СОЛОВЬИНЫЙ САД

ЯМБЫ

(1907 - 1914) Fecit indignacio versum. Juven. Sat. I, 79Посвящается памяти моей покойной сестры Ангелины Александровны Блок * * * О, я хочу безумно жить: Всё сущее - увековечить, Безличное - вочеловечить, Несбывшееся - воплотить! Пусть душит жизни сон тяжелый, Пусть задыхаюсь в этом сне, -Быть может, юноша веселыйВ грядущем скажет обо мне: Простим угрюмство - разве этоСокрытый двигатель его? Он весь - дитя добра и света, Он весь - свободы торжество! 5 февраля 1914* * * О, как смеялись вы над нами, Как ненавидели вы насЗа то, что тихими стихамиМы громко обличили вас! Но мы - всё те же. Мы, поэты, За вас, о вас тоскуем вновь, Храня священную любовь, Твердя старинные обеты... И так же прост наш тихий храм, Мы на стенах читаем сроки... Так смейтесь, и не верьте нам, И не читайте наши строкиО том, что под землей струиПоют, о том, что бродят светы... Но помни Тютчева заветы: Молчи, скрывайся и таиИ чувства и мечты свои... Январь 1911

* * * Земное сердце стынет вновь, Но стужу я встречаю грудью. Храню я к людям на безлюдьиНеразделенную любовь. Но за любовью - зреет гнев, Растет презренье и желаньеЧитать в глазах мужей и девПечать забвенья, иль избранья. Пускай зовут: Забудь, поэт! Вернись в красивые уюты! Нет! Лучше сгинуть в стуже лютой! Уюта - нет. Покоя - нет. 1911 - 6 февраля 1814 * * * В голодной и больной неволеИ день не в день, и год не в год. Когда же всколосится поле, Вздохнет униженный народ? Что лето, шелестят во мраке, То выпрямляясь, то клонясьВсю ночь под тайным ветром, злаки: Пора цветенья началась. Народ - венец земного цвета, Краса и радость всем цветам: Не миновать господня летаБлагоприятного - и нам. 15 февраля 1909

РАЗНЫЕ

ПОЭТЫ

За городом вырос пустынный квартал

На почве болотной и зыбкой.

Там жили поэты, - и каждый встречал

Другого надменной улыбкой.

Напрасно и день светозарный вставал

Над этим печальным болотом:

Его обитатель свой день посвящал

Вину и усердным работам.

Когда напивались, то в дружбе клялись,

Болтали цинично и пряно.

Под утро их рвало. Потом, запершись,

Работали тупо и рьяно.

Потом вылезали из будок, как псы,

Смотрели, как море горело.

И золотом каждой прохожей косы

Пленялись со знанием дела.

Разнежась, мечтали о веке златом,

Ругали издателей дружно.

И плакали горько над малым цветком,

Над маленькой тучкой жемчужной...

Так жили поэты. Читатель и друг!

Ты думаешь, может быть, - хуже

Твоих ежедневных бессильных потуг,

Твоей обывательской лужи?

Нет, милый читатель, мой критик слепой!

По крайности, есть у поэта

И косы, и тучки, и век золотой,

Тебе ж недоступно всё это!..

Ты будешь доволен собой и женой,

Своей конституцией куцой,

А вот у поэта - всемирный запой,

И мало ему конституций!

Пускай я умру под забором, как пес,

Пусть жизнь меня в землю втоптала, -

Я верю: то бог меня снегом занес,

То вьюга меня целовала!

24 июля 1908

* * *

Благословляю всё, что было,

Я лучшей доли не искал.

О, сердце, сколько ты любило!

О, разум, сколько ты пылал!

Пускай и счастие и муки

Свой горький положили след,

Но в страстной буре, в долгой скуке -

Я не утратил прежний свет.

И ты, кого терзал я новым,

Прости меня. Нам быть - вдвоем.

Всё то, чего не скажешь словом,

Узнал я в облике твоем.

Глядят внимательные очи,

И сердце бьет, волнуясь, в грудь,

В холодном мраке снежной ночи

Свой верный продолжая путь.

15 января 1912

АННЕ АХМАТОВОЙ

" Красота страшна" - Вам скажут, -

Вы накинете лениво

Шаль испанскую на плечи,

Красный розан - в волосах.

" Красота проста" - Вам скажут, -

Пестрой шалью неумело

Вы укроете ребенка,

Красный розан - на полу.

Но, рассеянно внимая

Всем словам, кругом звучащим,

Вы задумаетесь грустно

И твердите про себя:

" Не страшна и не проста я;

Я не так страшна, чтоб просто

Убивать; не так проста я,

Чтоб не знать, как жизнь страшна".

16 декабря 1913

СОЛОВЬИНЫЙ САД

Я ломаю слоистые скалы

В час отлива на илистом дне,

И таскает осел мой усталый

Их куски на мохнатой спине.

Донесем до железной дороги,

Сложим в кучу, - и к морю опять

Нас ведут волосатые ноги,

И осел начинает кричать.

И кричит, и трубит он, - отрадно,

Что идет налегке хоть назад.

А у самой дороги - прохладный

И тенистый раскинулся сад.

По ограде высокой и длинной

Лишних роз к нам свисают цветы.

Не смолкает напев соловьиный,

Что-то шепчут ручьи и листы.

Крик осла моего раздается

Каждый раз у садовых ворот,

А в саду кто-то тихо смеется,

И потом - отойдет и поет.

И, вникая в напев беспокойный,

Я гляжу, понукая осла,

Как на берег скалистый и знойный

Опускается синяя мгла.

Знойный день догорает бесследно,

Сумрак ночи ползет сквозь кусты;

И осел удивляется, бедный:

" Что, хозяин, раздумался ты? "

Или разум от зноя мутится,

Замечтался ли в сумраке я?

Только всё неотступнее снится

Жизнь другая - моя, не моя...

И чего в этой хижине тесной

Я, бедняк обездоленный, жду,

Повторяя напев неизвестный,

В соловьином звенящий саду?

Не доносятся жизни проклятья

В этот сад, обнесенный стеной,

В синем сумраке белое платье

За решоткой мелькает резной.

Каждый вечер в закатном тумане

Прохожу мимо этих ворот,

И она меня, легкая, манит

И круженьем, и пеньем зовет.

И в призывном круженье и пенье

Я забытое что-то ловлю,

И любить начинаю томленье,

Недоступность ограды люблю.

Отдыхает осел утомленный,

Брошен лом на песке под скалой,

А хозяин блуждает влюбленный

За ночною, за знойною мглой.

И знакомый, пустой, каменистый,

Но сегодня - таинственный путь

Вновь приводит к ограде тенистой,

Убегающей в синюю муть.

И томление всё безысходней,

И идут за часами часы,

И колючие розы сегодня

Опустились под тягой росы.

Наказанье ли ждет, иль награда,

Если я уклонюсь от пути?

Как бы в дверь соловьиного сада

Постучаться, и можно ль войти?

А уж прошлое кажется странным,

И руке не вернуться к труду:

Сердце знает, что гостем желанным

Буду я в соловьином саду...

Правду сердце мое говорило,

И ограда была не страшна.

Не стучал я - сама отворила

Неприступные двери она.

Вдоль прохладной дороги, меж лилий,

Однозвучно запели ручьи,

Сладкой песнью меня оглушили,

Взяли душу мою соловьи.

Чуждый край незнакомого счастья

Мне открыли объятия те,

И звенели, спадая, запястья

Громче, чем в моей нищей мечте.

Опьяненный вином золотистым,

Золотым опаленный огнем,

Я забыл о пути каменистом,

О товарище бедном моем.

Пусть укрыла от дольнего горя

Утонувшая в розах стена, -

Заглушить рокотание моря

Соловьиная песнь не вольна!

И вступившая в пенье тревога

Рокот волн до меня донесла...

Вдруг - виденье: большая дорога

И усталая поступь осла...

И во мгле благовонной и знойной

Обвиваясь горячей рукой,

Повторяет она беспокойно:

" Что с тобою, возлюбленный мой? "

Но, вперяясь во мглу сиротливо,

Надышаться блаженством спеша,

Отдаленного шума прилива

Уж не может не слышать душа.

Я проснулся на мглистом рассвете

Неизвестно которого дня.

Спит она, улыбаясь, как дети, -

Ей пригрезился сон про меня.

К`ак под утренним сумраком чарым

Лик, прозрачный от страсти, красив!...

По далеким и мерным ударам

Я узнал, что подходит прилив.

Я окно распахнул голубое,

И почудилось, будто возник

За далеким рычаньем прибоя

Призывающий жалобный крик.

Крик осла был протяжен и долог,

Проникал в мою душу, как стон,

И тихонько задернул я полог,

Чтоб продлить очарованный сон.

И, спускаясь по к`амням ограды,

Я нарушил цветов забытье.

Их шипы, точно руки из сада,

Уцепились за платье мое.

Путь знакомый и прежде недлинный

В это утро кремнист и тяжел.

Я вступаю на берег пустынный,

Где остался мой дом и осел.

Или я заблудился в тумане?

Или кто-нибудь шутит со мной?

Нет, я помню камней очертанье,

Тощий куст и скалу над водой...

Где же дом? - И скользящей ногою

Споткаюсь о брошенный лом,

Тяжкий, ржавый, под черной скалою

Затянувшийся мокрым песком...

Размахнувшись движеньем знакомым

(Или всё еще это во сне? ),

Я ударил заржавленным ломом

По слоистому камню на дне...

И оттуда, где серые спруты

Покачнулись в лазурной щели,

Закарабкался краб всполохнутый

И присел на песчаной мели.

Я подвинулся, - он приподнялся,

Широко разевая клешни,

Но сейчас же с другим повстречался,

Подрались и пропали они...

А с тропинки, протоптанной мною,

Там, где хижина прежде была,

Стал спускаться рабочий с киркою,

Погоняя чужого осла.

6 января 1914 - 14 октября 1915