Лариса Колесникова. Маяковский Haute Couture

Конец формы

Лариса Колесникова. Маяковский "Haute Couture"

Филолог, заслуженный работник культуры РФ, автор книг о Маяковском. Более 40 лет проработала в Государственном музее В.В. Маяковского. Автор выставки «Маяковский “ от-кутюр”» в этом же музее.

Имидж любого известного человека складывается из многих составляющих. Это его квартира и интерьер, автомобиль и предметы личного пользования, вещи, которые повседневно окружают его в быту, круг чтения; и то, как человек проводит свой досуг, какую одежду он носит, и множество других факторов. Иногда вещи могут рассказать о человеке больше, чем он сам. Каждый живет в мире вещей, пользуется ими при жизни и оставляет после себя. Потом некоторые из них становятся памятью о человеке, а иногда — свидетельством материальной культуры целого поколения.

В 1920-е годы критики обвиняли В. Маяковского в том, что в те тяжелые для страны голодные годы он мог позволить себе ходить в модных добротных вещах, что, уезжая в командировки за границу, покупал себе дорогую обувь (которой у него никогда не было в юности).

Со стороны поэта это было продиктовано не желанием выделиться среди окружающих, а стремлением бороться за новый быт, за умение одеваться не переступая грани, когда в погоне за модой теряют чувство меры. Современники подчеркивали, что Владимир Маяковский никогда не надевал кричащих вещей. У него всегда было чувство меры, продиктованное безупречным вкусом. Он пропагандировал культуру одежды не только в своих стихах, но и с эстрады. Поэт желал видеть всех людей красивыми. Хотел, чтобы в человеке все было гармонично: и душа, и одежда, и мысли.

По воспоминаниям современников, у него был свой собственный стиль, над которым он работал и который совершенствовал всю свою жизнь.

Сегодня Государственный музей Владимира Владимировича Маяковского является обладателем уникальной коллекции мемориальных вещей поэта, насчитывающей более 2000 единиц хранения.

Маяковский рано познал нужду. После смерти отца семья Маяковских жила очень бедно, и у юного Владимира Маяковского, по воспоминаниям сестры, была одна рубашка, которую мать вечером стирала, а утром гладила. Во время учебы в Училище живописи, ваяния и зодчества у Маяковского было лишь нескольких потрепанных сатиновых блуз. В автобиографических очерках Владимира Владимировича есть следующая запись, относящаяся к этому периоду: «Костюмов у меня не было никогда. Были две блузы — гнуснейшего вида. Испытанный способ — украшаться галстуком. Нет денег. Взял у сестры кусок желтой ленты. Обвязался. Фурор. Значит, самое заметное и красивое в человеке — галстук». В этих словах горькая ирония и вместе с тем — суровая правда. С тех пор этому аксессуару юный Маяковский уделяет большое внимание. Импровизированные галстуки часто скрывали потертые места на сатиновых блузах, которые носил поэт.

Уже в юношеском возрасте чувствуется нетрадиционность мышления Маяковского и редкое умение за счет мелочей создать новый образ.

Юному поэту был присущ своеобразный эпатаж, стремление выделиться среди окружающей его толпы. Шел 1913 год. Должно было состояться одно из первых публичных выступлений В. Маяковского в Политехническом музее. Семья Маяковских жила бедно и, как вспоминал Василий Каменский, у Владимира Владимировича «не было даже пиджака». Решено было сшить ему желтую кофту для выступления. Во-первых, это было протестом против существующих правил появляться перед публикой во фраках и сюртуках, во-вторых, это был вызов, своего рода эпатирование буржуазной публики. В-третьих, дешево стоило, и желтый цвет был любимым цветом В. Маяковского.

Бенедикт Лившиц в своих воспоминаниях писал: «Решив, что наряд его примелькался, он потащил меня по мануфактурным магазинам, в которых изумительные приказчики вываливали нам на прилавок все самое яркое из лежавшего на полках. В. Маяковского ничего не удовлетворяло. После долгих поисков он набрел у Цинделя на черно-желтую полосатую ткань неизвестного назначения и на ней остановил свой выбор». Мать Маяковского после долгих уговоров сшила ему кофту. В своем автобиографическом очерке «Я сам» поэт писал о «желтой кофте»: «Очевидно, увеличишь галстук, увеличится фурор. А так как размеры галстуков ограничены, я пошел на хитрость: сделал галстуковую рубашку и рубашковый галстук. Впечатление неотразимое». Знаменитая желтая кофта стала впоследствии символом футуризма, а желтый цвет — цветом авангарда.

Маяковский усвоил одно правило: одежда — действенный участник его выступлений. И именно с костюма началась публичная известность футуристов. У них возник интерес к скандальному эффекту. Вместо цветка, как у денди, — в карманах пиджаков — морковки, редиски, ложки. Чтобы еще более оскорбить «общественный вкус», они разрисовывали лица. Что касается моды на раскраску лица, то в Советской России она пошла именно от футуристов.

Но Маяковский мог выглядеть и франтом. Он брал напрокат смокинг, цилиндр и трость из дешевого магазина на Сретенке. В разных ситуациях Маяковский радикально менял свой имидж, понимая, когда и как нужно одеваться в той или иной ситуации.

Актриса Ия Ильяшенко вспоминала: «Однажды позвонил мне по телефону и пригласил на поэтический вечер. Я долго не соглашаюсь: „Не хочу, если вы в желтой кофте!“ Но он ответил: „Я знаю, как надо заезжать за дамами“ — и повесил трубку. Вечером приходит совсем незнакомый — причесанный, в смокинге. Я не смогла скрыть удивления: „Володя, вы ли это?“, выходим на улицу, а у крыльца — рысак под сетью. Потом, уже в зале, мы шли по проходу к своим местам, а публика шептала: „Маяковский с Незнакомкой!“ Хорошо помню и прыжок Маяковского на сцену, когда объявили его выступление, и смех в зале… Я его тогда спрашивала: „Почему футуристы себя так ведут? Красками лица разрисовывают, и эта ваша морковка в петлице…“ А он отвечал: „Вы думаете легко читать стихи, когда тебя осмеивают? Так вот, это тренировка“»

Цветные одежды Маяковского теперь вновь выделяли его из толпы и, несомненно, приковывали внимание. Это делалось Владимиром Владимировичем сознательно: он понимал, что одежда играет большую роль в его публичных выступлениях. Как вспоминали современники, после футуристической поездки костюм Маяковского стал другим. Обратимся к воспоминаниям Иды Хвасс:

«До сих пор он был одет более чем скромно. Правда, и блуза и галстук были всегда чисты, и в кармане блузы был всегда пузырек с одеколоном. После поездки в Казань, кажется в 1913 году, где он читал доклад о футуризме и заработал порядочно денег, костюм Маяковского стал другим.

Как-то прихожу домой. Взволнованная горничная Настя, захлебываясь, рассказывает: — Что было! Приходил Владимир Владимирович в новом пальто, в блестящей высокой шляпе, в красном пиджаке, в перчатках кожаных, оставил вот это, сказал, что вечером опять придет. Я не поверила. Но вещественное доказательство — визитная карточка (!), длинный, прозрачный, изысканный картон с длинными желтыми буквами, заставил меня поверить словам Насти. Вечером является: новехонькое английское пальто с черным бархатным воротником. Розовый муаровый смокинг с черными атласными отворотами, жилет из плотного красного атласа с темно-красными бархатными цветами, цилиндр, лайковые перчатки, палка с дорогим набалдашником и всякие „предметы роскоши“ вроде портсигара, бумажника и прочего… Впечатление от нового туалета Маяковского было потрясающее. Цилиндр впервые появился в нашем доме. До сих пор я видела его на витринах и на сцене, а тут вдруг в нашей скромной передней, рядом с измятыми студенческими фуражками и потрепанными фетрами художников…

До 1922 года (до первой зарубежной командировки) Владимир Владимирович одевался довольно скромно. После Гражданской войны положение в стране было тяжелое. Царила разруха. Не хватало продуктов, было не до красивой одежды.

Но после первой поездки Владимира Маяковского за рубеж в 1922 году все меняется. Он сам работает над своим имиджем.

Новый имидж поэта поражает своей элегантностью и строгостью. Ничего лишнего. Поэт Александр Жаров вспоминал: «Владимир Маяковский никогда не выделялся кричащими вещами. Он ничего лишнего себе из-за границы не привозил. Привез палку, с которой ходил. Башмаки у него были мягкие на большой подошве без каблука, он ему был не нужен. Наоборот, мы с Иосифом Уткиным были пижонами, и когда мы попали за границу в 1928 году, то мы все-таки привезли какие-то вещи, которые возмущали окружающих, конечно, это была бестактность с нашей стороны. Мы привезли какие-то серебряные шарфы, галстуки, бросающиеся в глаза… У Маяковского этого не было»

В то тяжелое время после Гражданской войны легкая промышленность только начала развиваться.

Неудивительно, что даже поиск хороших мужских носков в лавках вызывал бесконечное раздражение поэта, одно из стихотворений так и называлось «Поиски носков». Уже в самом названии поставлена проблема, казалось бы, мелкая, будничная. С каким порой юмором и вместе с тем с каким чувством горечи описывает свои хождения по магазинам в поисках носков Владимир Владимирович:

В сердце

будто

заноза ввинчена.

Я разомлел,

обдряб

и раскис…

Выражаясь прозаично —

у меня

продрались

все носки.

Кому

хороший носок не лаком?

Нога

в хорошем

красива и броска.

И я

иду

по коммуновым лавкам

в поисках

потребного носка.

Одни носки

ядовиты и злы,

стрелки

посажены

косо,

и в ногу

сучки,

задоринки

и узлы

впиваются

из фельдекоса.

Вторые —

для таксы.

Фасон не хитрый:

растопыренные и коротенькие.

У носка

у этого

цвет

панихиды

по горячо любимой тетеньке.

Третьи

соперничают

с Волгой-рекой —

глубже

волжской воды.

По горло

влезешь

в носки-трико —

подвязывай их

под кадык…

До конца своей жизни поэт боролся с серостью «коммуновых лавок». Творческая энергия Владимира Маяковского была направлена на развитие всего нового, прогрессивного. Достаточно вспомнить рекламные плакаты поэта, посвященные магазину ГУМ:

Нет места

сомненью

и думе —

все для женщины

только в ГУМе

Однако становление советской легкой промышленности шло медленно. Отправляясь в зарубежные командировки, Владимир Владимирович старался обновить свой гардероб, покупая необходимые вещи.

Кинооператор А.Д. Головня вспоминал, что Маяковский был смелым и уверенным в себе человеком. Во внешнем облике Владимира Владимировича была изысканная манера держаться:

«Это был бальный вечер в Берлине. Его устраивал с одной стороны А.В. Луначарский и его жена актриса Розенель, а с другой стороны — директор Межрабпомфильма, кажется Шпильман. Он и привез костюмы, кажется и Маяковскому тоже. Без фрака и бабочки тогда на вечер не пускали. Помню, что я, Оцуп и Маяковский были во фраках. Это был бал кинозвезд. Что больше всего запомнилось? В. Маяковский был необыкновенно красив… Во-первых, когда входил Владимир Владимирович, все поворачивались на него посмотреть. Во-вторых, он выше других, он статнее других, он шире в плечах и смелей во взгляде. Это не робкий человек входил, это входил мужик. А мне по характеру нравились такие люди, и это же было выражено в его стихах, причем я ощущал уже лично, как почитатель стихов, и смелость, и мужественность, и вместе с тем и личность, и душевность этого человека, и в удивительно тактичном поведении его со всеми людьми»

Владимир Владимирович не любил накапливать вещи. В его гардеробе их было немного, но все были только добротные, качественные и красивые. Это касалось, в первую очередь, обуви, которую он быстро снашивал. У него был 46-й размер, а достать такую обувь в то время было не так просто. С детства у Маяковского была мечта о красивой удобной обуви. Как вспоминали родные, он часто забивал гвозди в ботинках, которые ранили ногу.

Я знаю —

гвоздь у меня в сапоге

кошмарней, чем фантазия у Гете!

Возможно, эти строки из поэмы «Облако в штанах» навеяны воспоминаниями детства. Вот почему, отправляясь в командировки, Маяковский покупал себе добротную обувь. Голландский журналист Нико Рост вспоминал, как Маяковский обрадовался их встрече в Берлине и попросил его пойти с ним в обувной магазин, чтобы подобрать себе ботинки:

«Он быстро подошел ко мне, сильно пожал мне руку, так что я непроизвольно попытался поскорее высвободиться, и очень энергично сказал по-немецки: „Schuhen — kaufen” („Ботинки — покупать“). Мы зашли в один из больших обувных магазинов, и я перевел продавцу желание поэта. Принесли десяток пар разнообразных туфель, но взгляд его не задержался ни на одной из них до тех пор, пока ему не показали пару невысоких темных спортивных ботинок на толстой двойной подошве. „Самые дорогие, — сказал продавец, — лучшее из того, что мы получили”. Он заметил, как придирчиво и внимательно Маяковский выбирал обувь — в этом не было ничего нарочитого или высокомерного, он неизменно оставался добродушен и любезен. Выбрав темные спортивные ботинки на толстой подошве, он сразу же надел их и, когда мы вышли из магазина, сказал, показывая на свои прекрасные новые туфли: „Большие, дорогие и крепкие, как сама Россия”. Тогда я инстинктивно понял, но до конца осознал значительно позже, что этот поэт любил Россию и свой народ больше всего на свете, что он всю свою жизнь писал, творил и боролся за то, чтобы все 150 миллионов имели такие ботинки, большие, хорошие и крепкие, как его Советская Россия»

Находясь в Париже, Маяковский купил себе туфли фирмы «Вестон», которые называл «вечной вещью». Чтобы туфли не так быстро снашивались, он набивал на каблуки и носки металлические подковки. В одном из стихотворений он написал:

Асфальт — стекло.

Иду и звеню.

Леса и травинки —

сбриты…

Владимир Маяковский, будучи публичным человеком, считал своим долгом не только в стихах, но и с эстрады пропагандировать культуру одежды, сам показывая пример хорошего вкуса и элегантности.

Один из старейших ленинградских литераторов, Илья Березарк, вспоминает:

«В те времена забота о своей внешности считалась явным признаком буржуазности. Многие одевались нарочито небрежно — я, мол, не какой-то нэпманский щеголь. Ох, и досталось мне, когда я явился в гостиницу к Маяковскому в „затрапезном“ виде.

· Это что у вас — патент на пролетарское происхождение, — издевался он.

· Вот вы, журналист, встречаетесь с разными людьми, что могут подумать не только о вас, о всей советской прессе?

Я пытался возражать. Ведь сам Маяковский выступал против „красоты”.

· Кто вам это сказал? Или вы сами придумали? — спросил поэт.

Человек должен быть красивым внутренне и внешне, и замечать красоту вокруг.

Владимир Владимирович не любил малейшие погрешности не только в своем костюме, но и у окружающих его людей. Брюки Владимира Маяковского всегда были хорошо отутюжены. Домработница Аннушка, помогавшая по хозяйству в квартире в Гендриковом переулке, не умела гладить брюки, она носила их утюжить к портному, жившему недалеко.

Обувь должна была быть начищена до зеркального блеска. Выходя из своей квартиры в Гендриковом переулке, Владимир Маяковский всегда останавливался у одного и того же чистильщика обуви на углу.

Владимир Маяковский любил, чтобы костюм на нем сидел безупречно. Современники подчеркивали, что у него было врожденное чувство вкуса. Когда у него бывали деньги, он шел к самому лучшему портному и одевался с таким уверенным вкусом, как будто привык к этому с самого детства.

У В. Маяковского всегда было много рубашек, которые он часто менял. В мемориальном фонде музея до сих пор хранятся как будто вчера накрахмаленные пристегивающиеся воротнички и манжеты к белым рубашкам, воротнички разного покроя: для галстука-бабочки с загибающимися острыми уголками, обычной формы и с закругленными уголками для галстука-самовяза.

Таким запомнился поэт современникам. Для своего времени Маяковский не был, как сейчас говорят, «иконой стиля», не был законодателем мод, но любил хорошие, качественные вещи: хорошо сшитый костюм, накрахмаленные белоснежные рубашки, красивую удобную обувь. К сожалению, в то время в нашей стране о модных хороших вещах можно было только мечтать.

Как отмечали друзья, все вещи Владимира Маяковского, начиная с костюма и кончая паркеровской ручкой и бумагой для писем, были красивыми и добротными. Все это говорит о безупречном вкусе Маяковского.

Рассматривая вещи, принадлежавшие поэту, мы глубже понимаем и представляем образ не хрестоматийного поэта Маяковского, а Маяковского — Человека.

Обожаемый мной Маяковский.

Помню, как в школе его ненавидела, ведь проходили поэмы "В. И. Ленин", "Хорошо!" И вдруг мне попалось в руки репринтное издание со стихами "Послушайте!", "Лиличке", "Кофта фата", "Облако в штанах", и я поняла, что есть другой Маяковский. Потом прочла чудесную книгу "Тема этой книге - любовь" (Воспоминания современниц о Маяковском), и вдруг вырисовался передо мной не "агитатор, горлан, главарь", а необыкновенно одинокий и непонятый человек, махина, любящая и читающая стихи так, "что земля поднималась, чтобы его слышать".

В юности, лет в 16-17, нам созвучен Есенин - нашей любви. А лет в 25-30 мы любим, как Маяковский: страстно, сильно и всепобеждающе.

Что сделать, чтобы дети полюбили Маяковского?

Во-первых, полюбить самим. Рассказать о своей встрече с ним, о своих ощущениях. Во-вторых, дать послушать Маяковского в исполнении рок- и реп-групп, ребята сразу поймут, насколько Маяковский современен, он здорово ложится и на реп, и на рок. В-третьих, из биографии Маяковского отобрать не какие-то голые, сухие факты, а то, что интересно всем: взаимоотношения с друзьями, привычки, манера поведения, отношения с женщинами. Конечно, показать портреты, и тут же рассказать, какое впечатление он производил на окружающих.

А потом прочитать наизусть его стихи, лучше те, которые вы действительно любите, а не те, которые рекомендует программа. Я, например, читаю, "Кофту фата", "Лиличке", вступление к "Облаку в штанах".