но через месяц вышли из окружения; тощие, голодные, но сохранившие машины.
       Месяц отец лежал в госпитале, затем воевал на Украине и на Курской дуге.
       Приходили письма – солдатские треугольники, они всегда заканчивались словами: «Анна, береги детей».
       В октябре мама написала: «Прости, Иван, не сберегла я нашу старшую дочь». Лена училась в 8 классе. В сентябре выпал снег, картошка в колхозе была не убрана. Ученики 8-10 классов копали её из-под снега. Лена простыла, заболела менингитом и умерла, ей было 15 лет.
       1943 год. В Ачите мы жили на улице 1-е Мая (сейчас - Первомайская). На правой стороне стоял наш единственный дом, а на углу улицы Ленина и 1-е Мая была двухэтажная деревянная средняя школа, а между школой и нашим домом был школьный интернат, где до войны учились дети из дальних деревень.
       В январе интернат стал детским домом. Привезли детей из блокадного Ленинграда. По дороге, на каждой стоянке в поезд садили только детей.
       Директором детского дома был Никольский Дмитрий Николаевич. Этот большой души человек много усилий вложил, чтобы дети были сыты и одеты, жили большой дружной семьёй.
       А нам приходилось всё труднее и труднее: на хлеб ввели карточки, сначала было 800 грамм, затем 500, и 200 грамм на нас шестерых. Купить его было проблематично, так как были огромные очереди.
       Картошки хватало только до весны, и мама обменивала на картошку то, что можно было обменять.
       Братья в школу ходили со своей чашкой и ложкой. Их кормили горошницей, без хлеба. Весной они ходили в лес за пиканами, копали луковицы саранок, собирали на пашне гнилую картошку. А мама возле дома рвала крапиву и лебеду, тем и питались. Но всегда хотелось хлеба.
       Наступил 1944 год. 3 дня в неделю все выходили вечером на улицу, ждали почтальонку и боялись, если она подходила к дому с опустившейся головой, это значило, что она принесла похоронку.
       Так случилось 18 апреля, она достала из сумки не треугольник, а конверт, где сообщалось: «Мезенцев Иван Васильевич умер в госпитале от ран 1 апреля 1944 г. Похоронен на хуторе Михайловское Белгородского района Курской области».
       Мама упала в обморок. Вечерами, уложив нас спать, не могла уснуть и плакала. Все мы спали на полу. Просыпаясь, будили друг друга, прижимались к маме и говорили: «Мама не реви, наш папка всё равно приедет, он же знает, что нам плохо без него».
       Пенсию назначили на троих, а двоих предложили сдать в детский дом. Пришли две женщины из Райсобеса, просили маму написать заявление. Мама подняла ладонь и сказала: «Видите пять пальцев? Это мои дети. Оторви любой – что почувствуешь? », далее просто не стала с ними разговаривать.
       Анастасия в этом году закончила 7 классов, и их 5 девочек поступили в медучилище, но закончила она одна, другие не выдержали трудностей: ходили пешком из Красноуфимска в Ачит, жили по квартирам, заготовляли дрова для отопления училища, учились при керосиновых лампах.
       1945 год. 9 Мая – День Победы. День счастья и радости, горя и слёз.
       Братья всё лето работали с мамой в колхозе «Красный луч», тогда в Ачите было 4 колхоза. Помогали маме выполнить дневную норму: пололи, копали, жали рожь, пшеницу, вязали снопы, ставили суслоны, собирали колоски. А вечером уходили «в ночное», мальчики 10-14 лет ночью пасли лошадей, каждому выдавали витень и колокольчик, чтобы ночью перезванивались. За детскую работу ввели «детские трудодни», получали по ним муку или зерно.
       Маму, работающую в поле, кормили горошницей, которую она съедала, а кусок хлеба приносила нам: «Это вам от зайчика». А нам было 7-ой и 5-ый год.
       В августе у нашего дома остановилась лошадь, ехал «дяденька» из Лебяшья. У телеги отвалилось колесо, и он попросил у нас топор. Отремонтировав колесо, он бросил топор в телегу и поехал. Мы бежали за телегой, ревели, но он так и не остановился и скрылся.
       Через 5 дней к нашему дому подошёл солдат с палочкой. Мы быстро закрыли дверь на крючок. Он спросил: «Здесь Мезенцевы живут? » Мы не открыли дверь, а рассказали, что нам мама наказала никому не открывать дверь, потому что у нас дяденька украл топор. А он сказал, что знает нашего отца, что тот умер в госпитале и он его похоронил.
       Вечером мы всё рассказали маме, она заревела: «Как вы могли его не впустить? Он бы рассказал про отца, а то мы даже не знаем, где он похоронен».
       Но д. Петя – солдат – не смог просто уйти, он позже вернулся. Рассказал, что познакомился с Иваном-земляком в госпитале: хутор Михайловское Курской области. Отец был ранен в голову: он подвозил к танкам бензин и подорвался на мине. В госпитале 3 дня был в сознании, но на 4 день умер. Ходячие хоронили мёртвых. Д. Петя похоронил нашего отца, сколотив ему крест из 2-х досок. Он ушёл рано утром, пошел, опираясь на трость, в Суксун. Из солдатского мешка достал нам по сухарю, а маме 2 коробка спичек и хозяйственное мыло.
       Мама по ночам при керосиновой лампе стала перешивать отцовскую одежду. Шофёрский полушубок обменяла на топор и 4 ведра картошки. Юра 3 года ходил в школу в отцовском пиджаке, а из рубашек мама сшила нам сарафаны. В этом сарафане я пошла в школу.
       А в детском доме сфотографировали всех детей и отправили фотографии в Ленинград. Так находились их родители.
       Мама утром говорила нам, что в детдоме опять ревели, значит, кого-то забирали. Увозили их на лошади на станцию. Все дети выходили провожать. Старшие стояли молча, а младшие бежали за телегой и ревели: «Найдите мою маму! Найдите мою маму! »
       В школе мы учились с детдомовскими ребятами. Были среди них с такими фамилиями: Неизвестная, Безматерных, Безфамильная, братья Найдёновы, и даже Лена Ленинградова.
       Одноклассник Аркаша Толстых рассказывал: «У меня в кармане не было записки, кто я и откуда. Члены комиссии спросили, как меня зовут. Я сказал «Каса»! Они и дали мне имя «Аркаша», а фамилию «Толстых», видимо, потому что я толстый был».
       В 1948 году сестра закончила педучилище и стала работать в Ачитской начальной школе. Через 2 года поступила в Свердловский пединститут на заочное отделение и получила высшее образование.
       Григорий, окончив школу, поступил в Иркутское лётное училище, закончив его, 27 лет прослужил на Амуре. С первой же зарплаты, а далее ежемесячно посылал маме 15 рублей.
       Юра окончил 7 классов и поступил в Красноуфимское ЖУ (Железнодорожное Училище), за годы учёбы закончил и вечернюю среднюю школу, затем 3 года служил в Германии.
       Я окончила среднюю школу и по рекомендации Райкома комсомола была направлена в школу старшей пионервожатой. Со своей первой зарплаты я купила маме шерстяную кофту. Через 2 года я поступила в пединститут на заочное отделение и закончила его.
       Аля окончила школу продавцов и заочно техникум советской торговли.
       Когда маме исполнилось 55 лет, пенсию она не получила. Когда Але исполнилось 18 лет, маме было 53 года, и наша пенсия за отца ей не перешла, производственного стажа не хватило. А колхозного? Оказалось, она не колхозница, хотя всю войну и после неё работала в колхозе, и никто и никогда не предложил вступать в колхоз. Правда мы уже все работали, и мама жила в достатке, но в душе таилась обида.
       В 1962 году маме пришло письмо из Украины, Сумской области, хутор Краснополье. Писали ученики 8 класса, их поисковой отряд вёл розыск родных тех, кто похоронен в братской могиле – шофёров автоколонны.
       Мама писала биографию отца, отвечала на их вопросы. 3 года переписывались, ученики поздравляли её с днём рождения и с другими праздниками. Мама не стала сообщать, что её муж вышел из окружения, решив, пусть его имя будет увековечено на Украине. А главное, было получено приглашение на открытие памятника 9 мая в 1965 году на 20-ю годовщину Дня Победы. Но Григорию, офицеру, отпуск в мае не дали, а в августе брат с семьей и мамой поехали на Украину.
       Когда ехали в автобусе из г. Сумы до хутора Краснополье, то женщины спрашивали: «А вы к кому едете на братские могилы? ». Рассказывали, как они пережили войну; как их немцы выгоняли из дома, чтобы они смотрели, как расстреливают шофёров.
       На Украине всё показали, даже музей уже был. А на памятнике высечено: «Мезенцев Иван Васильевич». Провожал, приглашал в гости, дарил подарки добрый гостеприимный украинский народ.
       В 1980 году вышло постановление правительства о назначении пенсии вдовам, чьи мужья погибли на войне. Но мама не сразу получила пенсию, у неё не было свидетельства о браке. В 1925 году в сельском совете их не стали регистрировать, потому что они были однофамильцы: «А зачем? У вас и так одна фамилия». Пришлось восстанавливать через суд. Судья сказал, что нужно найти свидетелей, которые были на свадьбе, со стороны жениха и невесты. Мамина подруга-свидетельница Худякова Прасковья Ивановна жила в Ачите, а вот со стороны жениха свидетеля пришлось поискать.
       Маме было 75 лет, когда она получила первую пенсию в размере 13 рублей.
       Доживая свои последние дни, она не говорила, смотрела на нас, а мы знали, что она хотела сказать: «Вот увидел бы вас отец. А я его наказ выполнила». На другой день она умерла, ей было 84 года.
        На сегодня нас осталось двое – это младшие сестры, и нам уже идет 8-й десяток лет. А 9 Мая мы будем участвовать в торжественном шествии и пойдём в колонне «Дети Войны».

Безрукова Галина Ивановна,
г. Красноуфимск.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.