Рон Л Хаббард. Поле битвы — Земля. Аннотация. Поле битвы — Земля. Сага 3000 года

Рон Л Хаббард

Поле битвы — Земля

Аннотация

Место действия эпической саги известного американского писателя Рона Хаббарда — Земля 3000 года, давно порабощенная инопланетными захватчиками. Юноша — землянин Джони Тайлер вступает в единоборство со странными существами, пытаясь разгадать секрет могущества пришельцев и объединить уцелевшие горстки людей для последней отчаянной схватки за свободу.

Поле битвы — Земля

Сага 3000 года

ЧАСТЬ 1

— Люди, — громко произнес Терл, — очень опасные существа. Покрытые густой шерстью лапы братьев Чамко застыли над клавиатурой. До этого оба увлеченно играли в лазерную охоту. Братья приоткрыли ороговевшие веки и изумленно уставились янтарными зрачками на говорившего. Даже официантка, возившаяся с посудой, посмотрела на Терла с тревогой. Прозрачный купол зала отдыха Межгалактической Рудной Компании таинственно пропускал через себя легкие отсветы ночного неба. Луна тускло серебрила крестообразные переборки огромного помещения. Терл поднял глаза от книги, которую сжимал в своих когтистых лапах, и обвел взглядом присутствовавших. По их испуганному виду он понял, какое впечатление произвели его слова. Это слегка развеселило его: какой‑никакой способ разбавить однообразие пребывания их на этой забытой богом планете. Десять лет службы в горнодобывающем лагере на краю Вселенной — большой срок. Слишком большой… Придав голосу внушительности и добавив в него рычащих ноток, Терл повторил свою мысль:

— Да, люди — это очень опасные существа. Чар сверкнул глазищами в его сторону:

— Интересно, что это за книга, в которой ты вычитал сие? Терл уловил иронию, но не стушевался. Кто такой, в конце концов, этот Чар? Так… мелкий служащий. Не чета ему, Терлу, — шефу секретной службы. — Это вовсе не из книги. Это мое собственное заключение. — Да? Что же тебя натолкнуло на него? — продолжал явно иронизировать Чар. — И что все же за книга у тебя в руках? Терл величественным жестом указал на обложку: «Сводный отчет геологической службы». Это был настоящий фолиант из материала, делавшего его почти невесомым, особенно на такой планете, как Земля, с ее смехотворно низкой гравитацией. Чар пренебрежительно хрюкнул:

— Если так было, то, думаю, лет двести‑триста назад, а может, и больше. Зачем тебе копаться в истории, если можно взять последний отчет службы — там ясно сказано, что мы уже тридцать пятые по счету отправители бокситов с этой планеты. Братья Чамко переглянулись и решили продолжить игру. Но как они ни вглядывались в экран, не могли сосредоточиться. Слова Терла накрепко засели в их головах. — Сегодня, — продолжал свое Терл, — я просматривал снимки с разведдрона. Зафиксировано более тридцати особей в долине рядом с тем пиком. При этом Терл махнул лапой в восточном направлении, в сторону горной гряды, освещаемой теперь Луной. — Ну и…? — Вот я и решил покопаться в книгах. В той долине должно быть много человекообразных, — для пущего эффекта Терл выдержал паузу. — Вообще на этой планете их тысячи, а возможно, и больше. — Послушай, нельзя же верить всему, что где написано, — попытался возразить Чар. — Вот во время моей службы на Арктурусе… — Эта книга составлена на основе исследований Департамента по культуре и этнологии Межгалактической Рудной Компании, — не обращая внимания на слова Чара, раздраженно пояснил Терл. Младший Чамко удивленно пошуршал глазницами:

— А я и не знал, что существует такой Департамент… В свою очередь презрительно засопел и Чар: — Да его расформировали больше века назад. И все из‑за того, что бесполезно прожирал деньги. Поболтали об экологии и заглохли, как водится… — Он резко подался всем телом к Терлу. — Ты никак задумал незапланированные сокращения? Задницу хочешь прикрыть? За мой счет списать затраты на дыхательный газ? Запомни, от меня ты не получишь ни одного рабочего! — Успокойся, умерь свой пыл, — примирительно начал Терл. — Я только хотел сказать, что… — Знаю, что ты хотел сказать! Ты не зря занимаешь свою должность: ты умен! Верно — умен. Не развит, нет, а просто умен. Наверное, задумал поохотиться за казенный счет?! Конечно, кто же из психлосов с их правосторонней черепной костью откажется?! Младший Чамко оживился:

— Признаться, я порядком устал от этих пух‑пух‑пух и та‑та‑та! Поохотиться было бы неплохо. Я не думаю, что кто‑нибудь… Чар обернулся к нему, словно танк, нацеливающий пушку:

— Неплохо бы поохотиться? На этих? Да ты хоть раз их видел? — Он резко вскочил на ноги, от чего пол содрогнулся, и приложил лапу к поясу. — Они мне вот посюда! Совсем безволосые. Только на головах немного растительности. Все грязно‑белого цвета, как слизняки… И такие хлюпики, особенно когда запихиваешь в мешок. — Он с отвращением рыгнул и поднял кружку с кербано. — Слабаки — не смогут поднять вот эту кружку, не надорвав кишки. И… совершенно несъедобные. Он залпом опрокинул в себя кербано и передернул плечами. — А ты что, видел их? — удивленно полюбопытствовал младший Чамко. Чар плюхнулся на стул, так что содрогнулся купол, и протянул пустую кружку официантке. — Нет, живьем не видел. Только скелет в шахте. Но мне рассказывали… — Эту планету населяли тысячи таких существ! Тысячи! — твердил свое Терл, игнорируя выступление Чара. Чар хохотнул:

— Неудивительно, что все они передохли. Они ведь дышали этой кислородно‑азотной дрянью! Смертельно опасная смесь… — Кстати, вчера моя маска треснула, — вспомнил младший Чамко. — У меня искры из глаз посыпались и в мозгах помутилось, пока с ней справился. Действительно, ужасная смесь… Как я мечтаю поскорее вернуться домой, где можно разгуливать без всяких масок! У нас ведь гравитация нормальная — хоть оттолкнуться есть от чего. И потом у нас все такое красивое кругом, фиолетовое, не то что здесь — дрянь зеленая повсюду! Правильно отец говорил: «Не будешь хорошим психлосом, сгниешь в какой‑нибудь дыре». Прав был отец… Чар, не спуская глаз с Терла, спросил:

— Ты и в самом деле собираешься устроить охоту на людей? Терл сидел, уставившись в свое чтиво. Он заложил когтем то место, на котором остановился, захлопнул книгу и положил ее на колени. — Все‑таки ты заблуждаешься, — задумчиво произнес он. — В этих существах было что‑то такое… Здесь сказано, что задолго до нашего прихода у человекообразных существовали большие города на всех континентах. Были летающие машины, корабли. Они даже забрасывали всякую всячину в Космос. — Но откуда известно, что это они? Может, это какая‑нибудь другая раса? — сомневался Чар. — Или вообще одна из затерявшихся колоний психлосов? — Нет, исключено. Психлосы не могут дышать этим воздухом. Это были самые настоящие человекообразные. Кстати, тебе известно, что пишут историки о нашем приходе на эту планету? — Что же? — Однажды люди отправили в Космос что‑то вроде послания. Дали описание и координаты своей планеты, картинки с ее изображением и т. п. Послание это перехватила Психло. А что было потом, знаешь? — Хм… — неопределенно отозвался Чар. — Пробы и карточки были изготовлены из очень редкого металла, стоимость которого измерялась звонкой монетой. Компания заплатила правительству Психло шестнадцать триллионов галактических кредиток за разрешение на разработки. Единственной проблемой оказалась необходимость в больших запасах дыхательного газа. — Сказки все это! — не сдавался Чар. — На всех планетах придумывают похожие истории. — Он безобразно широко зевнул. — Все это если и было, то тысячи лет назад. Ты разве не замечал, что Департамент по межрасовым отношениям постоянно сочиняет подобные истории из далекого прошлого так, чтобы никто не смог поверить? — А я все же намерен отловить хоть одно существо, — признался Терл. — О, только не рассчитывай на моих подчиненных и оборудование, ясно? Терл оторвал свою громадную тушу от стула и, скрипя половицами, направился в спальное крыло. — У тебя просто мозги поехали, как у поганого дерьма, — прошипел ему вслед Чар. Братья Чамко вновь прилипли к экрану, сбивая одну мишень за другой. Чар посмотрел в пустой проем двери: знает же шеф секретной разведки, что ни один психлос не пойдет добровольно в те горы. Терл, видно, и впрямь свихнулся — там же полно урана. Но Терл, направлявшийся теперь к своей комнате, вовсе не считал себя сумасшедшим. Он сам дал старт слухам, так что уже никто не удивится, когда он начнет осуществлять свой гениальный план, который позволит ему добиться могущества, богатства и вырваться с этой отвратительной планеты. Человекообразное существо — вот что ему нужно! Сначала одно, потом он добудет и других. Он сделал лишь первый шаг, но как удачно! Засыпая, Терл упивался собственной сообразительностью.

День для похорон выдался удачным, только заниматься этим хлопотным делом, похоже, никто не собирался. Черные тучи, разрываемые острыми горными вершинами, мрачно надвигались с запада, щадя лишь небольшие лоскутки голубого неба. Джонни Гудбой Тайлер стоял рядом со своим конем на верхнем краю горного луга и удрученно созерцал полуразрушенную деревню. Ему предстояло достойно похоронить своего отца. Тот скончался не от красной сыпи — так что бояться не приходилось. Просто искрошились его старые, усталые кости. Джонни поднялся еще затемно и, с трудом подавив отчаяние, собрался отдать отцу последний долг. Он подозвал Быстроногого, своего самого лучшего коня, накинул на него уздечку из коровьих жил и долгим, изнурительным галопом пустился вниз по лугу, загоняя диких быков к опасной теснине. Потом он умело вышиб мозги самому крупному и жирному, а тетке Элен велел развести огонь и приготовить еду. Тетка, однако, оказалась не готовой к исполнению. Она сломала свой самый острый кремень и теперь не знала, как ей освежевать и разделать тушу. Джонни с укором смотрел на женщину. Он был заметно выше всех деревенских мужчин, крепкий, мускулистый, загорелый. Его пшеничные волосы ласково теребил ветер. Тетка уловила взгляд Джонни и довольно быстро отыскала другой кремень, правда, очень старый и тупой. Но уже скоро ее сгорбленную фигурку можно было увидеть в дыму коптильни. Сородичи могли бы быть и порасторопнее, думал Джонни. Он вспомнил последние большие похороны. Ему было пять лет, когда умер мэр Смит. Пели песни, читали проповеди… Угощение было богатое, танцевали при свете Луны. Мэра Смита положили в яму, забросали сухой землей, потом воткнули в могильный холм две скрещенные палки. С тех пор настоящих, торжественных похорон здесь не бывало. Последнее время умерших просто сбрасывали в темное ущелье за водопадом, и койоты тут же растаскивали их мощи. Но с его отцом так не поступят, решил Джонни. Старик заслуживает уважения. Молодой Тайлер развернулся и одним махом оседлал Быстроногого. Ударом грубых босых пяток он погнал коня вперед, к зданию суда. По дороге он видел сгнившие, развалившиеся хижины. С каждым годом разрушение становилось все заметнее. Уже давно, когда кому‑то требовалось бревно, в лес не ходили — выламывали из пустующей хижины. Быстроногий привычно скакал по узкой, густо заросшей травой дороге, осторожно минуя разбросанные повсюду обглоданные кости и прочий хлам. Услышав далекий вой волка в лощине, конь тревожно повел ухом. Это запах свежей крови и копченого мяса привлек хищников, вот они и спустились вниз. Джонни привычным движением подбросил на руке охотничью дубинку. Чуть позже он действительно увидел волка, крадущегося к крайней лачуге за свежими костями или за щенком, а то и за ребенком. Да, говорят, и такое теперь случается. Хищников в этих местах с каждым годом становится все больше, в то время как людей — все меньше и меньше… Если верить легендам, на этой равнине когда‑то жили тысячи. Джонни, правда, считал это преувеличением. Ну с чего бы им всем исчезнуть? Еды вдоволь. Кругом пасутся огромные стада коров, диких свиней, табуны лошадей. Чуть выше, в лесах, водились олени и козы. Даже плохой охотник легко добывал дичь. Попадались целые поля диких, но съедобных овощей. Стоило кому‑нибудь ими всерьез заняться — всего было бы сколько угодно. Значит, дело в чем‑то другом. Скажем, животные производят потомство без затруднений, а у людей не получается. Смерть уже давно одолела рождаемость. Младенцы же, если и появляются на свет, или одноглазые, или с одной рукой, или с одной ногой. И вообще вся жизнь местного населения, сколько Джонни себя помнил, проходила под страхом перед какими‑то чудовищами. Но, может быть, так обстоят дела только у них, в этой долине? Когда ему было семь лет, Джонни спросил у отца:

— Может, людям нельзя здесь жить? Отец устало посмотрел на него и ответил:

— Раньше люди жили и в других местах — так рассказывают легенды. Но потом там все умерли, а мы здесь все‑таки живы… Джонни не унимался:

— Вон там, в долине, полно животных. Почему бы и нам не перебраться туда? Джонни всегда подвергал сомнению слова старших, за что его даже прозвали умником. Он всегда стремился докопаться до дна. От него только и слышали — почему да почему? Он не верил даже тому, что говорили самые мудрые старики. Вот такой был Джонни Гудбой Тайлер. Отец не сердился, а терпеливо объяснял:

— Там мы не найдем бревен для постройки хижин. Ответ не удовлетворил мальчика, и тот продолжал досаждать:

— Я нашел бы из чего построить жилье! Отец склонился к нему и уже твердым голосом сказал:

— Ты хороший мальчик, Джонни. Мы с мамой очень тебя любим. Но ты должен запомнить: никто никогда не сможет построить такое жилище, что устояло бы против чудовищ! Чудовища, чудовища… Он только и слышал о них! Но ни разу не видел. Он вспомнил серьезный взгляд отца, и… Джонни чуть не упал, когда конь встал на дыбы. Стая огромных крыс выскочила из горных развалин, и одна вцепилась животному в переднюю ногу. «Нашел время мечтать», — ругнул себя Джонни. Он прогнал крысу, успокоил коня и пустил его галопом.

Скоро Джонни был уже в здании суда. Это была единственная постройка с каменным фундаментом и каменным полом. Поговаривали, что ей уже более тысячи лет. Джонни, как всегда, сомневался. Но вид у постройки в самом деле был настолько древний… Крыша, уже, десятая или двадцатая по счету, провисала, как спина тяжело навьюченной лошади. Здесь, пожалуй, не было ни одной балки, которую насквозь не источили бы черви. Окна чернели, как глазницы черепа. Каменная дорожка истерлась от ног бесчисленных поколений местных жителей, приходивших сюда на совет или же — в старые, добрые времена, когда еще поддерживался порядок, — для наказания. За свою не столь долгую жизнь Джонни не видел, чтобы люди собирались по какому‑либо поводу всей деревней. Теперь они все были здесь. — Пастор Стаффор там, — сказала, выйдя из толпы, Крисси и указала на дверь. Это была очень хрупкая, стройная восемнадцатилетняя девушка с большими темными глазами и шелковистыми пшеничного цвета волосами. Она так обмотала себя оленьей шкурой, что обрисовались ее высокая грудь и стройные ноги. Ее младшая сестренка, Патти, миниатюрная копия Крисси, была здесь же. Она удивленно распахнула глаза и спросила шепотом:

— Джонни, у нас и вправду будут настоящие похороны? Не ответив, Джонни гибко соскользнул с коня и передал Патти поводья. Малышка тотчас отпустила руку Крисси и ухватилась за упряжь. В семь лет она осталась без родителей и практически не знала дома, солнце для нее светило только тогда, когда Джонни поручал ей что‑нибудь важное, взрослое. — Мы будем есть мясо, выкапывать могилу и… все как положено? Правда, Джонни? Джонни не заметил протянутой к нему руки Крисси и направился к двери. Пастор Стаффор лежал, растянувшись на охапке грязной травы. Рот распахнут в храпе, кругом вьются мухи. Джонни шевельнул его ногой. Да, что и говорить, пастор знавал лучшие времена. Когда‑то он был толстым, пышущим здоровьем мужчиной. Но это было еще до того, как он начал жевать дикий чеснок для укрепления десен. Теперь это был высокий старик, почти беззубый от цинги. У изголовья его убогого ложа валялось несколько пучков зелени. От следующего толчка Стаффор открыл гноящиеся глаза и протер их кулаками. Увидев молодого Тайлера, он успокоился и безразлично отвернулся. — Вставай же, — сказал Джонни. — Вот вы все, молодые, такие… — заворчал пастор. — Никакого уважения к старшим. Носитесь по лесам, грешите, лучшие куски мяса забираете… — Вставай! Пора заниматься похоронами. — Похоронами? — простонал Стаффор. — Какими похоронами? — С едой, церемонией и танцами. — Кто умер‑то? — Ты прекрасно знаешь, кто умер. Ты присутствовал при кончине. — Ах, да… Твой отец. Хороший человек. Что и говорить, хороший. Наверное, именно он был твоим отцом… Кожаная рубашка на плечах юноши едва не трещала по швам. Увесистая дубинка, что висела на поясе, могла в любую минуту лечь на широкую ладонь… Лицо Джонни выражало угрозу. Пастор Стаффор резко сел. — Ты, наверное, неправильно меня понял, Джонни. В последнее время у меня в голове все перемешалось. У твоей матери было ведь три мужа. Умерли один за другим. Церемоний‑то тогда не было… — Тебе лучше поскорее встать и пойти, — холодно посоветовал Джонни. Стаффор облокотился на ветхую скамью и начал натягивать рубахи из оленьей кожи, которую носил уже очень давно, подпоясывая измочаленной травяной бечевкой. — Не та уже у меня память, Джонни. Э‑эх! И легенды все, и как церемонии проводить, и как благословлять. Бывало, даже все семейные раздоры помнил. Так‑то… — Когда солнце будет в зените, — сказал Джонни, — ты соберешь всю деревню на старом кладбище и… — Но кто будет копать могилу? Для настоящих похорон нужна могила, ты забыл? — Могилу выкопаю я сам, — бросил Тайлер. Стаффор поднял с пола пучок, напихал в рот зелени и принялся жевать. — Это хорошо, что ты снял с других заботу о могиле. Ты еще говорил о мясе… Этим кто займется? Его ведь приготовить нужно. — С этим я уже разобрался. Стаффор кивнул, но тут вспомнил еще:

— А кто народ будет собирать? — Я попрошу Патти. Стаффор смерил юношу укоризненным взглядом:

— Я бы еще мог поспать. С этими словами он откинулся на свою лежанку. Джонни повернулся и вышел из этой развалины.

Джонни Гудбой сидел, обхватив колени руками, и задумчиво глядел на догоравшие угольки. Рядом с ним на животе лежала Крисси и лениво щелкала семечки из большого подсолнуха. Задумчивая, но не слишком печальная. Прежде она никогда не видела Джонни плачущим, даже в детстве. Она знала, конечно, как он любил отца… Но Джонни всегда был таким мужественным, сдержанным, даже холодным. Неужели под этим спокойным выражением лица теплится нежное чувство и к ней? Про себя она все знала, давно уже поняла, что в ее жизни значит этот парень. Без него ее жизнь превратится не просто в безрадостную, а станет невыносимой. Может быть, Джонни позаботится о ней? Эти его слезы что‑нибудь да значат… У Патти таких проблем не было. Она не только объелась мясом, но и дикой земляники налопалась сверх всякой меры. Ягоды лежали большой кучей. Девочка от души резвилась с другими ребятишками и плясала до одури. Потом подкрепилась еще немного. А теперь вот крепко спала. Джонни все корил себя. Надо было еще раз поговорить с отцом, уже став взрослым, втолковать старику, что с их деревней действительно что‑то не так. Не все же места такие — он убежден. Почему свиньи, лошади и коровы производят потомство, почему с каждым годом все больше и больше койотов, пум и птиц там, выше по склону, а людей все меньше и меньше? Сородичи остались довольны похоронами, особенно тем, что основную работу в связи с этим взял на себя Джонни. Самому же Джонни было одиноко и безрадостно. Все собрались на холме, когда солнце стояло в зените. Старики говорили, что в очень давние времена там было кладбище. Следы его со временем стерлись. Когда Джонни, раздевшись до пояса, копал яму, наткнулся на останки древнего захоронения с костями, похожими на человеческие. И вот все склонились над ямой, а Патти помчалась будить пастора Стаффора. Всего собралось двадцать пять человек. Остальные не пришли, сославшись на усталость и болезни, но не забыв при этом попросить, чтобы им принесли угощение. Могилу Джонни выкопал так, чтобы положить тело горизонтально, но подошедший пастор стал втолковывать, что хоронить у них всегда было принято стоя, чтобы хватило места на кладбище для всех покойников. Когда же Тайлер возразил, что места кругом достаточно и нет нужды тесниться, Стаффор буквально набросился на него:

— Ты слишком умничаешь, парень! Тебе и Совет не указ! То ты отправишься на Великий Пик и потеряешься, то заберешься в какую‑нибудь пещеру, куда людям и подходить грешно… Ты слишком большой умник! Всем давно известно, что могилы должны быть вертикальными. Это мое последнее слово! Но отца Джонни похоронил все‑таки лежа, и никто из собравшихся не посмел исправить ошибку парня: копать тяжело и солнце уже в самом зените — жарко… После всего Джонни не стал даже и заикаться о том, что хотел было сделать еще утром. Он представил, какой поднялся бы шум! Сначала он вообще решил для себя похоронить отца в пещере древних богов, над темным каньоном в диком ущелье, что на склоне самого высокого пика. Двенадцатилетним мальчишкой он как‑то забрался туда, намереваясь поймать себе второго пони. Тропинка наверх показалась ему загадочной и манящей. Джонни проехал несколько миль, пока не уперся в огромную дверь. Таких дверей, как он потом разглядел, здесь было несколько. Все сделаны из проржавевшего металла. Ни сверху, ни с обрыва каньона их не было видно. Размеры поразили мальчика, а уходили двери все вверх и вверх. Джонни слез с пони, вскарабкался на огромный валун и огляделся. Послонялся немного вокруг и снова огляделся. Потом, набравшись смелости, подошел к двери вплотную. Навалился всем телом, но открыть не смог. Тогда он отыскал палку, подсунул под дверь и надавил. Дверь поддалась. Ржавая щеколда, сломавшись, упала рядом. Дверь оказалась очень тяжелой. Джонни втиснулся в щель и начал надавливать изо всех сил. Но его худенькое плечико не справилось с задачей. Тогда мальчик подобрал обломок палки и попытался им еще отодвинуть дверь. Тщетно. Вскоре ему это надоело, и Джонни решил оставить свою затею. Как вдруг раздался жуткий то ли скрежет, то ли стон, от которого волосы встали дыбом. Джонни бросился к пони и мигом вскочил на него. Отдышавшись, он несколько успокоился: может быть, это просто обвал в горах, а никакое не чудовище?!. Мальчик снова подошел к двери и попробовал еще раз, но опять раздался тяжкий, скрипучий стон. На сей раз Джонни догадался, что это всего лишь скрип ржавых петель, на которых висела дверь. Из‑за двери пахнуло ужасным смрадом, напугавшим исследователя не меньше, чем скрип‑стон. Узкая полоска света пробивалась внутрь склепа. Джонни разглядел ступени, ведущие вниз. Они очень хорошо сохранились, только… Вся лестница была усыпана скелетами! В какой‑то странной одежде. Меж костей были разбросаны блестящие предметы. Джонни не выдержал и выскочил наружу. Но на этот раз он заставил себя собраться с определенной целью: он непременно должен взять с собой доказательство, иначе ему никто не поверит. Не привыкший отступать, он заставил себя вернуться, робко протиснулся в дверь и, почти не дыша, подобрал блестящий предмет. На нем было изображение орла, державшего в когтях стрелы. Очень красивая пластинка… У мальчика буквально остановилось сердце, когда он случайно задел череп и тот на глазах превратился в груду пыли. А до этого Джонни показалось, что глазницы черепа с упреком уставились на него, осуждая за грабеж. Когда Джонни примчался в деревню, его пони был весь в мыле. Целых два дня мальчик молчал, думая, к кому бы подойти и посоветоваться. В то время еще был жив мэр Дункан. Джонни, усевшись рядом, терпеливо дожидался, когда этот крупный мужчина наестся оленины и перестанет рыгать. — В той большой могиле… — начал было Джонни. — Что? Какая могила? — ворчливо переспросил мэр. — Я про то место в темном каньоне, где хоронят людей… — Какое еще место?! Джонни вытащил из кармана свою находку и показал Дункану. Тот повертел головой и так, и эдак. А пастор Стаффор, который тогда был еще шустрым, как коршун, набросился на таинственный блестящий предмет и выхватил его из рук Дункана. Последовавшая за этим проповедь была не из приятных. Стаффор долго и нудно говорил о маленьких мальчиках, которые забираются в запрещенные места и заставляют взрослых волноваться, не слушают Собрание, не изучают старинные легенды и постоянно умничают. Мэр же, явно заинтересовавшись диковинкой, попросил пастора рассказать подходящую к данному случаю легенду. — Это могила древних богов, — начал тот свой рассказ. — На памяти живущих ныне туда никто не смел заходить, не считая непослушных мальчишек. Об этой могиле рассказывал еще мой дед, а прожил он немало. Туда любят приходить боги и хоронят там только великих людей. Когда над Великим Пиком вспыхивает зарево, это означает, что боги пришли хоронить великого человека подальше от воды. Когда‑то давным‑давно в большой деревне, в сотню раз больше нашей, жили тысячи людей. Эта Великая Деревня располагается к востоку. Говорят, сохранились даже ее развалины. Местность там совсем ровная, только несколько невысоких холмов. И когда умирали люди в Великой Деревне, боги забирали их и относили в пещеру. — Пастор помахал пластинкой. — А вот это украшение боги клали покойным на лоб. Вот что это такое! По древним законам, никто не смеет тревожить покой умерших. От этого места нужно держаться подальше. Особенно маленьким мальчикам. С этими словами он положил блестящую вещицу в карман, и с тех пор Джонни ни разу ее не видел. В конце концов, пастор был святым человеком и знал, что делает. Но несмотря на это, Джонни считал, что отец должен быть похоронен в могиле великих людей. Юный Тайлер никогда больше не посещал загадочное место, но всякий раз, когда над Великим Пиком занималось зарево, он вспоминал о своем открытии. Да, Джонни очень хотелось похоронить своего отца в могиле богов. — Тебя что‑то тревожит? — спросила, подойдя тихо, Крисси. Джонни взглянул на девушку, задумчивость его растаяла. Угасающий костер золотил волосы Крисси, отблески пламени отражались в ее прекрасных темных глазах. — Я виноват, — признался Джонни. Крисси улыбнулась и покачала головой: нет, Джонни ни в чем не виноват. — Виноват, виноват, — горько продолжал он. — С нашей деревней что‑то неладно. Взять кости моего отца… За последний год они просто раскрошились, как те скелеты в могиле богов. — В какой могиле? — удивленно переспросила девушка. Джонни решил болтать глупости — пусть, с ней можно. Хоть так поговорят… — Я должен был похоронить его там. Он был великим человеком. Многому научил меня: как плести веревки из травы, как устраивать засады на пуму и убивать ее в прыжке, ведь она не может в воздухе развернуться, ты же знаешь! Как изготавливать из шкур прочные ремни… — Нет, Джонни, ты ни в чем не виноват. — И похороны были скверные. — А я других никогда не видела. — Плохие были похороны. Стаффор не выдержал церемонии. — Но ведь он много говорил. Я‑то сама не слышала, помогала собирать землянику, но мне рассказывали. Он что‑нибудь плохое сказал? — Нет, только все равно неправильно. — А что он говорил, Джонни? — Да ты же прекрасно знаешь: твердит одну и ту же чушь, как боги разгневались на людей. Все знают эту легенду. Я и сам могу рассказать не хуже. Джонни недовольно фыркнул. — Расскажи мне, а? Крисси приготовилась слушать с таким интересом, что ему некуда было деваться. — … И вот наступил день, когда бог разгневался на людей за их праздность и прелюбодеяния. И пригнал он чудовищную тучу, и начал метать молнии. Божий гнев отнял жизни у многих и многих. И обрушил на Землю бедствия, и наслал мор, чтобы поразить нечестивых. И когда сделал он это, остались на Земле только честные праведники, чада господни. Но даже этих уцелевших бог решил испытать. И наслал на них чудовищ, и загнали те чудовища людей в горы и стали охотиться на них. Людей становилось все меньше и меньше, пока не истребили те чудовища всех нечестивых. И остались на Земле только святые праведники. Хвала тебе, господи! — О, Джонни, как ты хорошо рассказываешь! Он помолчал, потом вновь заговорил мрачно:

— Моя вина… Я должен был убедить отца. С нашей деревней что‑то не так. Если бы он послушал меня и мы ушли бы в другое место, он остался бы жить. Я знаю, я чувствую это! — Куда, в какое другое место? — Там, внизу, огромная равнина. По ней верхом можно скакать неделю. И в легендах говорится, что там была Великая Деревня. — Джонни, там же чудовища! — Я никогда не видел их. — Но ты же видел зарево над горами, которое проплывает каждые несколько дней. — Ах, э‑это?! Солнце и Луна тоже появляются каждый день. И звезды… Даже падающие звезды. Крисси насторожилась. — Джонни, признайся, что ты замышляешь? — Как только взойдет Солнце, я отправлюсь в поход и посмотрю, действительно ли на равнине существовала Великая Деревня. У Крисси застучало в висках. Она пристально всматривалась в его четко очерченный профиль, пытаясь хоть что‑то разгадать. Ей показалось, что она уходит в землю, все ниже и ниже… И это она лежит в могиле. — Пожалуйста, Джонни… — Нет, я обязательно пойду. — Джонни, возьми меня с собой! — Нет, ты останешься. — Он стал соображать, как бы поубедительнее отговорить девушку. — Я, может быть, уйду на целый год. Слезы подступили к горлу, и Крисси, едва сдерживаясь, спросила:

— Но что мне делать, если ты не вернешься? — Я обязательно вернусь. — Джонни, если ты через год не придешь, я отправлюсь тебя искать. Джонни нахмурился: кажется, она пытается разжалобить его.

— Запомни, Джонни, расположение звезд. Когда через год они вновь займут это положение, а ты не вернешься, я выхожу на поиски. — Ты умрешь, Крисси. Там полно диких зверей. — Джонни, будет так, как я сказала. Клянусь тебе! — Ты думаешь, я насовсем брошу тебя и не вернусь? — Можешь уходить. Но я сделаю, как сказала!

Первый луч рассвета окрасил в пурпурные тона Великий Пик. День обещал быть чудесным. Джонни Гудбой навьючивал вторую лошадь. Быстроногий топтался поблизости, слегка пощипывая траву. Но он не упускал хозяина из виду. Совершенно ясно, что тот куда‑то собирается, и Быстроногий не хотел, чтоб о нем забыли. Легкий дымок струился над соседской крышей. Видно, там сейчас жарили собаку. Вчера Джонни видел, как во время похоронного пира собаки затеяли драку из‑за брошенного кем‑то в их сторону куска мяса. В борьбе свора задрала пестрого. Так что семья Джимсонов продолжит пир и сегодня. Джонни не хотел упустить даже мелочи. Крисси и Патти все время стояли неподалеку в сторонке и молча наблюдали за ним. Хромой Браун Стаффор находился здесь же, развалившись на траве. У этого парня с детства была изуродована ступня, и его должны были убить сразу, но он был единственным ребенком Стаффора, а тот был пастором и вполне мог быть избран мэром. Хромой Стаффор и Джонни Гудбой сызмальства враждовали. Вчера после похорон хромой сидел в стороне и то и дело отпускал ехидные замечания о танцах, о поминках, о яме и т. п. Но когда он заявил, что у отца Джонни, возможно, кости всегда были не на месте, молодой Тайлер не выдержал и наотмашь ударил его. Он, правда, потом устыдился, что поднял руку на калеку. На щеке того теперь красовался огромный синяк. Всем своим видом Стаффор давал понять, что не желает Джонни счастливого возвращения. Подошли двое юношей и попробовали выяснить у хромого, что здесь происходит. Тот пожал плечами. Джонни же всерьез был занят сборами к предстоящему путешествию. Возможно, он берет слишком много, но как узнать, что именно может пригодиться? В двух мешках, свисающих с боков навьюченной лошади, он упаковал кремни, связку ремней и плеток, несколько острых каменных резаков, три запасные дубинки — одна такая тяжелая, что можно смело идти на медведя, теплую одежду, несколько новых шкур. Он боялся, что Крисси подойдет ближе, и ему придется объясняться вновь. Все‑таки она напугала его своей решительностью. Скажи она вчера, что наложит на себя руки, если он не вернется, — другое дело! Это можно было бы расценить как обычную женскую болтовню. Но обещание отправиться на поиски… Тут, кажется, серьезно. Теперь ему придется быть особенно осторожным, не рисковать понапрасну. Джонни не мог избавиться от мысли, что Крисси действительно ровно через год может отправиться по равнине. От этой мысли ему становилось холодно так, что желудок опускался вниз. Крисси ведь могла стать жертвой диких животных, которые растопчут ее копытами, растерзают или съедят заживо. И виноват в этом, получается, будет он, Джонни! Все это заставляет его думать и опасаться. Крисси подошла и что‑то протянула ему. Это была костяная игла с большим ушком и острое шило. Обе вещицы были тщательно отполированы чьими‑то умелыми пальцами и, по всей видимости, дорого ценились. — Это еще мамины, — тихо сказала девушка. — Не нужно, — растерянно возразил Джонни, понимая, что Крисси отдает ему самое памятное. — Нет‑нет, возьми… — Они мне, возможно, не пригодятся никогда! — Но как же ты починишь одежду, если разорвешь ее? Толпа любопытных росла, и Джонни вовсе не хотел, чтобы люди увидели в глазах Крисси слезы. Он схватил оба подарка и быстро сунул в мешок. Крисси отступила. Джонни оглянулся: ни кровинки в ее лице! Казалось, у нее вот‑вот начнется приступ лихорадки. Джонни заметил ехидный взгляд хромого, о чем‑то шептавшегося с Томсоном. Лицо его окаменело. Он порывисто обнял Крисси и крепко поцеловал. Все равно что подняли лодку с изрешеченным дном, — так хлынули слезы по щекам несчастной. — Теперь послушай меня, — тихо, но твердо сказал Джонни. — Не ходи за мной! Она попыталась справиться с голосом:

— Если ты не вернешься, я пойду. Клянусь всеми богами Великого Пика, Джонни! Он посмотрел на Крисси долгим взглядом, поманил Быстроногого и взлетел на него, держа в руках поводок другой лошади. — Возьми, Крисси, моих остальных лошадей. Но не ешьте их — они ученые. — Помолчав, он добавил. — Если, конечно, не будет так голодно, как прошлой зимой… Крисси припала к его ноге, потом оторвалась, попятилась и села на траву. Джонни стукнул пятками по бокам Быстроногого и двинулся из деревни. Да, он будет вести себя очень осторожно, как разведчик. Крисси не должна волноваться. На въезде в ущелье он оглянулся в последний раз. Человек пятнадцать все еще стояли на прежнем месте и глядели ему вслед. Они казались подавленными. Джонни махнул им рукой. Те встрепенулись и замахали тоже. Тропа, по которой отправился в свое путешествие Джонни, вела в темное ущелье и далее вилась по незнакомой, казалось, бескрайней равнине. Деревенские уже давно разошлись, а Крисси, словно застыв, с безумной надеждой еще долго смотрела вслед любимому. Патти стояла рядом, прижавшись к ее ноге. — Крисси, он вернется? Он правда вернется? Голос Крисси стал глухим, взгляд потух. — До свидания, Джонни, — прошептала она, едва шевеля губами.

Терл рыгнул. Это был вежливый способ привлечь к себе внимание. Но в ремонтных мастерских транспортного отдела стоял такой шум и треск, что прием этот не возымел действия. У Зезета в последнее время прибавилось работы. Шеф по транспорту 16‑й рудной базы не очень‑то нуждался в опеке шефа секретной службы. Скорее наоборот. Как только ломалась техника или выходил из строя механизм, тотчас вспоминали о Зезете. В мастерской теперь стояли три поломанные наземные машины. У одной вся внутренняя обивка была в зеленой психлосской крови. Огромные сверла хищно свисали с верхней рамы, как острые клювы, продолжавшие целиться на уплывшую уже добычу. Они замерли в том положении, в котором их оставила прерванная программа. Приводные ремни провисли и спутались. Терл внимательно наблюдал за ловкими движениями Зезета, надеясь уловить хоть малейшее подрагивание лап. Если бы он увидел страх и опасение в поведении шефа по транспорту, ему легче было бы повлиять на него. Но Зезет был невозмутим и спокоен. Он закончил разборку и бросил последнюю гайку на скамью. Когда он заметил Терла, его желтые зрачки сузились. — Чего тебе? Терл подошел вплотную и огляделся по сторонам. — Где твой помощник? — У меня было все