Харуки Мураками 18 страница

Некоторое время Комацу взволнованно смотрел на дым, поднимавшийся между пальцами, а потом стряхнул пепел в пепельницу.

— Наверное, они отправили меня на три дня в эту тесную комнату, чтобы подействовать на нервы. Они в этом хорошо натренировались. Научились, как сломить волю человека и поставить его на колени. На четвертый день после завтрака ко мне пришло двое мужчин. «Наверное, те же, что меня похитили", — подумал я. Нападение на меня был таким внезапным и неожиданным, что я даже не увидел их лиц. Но, присмотревшись к ним теперь, я постепенно вспомнил, как все произошло. Они затащили меня в автомашину, скрутили руки так, что казалось, сломают их, и приложили к носу и рту тряпку, смоченную каким-то лекарствами. Все время они молчали. Все произошло в одно мгновение.

Вспоминая прошедшие события, Комацу слегка нахмурился.

— Один был невысокий, коренастый, с постриженной наголо головой. Достаточно загорелый, скуластый. Второй — высокий, с длинными руками и ногами, со впалыми щеками и волосами, завязанными сзади узлом, наподобие конского хвоста. Вместе они были похожи на двух актеров-комиков. Долговязого и приземистого, с бородкой. И с первого взгляда я понял, что они опасны. Если надо, то они, не задумываясь ни на секунду, способны сделать все что угодно. Но они этим не бравировали. Вели себя спокойно. А потому вызывали еще больше опасений. Взгляд имели очень холодный. На обоих были черные полушерстяные брюки и белые рубашки с длинными рукавами. Оба имели возраст от двадцати пяти до тридцати лет, причем Лысый казался чуть старше. Оба были без часов.

Тэнго молча ждал продолжения рассказа.

— Беседовал со мной только Лысый. Худощавый Хвостатый не обмолвился ни словом, он, вытянувшись, стоял неподвижно перед дверью. Я думаю, он прислушивался к разговору между Лысым и мной. А может, вообще ничего не слышал. Лысый разговаривал, сидя напротив меня на складном стуле, который сам принес. Я сидел на кровати. Лицо Лысого ничего не выражало. Разумеется, он шевелил губами, но остальные его лицо оставалось неподвижным. Как у куклы, используемой для чревовещания.

«Вы догадались, кто мы и куда вас привезли? » — вначале спросил Лысый Комацу. Тот ответил, что не догадался. Некоторое время Лысый смотрел на Комацу своими пустыми глазами. Потом спросил: «А если скажем: «Угадайте», — то о чём подумаете? » Лысый говорил вежливо, но в его словах звучала твердая нота. И голос его был тверд и холоден, как металлическая измерительная линейка, долго пролежавшая в холодильнике.

Немного поколебавшись и учтя пожелания Лысого, Комацу честно признался, что, возможно, речь идет о «Воздушном коконе». Потому что, мол, ничего другого не может придти ему в голову. То есть, они, наверное, принадлежат к религиозной организации «Сакигаке», а он находится сейчас на их территории. Хотя это, конечно, не выходит за рамки предположения. Лысый не подтверждал и не отрицал того, что сказал Комацу. Он молча смотрел на него. Молчал и Комацу.

— Итак, поведем разговор, опираясь на такое предположение, — спокойно продолжал Лысый. — Наша дальнейшая беседа будет продолжением вашего высказывания. На таких условиях. Вы согласны?

— Согласен, — ответил Комацу.

Они пытались вести разговор не прямо в лоб, а намеками. Неплохой признак. Если бы они не собирались отпускать его живым, то чего ради должны были так усложнять допрос?

— Как редактор издательства вы отвечали за выпуск «Воздушного кокона» Эрико Фукады, не так ли?

Комацу признал, что отвечал. Это общеизвестный факт.

— Насколько мы понимаем, при присуждении премии для молодого автора от литературно-художественного журнала допущено незаконное действие. Прежде чем подать рукопись этого произведения на рассмотрение конкурсной комиссии, по вашему указанию постороннему лицу было поручено его значительно переделать. Тайно переработанное произведение получило премию, получило огласку в обществе и, выйдя отдельной книгой, стало бестселлером. Это все правда, не так ли?

— Все зависит от того, как на это посмотреть, — ответил Комацу. — Я не возражаю, когда конкурсное произведение по совету редактора бывает переработано…

Чтобы остановить Комацу, Лысый поднял ладонь.

— Нельзя назвать незаконным то, что автор внесла правки в рукопись по совету редактора. Это правда. Но, как ни крути, то, что постороннее лицо значительно переработало произведение для получения премии, — это действие, которое противоречит закону. Кроме того, используя фиктивную компанию, был разделен авторский гонорар. Я не знаю, как можно это истолковать юридически, но с точки зрения общественной морали и нравственности, вы, наверное, заслуживаете сурового осуждения. Такой поступок нельзя никак оправдать. Вследствие шума, который создадут газеты и журналы, ваше издательство, несомненно, подорвет доверие к себе. Господин Комацу, надеюсь, вы все хорошо поняли. Мы раскопали все подробности этого поступка и можем обнародовать его конкретные доказательства. А поэтому вам лучше не выкручиваться. Такие вещи для нас неприемлемы. Бесполезная трата времени как для вас, так и для нас.

Комацу молча кивнул.

— Если так все произойдет, то вам, конечно, придется не только оставить издательство, но и саму издательскую отрасль. Вам негде будет спрятаться. По крайней мере, публично.

— Возможно, — признал Комацу.

— Однако пока этот факт знает ограниченное число людей, — сказал Лысый. — Вы, Эрико Фукада, Эбисуно и Тэнго Кавана, ответственный за переписку рукописи. И еще несколько человек.

— Если опираться на предположения, то под словами «несколько человек» вы подразумеваете членов религиозной организации «Сакигаке», не так ли? — подбирая слова, сказал Комацу.

Лысый слегка кивнул.

— Именно так, если опираться на предположения. И независимо от факта. — Лысый сделал паузу, ожидая, когда его утверждения уложится в голову Комацу. А потом продолжал: — И если это предположение верно, то они, наверное, найдут решение данной проблемы. Могут держать вас в этой комнате сколько угодно времени в качестве почетного гостя. Это не трудно. А если захотят немного сократить срок задержания, то, думаю, смогут придумать не один приемлемый для них способ. Среди них и такой, который трудно назвать приятным для обеих сторон. Во всяком случае, они имеют достаточно сил и средств, чтобы такое сделать. Думаю, что вы это понимаете, не так ли?

— Кажется, понимаю, — ответил Комацу.

— Прекрасно, — сказал Лысый.

Лысый молча поднял один палец, и Хвостатый вышел. Вскоре он вернулся с телефонным аппаратом в руках. Присоединил телефонный шнур к розетке и подал трубку Комацу. Лысый велел Комацу позвонить в издательство.

— Скажите: кажется, я страшно простудился и уже несколько последних дней лежу в горячке. Еще некоторое время не смогу прийти на работу. Как передадите эти слова, то, пожалуйста, положите трубку.

Комацу позвонил своему коллеге, передал нужные слова и, не отвечая на его вопросы, прекратил разговор. Когда Лысый кивнул, Хвостатый вытащил шнур и вынес телефонный аппарат из комнаты. Некоторое время Лысый, будто что-то разглядывая, смотрел на тыльные стороны ладоней. Затем, обращаясь к Комацу, голосом, в котором на этот раз, казалось, даже слышалась едва заметная приязнь, сказал:

— На этом сегодня закончим. Разговор продолжим в другой раз. А между тем хорошо подумайте над тем, о чем мы сейчас говорили.

И они оба ушли. После этой встречи Комацу дней десять провел в одиночестве в тесной комнате. Трижды в день парень в маске, как всегда, приносил невкусную пищу. На четвертый день Комацу дали переодеться в пижаму. Под душ его так и не повели. Он мог только помыть лицо в маленьком умывальнике туалета. С каждым днем восприятие действительности становилось все более хрупким.

Комацу догадывался, что, возможно, его привезли в штаб-квартиру «Сакигаке», расположенную в горах префектуры Яманаси. Однажды в телевизионных новостях он ее видел. Она была похожа на экстратерриториальную местность среди глубокого леса, окруженную со всех сторон стеной. Убежать оттуда или просить у кого спасения было невозможно. Даже если бы его убили (возможно, именно это означали слова о «способе, который трудно назвать приятным для обеих сторон»), его тела, наверное, никогда бы не нашли. Впервые в жизни к Комацу так реально близко подступила смерть.

На десятый день (кажется, на десятый, но я в этом не уверен) наконец-то появились упомянутые ранее два человека. По сравнению с предыдущим визитом, Лысый казался немного похудевшим, а потому его лицо было еще более скуластым. Его холодные глаза теперь казались налитыми кровью. Как и прежде, он сел на складной стул, который сам принес, по ту сторону столика напротив Комацу. Лысый долго молчал, уставившись на него красными глазами.

Вид Хвостатого ничуть не изменился. Как и в прошлый раз, он так же стоял, вытянувшись, перед дверью и не отводил своих безразличных глаз от воображаемой точки пространства. Оба были в черных брюках и белых рубашках. Возможно, такой была их униформа.

— Ну что же, поведем дальше наш предыдущий разговор, — наконец открыл рот Лысый. — Разговор о том, как мы поступим с вами.

Комацу кивнул.

— В том числе и о способе, который трудно назвать приятным для обеих сторон.

— У вас, как видно, прекрасная память, — сказал Лысый. — Это правда. В поле зрения замаячил и неприятный конец.

Комацу молчал. А Лысый продолжал:

— И это вполне логично. Конечно, они не хотели бы, если бы могли, идти на крайние меры. Ведь если бы вы теперь у нас неожиданно пропали, то снова могла бы возникнуть сложная ситуация. Как и тогда, когда исчезла Эрико Фукада. Возможно, в таком случае по вам не тосковало бы много людей, но ведь ваше мастерство как редактора высоко ценится, и в издательской отрасли вы, кажется, заметная личность. Да и жена, с которой вы расстались, жаловалась бы на неуплату ежемесячных алиментов. И вот это они не могли бы назвать благоприятным развитием событий.

Сухо откашлявшись, Комацу проглотил слюну.

— Они не собираются вас лично критиковать и наказывать. Они понимают, что, выдавая в печать повесть «Воздушный кокон», вы не собирались нападать на определенную религиозную организацию. Сначала вы даже не знали о связи между «Воздушным коконом» и этой организацией. Вы затеяли эту аферу, чтобы развлечься и удовлетворить свои амбиции. Но вскоре она позволила вам заработать немалые деньги. Ибо простому служащему платить алименты бывшей жене на воспитание детей, ой как нелегко. В свой план вы втянули и Тэнго Кавану, начинающего писателя, учителя подготовительной школы, неосведомленного о всех его деталях. Сам план был забавным трюком, но выбранное произведение и соучастник оказались неудачными. Ваше дело набрало больший размах, чем вы первоначально планировали. Вы были похожи на гражданских лиц, что забрели на передовую линию и оказались на минном поле. Не могли ни двигаться вперед, ни отступать назад. Разве это не правда, господин Комацу?

— Может быть, — неопределенно ответил Комацу.

— Кажется, вы все еще хорошо не понимаете во что ввязались. — глядя на Комацу, сказал Лысый и едва заметно прищурился. — Иначе не говорили бы так, будто речь идет о совсем другом человеке. Попробую объяснить вам ситуацию. Вы действительно оказались посреди минного поля.

Комацу молча кивнул.

Лысый снова закрыл глаза и через секунд десять снова открыл их.

— В таком положении вы, конечно, чувствуете себя плохо, но и у них также возникли сложные проблемы.

Набравшись смелости, Комацу спросил:

— Можно у вас спросить об одной вещи?

— Если смогу ответить.

— Изданием «Воздушного кокона» мы нанесли некоторые небольшие хлопоты этой религиозной организации. Вы это хотите сказать?

— Некоторые? Небольшие? — Наоборот! — ответил Лысый. Его лицо немного исказилось. — Вещий голос перестал к ним доноситься. Вы понимаете, что это значит?

— Нет, не понимаю, — сухо ответил Комацу.

— Хорошо. Я также не могу конкретно всего объяснить. В конце концов, и вам лучше этого не знать. Вещий голос перестал к ним доноситься. Больше ничего я сейчас не могу сказать. — Лысый сделал короткую паузу. — И эта беда возникла вследствие обнародования в печатном виде повести «Воздушный кокон».

— Эрико Фукада и Эбисуно-сенсей предполагали, что выход в свет «Воздушного кокона» приведет к такой «беде»? — спросил Комацу.

Лысый кивнул головой.

— Нет, Эбисуно-сэнсэй, наверное, этого не знал. А что думала Эрико Фукада, неизвестно. Можно предположить, что этот поступок не был преднамеренным. А если и был, то само намерение ей не принадлежало.

— Люди считают «Воздушный кокон» обычным фантастическим рассказом, — сказал Комацу. — Невинной фантазией, которую написала ученица средней школы высшей ступени. И действительно немало критиков высказали мнение, что это просто сюрреалистическое повествование. Никто и не подозревает, что в нем, возможно, раскрыта какая-то важная тайна или конкретная информация.

— Пожалуй, вы правы, — согласился Лысый. — Почти никто из читателей такого не заметил. Однако проблема не в этом. А в том, что тайну нельзя разглашать ни в какой форме.

Хвостатый, неизменно стоя перед дверью, теперь уставился на стену так, словно рассматривал за ней то, чего никто другой не мог видеть.

— Они хотят одного — возвращения голоса, — тщательно подбирая слова, сказал Лысый. — Подземный источник еще не высох. Просто он углубился в неведомое место. Возродить его чрезвычайно трудно, но возможно.

Лысый пристально вглядывался в глаза Комацу. Казалось, мерил глубину, на которой что-то там скрывалось. Как человек, прикидывающий, как разместить мебель в пустой комнате.

— Как я уже говорил, вы оказались посреди минного поля. И не можете ни продвигаться вперед, ни отступать назад. А вот они могут показать вам дорогу, чтобы вы безопасно отсюда выбрались. В таком случае вы спасете свою жизнь, а они спокойно избавятся от надоедливого непрошенного гостя.

Лысый положил ногу на ногу.

— Очень хочется, чтобы вы отступили назад. Им безразлично, что с вами произойдет, но если бы сейчас здесь поднялся большой шум, то у них были бы тоже некоторые хлопоты. А потому, господин Комацу, мы вам покажем дорогу для отступления. Отведем в безопасное тыловое место. А как плату за это хотим, чтобы вы прекратили издавать «Воздушный кокон». Не выпускали дополнительного тиража в виде книг. И, конечно, прекратили бы рекламу. А также отныне полностью прервали отношения с Эрико Фукадою. Ну что, сможете это сделать своими силами?

— Это непросто, но думаю, пожалуй, что, наверное, смогу, — ответил Комацу.

— Господин Комацу, мы с таким трудом привезли вас сюда не для того, чтобы вести разговор на уровне «пожалуй». — Глаза лысого стали еще краснее, а взгляд острее. — Мы не требуем, чтобы вы забрали назад книги, поступившие в продажу. Ибо тогда СМИ подняли бы большую бучу. Да и мы понимаем, что это сделать вам нереально. Если можно, мы хотели бы втихую это дело уладить. Что уже произошло — обратно не вернуть. Ущерба не отменить. Они хотят только одного — чтобы через определенное время люди перестали обращать внимание на это произведение.

Комацу кивнул в знак того, что все понял.

— Господин Комацу, как я уже говорил, вследствие обнародования «Воздушного кокона» выплыло несколько неприятных фактов. И если о них станет известно, то все причастные к ним люди испытают общественное наказание. А потому, ради интереса обеих сторон, хотелось бы заключить договор о мире. Они больше не будут вас обвинять. И обеспечат безопасность. Но вы совсем отойдете от дел, связанных с «Воздушным коконом». Неплохой договор, не так ли?

Комацу задумался над этим предложением.

— Хорошо. Я постараюсь ответственно и по существу подойти к этому договору и отойти от издания «Воздушного кокона». Возможно, это займет немного времени, но я найду подходящий способ, как это сделать. А об этой истории я лично смогу полностью забыть. Как и Тэнго Кавана. Ведь изначально он не горел желанием работать над моим заданием. Похоже, что я насильно втянул его в эту историю. Свою часть работы он уже выполнил. С Эрико Фукады, думаю, тоже проблем не будет. Она сказала, что больше не собирается писать рассказов. А вот как поведет себя Эбисуно-сенсей, ничего не могу предсказать. Он хотел окончательно узнать, жив ли Тамоцу Фукада, его товарищ, где он сейчас и что делает. Что бы я не говорил, он, видимо, никогда не успокоится, пока не получит сведений о господине Фукаду.

— Тамоцу Фукада умер, — сказал Лысый спокойным, монотонным голосом, в котором, однако, слышался страшный груз.

— Умер? — Переспросил Комацу.

— Недавно, — сказал Лысый, глубоко вдохнув воздух и плавно выдохнув его.

— Причина смерти — сердечный приступ, мгновенный, без страдания. По нашим данным, сообщения о смерти не было и похоронили его тайком на территории религиозной организации. По религиозным причинам труп сожгли, а прах рассыпали в горах. С юридической точки зрения совершено надругательство над мертвым человеком, но формальное расследование этого преступления, пожалуй, трудно провести. Но это правда. Обо всем, что касается жизни и смерти, мы не лжем. Пожалуйста, так и передайте Эбисуно-сенсею.

— Смерть была естественной?

Лысый отчетливо кивнул.

— Господин Фукада был для нас действительно драгоценным человеком. Нет, пожалуй, незаменимым и огромной ценности человеком, а не просто драгоценным. О его смерти знает ограниченное число людей, но они глубоко скорбят по этому поводу. Его жена, то есть мать Эрико Фукады, несколько лет назад умерла от рака желудка. Отказалась от химиотерапии, и ее душа преставилась на тот свет в больнице религиозной организации. Ухаживал за больной ее близкий человек.

— Но сообщение о ее смерти не было обнародовано?

Отрицание Комацу не услышал.

— А недавно и господин Фукада умер.

— Все именно так, — подтвердил Лысый.

— После того как вышел из печати «Воздушный кокон»?

Лысый поднял опущенную голову и взглянул на Комацу.

— Да. Господин Фукада умер после того, как вышел в свет «Воздушный кокон».

— Между этими двумя событиями, возможно, есть причинно-следственная связь? — смело спросил Комацу.

Некоторое время Лысый молчал. Думал, что ответить. Потом, словно решившись, открыл рот:

— Хорошо. Чтобы убедить Эбисуно-сенсея, наверное, стоит изложить факты. Правду говоря, господин Фукада был лидером религиозной организации, способным слышать вещий голос. Когда Эрико Фукада, его дочь, опубликовала «Воздушный кокон», этот голос перестал к нему доноситься, а сам господин Фукада закончил свою жизнь. Естественной смертью. Точнее, он кончил свою жизнь естественным образом.

— Эрико Фукада была дочерью лидера, — пробормотал Комацу.

Лысый коротко кивнул.

— Получается, Эрико Фукада довела до смерти собственного отца, — продолжал Комацу.

Лысый снова кивнул.

— Получается, что да.

— Однако религиозная организация все еще существует?

— Существует, — ответил Лысый и посмотрел на Комацу глазами, похожими на извечные камни, сохранившиеся в глубине ледника. — Господин Комацу, издание «Воздушного кокона» нанесло религиозной организации немало ущерба. Но они не собираются из-за этого вас наказывать. Так как это решение уже не дало бы никакой пользы. У них есть своя миссия, которая требуют покоя и изолированности.

— И, поэтому, может, стоит обеим сторонам отступить назад и забыть обо всей этой истории?

— Да, если говорить упрощенно.

— Вам пришлось меня похитить, чтобы передать эту мысль?

Впервые в лице Лысого появилось нечто похожее на выражение чувств. Нечто среднее между удивлением и сочувствием.

— Мы с большим трудом привезли вас сюда, чтобы показать, что они настроены совершенно серьезно. И крайних мер не хотели бы употреблять, но если возникнет необходимость, то не будет никаких колебаний. Хотели, чтобы вы почувствовали это на собственной шкуре. Если вы нарушите договоренность, то последствия будут весьма неприятными. Вы поняли?

— Понял, — ответил Комацу.

— Господин Комацу, честно говоря, вам повезло. Возможно, вокруг вас висел густой туман и вы не увидели, что оказались на несколько сантиметров от пропасти. Это стоит вам как следует запомнить. Сейчас у них нет времени, чтобы заниматься вами. У них есть дела гораздо важнее. В некотором смысле вам улыбнулась удача. А поэтому, пока она продолжается…

На этих словах Лысый перевернул обе руки ладонями вверх. Как человек, который хочет проверить, идет ли дождь. Комацу ожидал, что он скажет дальше. Но Лысый молчал. На его лице вдруг появилось выражение усталости. Он медленно встал и, взяв под мышку стоящий стул и не оборачиваясь назад, вышел из этой кубической комнатки. Когда закрылась тяжелая дверь и сухо заскрипел её замок, Комацу остался совсем один.

— После этого я еще четыре дня просидел замкнутым в комнате. Главный разговор уже закончился. На их предложение я согласился. И не понимал, почему меня все еще держат. Эти два типа повторно не появлялись, а молодой парень, что меня обслуживал, не говорил ни слова. Я все еще ел ту же пищу, брился электробритвой и терял время, поглядывая на потолок и стены. Когда гас свет, я ложился спать, а когда загорался — просыпался. И в голове все время пережевывал слова, услышанные от Лысого. Я тогда реально почувствовал, что нам повезло. Как и говорил Лысый. Если бы они захотели, то могли бы сделать все, что угодно. Если бы решили, то расправились бы жестоко. Я это явственно ощутил, когда оказался в их руках. Может быть, именно с такой целью задержали меня еще на четыре дня после беседы. Ну что ж, тонкая работа.

Комацу взял в руки стакан и глотнул виски с содовой.

— Я проснулся на рассвете, когда мне снова дали понюхать чего-то похожего на хлороформ. Меня положили на скамейке в парке Дзингу-гайэн. На рассвете в середине сентября было холодно, и я действительно простудился. Сделал это не намеренно, ибо впоследствии целых три дня в горячке пролежал в постели. Но, по всей видимости, даже после такого финала должен считать, что мне повезло.

На этом фразе рассказ Комацу кончился.

— А вы об этом рассказали Эбисуно-сенсею? — спросил Тэнго.

— Да, через несколько дней после освобождения, когда лихорадка отступила, я отправился в горы к Эбисуно-сенсею. И рассказал ему примерно то же самое, что и тебе.

— И что он сказал?

Допив виски с содовой, Комацу заказал еще одну порцию. Предложил вторую и Тэнго, но тот отрицательно покачал головой.

— Эбисуно-сэнсей не раз просил меня повторить рассказ с самого начала и подробно расспрашивал о том, о сём. Конечно, я отвечал все, что мог. Если бы он попросил, то мог бы повторить то же самое еще раз сколько угодно. Как-никак, после разговора с Лысым я четыре дня оставался в одной комнате в одиночестве. Был без собеседника, и времени было достаточно. А потому мысленно пережевывал все, что сказал Лысый, и запомнил каждое слово до мельчайших деталей. Словно человек-магнитофон.

— Но новость о смерти родителей опирается лишь на утверждение Лысого, не так ли? — спросил Тэнго.

— Конечно. Так утверждают они, а убедиться, насколько это правда, невозможно. Но судя по их манере разговаривать, я делаю вывод, что это, видимо, не ложь. Как Лысый сам мне говорил, для них жизнь и смерть — это нечто святое. Когда я закончил рассказ, Эбисуно-сенсей умолк в задумчивости, и на длительное время глубоко замолчал. А потом, ничего не сказав, встал и надолго вышел из комнаты. Очевидно, должен был привыкнуть к смерти своих друзей. Возможно, втайне в душе такую развязку предполагал и готовился к тому, что их уже нет в живых. Однако окончательное сообщение о смерти близких людей нанесло ему, видимо, глубочайшую душевную рану.

Тэнго вспомнил пустую скромную гостиную сенсея, глубокое холодное молчание и периодический птичий крик за окном.

— Итак, мы отступили назад и выбрались с минного поля? — спросил он.

Бармен принес новый стакан виски с содовой. Комацу увлажнил напитком рот.

— Но это не значит, что принято окончательное решение. Эбисуно-сенсей сказал, что нужно время для размышлений. Но разве остается другой выбор помимо того, который предложили эти типы? Конечно, я сразу начал действовать. Постарался в рамках издательства остановить печатание «Воздушного кокона» и практически отказаться от ее переиздания. И не издавать в книжном формате. Издательство хорошо заработало, распродав напечатанный прежде тираж. Во всяком случае, убытков не претерпело. Конечно, добиться одобрения рабочего совещания и директора было непросто — пришлось намекнуть на возможный скандал, связанный с использованием подставного автора. Поэтому начальство перетрусило и наконец-то послушалось меня. Теперь, думаю, в издательстве ко мне будут относиться гораздо холоднее, но я привык к такому.

— Эбисуно-сенсей поверил их утверждению о смерти родителей Фукаэри?

— Скорее всего, — ответил Комацу. — Я думаю, ему просто нужно было немного времени, чтобы в душе примириться с этим известием и такой реальностью. Мне так кажется, что сектанты настроены серьезно. Сделав определенную уступку, они, кажется, действительно стремятся избежать дальнейших неприятностей. А потому прибегли к такому грубому шагу, как похищение. Хотели сделать нам жесткое предупреждение. Учитывая то, как легко они избавляются от трупов, а они тайно сожгли даже тела господина Фукады и его жены, пришлось согласиться на их предложение. И хотя сейчас доказать факт сожжения трудно, это всё равно большое преступление. А они о нем смело сказали. Иначе говоря, открыли свое намерение. В этом смысле слова Лысого в значительной степени, наверное, правдивы. Если не в деталях, то, по крайней мере, в главном.

Тэнго оценивал слова, услышанные от Комацу.

— Отец Фукаэри был человеком, который слышит вещий голос. Иначе говоря, исполнял роль прорицателя. Однако вследствие того, что его дочь Фукаэри написала ставший бестселлером «Воздушный кокон», откровения перестали к нему приходить, и отец закончил жизнь естественной смертью.

— Или естественным образом покончил с жизнью, — сказал Комацу.

— И перед сектой встала важная задача — найти нового прорицателя. Ибо если вещий голос перестал к ним доноситься, их сообщество потеряло основание для своего существования. Поэтому они с нами уже не возились. Вот как вкратце все это можно подытожить.

— Возможно.

— В рассказе «Воздушный кокон» содержалась информация, которая для них имела первостепенное значение. Вследствие того, что она разошлась по миру в печатном виде, вещий голос умолк и источник ушел глубоко под землю. И вот что интересно… какую такую важную информацию раскрыла эта книга?

— В последние четыре дня моего заключения в одиночке я упорно об этом думал, — сказал Комацу. — «Воздушный кокон» — короткая повесть. В ней описан мир, в котором появляются и исчезают LittlePeople. Героиня, десятилетняя девочка, живет в изолированной общине. Тайно ночью появляются LittlePeople и плетут воздушный кокон. Внутри кокона содержится второе «я» девочки, и таким образом возникает связь между мадзою и доотою. В том мире есть две Луны. Большая и маленькая — возможно, как символ мадзы и дооты. Героиня повести — моделью для нее, наверное, стала сама Фукаэри — отказывается быть мадзою и бежит из общины. Доота же остается там. Что с ней потом случилось, в рассказе не написано.

Некоторое время Тэнго наблюдал, как тает лед в стакане.

— Прорицателю, видимо, нужно посредничество дооты, — сказал Тэнго. — Благодаря дооте он впервые смог услышать вещий голос. Или перевести его на земной язык. Чтобы придать правильный вида сообщению, которое посылает вещий голос, нужны две стороны. По словам Фукаэри, нужны реципиент и перципиент. Ради этого прежде всего нужно было соткать воздушный кокон. Только благодаря ему могла родиться доота. А для этого нужна правильная мадза.