С.Е. ГОЛУБКИНА. О НЕКОТОРЫХ ТЕНДЕНЦИЯХ РАЗВИТИЯ ПОСТКОЛОНИАЛЬНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ . SOME TRENDS OF THE POSTCOLONIAL STUDIES DEVELOPMENT. S.E. GOLUBKINA

УДК 93

С.Е. ГОЛУБКИНА

Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского (Национальный исследовательский университет), Нижний Новгород, Российская Федерация

О НЕКОТОРЫХ ТЕНДЕНЦИЯХ РАЗВИТИЯ ПОСТКОЛОНИАЛЬНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ

Аннотация: Обращаясь к вопросу о том, что представляет собой современное поле постколониальных исследований,автор исследует их институциональное развитие, отмечая ряд научных центров, а также некоторые аспекты адаптации на постсоветском пространстве.

Ключевые слова: постколониальные исследования,колониализм, империя.

SOME TRENDS OF THE POSTCOLONIAL STUDIES DEVELOPMENT

S.E. GOLUBKINA

Lobachevsky State University of Nizhny Novgorod (National Research University), Nizhny Novgorod, Russian Federation

Abstract. Referring to the question of what the field of contemporary postcolonial studies represents, the author explores their institutional development, noting a number of research centers, as well as some aspects of adaptation in the Post-Soviet space.

Key words: postcolonial studies, colonialism, Empire.

В течение длительного времени колониализм изучался в первую очередь с точки зрения его экономического, политического и военного измерений. В советской историографии подробно разрабатывались темы методов экономической эксплуатации, стратегии колониального управления, практики военного завоевания территорий, национальных движений за независимость. Вектор направлений мысли в этом проблемном поле значительно изменился с появлением постколониальной теории, выдвинувшей на первый план культурное и идеологическое измерение, что привело к пониманию колониализма как «системы дискурсивного осуществления власти»[18]. В настоящее время в отечественной науке заметно значительное усиление интереса к данной теме, что, как отмечается, связано с нехваткой «больших теорий» при осмыслении имперского опыта и изучении вопросов по истории колониальных империй [14, С. 74].

Центром теории являются ставшие уже классическими работы Ф. Фанона, Э. Саида, Х. Бхабхи, Р. Гуа, Д. Чакрабарти, на основе которых с 1980-х гг. сформировалась отдельная междисциплинарная область гуманитарной науки – постколониальные исследования. В их компетенции оказалось, в сущности, вся история взаимоотношений Запада и его Другого – Востока; в ракурс видения попадают проблемы как прошлого, так и настоящего – протоколониальные, колониальные, после-колониальные.

Не претендуя на всю полноту освещения вопроса, в данной статье нам хотелось бы отразить общие тенденции развития постколониальных исследований в настоящее время как за рубежом, так и в нашей стране.

Объединяющим началом для этого разрозненного поля исследований по литературе, истории, политике, географии, изобразительному искусству и др. с одной стороны, выступают теоретические установки, опирающиеся на идеи европейской философии постмодерна. Ключевые из них: фактическое отрицание возможности существования универсальных истин, устойчивых эпистемологических основ, признание языковой концепции реальности и неизбежной относительности всего знания. С другой стороны, сформировавшись на волне деколонизации и критики западного доминирования, постколониальные исследования объединены призывом к преодолению европоцентризма в национальных историях и целью переосмысления наследия колониализма. Широта вопросов, попадающих в поле зрения столь велика, что порой представляется затруднительным определить их границы. Невозможно не согласиться со словами Джеймса Элкинса: «Визуальная культура, постколониальные исследования, исследования фильма и культурные исследования смешались в учебных курсах, преподаваемых в таких отдаленных местах, как Берген, Тайбэн, Дели, Буэнос-Айрэс и Болонья» [16, C.251].

Важно отметить, что говоря о постколониальных исследованиях, речь не обязательно идет о научных, академических изысканиях, но также о публицистических, художественных текстах, так или иначе обращающихся к вопросу властных отношений между колонизатором и колонизованным. Таким образом, литературная и эссеистская критика «незападного мира» также попадает под названное определение. Это дает возможность характеризовать постколониальные исследования и как пространство для диалога между Западом и его Другим, поскольку подразумевает как взгляд со стороны метрополии, так и со стороны ее подчиненного (в прошлом или настоящем) субъекта. Е.Ю. Чемякиным были выделены следующие проблемные поля постколониальных исследований: нация и национализм, ориентализм, само-репрезентация, поиск культурной идентичности, амбвивалентная и мультикультурная личность, проблема отношения к прошлому [15, C.15-16].

Центром постколониальных исследований по праву могут быть названы Британские острова. Здесь сформировалось несколько крупных университетских сообществ, среди которых: Институт колониальных и постколониальных исследований Лидского Университета, Центр постколониальных исследований, работающий на базе школы английского языка в Университете Кента, Центр колониальных и постколониальных исследований Университета Сассекса, Центр постколониальных исследований Стерлингского университета, Центр имперских и постколониальных исследований Саутгемптонского университета, Международная организация Общество франкоязычных постколониальных исследований, работающая на базе Ланкастерского университета[1]. Направления деятельности крайне разнообразны. Информация, предоставляемая нам веб-сайтом Центра постколониальных исследований Университета Ноттингем Трент заявляет о следующих областях, на которых специализируются его участники:

· Колониальные травелоги и художественная приключенческая литература;

· Современный империализм и постколониализм;

· Современные постколониальные тексты, включая африканскую, карибскую, афробританскую, ближневосточную и южноазиатскую литературу;

· Постколониальная теория;

· Постколониальный феминизм, гендерные исследования и исследования сексуальности;

· Раса, этничность и народное просвещение;

· Развитие технологий и миграция;

· Литература и кино об иммигрантских группах, а также их авторства;

· Теории, касающиеся диаспор, миграционных потоков, эмиграции и беженства;

· Глобализация[2].

Показательна деятельность Центра постколониальных исследований Лондонского университета Голдсмитс. Обратив внимание на темы организуемых семинаров и конференций, не сложно заметить значительную гетерогенность проблематики как географически, от латиноамериканских исследований до азиатских, так и хронологически. Их участниками, кроме ученых различных областей, являются художники, архитекторы, философы, режиссеры, фотографы. Деятельность направлена не только на научные изыскания, но также на привлечение общественности к современному наследию колониализма. Например, сотрудничая с испанским культурно-развлекательном комплексом “Матадеро”, центром реализуется проект под названием «Предел погрешности», ставящий целью деконструкцию уроков по «традиционной, официальной истории и превращение их в серию кинематографических фрагментов, отображающих альтернативные учения»[3].

Наконец, в Великобритании базируется Ассоциация Постколониальных Исследований, носящая международный характер. Это профессиональная организация, цель которой – объединить ученых, занимающихся вопросами, связанными с постколониальной теорией, работающих в различных дисциплинах и на различных языках. Членами ассоциации числится более четырехсот человек, среди которых как профессора, так и студенты. Центр выступает организатором значительного числа научных конференций и семинаров в этой области[4].

Популярность постколониальной теории на Британских островах представляется закономерной, очевидна ее связь не только с желанием осмыслить свой имперский опыт, но и выявить его многостороннее влияние на настоящее. Однако, постколониальные исследования сегодня – феномен общемировой: научные центры развиваются в Австралии, США, Германии, Нидерландах и других странах[5]. Результаты деятельности публикуются в ряде специализируемых журналов, среди которых «Journal of Postcolonial writing», «Interventions: International Journal of Postcolonial Studies»[6]. За пределами «западной» академической науки, наиболее известными направлениями постколониальных исследований стали южно-азиатские исследования субалтерна (Subaltern studies), за которыми последовала волна изучения разнообразных «иных» (которым в европейской традиции было отказано в праве голоса), а также латиноамериканские исследования проблемы идентичности.

Отдельное внимание хотелось бы уделить попыткам перенесения постколониальной теории на опыт постсоветских стран. В центре дискуссии в данном случае оказался вопрос о применимости термина колонизация к российскому и советскому опыту, и о том можно ли называть постсоветское пространство – постколониальным. Конечно, необходимо заметить, что риторика на эту тему появилась еще раньше, сразу после распада СССР. В Независимой газете от 07.02.1992 г. Альгис Празаускас писал, что СССР «силой и посредством тотального контроля удерживал вместе разноплеменной мир, своеобразный евразийский паноптикум народов, не имевших между собой ничего общего, кроме родовых свойств Homo Sapiens и искусственно созданных бедствий», утверждая, что на его месте образовалось постколониальное пространство с характерными для подобных переходных состояний проблемами [8].

С начала 2000-х годов интерес к постколониальным исследованиям в нашей стране проявился в обсуждении теории ориентализма Э. Саида. В журнале «Ab Imperio» в диалоге между американскими и отечественными учеными обсуждалась возможность введения понятия российского ориентализма, его особенностей и границ применения. Внимание привлекла выдвинутая А. Эткиндом теория внутренней колонизации России, получившая дальнейшее развитие в историографии [5-7,11,17]. В переложении идей постколониальных мыслителей на российскую почву, М.В. Тлостановой разрабатывались вопросы культурной и национальной идентичности. В своих исследованиях она развивает идею характерной для России двойной самоидентификации. Предлагается образ России как «квазизападной субалтерной империи, в идеологии которой сочетались образы колонизатора и колонизуемого, развивалось вторичное периферийное западничество и имперское различение себя со странами Европы» [3]. Необходимо отметить и работы И.Н. Ионова, объектом изучения которого стала роль имперского и постколониального дискурса в формировании образа России на Западе [2,3].

В целом, в применении к российскому опыту, постколониальная теория позволила выявить некоторые новые ракурсы, задать новые вопросы и оказала влияние на методологию исследований, связанных с имперской проблематикой. Однако, завоевать столь сильный авторитет, как это произошло в западной науке, у нее не получилось. На настоящий момент в России не сформировалось центров постколониальных исследований, а сам предмет только начинает входить в университетские программы (например, в РГГУ). Главная тому причина, по-видимому, кроется именно в изначальной спорности применения теоретических установок, основанных на опыте империй морского типа, к отечественной истории. Другой аспект данной проблемы – неразрывная связь тем, поднимаемых постколониальной теорией, с современной политикой и различными аспектами межэтнических отношений.

На этот факт обращает внимание В.В. Цибенко, отмечая, что «концепция ориентализма стала знаменем антиколониальной борьбы, развернувшейся в научном пространстве». Исследуя вопрос применимости постколониальной теории по отношению к кавказской проблематике, она приходит к выводу, что при данном подходе ведущей темой в ней становятся империалистические устремления советской и российских империй. «Кавказ предстает российской колонией (наряду с Центральной Азией, Поволжьем, Сибирью) и включается в постколониальный дискурс. Таким образом, история Кавказа в составе России рассматривается как процесс колонизации и ответной актиколониальной борьбы» [14, C.78]. Результат – негативное восприятие совместного прошлого. По ее мнению, применение концепций постколонониализма – тупиковый путь для российского кавказоведения, превращающий историческую науку в политическое мифотворчество.

Показательна рецепция рассматриваемой теории относительно прошлого и настоящего бывших союзных республик. А.Т. Забирова, профессор Евразийского Национального Университета имени Л.Н. Гумилева, считает Центральную Азию в составе Российской империи и СССР – наиболее приемлемым регионом в смысле применения постколониального подхода. По ее мнению, этот регион долгое время оставался «хрестоматийным примером колониального характера советской системы в текстах и идеях западных советологов, доказавших, что именно здесь сопротивление коммунизму было самым сильным, а культурные традиции, и в особенности религиозные, сохранялись в наибольшей степени». Автор выражает уверенность в том, что по мере возвращения Центральной Азии геополитически и культурно «в лоно Среднего Востока и мусульманского мира, анализ региона с позиции постколониального подхода будет становиться более влиятельным» [4]. К выводу об эвристической ценности постколониальной теории, «снабжающей нас новой оптикой» в отношении этого региона приходят и западные ученые. Сотрудник факультета социологии Гарвардского университета Лора Адамс писала: «Новый инструмент ценен тем, что он позволяет не только раскрыть постколониальную природу нынешней Центральной Евразии, но и выявить отличия ее социума от других постколониальных обществ. Более того, исследование среднеазиатских обществ поможет совершенствованию постколониальной теории через приложение ее к более широкому спектру имперских проектов, в особенности тех, в основе которых лежали некапиталистические способы доминирования» [1].Она также указала на несколько важных аспектов, среди которых зависимость постколониальной теории от наличия местного движения за независимость, а также относительная легкость приложения к Центральной Азии культурных и политических, но отнюдь не экономических теорий колониализма. В своем анализе она отталкивается от понимания постколониализма в качестве «контекстуально наполняемого дискурса, генерируемого реакцией (отторгающей или благожелательной) некогда колонизированных народов на институциональное наследие бывших колонизаторов, а также на нынешние взаимоотношения с ними»[1].

Значительное влияние постколониальная критика и постколониальные исследования приобрели в отношении Восточной Европы. К институциональным выражениям этого процесса с уверенностью можно отнести издание при поддержке Стокгольмского университета журнала по литературным и культурным исследованиям о Центральной и Восточной Европе - «Постколониальная Европа»[7]. Опираясь на постколониальную теорию, учеными, писателями, философами Украины обсуждаются вопросы украинской идентичности, русификации, сложного характера взаимодействия с Россией и Западом, постколониальным особенностям современного общества и прочие. В одной из статей в указанном выше журнале, Мирослав Шкандрий, канадский литературовед украинского происхождения, отмечает, что обратился к этой теории, чтобы исследовать точку зрения о несуществовании украинского языка и идентичности, с которой он столкнулся, начав обучение в Кембридже [19]. На эвристическую ценность постколониальной методологии для исследования истории, культуры, общества Украины, выявляя и ее ограничения, обусловленные четким осознанием отличий российско-советского колониализма от классического, указывал украинский аналитик Микола Рябчук. По его мнению, Украина и Беларусь представляют «промежуточный случай между по существу классическим колониализмом в российско-советской Азии и на Кавказе и относительно мягким неоколониальным доминированием СССР в Восточной Европе» [9, C.120]. Однако, становясь популярным способом объяснить текущие события на постсоветском пространстве, постколониальная теория выходит за рамки академических споров. По недавнему замечанию Ричарда Саквы в британском журнале «OpenDemocracy», вопрос о том, является ли Украина постколониальным государством, напрямую связан с основополагающими вопросами о природе украинской политики. Автор отмечает, что «постколониализм становится еще одним видом оружия в арсенале восточноевропейских националистов и по сути придает теоретическую респектабельность традиционной русофобии» [10].

Наконец, в рамках нашего краткого обзора, невозможно обойти вниманием и попытки белорусских интеллектуалов переосмыслить белорусский контекст в категориях постколониальной теории. Особый интерес исследователей здесь сформировался вокруг понимания Беларуси как своеобразного культурно-социального пограничья, что проявилось и в деятельности Научно-исследовательского Центра перспективных научных исследований и образования в области социальных и гуманитарных наук, издающим журнал «Перекрестки» [13]. С верностью применения этого термина к Беларуси согласна и Э. Усманова, выдвигая тезис о трансформации после 1989 г. Восточной Европы из «Другого» в Subaltern. В своей статье «Восточная Европа как новый подчиненный субъект», она также высказывает опасения в отношении западных концепций, указывая на необходимость соблюдения определенной рефлекстивной дистанции. Оценивая общий вектор развития постколониальных исследований на постсоветском пространстве, нам представляется точным предложенное ей определение постколониальной теории: «это не столько исторические или социологические исследования, сколько эпистемологическая теория, критика определенной парадигмы знания, которая производит “колониального” субъекта и формы подчиненной региональности» [12].

В целом, рецепцию постколониальной теории на постсоветском пространстве нельзя назвать однозначной. С одной стороны, применение концептов и методологии, выработанных постколониальными исследованиями, позволяет сегодня задавать новые вопросы и открывает новый ракурс видения при изучении имперской проблематики и феномена колониализма. Но также очевидны ограничения и даже опасности, возникающие при слишком прямолинейном перенесении теории в основе которой – значительная географическая дистанция между колонизатором и колонизованным, на опыт советской \ российской империй. Такой поворот с необходимостью ведет к пересмотру (а иногда и к инверсии) изначальных теоретических установок, что сдерживает и институциональное развитие.

12 3 Следующая ⇒