Послесловие

Если я напишу «персонажи вымышлены, совпадения случайны» — вы поверите?

Эльчин Сафарли

До сих пор, когда собираюсь что-нибудь написать, я пользуюсь пониманием правды в ее устремлении лететь и моим собственным вымыслом как горючим для правды.

М. М. Пришвин

Когда меня спрашивали: «О чем ваша новая книга? », я с улыбкой на лице отвечал: «О возрождении». Улыбался, потому что эти слова казались чертовски пафосными. Но иначе не мог объяснить главную тему «Мне тебя обещали». Если требовали подробностей, добавлял: «Книга о попытке самого обычного человека начать жить заново». Рассказывать о содержании теперь излишне, вы уже все прочитали сами — цель у этого послесловия другая. Впервые после написания пяти книг мне захотелось в конце поделиться своими мыслями относительно рассказанной истории. «Мне тебя обещали» — мой любимый роман. Говорят, каждая книга, над которой работает литератор, для него любимая. Я не согласен. Есть книги увлекающие, захватывающие, но любимые — совсем не обязательно.

«Мне тебя обещали» — книга-человек. В жизни чувствам не присуща четкая последовательность: сегодня ты веришь в силу улыбки, а завтра запрешься в спальне с задвинутыми гардинами. Не из-за того, что разочаровался в улыбке. Тебе в этот момент просто не до нее. «Можно мне сегодня только тишины, абсолютной? »

Я не пишу, согласно академической структуре: завязка, развитие действия, кульминация, развязка. Но ведь и в жизни нет подобного порядка — конец может наступить в самом начале или действие начинает двигаться после развязки. То самое чеховское ружье может и не выстрелить «в пятом акте». Это не огорчает и не радует. Все так, как должно быть. Не зря главного героя зовут Погода — в его жизни, как и в жизни любого из нас, нет стабильности. Его несет, подхватывает, выбрасывает в новые обстоятельства, и снова, и снова он вынужден ориентироваться в них и искать важнейшие принципы, чтобы оставаться стоять на ногах.

При этом и настроения Погоды меняются от главы к главе. Все подчинено порывам, надвигающимся циклонам, внезапным магнитным бурям. Сплошные волны-синусоиды: герою то хорошо, то плохо, или очень плохо, или очень хорошо. Кто-то скажет, что в таком чередовании глав нет логики: где откроешь книгу, с того места и читаешь, и постоянно борешься с приступами дежавю. А для меня в этом самая простая, очевидная логика — логика жизни. Я ею увлечен, даже если у меня нет ей объяснения. Пишу так, как диктует сердце. Мне так же трудно рассказать, почему приходит тот или иной герой, как ответить на вопрос «что показывает калейдоскоп? ». Они просто появляются и хотят рассказать свои истории.

До вчерашнего дня меня приятно беспокоило настроение, с каким я дописывал «Мне тебя обещали». Странно, я остался доволен итогом! Не тем, что написал. Тем, что удалось вложить в написанное. У меня такого еще не было. Как правило, идея ехидно срывалась с крючка на полуслове — я стремился донести до читателя одно видение, а оно ближе к концу книги самовольно трансформировалось в другое. Поначалу злился — пытался корректировать, переписывать, переделывать концовки. Но все получалось настолько искусственно, что держаться за изменения не стоило.

Вчера ночью я понял, что суть текста сильнее меня. Управлять ею невозможно. Не подчиняется заранее придуманной концепции. Она рождается вне меня, какое-то время со мной соприкасается, но, отделенная, тут же опять живет собственной жизнью. И я смирился. В этой книге мы, наконец, подружились: параллели слились в единое целое, последняя точка стала нашей общей точкой.

Может, это только мои ощущения, а читатель останется недоволен. Но я давно не истязаю себя по этому поводу. Вспомнились хорошие слова из «Бархатного кролика» Маргарет Вильямс: «Обычно к тому времени, как ты становишься настоящим, большинство твоего меха от тебя отлюблено, глаза выпали, суставы болтаются и лапы держатся на соплях. Но такие вещи совсем не имеют значения, потому что, как только ты настоящий, ты не можешь быть уродливым».

Мой редактор, признавшись, что ей понравилась книга, но не понравился главный герой, спросила, готов ли я с ним отождествляться? «Он, конечно, любит красиво, искренне. Но слишком уж зациклен на своей персоне. Еще и регулярно делает космические выводы». Не желая заступаться за героя (а стоит ли? ), оправдывать его недостатки, отвечаю правдиво: «Но это же я. Я не могу себя выбирать».

Редактор уважает меня за правду — и в книгах, и в жизни. «Независимо от того, думаешь ты, что можешь сделать что-то или что не можешь, — ты прав, Сафарли. Если уверен — то вперед и не отступай. Кто выбирает твою книгу, тот выбирает именно эту искренность».

Каким бы ни был радостным для меня итог этой работы, она протекала достаточно сложно. Первое лето без моря, плюс сорок по Цельсию, раскаленный ноутбук, сухой воздух кондиционера и непрекращающийся разговор в уме. Герои говорили все разом, приходилось порой даже прикрикивать на них, чтобы соблюдали очередь, дали возможность выслушать каждого. Именно такое вслушивание и попытки понять отнимают больше всего времени. Записать-то текст легко, дело каких-то двадцати минут.

Создание литературных историй подчиняет себе все прочие дела, и даже жизнь автора в целом. Страдаешь, переживаешь, но продолжаешь писать. Законченная книга — как благодарность самому себе. Приз за терпение. А неравнодушие читателей — лучший стимул для продолжения работы. Их оживляющие, меняющие реальность слова.

Погода

Это я. Скрываться и врать, что «это всего лишь образ», — смешно. Я вместил в эту историю определенный период своей жизни, когда время отняло меня у меня же. Не хотелось об этом говорить, я избегал любых вопросов. Надевал маску вальяжного хозяина жизни, публика верила — людям нравится все красивое, благополучное. С близкими я тоже не мог быть собой, хотя они и готовы были меня выслушать, помочь советом или просто обнять. Я нуждался в этом, честно скажу. Но отнекивался. Говорить об утрате — уже боль.

Лучше о ней написать. Пусть это будет не художественная история, а, предположим, дневник в Интернете. Но лучше, пожалуй, — старый добрый бумажный дневник. Давным-давно я начал фиксировать свои переживания, впечатления, озарения на обычных листах бумаги. Компьютер при всем удобстве не имеет такого терапевтического свойства — не помогает вложить в буквы тот настоящий, живой трепет, который возникает от теплой руки. Я начал писать о боли и сам не заметил, как вырос из нее. Понял это, перечитывая уже рукопись книги. Первые двадцать глав полны отчаяния, цинизма, после которых повествование светлеет, очищается. Тучи рассеиваются, открывается чистое небо.

Так получился у меня своего рода опыт над собственными чувствами. Вот начал только детально описывать их и со временем заметил, как из отсыревшего зерна пробился упругий бледный росток. И с каждым днем он наливается силой, темнеет, тянется вверх. Писать — это такой же труд, как труд садовода. Нужны знание законов природы, терпение, вера. И тогда приходит день, и ты находишь ответы на все свои вопросы. Потому что сама ткань повествования приподняла тебя над действительностью и показала то, что ты должен был понять, и никто тебе не мог объяснить. Так, как тебе необходимо.

Исписав немало листов и медленно отпуская случившееся, я вдруг понял, что пишу новую книгу. Хотя после последней книги — «... нет воспоминаний без тебя» — я обещал себе взять паузу. Перестал выходить на связь с издателями, сменил номер телефона, удалил в блоге все записи, сделанные в течение пяти лет. Хотелось тишины. Хотелось переварить случившееся — и вернуться другим. В таких условиях вдруг родилась история.

Но что значит другим? Условия моего материального мира не поменялись — пожалуй, и переживаний на мою долю выпадает столько же, и склонность к философствованию меня не оставила. Разве что желание пристально смотреть по сторонам усилилось. Увиденное помогало мне лучше понять себя самого, как будто я смотрел в зеркало. Я стал другим за время, которое связано с написанием этой книги. Более искренним, как бы нескромно это ни звучало. Теперь я спокойно пишу о том, о чем не каждому расскажешь. Может, это неразумно по-человечески, но для меня творчество синоним искренности. Не могу врать читателю.

Он и сам легко определяет, где ложь, где правда. Просто не всегда захочет сказать об этом. После «Я вернусь... » это моя вторая любимая книга. Я люблю те истории, где больше всего меня настоящего. Как и любого другого, фантазия может увлечь меня, унести в далекие страны, где я загадочный, мудрый парень, преодолевший на своем пути воду, огонь и медные трубы, я тоже иногда играю в вождя древнего племени, который бросает задумчивый взгляд на полную луну и роняет: «Когда-нибудь и вы это поймете... » Но быть самим собой гораздо приятнее и позволяет вести самый естественный разговор.

Мои друзья (а это буквально три-четыре человека) действительно называют меня Погода. За моими настроениями не успеешь, они, как погода в родном Баку, меняются чуть ли не каждые два часа. Погодой впервые назвала меня одна странствующая девушка, и с тех пор у меня стало на одно имя больше. Поместив эту личную деталь в книгу, я почувствовал, что и те, кто окружают Погоду, не должны иметь привычных для нас имен.

И герои вдруг стали сами выбирать себе имена: Клюква явилась мне сильной при всей внешней мягкости, и это имя прилипло к ней с самого начала. Она совсем не похожа на задумчивую и замкнутую Водопад, а материалист Фернандо — абсолютный антипод вестника другой реальности Бешира. Они все — совершенно разные характеры, но одинаково глубоко переживают свои радости и огорчения, как могут помогают один другому. Еще одна причина таких странных имен героев — надеялся, что так читателю будет легче увидеть себя в одном, или в каждом из них.

Я верю, что читатель — друг и соавтор писателя, участвующий в создании новой реальности, — художественной. От того, насколько близко он окажется к героям, отождествит себя с ними, будет зависеть, оправдает ли себя рассказанная история, раскроется ли она, как бутон. Мы перелистываем страницы книг в надежде встретить себя — вот он это и есть я, как же мы похожи, я точно так же чувствую! Вот прочту и что-то еще пойму о себе. Иногда спорим, но всегда нуждаемся в возможности взглянуть на себя со стороны. Если кто-то из читателей благодаря одному из персонажей этой книги лучше понял себя, я буду счастлив.

Погода возвращается к жизни благодаря более полному пониманию любви. Сначала он уходит из семьи, встает на ноги, встречает первую и, как кажется, единственную любовь. Он растворяется в ней, не в силах найти баланс между отдачей и потреблением. Вся жизнь, все счастье его концентрируется для него в любимой женщине. Поэтому, когда он теряет ее по воле судьбы, он оказывается в западне отчаяния, из которого выбирается далеко не сразу. Выбирается же тогда, когда обретает устойчивость. Благодаря трезвому взгляду на предназначение человека — быть инструментом любви.

Водопад. Она приходит на помощь герою, но приходит только после того, как он сам принял решение начать жить заново. Невозможно помочь человеку улыбнуться солнцу, пока он сам не осознает необходимость этого.

Потеряв беременную жену, Погода пропадает в потоке дней. Периодически он задерживается у барной стойки, где подают выпивку по щелчку пальцев, или в объятиях не менее отчаянных женщин, ищущих успокоение в фальшивых страстях. Но этот «день сурка» не может повторяться бесконечно без того, чтобы чему-то ни научить героя. Погода начинает понимать, что есть другая жизнь, надо к ней вернуться, пусть даже в ней больше нет женщины, вокруг которой все вертелось.

Тогда он начинает неловко, как дитя, цепляться за красоту окружающей реальности, за ее маленькие радости, чтобы заново открыть смысл жизни. А красота всегда присутствует вокруг, каким бы взглядом мы на нее ни смотрели — пьяным, одурманенным или опустошенным. И вот, наконец, у него получается! Вот тогда и появляется женщина. Она берет его за руку, ведет на веранду, откуда открывается новый вид на прежний мир. Звучит как сказка. Но именно так и происходит с теми, кто искренне ищет самого себя.

Я знаю, о чем читатель захочет меня спросить: зачем же он погиб? Я отвечу так: к этому привела логика истории. Это не было моей задумкой, я бы хотел спасти своего героя... Возможно, какую-то большую жизненную правду знала Вирджиния Вульф, когда сказала: «Обязательно должен кто-то умереть, чтобы окружающие начали ценить жизнь». Да и, собственно говоря, не это главное. Главное то, что Погода смог возродиться, в нем снова открылся источник любви, когда ее поток, казалось бы, иссяк. А любовь все-таки выше смерти, к которой все приходят. Кто-то раньше, кто-то позже.

Водопад

Думаю, в ней найдет себя каждая женщина. Хотя бы потому, что каждая вторая из них становится спасением для своего мужчины. Однако не каждому мужчине хватает сил понять, точнее, принять это. Мне не раз доводилось слышать мнение, что все до последнего мужчины — самовлюбленные дети. Тем более сложно нам оценить подвиг той женщины, которая держит нас за руку.

Водопад списана с девушки, которая всегда со мной. Если не физически, то на уровне души. Она вдохновляет меня, делясь своими мыслями. Она мой лучший критик, «детектор искренности». По ночам, завершив работу над очередным текстом, я посылаю его ей электронной почтой. Зная меня лучше всех, она отмечает удачные места или выделяет выражения, где я приврал, придал действию чрезмерную художественность.

Нет, Водопад не за выворачивание себя наизнанку — за смелость и прямоту. «Если ты начал писать искренне, то продолжай это делать. Не увиливай от правды». В этом стержень ее характера, и именно эту черту, я думаю, узнают в себе многие мои прекрасные читательницы.

Она и сейчас рядом со мной. В сердце. Мы порой ругаемся, расходимся в противоположные стороны, но я всегда слышу ее в себе. По какой-то странной телепатической связи. Я могу быть в другом городе, у другого пролива, в окружении людей, говорящих на другом языке, но все равно слышу ее тихий, вселяющий уверенность голос. И стук ее каблуков, и грудной смех, и даже слова, которыми она говорит с другими людьми у другого пролива. Неотъемлемая часть меня. Немалая часть моего счастья.

Я уверен: любовь, которую мы отпускаем, обязательно к нам возвращается. Приумноженной. Возвращается в другом обличьи — сначала приходят чужие люди, проверяют нас, после становясь родными. Вот и Водопад в начале книге — далекая. Смотрит на ситуацию снаружи, дает советы. Сближаясь с Погодой, она становится все больше похожей на ту, что он потерял в автокатастрофе. Это вызревает между ними, как плод, любовь, светлое начало всего. Другие слова, другие прикосновения — словно продолжение того, что было прежде. Из прошлого в настоящее, а оттуда... Дальше — не важно. Главное то, что сейчас. Однако Погода с Водопад не отрекаются от оставшегося позади — это свело бы на нет все усилия. Как научил нас классик, не зная прошлого, невозможно понять подлинный смысл настоящего.

Они стали друг для друга маяками, указывающими верный путь. Именно в тот период, когда это требовалось больше всего. Так ведь и бывает, что дружба мужчины и женщины выкристаллизовывается в спокойную зрелую любовь, высшую свою форму.

Вот еще очень сложный выбор в жизни — определить, какой мост пройти, а какой сжечь. Благодаря Водопад Погода не встает перед таким выбором — ему удалось сохранить все пути и одновременно выбрать тот единственный, на всю жизнь. Погода, по логике своего имени, должен принять все времена года, все времена своей жизни, не прячась ни от одного из них. Когда он делает это, то и Водопад раскрывает в его объятиях свою женскую сущность. В наилучшем смысле этих слов. Каждая женщина ищет свое отражение в глазах мужчины. И та, кто скажет, что нашла свое предназначение в работе, детях, психологии или в вязании — обманывает нас или саму себя. Так уж устроил Творец, что женщина рождается и продолжается бесконечно — в объятиях мужчины.

Водопад подарила Погоде продолжение жизни. Так всегда поступает Женщина. Она возвращает веру мужчине, когда от нее, казалось бы, ничего не осталось. Она дарит продолжение жизни... Ребенок. Я хотел такой концовки. На первый взгляд она может показаться печальной, но это совсем не так. Ребенок — наилучшее продолжение для истории жизни Погоды. Ее новый этап, новое обличье.

Смерть Погоды — это проявление не жестокости жизни, а ее милосердия. Это перерождение. Смерть Погоды и рождение его сына — две стороны одной медали. Каждая из них может существовать по отдельности, но вместе они превращаются в предмет, имеющий ценность. Он приходит к нам другим, под другим именем, но в его венах течет та же кровь, та же любовь. И женщина, которая может оценить это чудо, с честью проходит великое испытание своей любви.

Образ Водопад дополнен характером не менее хороших девушек, окружающих меня (в Интернете в частности). Их качества обогатили характер героини. Я сделал это не для того, чтобы Водопад выглядела в книге еще прекрасней. Я просто верю, что женщины вокруг нас, самые обыкновенные земные женщины, заслуживают самых искренних уважения и заботы.

Спасибо за то, что вы есть. Рядом.

* * *

Свою первую книгу, «Сладкая соль Босфора», я написал на основе реальных событий. Просто взял и переложил на бумагу свою историю любви с девушкой, на которой мечтал жениться и с которой хотел иметь детей. Описал наши отношения вплоть до мелочей — даже о нашей собаке рассказал. Но как только вышла книга, как только она стала бестселлером и как только посыпались восторженные отзывы, все разрушилось. Мы расстались. Спустя полгода умерла наша собака, а в квартире, где мы жили, произошел пожар. Я совершил ошибку, выставив напоказ то, что должно принадлежать исключительно двоим. Или, быть может, мне следовало заплатить свою цену за успех? Не знаю.

С тех пор я имею дело с придуманными героями, ситуациями. Реальными остаются чувства. Они всегда были для меня важнее всего — сюжета, декораций, героев. За их честность ручаюсь.

«Мне тебя обещали» стала для меня апогеем этой честности. Не ради читательского интереса. Мне важна честность перед самим собой — и в этом смысле ничего не изменилось с первой книги. Мне кажется, только так возможно достигнуть мастерства в творчестве — говоря на языке своего опыта, а не манипулируя судьбами вымышленных героев.

Временами человеку остро необходимо опускаться на дно существования, чтобы осознать всю прелесть маленьких радостей. Касаясь крайностей, тоже можно обрести гармонию, научиться ценить покой, течение времени. Этот путь был мне интересен, и я сам его прошел. И заново открыл для себя жизнь.

Начал ценить то, что раньше не ценил. Видеть цвета, оттенки, которые не замечал. Наверное, это невозможно было сделать, не лишившись чего-то, — на месте того, что потеряно, остаются пустоты бездонных оврагов. И, пытаясь их заполнить, начинаешь сильнее ценить жизнь. Впервые вдруг понимаешь, что счастье — это когда тебе ничего не нужно в данный момент, кроме того, что уже есть. И благодаришь. Больше не одолевает постоянный зуд, чтобы все быстрее сбылось, чтобы быстрее заполучить желаемое. Оглядываясь в прошлое, узнаешь себя и в то же время кажешься себе незнакомцем.

Погода тоже пришел к этому. Отказался от обид, принял утраты прошлого и, найдя в себе силы, начал жить заново. «Мне тебя обещали» — одна небольшая история человека, научившегося жить тогда, когда воспоминания — единственное, что у него осталось.

Зачем мне нужна была эта книга? Раз уж я затеял этот откровенный разговор, то не буду пытаться облагородить свои мотивы. Наверное, мне важно было взглянуть на себя со стороны. Эта книга — история поворота моей жизни, к которому пришел после череды потерь. Хочу верить, что кто-то еще сможет поменять многое в своей жизни, прочитав эту книгу. Хочу верить, что благодаря этой книге кто-то не заплатит большую цену, обойдет подводные камни, обретет опыт трансформации без личных потерь.

К сожалению, мы неважные ученики и обычно не учимся на чужих ошибках. Но такая возможность все равно существует — и пусть Судьба будет для нас милостивым учителем, снисходительным к нашим промахам, а мы будем чуткими и внимательными к ее знакам.

«Мне тебя обещали» началась так же странно, как и закончилась. Почти четыре жарких месяца работы сейчас видятся мне одним днем. Будто я сел на кухне с близким мне человеком и поделился с ним пережитым. «Он» слушал, была раскурена не одна пачка сигарет, выпита не одна кружка кофе. Вся история — как разговор одного вечера. Доверительный, искренний. Своего рода исповедь.

Вдруг, в разгаре беседы, ты ненароком замечаешь, что за окном уже ночь. Смотришь на часы: пошел пятый час разговора, ничего себе! Пора собираться, вызывать такси. Допиваешь кофе, встаешь с табуретки и понимаешь, что... все сказано. Все, что хотел сказать, сказал. Освободился от наболевшего, и появилось свободное место для нового.

Э. С. 2010 г.