НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования

«НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

«ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ»

Факультет коммуникации, медиа и дизайна

ЭССЕ ПО ТЕМЕ

«Использование гендерной повестки в качестве инструмента построения репутации мужчины в медиа-пространстве в контексте кризиса маскулинности»

по майнору Гендерные исследования

Москва 2020

«Когда вы начинаете бороться за контроль над властью
и сами становитесь властью, вам нужно держать в голове,
чем это вам аукнется»[1] Михаил Светов

Можно сказать, что в 2020 году феминизм находится на обочине общественных движений и воспринимается многими людьми как нечто бессмысленное (приверженцы такой позиции часто ссылаются на феминизм первой и второй волны, говоря, что женщины уже добились всех прав и сейчас борются за обладание привилегиями). Однако одни направления феминистской повестки можно назвать более социально-приемлемыми, чем другие. Одно из таких направлений – борьба с домашним насилием, которая стала особенно актуальна в России в последние годы. Проблема домашнего насилия, несомненно, входит в феминистскую повестку, учитывая гендерную окрашенность вопроса: по данным СПбГУ до 75% жертв домашнего насилия в России – женщины, а в супружеском насилии доля женщин еще выше – 91%[2]. В условиях пандемии ситуация ухудшилась – в марте 2020 года число звонков на всероссийский телефон доверия для женщин выросло на 24% по сравнению с февралем[3], что не удивительно, ведь в режиме карантина люди, страдающие от домашнего насилия, вынуждены непрерывно находиться в одном доме с абьюзерами. О повышении интереса к теме может говорить и внимание российской общественности к проекту закона о профилактике семейно-бытового насилия.

На изменения отношения к проблеме в России могут указывать как результаты исследования ВЦИОМ, по данным которого 90% россиян считают, что домашнее насилие недопустимо[4], так и общественный резонанс, вызванный кейсом Регины Тодоренко. На ведущую обрушился поток критики, после ее высказывания о данной проблеме. Тодоренко публично извинилась, сняла фильм о домашнем насилии «А что я сделала, чтобы помочь?», перевела центру «Насилию.нет» 2 миллиона рублей и отдала награду «Женщина года» Маргарите Грачевой, лишившейся рук по вине супруга. Тем не менее в сети все еще много людей, считающих, что все действия ведущей «неискренни» и «предприняты ради пиара». В случае кейса Тодоренко можно говорить о механизмах функционирования института репутации в России, имеющих гендерную дифференциацию. Несмотря на подобную реакцию общественности в сторону Регины, Марат Башаров (как и многие другие российские актеры и ведущие), признавшийся в совершении насильственных действий по отношению к своей жене[5], не получил подобного публичного осуждения и не лишился своих регалий, что указывает на разницу в репутационном статусе мужчин и женщин в России.

Рассматривая институт репутации как таковой, обычно обращаются к ситуациям, в которых репутация персоны страдает, в то время как мне хотелось бы проанализировать, какие преимущества может получить личность, присваивая «чужую», но общественно приемлемую повестку. Для этого я обращусь к недавнему кейсу Михаила Светова и его причастности к учреждению шелтера «Крепость». В этом эссе я попытаюсь ответить на такие вопросы: почему использование гендерной повестки в медиа среде более выгодно для мужчин, чем для женщин? Какие преимущества в подобной ситуации может получить мужчина в российской среде? Как трансформировались представления о маскулинности и каким образом в современном мире реализуются принципы гегемонной маскулинности? К каким негативным последствиям может привести апроприация феминистской повестки в сочетании с антифеминистским взглядами? Как с помощью определенных языковых приемов можно создавать позитивное представление о персоне у людей, не погруженных в обсуждаемый вопрос?

Данный кейс будет проанализирован с позиции гендерной социологии с опорой на структурно-конструктивистский подход, что позволит рассмотреть, как институционально закрепленные модели мужского поведения реализуются через действия определенного мужчины. В качестве метода исследования кейса выбран контент-анализ.

Перед обращением к основной части эссе следует обозначить список основных терминов, использованных в работе. Одно из главных понятий — гегемонная маскулинность — означает «конфигурацию гендерных практик, приписываемых мужчинам, обладающим наивысшим социальным престижем; социальный механизм, с помощью которого определенные категории мужчин занимают позиции власти и благополучия»[6]. Таким образом, в данном эссе понятие маскулинности как таковой рассматривается с позиции Рейвин Коннелл: не как отражение идентичности человека, но как маркер существующего социального порядка[7]. Понятие гегемонной маскулинности неоднократно критиковалось[8], в связи с чем следует уточнить, что в этой работе рассматривается западо-ориентированная модель гегемонной маскулинности, свойственная, на мой взгляд, европейским странам, в частности России. Под «кризисом маскулинности» подразумевается «кризис привычного гендерного порядка и традиционной маскулинной идеологии, которая перестала соответствовать изменившимся социально-экономическим условиям и создает социально-психологические трудности как для женщин, так и для самих мужчин»[9].

Из обозначенных выше определений можно сделать вывод, что кризис маскулинности приводит к смещению статуса гегемонной маскулинности и появлению новых типов маскулинности. Это действительно так, однако не стоит забывать, что эти новые типы маскулинности все еще сталкиваются с определенными барьерами: гегемония устоявшихся практик закреплена институционально, в связи с чем перемены в частной жизни мужчин еще не означают перемены на общесоциальном уровне. Таким образом, проявление новых типов маскулинности может вызывать широкий общественный резонанс в связи с акцентированием внимания на несоответствии новых ожиданий от мужчин и устоявшихся, институционально закрепленных воззрений на образ «настоящего мужчины». В связи с этим, проявление мужчиной эмпатии может восприниматься в положительном ключе, как вызов устоявшемуся общественному порядку, в то время как для женщины такие же действия остаются обязательным атрибутом поведения. Это связано с образом «идеальной» феминности, противопоставленной гегемонной маскулинности; здесь включаются два фактора: восприятие женщины как заботливой матери и позволение женщине проявлять свою слабость – воспроизводить «sissy stuff»[10]. Получается, что мужчина, обращающийся к гендерным вопросам, вызывает к себе гораздо больше (зачастую позитивно окрашенного) внимания, чем женщина, для которой такая повестка является «само-собой разумеющейся». Стоит оговориться, что подобную концепцию можно применить лишь к тем аспектам гендерной повестки, которые получили общественное признание и находятся на «нейтральной территории» (в данном эссе в качестве такого аспекта выступает проблема домашнего насилия).

Переходя к анализу обозначенного кейса, стоит объяснить, кто же находится в центре исследуемой ситуации. Михаил Светов – политик, член Либертарианской партии, общественный деятель, блогер, председатель движения «Гражданское общество», создатель хештега #RussianLivesMatter (калькирующего хештег движения BlackLivesMatter и стирающего расовую направленность борьбы); по убеждениям – либертарианец и антифеминист (критично настроен к феминисткам 3 волны). Михаил является организатором нескольких крупных митингов в России и считается одним из самых ярких оппозиционных лидеров наравне с Алексеем Навальным.

Можно ли сказать, что сейчас Михаилу необходимы громкие положительно-окрашенные инфоповоды? Однозначно да. Светова давно обвиняют в педофилии, и в последние месяцы скандал вокруг этой темы все сильнее набирает обороты. В конце 2019 года Михаил стал фигурантом дела о развратных действиях, поводом для которого был пост, опубликованный в инстаграм-аккаунте блогера в 2012 году. Сам Светов считает[11], что это дело было заведено по политическим мотивам, и такая версия действительно имеет место быть, однако стоит обратиться к самой сути ситуации. В начале двухтысячных Михаил встречался с Анастасией Стародубовской: ему тогда было около 27 лет, а девушке 15-16 (разным источникам Светов называл разный возраст). Несмотря на то, что к моменту отношений Анастасия могла достичь возраста согласия, такая разница между ней и ее партнером играет не на руку политику. Помимо прочего, Михаил был владельцем сайта, куда выкладывались посты с детской эротикой, что он сам никогда не отрицал[12]. Таким образом, в глазах общественности Светов предстает в качестве педофила, что может негативно сказать на его политической карьере. В подобной ситуации громкий инфоповод, связанный с актуальной социальной повесткой, может сместить внимание с этого аспекта жизни Михаила. Таким инфоповодом стало создание шелтера «Крепость», организованного Феминистической фракцией «Гражданского общества».

Что же это за фракция и в каких условиях появился шелтер? «Гражданское общество» (оно же «ГрОб») – некоммерческая общественная организация без единой политической направленности, созданная Михаилом Световым «с целью восстановления народного суверенитета и предотвращения узурпации власти»[13]. Требования организации: люстрация высших должностных лиц власти и силовых структур, федерализация России, отмена пенсионной реформы, проведение земельной реформы, отмена репрессивных статей и освобождение осужденных по ним, отмена права голоса на демократических выборах для чиновников. Иерархия внутри организации будет разобрана чуть дальше в эссе. Основная структурная единица «ГрОба» - фракция, которую может основать любой желающий. Цель организации – объединить «под своим крылом» людей с различными политическими взглядами, для борьбы с существующей государственной системой. Благодаря таким убеждениям, среди фракций «Гражданского общества» можно встретить, к примеру «Либертарианскую фракцию» (что неудивительно, ведь сам Светов – либертарианец), «Христианскую фракцию», «ЛГБТ фракцию», «Фракцию русских националистов», «Феминистическую фракцию» и другие. Иными словами, это сообщества людей с, зачастую, принципиально расходящимися взглядами на многие аспекты социального устройства.

Остановимся подробнее на «Феминистической фракции», т.к. именно ее участницами была создана «Крепость». Выбор термина «феминистическая» выглядит несколько странно, потому что, хоть это и используемое некоторыми феминистками слово, в российской медиа-среде у данного прилагательного закрепилась негативная коннотация – его обычно используют люди, желающие высмеять феминизм и принизить заслуги феминисток. Тем не менее, гораздо большее количество вопросов вызывает сам шелтер «Крепость» – центр, призванный «обеспечить убежище людям, страдающим от домашнего насилия или насилия, связанного с их идентичностью»[14]. Шелтер был создан по проекту Адды Альд (участницы ФемФракции), 12 мая проект начал свою деятельность. У феминисток, занимающихся волонтерской работой, и исследующих проблему домашнего насилия сразу возникло много вопросов к проекту. 15 мая активистка Дарья Серенко написала в Твиттере тред с вопросами к организации (приложение 1). На ее вопросы ответила Роза Позднякова – спикерка ФемФракции (приложение 2). Роза является либертарианкой, что, на мой взгляд, противоречит ее феминистской позиции, но данный аспект будет проанализирован позднее в контексте обсуждения Михаила Светова.

Претензии Дарьи Серенко не являлись необоснованными: на сайте «Крепости» практически не было никакой информации, в качестве контактов были указаны только Михаил Светов, Ярослав Конвей (заместитель председателя Гражданского общества – Светова –, либертарианец и антифеминист), упомянутые выше Роза Позднякова и Адда Альд. «Крепость» не только предоставляет убежище, но и оказывает психологическую и юридическую помощь, однако никаких персоналий психологов и юристов указано не было (на данный момент на сайте есть информация о сотрудничестве с «Правозащитой Открытки», про психологиню информация минимальна (приложение 3)). Шелтер перед началом работы не контактировал с существующими центрами помощи (такими как «Насилию.нет», «Китеж», «Анна» и т.д.; позднее они пытались связаться с «Насилию.нет», о чем заявляла Анна Ривина (приложение 4)). На сайте также нет никакой информации о подготовке волонтерок, сказано лишь, что они «ознакомлены с материалами ВОЗ» и «опираются на общепринятые стандарты работы с жертвами насилия» (приложение 5).

Приведенных фактов уже достаточно, чтобы сделать вывод о том, что шелтер «Крепость» не обладает должными экспертностью и квалификацией для работы с пострадавшими от домашнего насилия. Данная тема активно обсуждалась в Твиттере на протяжение следующих недель, в ходе которых были выявлены следующие детали: психологом в организации работал сексист, подписанный на сообщества, травящие женщин в целом и феминисток в частности (приложение 6); проект был придуман за 2 дня и создан за 17 дней (приложение 7); убежище «Крепости» – это хостел (приложение 8); уже после официального запуска проекта начался сбор пожертвований на оплату первого месяца работы шелтера (приложение 9), соответственно к моменту открытия «Крепость» не имела достаточной финансовой подушки безопасности. Можно было бы решить, что данный проект является просто некачественно организованной инициативой, которой необходимо набраться опыта и возобновить свою деятельность, однако в этот момент в дело вступает Михаил Светов.

Итак, какое же отношение Светов имеет к «Крепости»? Еще до начала запуска проекта Михаил начал продвигать его в своих социальных сетях (приложение 10). Хоть участницы ФемФракции и говорили, что Светов не имеет отношения к шелтеру (приложение 11), политик начал активно высказываться по поводу «Крепости» и отвечать на вопросы в Твиттере (приложение 12). Светов заявил, что шелтер был запущен на его личные деньги (приложение 13) и призвал всех совершать пожертвования «назло фемобкому» (приложение 14) – такими словами он отреагировал на претензии активисток к работе организации. В последующих дискуссиях Светов говорит, что не нужно обладать экспертностью в проблеме домашнего насилия для осуществления помощи женщинам (приложение 15), подобного мнения придерживается и Ярослав Конвей (приложение 16). И действительно, у человека, углубившегося в вопрос, может сложиться впечатление, что феминистки в Твиттере выступают против помощи пострадавшим (в то время как они выступают против некачественной помощи). Учитывая специфику восприятия феминизма в нашей стране (феминизм в целом трактуется негативно и отвергается на многих уровнях, в том числе государственном), можно понять, какое отношение формируется у пользователей Твиттера к российским феминисткам в контексте данной ситуации.

Здесь будет уместно обсудить, какие же плюсы данная ситуация принесла Михаилу Светову.

1. В своей политической деятельности Михаил часто позиционирует проекты, как сделанные «Световым и командой», и «Крепость» не стала исключением. Можно сказать, что транслируя информацию о «Крепости» на свою немаленькую (53 тысячи человек только в Твиттере) аудиторию, политик привлекает внимание к проекту и помогает большему количеству людей найти необходимую помощь, однако, участие в многочисленных спорах о шелтере, закрепляет представление о том, что Михаил Светов имеет непосредственное отношение к проекту и активно помогает его развитию, что положительно сказывается на репутации блогера.

2. Учитывая политический курс Михаила, шелтер также начинает ассоциироваться с либертарианством (ведь некоторые участницы ФемФракции и ее спикерка тоже либертарианки), что выгодно политику как одному из главных популяризаторов либертарианства в России.

3. «Крепость» активно преподносится Световым как уникальный проект, не имеющий аналогов. Эти заявления не только не являются правдой, но также вскрывают дополнительные промахи убежища: например, «Крепость» позиционируется как единственный шелтер, который может вызвать такси пострадавшей в течение 10 минут после звонка (приложение 17). Так могли бы поступить работницы любого кризисного центра, однако подобная реакция может поставить других пострадавших, находящихся в шелтере, под угрозу – абьюзеры часто преследуют своих жертв, и такая политика «Крепости» играет им на руку. В любом случае, такие заявления лишь подогревают интерес общественности к «Крепости», а значит и к личности Михаила Светова.

4. Ответы на поступающую критику со стороны феминисток тоже способствуют обращению внимания на личность Михаила.

5. Благодаря этой обоснованной критике Михаил может продвигать свои антифеминистские убеждения: он противопоставляет свои действия действиям феминисток, указывая на то, что последние не хотят помогать женщинам. Михаил, по своим собственным убеждениям, занимается делом, пока активистки просто критикуют его работу, что хорошо соотносится с высказываниями Светова о ненужности феминизма 3 Волны и необходимости деятельности феминисток только в странах с «серьезными» гендерными проблемами (например, в странах Ближнего Востока).

В итоге мы видим, что в данной ситуации Михаил Светов получает большое количество дивидендов, вписывается в популярную гендерную повестку и отвлекает внимание от дела о его педофилии. Подобное поведение политика расценивается как проявление эмпатии и поддержка «действительно важного» проекта не из сферы его интересов, благодаря чему можно было бы говорить о Михаиле как о примере нового типа маскулинности – небезразличной к проблемам других (что отвечает на запросы современного общества). Однако, несмотря на видимость отказа от старых патриархатных установок, Михаил Светов в своей деятельности продолжает воспроизводить паттерны гегемонной маскулинности.

Один из главных концептов гегемонной маскулинности, воспроизводимый Михаилом в своей деятельности, – это концепт власти, который реализуется как внутри «Гражданского общества», так и в отношении сторонних организаций. Вместо пожертвования в любую организацию, профессионально занимающуюся помощью людям, пострадавшим от домашнего насилия, политик создает свой собственный проект, не имея для этого никаких профильных знаний и компетенций. Светову необходимо позиционировать себя как сооснователя проекта, а не оставаться в тени в качестве простого жертвователя. Иными словами, вместо реальной помощи он создает собственную иерархию организаций, в которой «Крепость» должна подняться как можно выше для закрепления статуса Михаила в новой нише.

Здесь же стоит сказать о фиксации Светова на обладании материальными ресурсами. В эфире с Егором Жуковым он обвиняет феминисток в том, что они критикуют проект из-за нежелания делить данную сферу и соответственно ресурсы из нее[15]. В этом же эфире сам Егор Жуков замечает, что при наличии конкуренции «выигрывают люди, которые нуждаются в помощи»[16]. Подобные обвинения звучат странно, учитывая, что разговор ведется о работе НКО (некоммерческая организация) и сфере помощи пострадавшим, которая не предполагает никакой прибыли. Михаил переносит на волонтерскую деятельность свои представления о распределении капитала в обществе, что может говорить о его желании этим капиталом обладать. И это неудивительно, учитывая, что Светов – либертарианец. Именно на либертарианстве хотелось бы остановиться подробнее. Либертарианство – это политическое движение, стремящееся максимизировать свободу индивида через отказ от государственности. Основным агентом общественного устройства в либертарианской парадигме становится рынок, который функционирует как саморегулирующаяся система. Наличие массовой дискриминации определенных групп людей либертарианцы отрицают, однако поддерживают частную дискриминацию (возможность индивида лично дискриминировать кого угодно). В такой системе основной мотивацией людей становится погоня за капиталом, т.к. он поднимает тебя на верхушку системы. Либертарианцы считают, что в таких условиях каждый человек сможет получить то, что заслужил своими усилиями, однако такой подход полностью игнорирует факт изначального неравного положения людей. Либертарианство в целом видится мне как патриархатная система, в которой на вершине пирамиды окажется привилегированная группа людей – белые богатые цисгендерные мужчины. В связи с этим, мне кажется странным концепция либертарного феминизма, который, по сути, становится феминизмом белых богатых женщин и игнорирует все остальные категории людей. Таким образом, я рассматриваю либертарианские убеждения как воспроизводство патриархатной структуры в политическом сегменте.

Еще один важный аспект в деятельности Михаила Светова – это его положение в «Гражданском обществе». Светов является Председателем «ГрОба» и одним из двух членов Федерального совета организации (второй – упомянутый ранее Ярослав Конвей). Важно, что по уставу «Гражданского общества», «Председатель Движения сохраняет свою должность и место в Федеральном Совете до момента добровольного сложения полномочий»[17] (пункт 5.3.1), то есть Михаил Светов является несменным лидером созданной им организации. Помимо этого, «Член Федерального Совета не может быть членом фракции»[18] (пункт 5.9), то есть членами Совета не могут быть никто, кроме Светова и Конвея. В своей организации Михаил Светов обладает полной монополией на власть, и сместить его невозможно. Интересно видеть подобную структуру в организации человека, яростно критикующего современное политическое устройство в России. В Этическом кодексе организации мы видим такие пункты: 2.1 Защита интересов движения «В публичном поле член Движения обязан защищать интересы не только фракции, в которой он состоит, но и Движения в целом. Он не должен допускать со своей стороны дискредитации Движения или нанесения ему ущерба»[19] и 2.2 Запрет публичных конфликтов «Член Движения обязуется не вступать в публичные конфликты с фракциями Движения, а также с отдельными членами Движения. При этом конфликтные взаимоотношения непубличного характера не должны приобретать публичный характер»[20]. Иными словами, Михаил Светов имеет монополию не только на власть, но и на выражение мнения о действиях организации и высказываниях ее участников. Члены Феминистической фракции не могут публично возразить заявлениям Михаила о «Крепости», т.к. будут исключены из фракции. Мы видим, что Михаил Светов выстроил в своей организации очень четкую иерархию, в которой он находится на самом высоком месте и может безгранично распоряжаться своей властью. Такое положение вещей опять же очень напоминает патриархатную структуру общества.

Наконец, политик считает возможным разделение феминисток на «правильных» и «неправильных» («правильные» – не возражающие ему участницы Феминистической фракции и либертарианки, «неправильные» – все остальные, высказывающие свои комментарии относительно его работы). Он не считается с авторитетами, особенно если эти авторитеты – женщины. Нельзя не отметить и пост Михаила[21] в котором он винит либералов и феминисток в появлении такого персонажа, как основатель «Мужского государства» Владислав Поздняков.

Помимо всего вышеперечисленного, хотелось бы уделить внимание националистическим взглядам Михаила Светова и некоторых участниц ФемФракции, в том числе их спикерки Розы Поздняковой. Напомню, что Светов – создатель хештега #RussianLivesMatter, стирающего опыт расовой борьбы в США и проблему расизма в России. Шелтер «Крепость» помогает только людям с российским гражданством, т.к., по словам Розы (приложение 18) именно на российское общество направлена деятельность «ГрОба». Некоторые участницы Феминистической фракции считают, что «помогать иностранцам – это популизм» (приложение 19) и не считают мигрантов и мигранток членами российского общества. Таким образом, ФемФракцией и шелтером «Крепость» полностью игнорируются интерсекциональность и теория пересечений Кимберли Креншоу[22]. Мигрантки, находящиеся в более уязвимом положении, исключаются из повестки «Крепости», только вот Позднякова предлагает эту тему «не поднимать» (приложение 20). По деятельности Михаила Светова можно заменить, что он поддерживает подобную позицию и предлагает заниматься проблемами людей с российским гражданством, что, на мой взгляд, идет вразрез с его либертарианскими убеждениями и борьбой с государственностью.

Наносят ли подобные взгляды Михаила Светова вред женщинам? В ситуации с «Крепостью» можно выделить два важных фактора:

1. Непрофессиональная помощь организации с большой вероятностью навредит кому-то из подопечных шелтера.

2. Волонтерки проекта могут выгореть и разочароваться в активизме, видя, к чему привели их действия.

Помимо этого, поведение Михаила негативно сказывается на феминизме как движении:

1. Феминистки выставляются Световым как «зло», которое не хочет помогать женщинам, а думает только о кремлевских выплатах (которые по его же словам поступают активисткам). Учитывая нынешнее отношение к феминизму в России, это сильно бьет по репутации движения.

2. Когда «Крепость» своей «помощью» навредит кому-либо, виноватой окажется Феминистическая фракция.

3. Высказывания Светова дискредитируют волонтерское движение и создают неверное впечатление о волонтерской работе.

Интересно также обратить внимание на то, как именно Михаил Светов транслирует свои идеи в медиа-пространстве. Можно заметить, что в отличие от своих соратников, он более осторожен в высказываниях (Ярослав Конвей, к примеру, часто использует известный прием и смещает фокус дискуссии в русло критики действий оппонента, никак не связанных с обсуждаемым вопросом (приложение 21). Активные члены Либертарианской партии также часто саркастически переиначивают предъявляемые им претензии, делая из них свою локальную шутку; примеры не приводятся, т.к. подобное поведение в целом не характерно конкретно для Светова). Все же, Михаил часто использует одни и те же практики для придания своим словам определенной коннотации:

1. Говоря о действиях своих оппоненток, Светов использует негативно окрашенную лексику: вместо «критикуют» говорит «обесценивают» (приложение 22); опять же критика в адрес инициативы называется «спланированной кампанией ненависти» (приложение 23).

2. Политик использует языковую конструкцию «Я против (негативно воспринимаемое явление)», однако за такой фразой либо следует противопоставление («Я против насилия, НО за свободное приобретение оружия»), либо она изначально искажает факты, но благодаря использованию подобного выражения, акцент смещается с противоречия на его утвердительную позицию. К примеру, в (приложении 24) видно, как Михаил делает акцент на фразе «Я против ненависти», что изначально воспринимается позитивно, благодаря чему смещается фокус с противоречия в его словах (он говорит, что действия последователей Позднякова – это реакция на «ненависть феминисток к мужчинам», упуская первоначальное звено – угнетение женщин).

3. Светов повторяет, что он не против феминизма, и считает, что это необходимое для России движение (приложение 25), и благодаря таким твитам вкупе с поддержкой «Крепости» может сложиться впечатление, что Михаил – профеминист, однако в других своих высказываниях он критикует понятие патриархата (приложения 26 и 27) и говорит, что феминистки путают понятия «гендерного неравенства» и «гендерных различий»[23]. Иными словами, до конца непонятно, какой же именно феминизм поддерживает Михаил Светов (вероятно, никакой, кроме удобного ему).

Таким образом, из всего вышесказанного можно увидеть, что в современной России политики и общественные деятели могут использовать гендерную повестку в своих целях. Маскируясь под новые модели маскулинности, которые необходимы обществу в период кризиса маскулинности, эти люди продолжают транслировать принципы патриархатного устройства общества. Гегемонная маскулинность в таком проявлении пытается втиснуться в новые рамки, стараясь соответствовать новым запросам общественности, чтобы сохранить свое властное положение. Можно сказать, что новые условия жизни привели не только к появлению новой маскулинности, но и к мимикрии маскулинности старой, которая пользуется изменившимися социальными представлениями для укрепления своего положения. Однако, на мой взгляд, долго такая мимикрия продержаться не сможет, и, я надеюсь, в скором времени будут популяризованы действительно новые модели маскулинности, соответствующие изменениям, произошедшим в обществе.

12 3 4 5 Следующая ⇒