CНЕГА . ВОЛЬНЫЕ МЫСЛИ

CНЕГА

СНЕЖНОЕ ВИНО И вновь, сверкнув из чаши винной, Ты поселила в сердце страхСвоей улыбкою невиннойВ тяжелозмейных волосах. Я опрокинут в темных струяхИ вновь вдыхаю, не любя, Забытый сон о поцелуях, О снежных вьюгах вкруг тебя. И ты смеешься дивным смехом, Змеишься в чаше золотой, И над твоим собольим мехомГуляет ветер голубой. И как, глядясь в живые струи, Не увидать себя в венце? Твои не вспомнить поцелуиНа запрокинутом лице? 29 декабря 1906 НА ЗОВ МЕТЕЛЕЙ Белоснежней не было зимИ перистей тучек. Ты дала мне в рукиСеребряный ключик, И владел я сердцем твоим. Тихо всходил над городом дым, Умирали звуки. Белые встали сугробы, И мраки открылись. Выплыл серебряный серп. И мы уносились, Обреченные оба На ущерб. Ветер взвихрил снега. Закатился серп луны. И пронзительным взоромТы измерила даль страны, Откуда звучали рогаСнежным, метельным хором. И мгла заломила руки, Заломила руки в высь. Ты опустила очи, И мы понеслись. И навстречу вставали новые звуки: Летели снега, Звенели рогаНалетающей ночи. 3 января 1907 ЕЕ ПЕСНИ Не в земной темнице душной Я гублю. Душу вверь ладье воздушной - Кораблю. Ты пойми душой послушной, Что люблю. Взор твой ясный к выси звездной Обрати. И в руке твой меч железный Опусти. Сердце с дрожью бесполезной Укроти. Вихри снежные над бездной Закрути. Рукавом моих метелей Задушу. Серебром моих веселий Оглушу. На воздушной карусели Закружу. Пряжей спутанной кудели Обовью. Легкой брагой снежных хмелей Напою. 4 января 1907 МАСКИ ПОД МАСКАМИ А под маской было звездно. Улыбалась чья-то повесть, Короталась тихо ночь. И задумчивая совесть, Тихо плавая над бездной, Уводила время прочь. И в руках, когда-то строгих, Был бокал стеклянных влаг. Ночь сходила на чертоги, Замедляя шаг. И позвякивали миги, И звенела влага в сердце, И дразнил зеленый зайчикВ догоревшем хрустале. А в шкапу дремали книги. Там - к резной старинной дверцеПрилепился голый мальчикНа одном крыле. 9 января 1907 НАСМЕШНИЦА Подвела мне брови красным, Поглядела и сказала: " Я не знала: Тоже можешь быть прекрасным, Темный рыцарь, ты! " И, смеясь, ушла с другими. А под сводами ночными Плыли тени пустоты, Догорали хрустали. Тени плыли, колдовали, Струйки винные дремали, И вдалиЗаливалось утро криком Петуха... И летели тройки с гиком... И она пришла опятьИ сказала: " Рыцарь, что' ты? Это - сны твоей дремоты... Что' ты хочешь услыхать? Ночь глуха. Ночь не может понимать Петуха". 10 января 1907 НЕИЗБЕЖНОЕ Тихо вывела из комнат, Затворила дверь. Тихо. Сладко. Он не вспомнит, Не запомнит, что' теперь. Вьюга память похоронит, Навсегда затворит дверь. Сладко в очи поглядела Взором как стрела. Слушай, ветер звезды гонит, Слушай, пасмурные кониТопчут звездные пределы И кусают удила... И под маской - так спокойно Расцвели глаза. Неизбежно и спокойноВзор упал в ее глаза. 13 января 1907 НЕТ ИСХОДА Нет исхода из вьюг, И погибнуть мне весело. Завела в очарованный круг, Серебром своих вьюг занавесила... Тихо смотрит в меня, Темноокая. И, колеблемый вьюгами Рока, Я взвиваюсь, звеня, Пропадаю в метелях... И на снежных постеляхСпят цари и герои Минувшего дняВ среброснежном покое -О, Твои, Незнакомая, снежные жертвы! И приветно глядит на меня: " Восстань из мертвых! " 13 января 1907 НА СНЕЖНОМ КОСТРЕ И взвился костер высокийНад распятым на кресте. Равнодушны, снежнооки, Ходят ночи в высоте. Молодые ходят ночи, Сестры - пряхи снежных зим, И глядят, открывши очи, Завивают белый дым. И крылатыми очамиНежно смотрит высота. Вейся, легкий, вейся, пламень, Увивайся вкруг креста! В снежной маске, рыцарь милый, В снежной маске ты гори! Я ль не пела, не любила, Поцелуев не дарилаОт зари и до зари? Будь и ты моей любовью, Милый рыцарь, я стройна, Милый рыцарь, снежной кровьюЯ была тебе верна. Я была верна три ночи, Завивалась и звала, Я дала глядеть мне в очи, Крылья легкие дала... Так гори, и яр и светел, Я же - легкою рукойРазмету твой легкий пепелПо равнине снеговой. 13 января 1907

ФАИНА

(1906 - 1908) ЗАКЛЯТИЕ ОГНЕМ И МРАКОМ За всё, за всё тебя благодарю я: За тайные мучения страстей, За горечь слез, отраву поцелуя, За месть врагов и клевету друзей; За жар души, растраченный в пустыне. Лермонтов 1 О, весна без конца и без краю -Без конца и без краю мечта! Узнаю тебя, жизнь! Принимаю! И приветствую звоном щита! Принимаю тебя, неудача, И удача, тебе мой привет! В заколдованной области плача, В тайне смеха - позорного нет! Принимаю бессонные споры, Утро в завесах темных окна, Чтоб мои воспаленные взорыРаздражала, пьянила весна! Принимаю пустынные веси! И колодцы земных городов! Осветленный простор поднебесийИ томления рабьих трудов! И встречаю тебя у порога -С буйным ветром в змеиных кудрях, С неразгаданным именем богаНа холодных и сжатых губах... Перед этой враждующей встречейНикогда я не брошу щита... Никогда не откроешь ты плечи... Но над нами - хмельная мечта! И смотрю, и вражду измеряю, Ненавидя, кляня и любя: За мученья, за гибель - я знаю -Всё равно: принимаю тебя! 24 октября 1907 * * * Вот явилась. ЗаслонилаВсех нарядных, всех подруг, И душа моя вступилаВ предназначенный ей круг. И под знойным снежным стономРасцвели черты твои. Только тройка мчит со звономВ снежно-белом забытьи. Ты взмахнула бубенцами, Увлекла меня в поля... Душишь черными шелками, Распахнула соболя... И о той ли вольной волеВетер плачет вдоль реки, И звенят, и гаснут в полеБубенцы, да огоньки? Золотой твой пояс стянут, Нагло скромен дикий взор! Пусть мгновенья все обманут, Канут в пламенный костер! Так пускай же ветер будетПеть обманы, петь шелка! Пусть навек не знают люди, Как узка твоя рука! Как за темною вуальюМне на миг открылась даль... Как над белой снежной дальюПала темная вуаль... Декабрь 1906 * * * Я был смущенный и веселый. Меня дразнил твой темный шелк. Когда твой занавес тяжелыйРаздвинулся - театр умолк. Живым огнем разъединилоНас рампы светлое кольцо, И музыка преобразилаИ обожгла твое лицо. И вот - опять сияют свечи, Душа одна, душа слепа... Твои блистательные плечи, Тобою пьяная толпа... Звезда, ушедшая от мира, Ты над равниной - вдалеке... Дрожит серебряная лираВ твоей протянутой руке... Декабрь 1906 * * * За холмом отзвенели упругие латы, И копье потерялось во мгле. Не сияет и шлем - золотой и пернатый - Всё, что было со мной на земле. Встанет утро, застанет раскинувшим руки, Где я в небо ночное смотрел. Солнцебоги, смеясь, напрягут свои луки, Обольют меня тучами стрел. Если близкое утро пророчит мне гибель, Неужели твой голос молчит? Чую, там, под холмами, на горном изгибе Лик твой молнийный гневом горит! Воротясь, ты направишь копье полуночи Солнцебогу веселому в грудь. Я увижу в змеиных кудрях твои очи, Я услышу твой голос: " Забудь". Надо мною ты в синем своем покрывале, С исцеляющим жалом - змея... Мы узнаем с тобою, что прежде знавали, Под неверным мерцаньем копья! 2 апреля 1907 * * * В этот серый летний вечер, Возле бедного жилья, По тебе томится ветер, Черноокая моя! Ты в каких степях гуляла, Дожидалась до звезды, Не дождавшись, обнималаПрутья ивы у воды? Разлюбил тебя и бросил, Знаю - взял, чего хотел, Бросил, вскинул пару весел, Уплывая, не запел... Долго ль песни заунывнойТы над берегом ждала, И какой реке разливнойДушу-бурю предала? 25 июня 1907 СНЕЖНАЯ ДЕВА Она пришла из дикой дали -Ночная дочь иных времен. Ее родные не встречали, Не просиял ей небосклон. Но сфинкса с выщербленным ликомНад исполинскою НевойОна встречала с легким вскрикомПод бурей ночи снеговой. Бывало, вьюга ей осыпетЗвездами плечи, грудь и стан, -Всё снится ей родной ЕгипетСквозь тусклый северный туман. И город мой железно-серый, Где ветер, дождь, и зыбь, и мгла, С какой-то непонятной веройОна, как царство, приняла. Ей стали нравиться громады, Уснувшие в ночной глуши, И в окнах тихие лампадыСлились с мечтой ее души. Она узнала зыбь и дымы, Огни, и мраки, и дома -Весь город мой непостижимый -Непостижимая сама. Она дари'т мне перстень вьюгиЗа то, что плащ мой полон звезд, За то, что я в стальной кольчуге, И на кольчуге - строгий крест. Она глядит мне прямо в очи, Хваля неробкого врага. С полей ее холодной ночиВ мой дух врываются снега. Но сердце Снежной Девы немоИ никогда не примет меч, Чтобы ремень стального шлемаРукою страстною рассечь. И я, как вождь враждебной рати, Всегда закованный в броню, Мечту торжественных объятийВ священном трепете храню. 17 октября 1907

* * * И я провел безумный годУ шлейфа черного. За муки, За дни терзаний и невзгодМоих волос касались руки, Смотрели темные глаза, Дышала синяя гроза. И я смотрю. И синим кругомМои глаза обведены. Она зовет печальным другом. Она рассказывает сны. И в темный вечер, в долгий вечерЗа окнами кружится ветер. Потом она кончает прястьИ тихо складывает пряжу. И перешла за третью стражуМоя нерадостная страсть. Смотрю. Целую черный волос, И в сердце льется темный голос. Так провожу я ночи, дниУ шлейфа девы, в тихой зале. В камине умерли огни, В окне быстрее заплясалиСнежинки быстрые - и вотОна встает. Она уйдет. Она завязывает тугоСвой черный шелковый платок, В последний раз ласкает друга, Бросая ласковый намек, Идет... Ее движенья быстры, В очах, тускнея, гаснут искры. И я прислушиваюсь к стукуСтеклянной двери вдалеке, И к замирающему звукуУглей в потухшем камельке... Потом - опять бросаюсь к двери, Бегу за ней... В морозном сквере Вздыхает по дорожкам ночь. Она тихонько огибаетЗа клумбой клумбу; отступает; То подойдет, то прянет прочь... И дальний шум почти не слышен, И город спит, морозно пышен... Лишь в воздухе морозном - гулкоЗвенят шаги. Я узнаюВ неверном свете переулкаМою прекрасную змею: Она ползет из света в светы, И вьется шлейф, как хвост кометы... И, настигая, с новым жаромШепчу ей нежные слова, Опять кружи'тся голова... Далеким озарен пожаром, Я перед ней, как дикий зверь... Стучит зевающая дверь, - И, словно в бездну, в лоно ночиВступаем мы... Подъем наш крут... И бред. И мрак. Сияют очи. На плечи волосы текутВолной свинца - чернее мрака... О, ночь мучительного брака!.. Мятеж мгновений. Яркий сон. Напрасных бешенство объятий, -И звонкий утренний трезвон: Толпятся ангельские ратиЗа плотной завесой окна, Но с нами ночь - буйна, хмельна... Да! с нами ночь! И новой властьюДневная ночь объемлет нас, Чтобы мучительною страстьюДень обессиленный погас, -И долгие часы над намиОна звенит и бьет крылами... И снова вечер... 21 октября 1907 ПЕСНЯ ФАИНЫ Когда гляжу в глаза твоиГлазами узкими змеиИ руку жму, любя, Эй, берегись! Я вся - змея! Смотри: я миг была твоя, И бросила тебя! Ты мне постыл! Иди же прочь! С другим я буду эту ночь! Ищи свою жену! Ступай, она разгонит грусть, Ласкает пусть, целует пусть, Ступай - бичом хлестну! Попробуй кто, приди в мой сад, Взгляни в мой черный, узкий взгляд, Сгоришь в моем саду! Я вся - весна! Я вся - в огне! Не подходи и ты ко мне, Кого люблю и жду! Кто стар и сед и в цвете лет, Кто больше звонких даст монет, Приди на звонкий клич! Над красотой, над сединой, Над вашей глупой головой -Свисти, мой тонкий бич! Декабрь 1907

ВОЛЬНЫЕ МЫСЛИ

(1907) (Посв. Г. Чулкову) О СМЕРТИ Всё чаще я по городу брожу. Всё чаще вижу смерть - и улыбаюсьУлыбкой рассудительной. Ну, что же? Так я хочу. Так свойственно мне знать, Что и ко мне придет она в свой час. Я проходил вдоль скачек по шоссе. День золотой дремал на грудах щебня, А за глухим забором - ипподромПод солнцем зеленел. Там стебли злаковИ одуванчики, раздутые весной, В ласкающих лучах дремали. А вдалиТрибуна придавила плоской крышейТолпу зевак и модниц. Маленькие флагиПестрели там и здесь. А на забореПрохожие сидели и глазели. Я шел и слышал быстрый гон конейПо грунту легкому. И быстрый топотКопыт. Потом - внезапный крик: " Упал! Упал! " - кричали на заборе, И я, вскочив на маленький пенёк, Увидел всё зараз: вдали летелиЖокеи в пестром - к тонкому столбу. Чуть-чуть отстав от них, скакала лошадьБез седока, взметая стремена. А за листвой кудрявеньких березок, Так близко от меня - лежал жокей, Весь в желтом, в зеленя'х весенних злаков, Упавший навзничь, обратив лицоВ глубокое ласкающее небо. Как будто век лежал, раскинув рукиИ ногу подогнув. Так хорошо лежал. К нему уже бежали люди. Издали', Поблескивая медленными спицами, ландоКатилось мягко. Люди подбежалиИ подняли его... И вот повислаБеспомощная желтая ногаВ обтянутой рейтузе. ЗавалиласьИм на' плечи куда-то голова... Ландо подъехало. К его подушкамТак бережно и нежно приложилиЦыплячью желтизну жокея. ЧеловекВскочил неловко на подножку, замер, Поддерживая голову и ногу, И важный кучер повернул назад. И так же медленно вертелись спицы, Поблескивали козла, оси, крылья... Так хорошо и вольно умереть. Всю жизнь скакал - с одной упорной мыслью, Чтоб первым доскакать. И на скакуЗапнулась запыхавшаяся лошадь, Уж силой ног не удержать седла, И утлые взмахнулись стремена, И полетел, отброшенный толчком... Ударился затылком о родную, Весеннюю, приветливую землю, И в этот миг - в мозгу прошли все мысли, Единственные нужные. Прошли -И умерли. И умерли глаза. И труп мечтательно глядит наверх. Так хорошо и вольно. Однажды брел по набережной я. Рабочие возили с барок в тачкахДрова, кирпич и уголь. И рекаБыла еще сине'й от белой пены. В отстегнутые вороты рубахГлядели загорелые тела, И светлые глаза привольной РусиБлестели строго с почерневших лиц. И тут же дети голыми ногамиМесили груды желтого песку, Таскали - то кирпичик, то полено, То бревнышко. И прятались. А тамУже сверкали грязные их пятки, И матери - с отвислыми грудямиПод грязным платьем - ждали их, ругалисьИ, надавав затрещин, отбиралиДрова, кирпичики, бревёшки. И тащили, Согнувшись под тяжелой ношей, вдаль. И снова, воротясь гурьбой веселой, Ребятки начинали воровать: Тот бревнышко, другой - кирпичик... И вдруг раздался всплеск воды и крик: " Упал! Упал! " - опять кричали с барки. Рабочий, ручку тачки отпустив, Показывал рукой куда-то в воду, И пестрая толпа рубах несласьТуда, где на траве, в камнях булыжных, На самом берегу - лежала сотка. Один тащил багор. А между свай, Забитых возле набережной в воду, Легко покачивался человекВ рубахе и в разорванных портках. Один схватил его. Другой помог, И длинное растянутое тело, С которого ручьем лилась вода, Втащили на' берег и положили. Городовой, гремя о камни шашкой, Зачем-то щеку приложил к грудиНамокшей, и прилежно слушал, Должно быть, сердце. Собрался' народ, И каждый вновь пришедший задавалОдни и те же глупые вопросы: Когда упал, да сколько пролежалВ воде, да сколько выпил? Потом все стали тихо отходить, И я пошел своим путем, и слушал, Как истовый, но выпивший рабочийАвторитетно говорил другим, Что губит каждый день людей вино. Пойду еще бродить. Покуда солнце, Покуда жар, покуда головаТупа, и мысли вялы... Сердце! Ты будь вожатаем моим. И смертьС улыбкой наблюдай. Само устанешь, Не вынесешь такой веселой жизни, Какую я веду. Такой любвиИ ненависти люди не выносят, Какую я в себе ношу. Хочу, Всегда хочу смотреть в глаза людские, И пить вино, и женщин целовать, И яростью желаний полнить вечер, Когда жара мешает днем мечтатьИ песни петь! И слушать в мире ветер!