ПРОТИВОРЕЧИЕ

Диалектический материализм.

Часть третья. Законы материалистической диалектики

Лекция № 18 Единство противоположностей часть 2

План лекции:

Противоречия

ПРОТИВОРЕЧИЕ

Тождество противоположностей, как видим, заключает в себе отношение противоположностей. Оно есть отношение тождества к своему различию в себе, различия — к своему тождеству также в себе. Это отношение есть противоречие[1]. Последнее есть отношение внутри одной и той же сущности, а не между разными сущностями. Внутренние противоположности одной и той же сущности, одного и того же целого, одной и той же системы предполагают друг друга в себе и для себя, совпадают, тождественны и одновременно с этим не совпадают, различны, имеют разную специфику, разные тенденции и т. д. Различие есть единство таких, которые суть лишь постольку они не суть одно, и разъединение таких, которые суть лишь как разъединенные в одном и том же отношении. Именно, противоположности разъединены в одном и том же отношении. Или одно и то же отношение имеет две противоположные стороны или противоположные тенденции.

Разумеется, формально-логическая мерка недостаточна для выражения противоположностей в одном и том же отношении, в особенности в научно-теоретическом мышлении. Но поскольку в литературе существует противоположное мнение, то следует несколько задержаться на этом вопросе. Безусловно, она в снятом виде необходима для теоретического выражения противоречия. Однако она со своим жестким «или-или» недостаточна и сама по себе не способна на это. Так, например, она никак не может согласиться с тем фактом, что прибавочная стоимость, капитал одновременно возникают и не возникают в сфере обращения. А ведь это так в самой жизни. «Наш владелец денег, который представляет собой пока еще только личинку капиталиста, должен купить товары по их стоимости, продать их по их стоимости и все-таки извлечь в конце этого процесса больше стоимости, чем он вложил в него. Его превращение в бабочку, в настоящего капиталиста, должно совершиться в сфере обращения и в то же время не в сфере обращения. Таковы условия проблемы»[2].

Этот важнейший принцип диалектики вслед за Гегелем, Марксом развил дальше и Энгельс. Он писал: «Движение само есть противоречие; уже простое механическое перемещение может осуществиться лишь в силу того, что тела в один и тот же момент времени находится в данном месте и одновременно — в другом, что оно находится в одном и том же месте и не находится в нем»[3].Именно находится и не находится и именно одновременно.

То же самое подчеркивал В. И. Ленин. Отвечая В. Чернову, рассуждавшему, что «движение есть нахождение тела в данный момент в данном месте, в другой, следующий, момент в другом месте», В. И. Ленин писал: «Это возражение неверно: (1) оно описывает результат движения, а не самодвижение; (2) оно не показывает, не содержит в себе возможности движения; (3) оно изображает движение как сумму, связь состояний покоя, т. е. (диалектическое) противоречие им не устранено, а лишь прикрыто, отодвинуто, заслонено, занавешено»[4].

Стремление выражать противоречие средствами формальной логики непротиворечиво или объективные противоречия разрешать с помощью «уточнений» и словесных ухищрений — занятие праздное. В свое время Маркс вскрыл научную несостоятельность такого приема у вульгарных экономистов: «Противоречие между общим законом и более развитыми конкретными отношениями здесь хотят разрешить не путем нахождения посредствующих звеньев, а путем прямого подведения конкретного под абстрактное и путем непосредственного приспособления конкретного к абстрактному. И этого хотят достигнуть с помощью словесной фикции, путем изменения правильных наименований вещей»[5].

Само собою ясно, если мышление подчиняется тем же диалектическим законам, что и объективный мир, то оно может быть истинным только при одном условии: если оно диалектично в своей сущности. Объективная диалектика может быть отражена истинно только диалектикой субъективной, т. е. диалектическим мышлением. Каждая из противоположностей возможна благодаря своей другой и в другой, и не иначе, что, следовательно, единство как конкретное целое возможно благодаря этому взаимопроникновению, совпадению, равнодействию своих противоположностей.

Вместе с тем одна из противоположностей, одна из крайностей берет верх над другой. «Ибо, сколь бы обе крайности ни выступали в своем существовании как действительные и как крайности, — свойство быть крайностью кроется все же лишь в сущности одной из них, в другой же крайность не имеет значения истинной действительности. Одна из крайностей берет верх над другой.Положение обеих не одинаково»[6].

Выше было показано, что противоположности единства совпадают, равнодействуют. Однако это вовсе не означает дуализма сущности. Никакого дуализма сущности в действительном мире не существует. Совпадение, равнодействие противоположностей означает, что каждая из них есть по существу «просвечивание» себя в другом и даже полагание себя как другого. Значение истинной действительности заключается в сущности одной из них, другая — не имеет значения истинной действительности, поэтому объективная сущность, хотя и противоречива, заключает в себе противоположные тенденции, тем не менее, только одна из противоположностей представляет ее, в то время как другая противоположность подчиняется первой. Одна из них господствует над своей другой, подчиняет ее себе и для себя. Господствующая и подчиненная противоположности совпадают в том, что подчиненная должна быть подчиненной, чтобы могла господствовать господствующая, а последняя должна господствовать, чтобы могла быть подчиненной подчиненная. Таким образом, господство есть в одном и том же отношении подчинение, а последнее — господство. Следовательно, сущность одна, едина, есть одно и то жеотношение, имеющее две стороны с противоположнымитенденциями, в котором подчиненная сторона снимаетсебя в господствующей, является ее моментом, формойее движения, способом ее господства.

Подлинно научную диалектико-материалистическую разработку категории противоречия дал Маркс в «Капитале». Каждая конкретная экономическая категория в «Капитале» является одной из форм взаимопревращения стоимости и потребительной стоимости. Однако анализ показывает, что вся история развития товарно-денежных отношений есть история развития господства стоимости над потребительной стоимостью. А при капитализме стоимость выступает как саморазвивающаяся, как самодвижущаяся субстанция, для которой товары и деньги суть только формы. Стоимость является верховным судьей, решающим, определяющим, господствующим началом, сущностью, которая снимает в себе все прочие экономические формы, модифицируется, развертывается, обогащается, подчиняя себе и д ля себя все другие категории.

Во всех трех томах «Капитала» — от начала до конца — красной нитью прослеживается, как стоимость развертывается, прокладывая свой собственный путь». Задача науки состоит именно в том, чтобы раскрыть, как закон стоимости прокладывает себе путь. Следовательно, если бы захотели сразу «объяснить» все явления, кажущиеся противоречащими закону, то пришлось бы дать науку раньше науки. В том-то и состоит как раз ошибка Рикардо, что он в своей первой главе о стоимости всевозможные категории, которые еще должны быть выведены, предполагает данными, чтобы доказать их адекватность закону стоимости»[7].

Однако, как саму стоимость, так и это господствующее положение следует рассматривать исторически, диалектически. С ликвидацией частной собственности на средства производства на более высоком уровне производительных сил исчезнет товарный характер продукта труда, исчезнет его стоимостное выражение. Следовательно, не только явления из себя представляют процесс, но и само противоречие.

Исследование противоречий в «Капитале» Маркса является не только образцом адекватного постижения объективных противоречий в теоретическом мышлении, но и доказательством того, что действительное, истинное постижение противоречия адекватно возможно лишь диалектическим мышлением, т. е. противоречиво, лишь тогда, когда «мыслящий разум (ум) заостривает притупившееся различие различного, простое разнообразие представлений, до существенного различия, до противоположности. Лишь поднятые на вершину противоречия, разнообразия становятся подвижными (regsam) и живыми по отношению одного к другому, — приобретают ту негативность, которая является внутренней пульсацией самодвижения и жизненности»[8]. Без логического принципа «заострения» невозможно воспроизводить целое, тождество в противоположностях как оно есть в себе и для себя. Только благодаря этому принципу, возможно преодолевать «односторонность» в познании и постигать целое как оно есть в себе, как тождество противоположностей.

Как уже говорилось выше, сказанное вовсе не означает, что всестороннее познание, будто возможно без членения целого на его противоположности и без изучения каждой из них в чистом виде. Напротив: постигающее мышление может углубляться лишь через односторонность, через анализ каждой противоположности целого в чистом виде. Но, во-первых, остановка мышления на той или иной стороне целого должна быть временной, — односторонность, ограниченность должна быть снята переходом мышления к анализу другой стороны по линии восхождения. В противном случае мысль станет «закостенелой», «мертвой», что ведет к догматизму; во-вторых, мышление должно от этого восходить к синтезу противоположностей в их внутреннем тождестве, к вычленению сущности в ее модификациях, должно «заостривать» притупившееся различие различного и поднять его на вершину противоречия. Именно так исследует Маркс экономические категории: товар, труд, деньги, капитал, прибавочную стоимость, заработную плату, накопление и т. д.

Раздвоение единого на противоположности, анализ каждой из них, как самостоятельного момента, затем переход к их синтезу, к вычленению и анализу противоречия, затем разрешение противоречия и переход к анализу новой категории, где повторяются те же логические принципы. Так, например, единый товар раздваивается на потребительную стоимость и меновую стоимость. Каждая противоположность исследуется односторонне, как особый момент, затем исследование восходит к их синтезу, к выявлению противоречия, которое разрешается переходом к анализу новой категории. «До сих пор, — пишет К. Маркс, — товар рассматривался с двоякой точки зрения, как потребительная стоимость и как меновая стоимость, всякий раз односторонне. Однако товар как таковой представляет собой непосредственное единство потребительной стоимости и меновой стоимости»[9].

Таким образом, анализ каждой экономической категории есть конкретный анализ. Всесторонне и глубоко исследуя противоположности в явлениях товарно-капиталистического производства, Маркс идет дальше, анализируя сущность, внутреннее содержание, а также возможные формы существования и проявления этого содержания. Там же, где исследование посвящено форме, он не ограничивается этим, также идет дальше, вскрывает ее содержание, показывает, что скрывается за ней и т. д.

Научное познание явлений возможно лишь тогда, когда раскрывается их внутреннее содержание, когда за внешними формами проявления обнаруживается их основное содержание. Например, категории: «стоимость труда», «стоимость земли» и т. д. — мнимые выражения. Но Маркс показывает, что такие мнимые выражения возникают из капиталистических производственных отношений. Это — категории для форм проявления существенных отношений. Вещи в своем проявлении могут часто представляться в извращенном виде. Заработная плата, например, скрывает действительные отношения между рабочим и капиталистом. Но Маркс обнажает ее сущность, показывает, что оплачивается не труд, а стоимость рабочей силы, которая принимает превращенную форму заработной платы. «На этой форме проявления, скрывающей истинное отношение и создающей видимость отношения прямо противоположного, покоятся все правовые представления, как рабочего, так и капиталиста, все мистификации капиталистического способа производства, все порождаемые им иллюзии свободы, все апологетические увертки вульгарной политической экономии»[10].

Итак, конкретность анализа есть не что иное, как анализ тождества противоположностей, или анализ противоположностей в их тождестве, анализ тождества в различии, различия в тождестве, что означает сов падение теоретического противоречия со своим материальным аналогом, с объективным противоречием.

Сказанное подтверждается и современной революцией в естествознании. Если в двух словах охарактеризовать суть этой революции, то нужно сказать, что эта суть состоит в тождестве противоположностей, в синтезе, в интеграции научного знания. Мы не строим никаких иллюзий относительно процесса проникновения диалектики в научное познание и сознательного ее применения в научном исследовании. Это процесс продолжительный, сложный, противоречивый, чреватый поиском, даже всякими отклонениями, отступлениями и т. д.

По этому поводу Энгельс писал: хотя абстрактное тождество для обобщающего и теоретического естествознания совершенно недостаточно и хотя в общем и целом оно практически теперь устранено, но теоретически оно все еще властвует над умами, и большинство естествоиспытателей все еще воображает, что тождество и различие являются непримиримыми противоположностями, а не односторонними полюсами, которые представляют собой нечто истинное только в своем взаимодействии, во включении различия в тождество.[11] С тех пор положение, безусловно, изменилось. Современные научные теории характеризуются идеей изменчивости и взаимопревращаемости. Теория относительности была бы невозможной без осознания идеи внутренне необходимой связи пространственных и временных характеристик. Понятия «абсолютной длины» и «абсолютной продолжительности» уступили место релятивистским понятиям длины и продолжительности; в неклассической физике, теоретической химии, молекулярной биологии, геохимии и т. д. понятия выражают новые глубокие синтезы и взаимопереходы. Диалектика все глубже проникает в науку, все решительнее выступает как всеобщий метод движения человеческой мысли и действия. Не случайно поэтому, что за последнее время всюду возрос интерес к диалектике. Но верно и то, что, хотя диалектика разработана и сознательно применена в трудах ее классиков давно, частным наукам только теперь приходится шаг за шагом (и то с колебаниями, подчас даже стихийно) убеждаться на собственном опыте в истинности ее великих принципов, доказывать в специальной области то, что было давно открыто.

Говоря о необходимости для развития физики перехода от метафизического материализма к диалектическому, В. И. Ленин писал: «Этот шаг делает и сделает современная физика, но она идет к единственно верному методу и единственно верной философии естествознания не прямо, а зигзагами, не сознательно, а стихийно, не видя ясно своей «конечной цели», а приближаясь к ней ощупью, шатаясь, иногда даже задом. Современная физика лежит в родах. Она рожает диалектический материализм. Роды болезненные».[12]

Эти роды и сегодня болезненны! Тем не менее, сегодня можно сказать, что представители частных наук, в особенности физики (видимо, потому, что последняя ныне успешнее других наук развивается), в своей области все глубже и сознательнее руководствуются диалектикой.

Ныне физике приходится все чаще и чаще оперировать тождеством противоположностей, в то же время все чаще и чаще отказываться от прежних односторонних представлений. Она достигла такой глубины проникновения в объект, что пришла к необходимости синтеза в единое целое конечного и бесконечного, пространства и времени, прерывности и непрерывности, притяжения и отталкивания, отрицательного и положительного, симметрии и асимметрии, частицы и античастицы, корпускулы и волны и т. д.

Как известно, эти понятия, скажем, волны и частицы, были выработаны в физике вначале независимо друг от друга и отражали односторонние противоположности. Физики считали, что корпускулярными свойствами обладает только вещество, а волновыми — только поле. Характеристики волны: частота, длина, фазовая и групповая скорости, амплитуда, дифракция, распространение в бесконечность, непрерывность и т. д. и характеристики корпускулы: относительная устойчивость, дискретность, прерывность и т. д. — абсолютно взаимоисключающие противоположности.

Тем не менее дальнейшее исследование привело к пониманию одновременного наличия и волновых и корпускулярных свойств у одних и тех же объектов; частицы обладают теми характеристиками, которые считались присущими только полям, а поля обладают характеристиками частиц. Отмечая это обстоятельство, академик С. И. Вавилов писал, что жесткие антитезы старой физики — прерывное и непрерывное, корпускула и волны — вдруг предстали перед физиками в неоспоримом единстве. Вскрытое в итоге развития оптики «непреодолимое» противоречие волновых и корпускулярных свойств в световых явлениях есть новое выражение диалектики природы, реального единства противоположностей. Упрощенные механические представления классической физики о непрерывных волнах и прерывных частицах, якобы исключающих друг друга, в действительных явлениях природы уживаются одновременно. Это непривычное для нас противоречивое единство свидетельствует только о недостаточности и примитивности нашей механической картины.[13]

Однако это вовсе не означает, что в этом отношении все решено и физики полностью овладели диалектикой микрообъекта. Они под напором многочисленных фактов все более признают противоречивую природу физических объектов, все более приближаются к диалектике, но не без колебаний и отступлений от нее. Об этом писал С. И. Вавилов: «Физик постепенно подходит все ближе к постижению математических форм квантовой электродинамики, которые, наконец, соединят противоречивые, да и нет в едином диалектическом законе»[14]. Именно «постепенно подходит». Об этом же писал Л. де-Бройль: «Мне не кажется, что современная атомная физика в какой-либо степени дошла до понимания подлинной природы дуализма волны-частицы»[15].

Подтверждением того, что «физик постепенно подходит», но еще не дошел до понимания противоречивости микрообъекта является принцип дополнительности Н. Бора. Вопрос заключается отнюдь не в том, что ныне физики не признают единства корпускулярно-волновой природы микрообъекта, а в том, чтобы уметь выразить этот «дуализм» в определениях понятия. Ста рые понятия классической механики, опиравшиеся на формальную логику, не способны выразить его (на эту их ограниченность указывал Н. Бор), но в то же время физики, в том числе и Н. Бор, не дали новых понятий для выражения названного противоречия. Как пишет акад. В. А. Фок: «...все усилия Бора направлены к разъяснению ограниченности старых классических понятий, а не к разъяснению новых понятий, вводимых квантовой механикой»[16]. Возникшая апория в свою очередь породила разного рода колебания; появились авторы, одни из которых считали, что нужно отказаться от идеи корпускулы, а другие — от идеи волны.

Как бы ответом на эти отступления и явился принцип дополнительности, суть которого, говоря схематично, состоит в следующем: поскольку в отличие от классической физики в атомной физике при помощи одной экспериментальной установки оказывается невозможным одновременное воспроизведение и фиксация противоречивых свойств микрообъекта, а возможно при помощи двух взаимоисключающих классов экспериментальных установок: один для познания волновых свойств, другой — корпускулярных, то оба эти класса дополняют друг друга. «В квантовой физике, — пишет Н. Бор, — данные об атомных объектах, полученные при помощи разных экспериментальных установок, находятся в своеобразном дополнительном отношении друг к другу»[17]. Чтобы выразить в определениях понятия информацию о противоречивых свойствах микрообъекта, полученную разными экспериментальными установками, Бор предлагал использовать два взаимодополняющих друг друга класса классических понятий: один для выражения волновых свойств, другой — корпускулярных.

Такой способ фиксации и выражения противоречия микрообъекта, безусловно, является важным шагом вперед по пути постижения этого противоречия в логике понятий. Вместе с тем поскольку согласно принципу дополнительности одновременно объективно существующие противоположности микрообъекта — волновые и корпускулярные свойства — в одной экспериментальной установке не проявляются одновременно, то фиксируется и выражается не тождество противоположностей» а противоположности вне тождества как сосуществующие» как рядоположенные» безразличные друг к другу.

Принцип дополнительности сам по себе выявляет идею внутренней противоречивости элементарной частицы, в отличие от ее внешней, кажимой непротиворечивости. Сам Н. Бор считал, что дополнительный характер описания не является отрицанием объективного объяснения, наоборот, его целью является применение в атомной физике диалектического объяснения обстоятельств анализа и синтеза. Однако противоречивость отношения волны-корпускулы можно понять лишь на уровне высшего синтеза категориального отношения прерывного и непрерывного, возможного и действительного, сущности и существования. Когда противоречие рассматривается как отношение рядоположенных полюсов-противоположностей, без высшего синтеза, то неизбежно возникает необходимость в принципе дополнительности, который призван как панацея исцелить теорию от недомогания. Это затруднение порождает попытку примирения антиномий путем построения двух различных теорий одного и того же предмета — одна соответствует тезису, а другая — антитезису. Таковы теории «комплементаризма», «контекстуального анализа» (Крошей-Уильямс), «динамической логики противоречия» (Стефан Лупаско) и др.

Эти теории, отвергая синтез, вовсе не раскрывают противоречия, поскольку отношение полярности не может объяснить ни разрешения старого, ни возникновения нового противоречия в научных теориях. Поэтому принцип дополнительности не есть выражение противоречия микрообъекта; он не воспроизводит адекватно противоположностей в их тождестве, целого как оно есть в себе. Когда противоположности отражаются в разных отношениях, то отражается не действительное противоречие, а мнимое. «В разных отношениях» — означает нечто внешнее, безразличное, но отнюдь не внутреннее тождество.

Сложившаяся ситуация свидетельствует о том, что современная квантовая физика имеет громадные успехи, открыла противоречие микрообъекта, его корпускулярно- волновую природу, но не достигла еще теоретического воспроизведения этого противоречия в определениях понятия. Это объясняется самим объективным ходом развития самой физики. Законом развития науки является попытка выражать новые результаты с помощью старых, уже сложившихся понятий. Пока наука не выработала нового понятия, адекватно отражающего новый результат, она должна так или иначе пытаться выражать последний старыми понятиями. Иного пути развития науки нет. Выработать новое понятие до нового результата — это значит «давать науку до науки». Однако эта экстраполяция имеет тот недостаток, что новый результат фиксируется и выражается с помощью старых понятий односторонне, не полностью, не исчерпывающе, что приводит к значительным трудностям в понимании новых идей и даже к их отрицанию «Причина, по которой трудно охватить новую концепцию в любой области науки, — пишет американский физик А. Дайсон, — всегда одна и та же. Современные ученые пытаются представить себе эту новую концепцию в понятиях тех идей, которые существовали прежде. Сам открыватель страдает от этой трудности больше всех; он приходит к новой концепции в борьбе со старыми идеями, и старые идеи еще долго потом остаются языком, на котором он думает».[18]

Перед нами типичный случай. Чтобы выразить противоречие микрообъекта в логике понятий, нужно выработать соответствующее понятие, адекватно выражающее это противоречие. Можно сказать, что квантовая физика сегодня находится на пути к этому или в стадии выработки этого понятия. А пока последнего нет, она вынуждена оперировать старыми понятиями, как-то объяснять ими новые результаты. Это признает и сам автор принципа дополнительности: «Как бы далеко ни выходили явления за рамки классического физического объяснения, все опытные данные должны описываться при помощи классического понятия».[19] Но, во-первых, описание опытных данных не есть, конечно, научная теория. Развитие любой науки обеспечивается тем, что исследование восходит от «описания», от эмпирической стадии к теоретическому обобщению, синтетически выражающему сущность, тождество противоположностей. Во-вторых, «классические понятия», выработанные классической физикой на основе формальной логики, несмотря на их важность, ценность, актуальность и т. д. далеко недостаточны для адекватного выражения результатов квантовой физики. Их ограниченность рано или поздно будет снята и они будут резюмированы в новые понятия, адекватно выражающие новые результаты. В-третьих, неизбежно будет выработана новая терминология для выражения нового содержания, ибо «в науке каждая новая точка зрения влечет за собой революцию в ее технических терминах».[20]

Вместе с тем следует подчеркнуть, что вновь открытое, выработанное понятие, адекватно выражающее противоречие микрообъекта, должно быть преодолением его «дуализма». Знание микрообъекта, исходящее из того, что последний обладает, с одной стороны, корпускулярными свойствами, а с другой — волновыми недостаточно само по себе, ибо не есть адекватное отражение его объективной природы, не выражает его сущности, не указывает на то, какая противоположность господствующая, определяющая, ведущая, а какая подчиненная, снимающая себя в первой, являющаяся ее моментом.

Как сказано выше, «с одной стороны» и «с другой стороны» еще не есть диалектика, положение противоположностей не одинаково. Истинностью, действительностью обладает лишь одна сторона, другая же снимает себя в ней и для нее, являясь ее моментом. В данном случае, если наукой установлено, что волна обладает такими объективными характеристиками, как изменчивость, непрерывность, непрерывное распространение в бесконечность, а корпускула обладает такими объективными характеристиками, как дискретность, прерывность и т. д., то истинной, действительной противоположностью является волна, в то время как корпускула снимает себя в ней и для нее, являясь ее моментом, подобно тому, как в единстве движения и покоя истинной, действительной противоположностью является движение; в единстве бесконечного и конечного — бесконечное; в единстве изменчивости и устойчивости — изменчивость; в единстве непрерывности и прерывности —непрерывность и т. д. Правда, истинность, действительность господствующей противоположности достигается путем взаимопревращения противоположностей единства — в данном случае волны и корпускулы. Но ведь само это взаимопревращение ближайшим образом есть действительность восхождения, обогащения господствующей противоположности.

Следовательно, сущность каждого явления противоречива, но дуализма сущности не бывает, сущность микрообъекта противоречива, но в действительности нет его дуализма. Дуализм же возникает тогда, когда постигающее микрообъект мышление задерживается на уровне рассудка, не восходит к разуму, не снимает узости, ограниченности рассудка.

Так или иначе современная научно-техническая революция свидетельствует о том, что наука, как никогда ранее, в широких масштабах, все более интенсивно, все более уверенно и глубоко проникает во внутреннюю противоречивую природу своего объекта, доказывая на каждом шагу объективный характер противоречий и тот великий принцип науки, что «диалектика есть изучение противоречия в самой сущности предметов»[21].

Тем не менее, и сегодня существуют философские направления и направленьица, школы и школки, которые в той или иной форме отвергают действительные противоречия. В наше время, пожалуй, самым активным противником категории противоречия (а следовательно, диалектики) является неопозитивизм. Последний, выдвигая на первый план обыденное рассудочное мышление в качестве критерия научности, отвергает философские категории, в особенности категорию противоречия, лишь потому, что они «недоступны рассудку». Последний провозглашается верховным судьей всего познания, и только тем и занят, что принимает окончательное решение: что доступно рассудку — истинно, что недоступно — ложно. Существует много форм проявления этой крайней субъективизации противоречия. Их Credo: диалектика лишена смысла, диалектика-кунштюк, а противоречия — путаница, вздор. Проповедуя языковый фетишизм и крайний феноменализм, позитивизм игнорирует теоретическое мышление и мешает т а ким образом развитию науки. Так, современный английский философ Филипп Спрэтт утверждает: «Если признать, что в определенных случаях одна и та же предпосылка и истинна, и ложна, то вслед за этим следует простой и строгий вывод о том, что все предпосылки и их отрицания истинны», т. е. если мы признаем истинными какие-либо дна противоречивых суждения, мы вынуждены будем признать истинными все суждения, как бы они ни противоречили друг другу. А это есть не что иное, как языковая путаница». Спрэтт, как видим, не понимает того, что два противоречивых суждения будут «языковой путаницей» не всегда, а только тогда, когда не будут отражать реальных, «живых» противоречий.

Один из «столпов» современного прагматизма американский философ Сидней Хук считает, что «противоречивыми бывают предложения, суждения или утверждения, а не вещи или события», т. е. он отрицает объективный характер противоречий.

К этому по существу примыкает и онтологическая концепция противоречия, которая считает, что противоречия можно изучать также на уровне рассудка, не обращаясь к теоретическому, разумному мышлению. Однако противоречие как всеобщая форма действительности и источник ее развития может быть схвачено и выражено лишь теоретическим мышлением, диалектикой познания.

Категорию противоречия «штурмуют» и многочисленные разновидности пресловутой теории равновесия. Хотя эта ложная теория давным-давно опровергнута развитием науки и практики, тем не менее она проявляет себя и сегодня, к тому же в новом наряде. И это не случайно! «Живучесть» ее объясняется тем, что, отвергая противоречия, она выражает и проповедует всеобщую гармонию интересов антагонистических классов. Однако равновесие классовых сил лишь создает внешнюю видимость отсутствия противоречия, на деле оно не исключает противоречия. Концепция столкновения противоположностей как их балансирования и уравновешивания, концепция равновесия есть проявление немощи рассудка.

Одни сторонники этой теории стремятся замазать внутренние противоречия капитализма, объявляя их иллюзорными, а другие — признавая факт наличия противоречий капиталистического общества, но не видя выхода из классового антагонизма, носятся с идейкой о вечности классового антагонизма, т. е. о том, что противоположности вечно должны находиться в состоянии балансирования, сосуществования, что антагонизм противоборствующих социальных сил является вечным и т. д. Концепция балансирования и равновесия сил так или иначе, но в конце концов неизбежно приводит к идее первотолчка, перводвигателя, т. е. она в сущности есть мистика. Все эти антидиалектики по существу повторяют давно избитую песню: «Противоречия присущи лишь сознанию, в вещах нет противоречий».

Однако диалектика понятий, диалектика познания имеет объективное значение, поскольку его материальный источник — общественно-историческая практика сам есть диалектический процесс, и пытаться очищать действительность и отражающее ее мышление от противоречий — значит ликвидировать противоречия при помощи собственной фантазии. А «стремление устранить противоречия при помощи фантазирования есть вместе с тем подтверждение того, что в действительности имеются налицо те противоречия, которые, согласно благочестивому желанию, не должны существовать»[22].

Само по себе признание фактов объективных противоречий еще не выводит мышления за рамки рассудка. Как говорилось раньше, и движение, и «борьбу» противоположностей, и противоречие может признать и метафизик, в особенности современный, ибо эти вещи до такой степени бесспорны, очевидны, что не все отважатся отвергать их. Все дело в их интерпретации, в их понимании. Противоречие можно отвергать в разной форме. Скажем, можно признать его, но отвергать его исторический характер, отвергать его как процесс (а современная метафизика главным образом именно в такой форме отвергает противоречие). Следовательно, чрезвычайно важное значение приобретает вопрос о понимании противоречия.

Прежде всего, следует подчеркнуть, что противоречие в явлении существует с самого его начала. Нет такого момента в жизни явления, когда оно было бы свободно от противоречия. Мнение, что противоречие в явлении существует не всегда, а возникает на том или ином его этапе, в научном отношении несостоятельно.

Прав Гегель, когда утверждает, что наличное бытие страдает внутренним противоречием с самого начала, что нет абсолютно ничего, в чем мы не могли бы и не вынуждены были бы обнаружить противоречие, которое есть корень всякого движения и жизненности; лишь, поскольку нечто имеет в себе противоречие, оно движется, обладает импульсом и деятельностью. Иными словами, противоречие имеет место на протяжении всей истории явления. Оно возникает вместе с явлением, развивается вместе с ним и исчезает вместе с ним.

Конечно, на начальных ступенях развития предмета, где его противоречия находятся в скрытом, «дремлющем» состоянии, довольно трудно и не всегда возможно уловить, зафиксировать эти противоречия. Рассматривая эволюцию форм стоимости, Маркс в связи с этим указывает, что «в той самой степени, в какой развивается форма стоимости вообще, развивается и противоположность между двумя ее полюсами — относительной формой стоимости и эквивалентной формой. Уже первая форма... — содержит эту противоположность, но не фиксирует ее»[23].

Как бы противоположности ни были неразрывно связаны между собой, их нельзя метафизически отождествлять, они различные стороны единого процесса[24]. Именно потому, что они различны, они находятся в отношении друг к другу. «Уже самый факт, что это есть отношение, означает, что в нем есть две стороны, которые относятся друг к другу . Каждую из этих сторон мы рассматриваем отдельно; из этого вытекает характер их отношения друг к другу, их взаимодействие. При этом обнаруживаются противоречия, которые требуют разрешения»[25].

Выше мы показали, что ни тождество, ни различие противоположностей не бывает абсолютным. А из этого непреложно следует, что противоречие между противоположностями существует всегда, хотя степень его зрелости, его характер неодинаковы в разных условиях, оно специфично в каждом отдельном явлении. Но безусловно одно: немыслимо явление без противоречия между противоположностями, независимо от того, в какой стадии развития находится это явление. Возьмем такое явление, как способ производства. Капиталистические производственные отношения на первых порах соответствовали характеру производительных сил. Иначе не было бы никакой необходимости в смене феодализма капитализмом, не было бы бурного по сравнению с феодализмом развития производительных сил. Но и тогда между противоположностями капиталистического спос