He preys on fear, anger, regret.

He preys on fear, anger, regret.

And if he gets in your mind...

you're doomed.

Светло-золотому морю нет конца - он стоит в середине поля, земля пахнет влагой, остается на серых носках кед и ветер, бросая волосы в лицо, касается ледяными губами щёк. Кожа на скулах розовеет, немеют кончики пальцев, а новый, резкий порыв толкает его в спину, забираясь под тонкую толстовку. Пшеница наклоняется к земле, - влево, вправо, - Джонатан же поднимает руку, доверительно раскрывая ладонь. Колосья мягко проходятся по коже, их скрипучий шёпот забирается в уши, обнимает за плечи новым вихрем.

Джонатан Крейн ничего не боится. Джонатан Крейн закрывает глаза, вдыхая полной грудью. Одиночество усыпляет его безмолвием, он может остановиться. Здесь ничего нет.

- Джонатан!

Крик режет небо хмурыми чернильными тучами. Что-то шуршит в зарослях. Вокруг пусто, но он слышит дробь шагов, как бьётся жёсткая подошва о почву и

открывает глаза.

Тяжёлая рука падает на плечо. Он смотрит вверх, но вместо разрывающегося от гроз серого неба видит лишь глаза отца да взъерошенные волосы, тронутые сединой.

Дом возвышается за его спиной угольным чучелом.

- Пора возвращаться. Необходимо завершить процедуру.

Новым слоем на кожу ложатся реактивы и сажа. Крейн нервно проводит по щеке, стирая копоть рукавом толстовки. На ткани ничего не остается. Он кивает в ответ, поднимаясь на ноги.

Джонатан Крейн ничего не боится. Но когда за отцом хлопает входная дверь, он замедляет шаг.

///