|
|||
Явление 22Явление 22
Те же все и Чацкий. Наталья Дмитриевна
Вот он.
Графиня внучка
Шш!
Все
Шш!
(Пятятся от него в противную сторону.) Хлёстова
Ну, как с безумных глаз Затеет драться он, потребует к разделке!
Фамусов
О господи! помилуй грешных нас!
(Опасливо.)
Любезнейший! Ты не в своей тарелке. С дороги нужен сон. Дай пульс. Ты нездоров.
Чацкий
Да, мочи нет: мильон терзаний Груди́ от дружеских тисков, Ногам от шарканья, ушам от восклицаний, А пуще голове от всяких пустяков.
(Подходит к Софье.)
Душа здесь у меня каким‑то горем сжата, И в многолюдстве я потерян, сам не свой. Нет! недоволен я Москвой.
Хлёстова
Москва, вишь, виновата.
Фамусов
Подальше от него.
(Делает знак Софии.)
Гм, Софья! – Не глядит!
София (Чацкому)
Скажите, что вас так гневит?
Чацкий
В той комнате незначащая встреча: Французик из Бордо, надсаживая грудь, Собрал вокруг себя род веча И сказывал, как снаряжался в путь В Россию, к варварам, со страхом и слезами; Приехал – и нашел, что ласкам нет конца; Ни звука русского, ни русского лица Не встретил: будто бы в отечестве, с друзьями; Своя провинция. – Посмотришь, вечерком Он чувствует себя здесь маленьким царьком; Такой же толк у дам, такие же наряды… Он рад, но мы не рады. Умолк. И тут со всех сторон Тоска, и оханье, и стон. Ах! Франция! Нет в мире лучше края! – Решили две княжны, сестрицы, повторяя Урок, который им из детства натвержён. Куда деваться от княжон! – Я одаль воссылал желанья Смиренные, однако вслух, Чтоб истребил господь нечистый этот дух Пустого, рабского, слепого подражанья; Чтоб искру заронил он в ком‑нибудь с душой, Кто мог бы словом и примером Нас удержать, как крепкою вожжой, От жалкой тошноты по стороне чужой. Пускай меня отъявят старовером, Но хуже для меня наш Север во сто крат С тех пор, как отдал всё в обмен на новый лад – И нравы, и язык, и старину святую, И величавую одежду на другую По шутовскому образцу: Хвост сзади, спереди какой‑то чудный выем, Рассудку вопреки, наперекор стихиям; Движенья связаны, и не краса лицу; Смешные, бритые, седые подбородки! Как платья, волосы, так и умы коротки!.. Ах! если рождены мы всё перенимать, Хоть у китайцев бы нам несколько занять Премудрого у них незнанья иноземцев. Воскреснем ли когда от чужевластья мод? Чтоб умный, бодрый наш народ Хотя по языку нас не считал за немцев. «Как европейское поставить в параллель С национальным? – странно что‑то! Ну как перевести мадам и мадмуазель? Ужли сударыня!!» – забормотал мне кто‑то… Вообразите, тут у всех На мой же счет поднялся смех. «Сударыня! Ха! ха! ха! ха! прекрасно! Сударыня! Ха! ха! ха! ха! ужасно!!» – Я, рассердясь и жизнь кляня, Готовил им ответ громовый; Но все оставили меня. – Вот случай вам со мною, он не новый; Москва и Петербург – во всей России то, Что человек из города Бордо, Лишь рот открыл, имеет счастье Во всех княжон вселять участье; И в Петербурге и в Москве, Кто недруг выписных лиц, вычур, слов кудрявых, В чьей, по несчастью, голове Пять, шесть найдется мыслей здравых, И он осмелится их гласно объявлять, – Глядь…
(Оглядывается, все в вальсе кружатся с величайшим усердием. Старики разбрелись к карточным столам.) Конец III действия
|
|||
|