Не моя девушка

Он был всегда. Не то чтобы со мной, просто был. Какое-то время он меня даже не интересовал, он просто был. Он был той тканью реальности, в которой я находился. Он был неотъемлем. Он был им самим и никогда не был никем другим. И все плясали под его дудку.

Потом я обратил на него внимание. Знаете, как каждый из нас в какой-то момент вдруг замечает то, что до сих пор было очевидным и не требовало пояснений. С каждым это происходило. Одни вдруг замечали, какая чудесная улыбка у соседской девчонки, другие замирали, когда холодный рассвет заставал их в полях, третьи, услышав Болеро Равеля, никогда не могли больше стать прежними. Я обратил внимание на него и это стало для меня таким же откровением от бога, как органная месса на собственной конфирмации или смысл второго закона термодинамики в изложении Эрвина Шредингера. Я его увидел. И услышал. Это было подобно тому, как первый раз увидеть море или впервые задуматься о необъятности звездного неба. Прошло некоторое время, прежде чем я смог осознать, уместить в своем уме, с человеком какого масштаба я имею дело. Ниша возле той, где помещался Наполеон Бонапарт, как раз была свободна.

Я не делал ничего сверхъестественного. Я даже не следил за ним специально. Я узнавал то, что о нем говорили, слышал его песни, видел его клипы, следил за процессами в суде. У меня даже нет полного собрания его песен. Но я всегда узнаю его по голосу, я замираю и оборачиваюсь, где бы я ни находился, если я слышу его работу. И где бы я ни был, что бы меня ни привело туда, и чем бы я ни был занят, в этот момент я улыбаюсь ему. Ну здравствуй, старый друг.

Он просто был со мной и вокруг меня. Он был самым моим верным другом и надежным пристанищем. Ни в ком я не мог быть так уверен, как в нем. Я знал, что этот человек не изменит себе и не предаст этим самым меня и мои интересы в этом мире. Он был полон чудес, как небо, неизменен, как море, и вместе с тем надежен, как земля. И он был собой и никем иным. И знаменем его была любовь.

Я сверял по нему часы, и это происходило без всякого напряжения и душевной работы, никакого принуждения не было в том, чтобы задать себе вопрос – а что бы сделал он? ему бы понравилось? он одобрил бы это?

И он не сдавался. Вот был тот магнит, который притягивал меня к нему. Он имел смелость быть собой и делать то, что считал нужным, и если это кому-то не нравилось – а это кому-то не нравилось! – он не сдавался. Он бился и стоял насмерть, он отступал на этапы, он заключал позиционный мир, но он не сдался. И хотя никто не осудил бы его, он держался.

И я знал, что я для него важен. Что я для него не какой-то жалкий потребитель, не финансовая жертва, не абстрактный фанат. Что и я в том числе – тот человек, для которого он все это делает. Да, и для меня лично тоже. У него всегда было для меня время. У него всегда находилось что сказать мне. Хоть пара слов, но у него всегда она была. Он всегда находил нужные слова. Его голос не всегда был громким, не всегда заглушал другие голоса, но он всегда говорил правильные вещи, и я знал, что он со мной честен. Он не врал мне, он сам таким был. Он был ориентиром, факелом среди дня, сказочным персонажем среди обыденности.

Он поддерживал меня в самые жуткие дни моей жизни и разделял со мной радости. Он не был моим единственным кумиром, но никогда не покидал меня. И я знал, что он не покинет. Это придавало мне просто невозможную уверенность в том, что все будет хорошо. У нас. И даже при жизни.

И если тот, кто был до него, дал мне страшное слово Никогда, он пришел ко мне с новым словом и щедро одарил меня. Возможно было его слово. Все возможно, пока мы живы. Я любил его без памяти и был ему бесконечно благодарен не за то, что он сделал, а за то, что он был. Был таким, каким был, был собой. Был в моем мире. И я жил в мире, сотворенном им. Это был хороший мир.

Он прошел со мною годы и мили, он рассказывал мне удивительные истории и открывал мне глаза на очевидные вещи. Он смеялся и плакал со мной, и утешал меня в трудный час. Он был блистательным и был простым, он надевал сияющие одежды света и являлся мне, как посланник истины, и в тот же час приходил в пижаме через боковую дверь и заговорщицки улыбался мне.

Иногда он приходит и садится подле меня, не касаясь, и посидев немного молча, глядя на свои руки и ковыряя пол носком туфли, смущенно произносит:
— Знаешь, Билли Джин – не моя девушка…

И тогда я пододвигаюсь ближе и говорю:
— Да, парень, я знаю. Все будет хорошо, у нас с тобой тоже.

Будь счастлив, мой дорогой, где бы ты ни был.