Коллективизация

4) Коллективизация, Лудорвайское дело и судьба традиционной этнокультуры удмуртов.

Коллективизация

В своей истории Удмуртия, как часть Вятского края, никогда не знала помещичьего землевладения и крепостничества в его классической форме. Вятские крестьяне в Российской Империи относились к категориям государственных и дворцовых крестьян и получили свободу ещё в начале XIX века, на пол-века раньше большинства российских крестьян. Особенности национальной окраины империи обеспечивали сохранение в удмуртской деревне форм общинного устройства, а сложные условия земледелия не давали возможности серьёзного обогащения отдельных представителей крестьянства. Поэтому, к моменту коллективизации в крестьянской среде Удмуртии не произошло сколь-либо заметного расслоения. Никаких кулаков в удмуртской деревне не было – в октябре 1928 г., отвечая в ЦК ВКП(б) на прямой вопрос о кулаках, ответственный секретарь обкома ВКП(б) Егоров сказал: "Точных разграничений кулацкой группы от зажиточной нет. Всё это условно".

Началу широкомасштабной коллективизации в Удмуртии предшествовали события осени 1928 – весны 1929 гг., вызванные как общероссийскими явлениями (хлебозаготовительный кризис 1928 г.), так и событиями местного характера ("Лудорвайское дело"). Проведённой ЦК ВКП(б) осенью 1928 г.,после “Лудорвайского дела”, проверка деятельности Вотской областной парторганизации констатировала "рост влияния верхушечных слоёв деревни, особенно кулачества", отсутствие у партии "бедняцкой опоры в деревне" малочисленность и слабость деревенских организаций ВКП(б) и ВЛКСМ(одна партячейка приходилась на 7-8 сельсоветов), засорённость деревенского аппарата “классово чуждыми элементами”, связь его с "кулаками, торговцами, попами^]. По указанию ЦК, в январе-мае 1929 г. в удмуртских сёлах было проведено ряд широкомасштабных кампаний: переделы земли в пользу беднейших слоёв деревни, ликвидация хуторов, чистка советского и кооперативного аппарата от "чуждых элементов".

В этих кампаниях впервые были использованы так называемые рабочие бригады. Решение ЦК ВКП(б) в октябре 1928г. обком ВКП(б) направить в деревни “на временную работу ряд ответственных работников и передовых рабочих с завода” с целью “оживления работы” деревенских парторганизаций. В соответствии с этим решением, в декабре 1928 г. было сформировано 25 бригад в составе 184 человек,147 из которых составляли рабочие Ижевских заводов. Перед отправкой в деревни они прошли в обкоме ВКП(б) 30-дневные курсы бригадиров, преподавателями на которых выступали сотрудники обкома ВКП(б). Основное внимание на данных курсах уделялось изучению трудов классиков марксизма и последних решений партии по вопросам сельского хозяйства. Лишь 6 часов из 172 отводилось на ознакомление с основными чёртами сельскохозяйственного производства.

Широкомасштабная коллективизация в Удмуртии, как и во всём Советском Союзе, началась летом 1929 г. Под большим напором бюро обкома ВКП(б) XII областная партийная конференция в июле 1929г. приняла цифру в 30% коллективизированных крестьянских хозяйств Удмуртии к концу 1933г.(часть делегатов партконференции называла эту цифру “абсурдной”)^], дав старт массовому процессу. Областные газеты заполнили восторженные рапорты о появлении новых колхозов и заметки о злобных происках “кулаков”.

На 1 ноября 1929 г. в ВАО было коллективизировано 12,5% крестьянских хозяйств. Успехи окрылили партийных руководителей Удмуртии, обратившихся к секретарю Нижегородского крайкома ВКП(б)(в тот период времени ВАО входила в состав Нижегородского края) А.А.Жданову с предложением сделать свою автономию образцовым полигоном коллективизации в крае.Теперь, коллективизация в Удмуртии должна быть завершена к концу 1930г.

Ведущую роль в процессе коллективизации играли всё те же рабочие бригады. Всего зимой 1929/30 года в сёлах Удмуртии работало 948 бригадиров. Но лишь 58 из них были рабочими Ижевских заводов. Это объясняется тем, что осенью-зимой большинство членов бригад (670) формировались ёроскомами ВКП(б). Так, Нылги - Жикьинский ёроском мобилизовал в бригады - из расчёта один человек на одну деревню - 82 человека, в том числе 24 учителя, 16 профсоюзных работников, по 15 - сотрудников ёроскомов ВКП(б) и ВЛКСМ. Перед отправкой в деревню они прошли 2-дневные курсы в ёроскоме.

Разумеется, такие террористические методы государства, не могли не встретить сопротивления со стороны крестьян. Так, 25 января 1930 г., на собрании в селе Архангельском Святогорского (ныне - Красногорского) района, выступил деревенский грамотей, бедняк-старообрядец Прохоров и сказал секретарю райкома: ”Рабочие пришли в деревню и сеют вражду между крестьянами”. Секретарь, разумеется, приказал его тут же арестовать, но крестьяне не дали этого сделать. Были и крестьянки, с вилами прогонявшие из сёл уполномоченных, приехавших “обобществлять” их родных бурёнок. А наиболее решительные извлекали из погребов запрятанные с гражданской винтовки и стреляли в бригадиров и деревенских активистов, в большинстве своём рекрутировавшихся из того слоя деревенского населения, который в двадцатые годы даже некоторые партийцы именовали не иначе как “лодырями”.

Обком буквально терроризировал местные парторганизации категорическими “требованиями” об ускорении коллективизации, выбросил следующие лозунги: ”Даёшь коллективизацию на 100%”;”При коллективизации не должно быть недогибов, отбирай у кулака поголовно всё” и т.п. В начале 1930г. принимается решение о создании колхозов-гигантов. Каждый такой колхоз должен был объединить всех крестьян одного района и производство в них организовывалось по типу промышленного предприятия. В таких колхозах-гигантах планировалось обобществления всего производственного имущества крестьян, в том числе и их скота. Протестуя против этого, крестьяне ломали сельскохозяйственный инвентарь, забивали лошадей, быков, коров и др. животных. Поголовье крупного рогатого скота и лошадей в ВАО снизилось с 72 голов на 100 жителей в 1929 г. - до 55,8 в 1930 г. ^[18]

В ответ на сопротивление деревни, партия, обвинив в сопротивлении всё тех же “кулаков”, в январе 1930г. обрушила на деревню раскулачивание. Процесс быстро вышел из-под контроля и приобрёл, как писало Нижегородское ОГПУ, ”массовый стихийный характер”, превратившись, по сути дела, в открытый грабёж. В Кезском районе "бригадиры ездили по деревням с милицией, по ночам собирали бедняков деревни, выявляли сильные хозяйства и, не разбирая кулацких признаков, раскулачивали без решения бедняцкого собрания. Все под угрозой раскулачивания писались в колхоз".Зимой-весной 1930 г. в Удмуртии было раскулачено 5138 крестьянских хозяйства, план по раскулачиванию был перекрыт в полтора раза.

Одновременно удар наносился и по православной церкви. По всей области закрывали церкви, священников “раскулачивали” и отправляли на лесозаготовки. Бедняцкое собрание села Ягул Ижевского района постановило, чтобы все жители села вынесли свои иконы на площадь и сожгли. А вышеупомянутый бригадир Шаудин закрывал церковь в дер.Верхний Лып так: вызвал к себе священника, отобрал у него ключи и запер ими церковь.

К 20 февраля 1930 г. по ВАО было коллективизировано 85,7% крестьянских хозяйств. Но одновременно резко возросла социальная напряжённость в деревне, сводки ОГПУ становились всё тревожнее. Уже в феврале 1930 г. в обком ВКП(б) поступали письма рядовых коммунистов, пытавшихся обратить внимание своих руководителей на творящийся беспредел. Эти честные люди были уверены, что “так искажать директивы партии могут только провокаторы и контрреволюционеры”.Но областные вожди предпочитали закрывать глаза, требуя от своих подчинённых ускорения темпов коллективизации. Одному партийцу, обратившемуся к нему с жалобой, секретарь обкома ВКП(б) В.Г.Егоров ответил, что он “занимается обывательщиной и вообще говорит так, как будто бы он не большевик”.

Форсированная коллективизация закончилась 2 марта 1930 г. со статьей И.В.Сталина "Головокружение от успехов", опубликованной в центральных газетах.. Большая часть партийной верхушки СССР была уверена, несмотря на поступавшие с разных концов огромной страны вести о разгорающихся крестьянских восстаниях, в том, что всё идёт по плану. С большим трудом Иосиф Виссарионович смог добиться у оргбюро ЦК ВКП(б) разрешения на выступление в прессе с мягкой критикой “некоторых недостатков”. И, нарушив это решение, выступив с жёсткой критикой "перегибов". За статьёй последовали постановления ЦК ВКП(б) об исправлении этих перегибов.

Местные партийные власти были потрясены такой резкой сменой партийного курса и на некоторое время погрузились в оцепенение. Удмуртское областное руководство вышло из него лишь в конце марта 1930 г., после массовых беспорядков в Юкаменском, где 29 марта толпа в 300 человек с криками: ”Ура!” обезоружила милиционера и требовала открыть церковь.

По районам снова отправились уполномоченные - теперь исправлять “перегибы”.

Начался массовый выход крестьян из колхозов. На 10 апреля в колхозах ВАО оставалось лишь 26% крестьянских хозяйств, а к 20 августа 1930г. - 14,2%. Более половины, а в некоторых районах - и до 70 % “раскулаченных” было восстановлено в своих правах. Вновь открыты практически все церкви.

Новое наступление на деревню партия развернула осенью 1930 г., теперь, под флагом хлебозаготовок. При том условии, что урожай 1930 г. был даже немного меньше урожая 1929 г., план хлебозаготовок был увеличен в пять раз. Была поставлена чёткая задача – отобрать у деревни (и колхозов, и единоличников) излишки товарного хлеба. В помощь местным партийцам в деревни снова направились уполномоченные обкома и бригадиры из города.

План хлебозаготовок был выполнен, хотя в деревнях практически не осталось хлеба. Так, в колхозе "Пролетарий" в Можгинском районе после выполнения плана хлебозаготовок осталось по 122 пуда хлеба на хозяйство – т.е. 1952 кг на семью из 7-8 человек, а ведь надо было ещё что-то сеять весной!

Попутно с борьбой за хлебозаготовки началось продвижение и коллективизации. В решении ЦК ВКП(б) от 26 сентября 1930 г. о новых мерах по коллективизации особо указывалось на недопустимость каких-либо административных мер давления на крестьян. Новые колхозы должны были создаваться в размерах одного сельского населённого пункта. Процент коллективизации в Удмуртии вырос с 14,3 на 1 июня 1930 г. до 21,8 на 1 января 1931 г. На основании этих достижений, пленум обкома ВКП(б) в январе 1931 г. определил цифру коллективизации к концу 1931 г. в 35 %, а окончание сплошной коллективизации – концу 1933г.

Но эти цифры, как и все планы коллективизации, были быстро перевыполнены. На 10 июня 1931 г. было коллективизировано 44,5 % крестьянских хозяйств^], а к 1 октября 1931 г. – 54%^[. Параллельно проводилось выселение кулаков из области. 28 февраля 1931 г. бюро обкома приняла решение о выселение кулаков из деревень и сёл, в которых количество коллективизированных хозяйств достигло 70 %. В марте 1931г. из области было выселено 250 крестьянских семей.

Благодаря мерам властей, сопротивление крестьян значительно ослабело. Хотя ОГПУ отмечало весной 1931г. в Шарканском, Алнашском, Вавожском районах "попытки к организации бандитских политических шаек и групп"^[39], а в Вавожском районе был убит председатель колхоза "Красный Октябрь" Фадеев, став последней официальной жертвой со стороны властей в ходе коллективизации.

Но одновременно со всеми этими успехами партийные власти начали фиксировать опасное явление. Загнанные в колхозы крестьяне просто не желали работать. Зачем работать – если государство всё равно всё отберёт?

Но весной 1932 г., в условиях выполнения плана хлебозаготовок, в Удмуртии обнаружились признаки недоедания у сельского населения. Секретари райкомов сообщали в обком, что в некоторых сёлах пища крестьян на 70 % состоит из "суррогатов". На этой почве резко выросло недовольство крестьян властью. Заявления о выходе из колхозов, как писал секретарь Карсовайского райкома ВКП(б) Тронин, "поступают целыми пачками". В результате, в марте-мае 1932 г. распался 41 колхоз, а процент коллективизированных хозяйств впервые с 1930 г. снизился – на 4,5%.

Но это было всего лишь небольшое отступление на уверенном пути вперёд. К концу 1932 г. из партийного лексикона исчезает слово "кулак". Теперь в деревне есть только колхозники и единоличники. Причём различия между ними постепенно стираются. Единоличники накрепко привязываются к государству целым пакетом государственных планов и заданий – что, когда сеять, в каких количествах и т.п. В марте 1933 г. облисполком принимает постановление о конфискации имущества и выселении за пределы области единоличников за невыполнение государственных планов и заданий.

К концу 1933 г. в Удмуртии было коллективизировано 76% крестьянских хозяйств. 12 из 18 районов республики, в которых эта цифра равнялась 90-95%, объявлены районами "сплошной коллективизации". 7 декабря 1933 г. бюро обкома ВКП(б) распорядилось "завершить в основном" коллективизацию в течении 1934 г. Но к 1 января 1935 г. в Удмуртии было коллективизировано лишь 83% крестьянских хозяйств.

На 1 января 1937 г. коллективизировано было 92% крестьянских хозяйств Удмуртии. На 1 сентября 1938 г. в Удмуртии числилось 603 колхоза с 61620 крестьянскими хозяйствами и 871 единоличное хозяйство.

Это последние официальные цифры, показывающие наличие в Удмуртии единоличников. И согласно ним, в Удмуртии было коллективизировано 98,61 % крестьянских хозяйств. Коллективизация завершилась.

Лудорва́йское дело — судебный процесс, проходивший в конце 1928 года в Ижевске, ставший известным за пределами Удмуртии. Название происходит от одного из населённых пунктов, где происходили события, — деревни Лудорвай.

26—27 июня 1928 года в деревнях Лудорвай, Юськи и Непременной Лудзе местная деревенская верхушка (т. н. «кулаки») с согласия некоторых членов сельсовета устроила массовые телесные наказания бедных односельчан. Крестьян выпороли черёмуховыми прутьями за неисправные изгороди на меже деревень. Подробности были опубликованы в газете «Ижевская правда» 11 июля 1928 года.

В удмуртских деревнях издавна существовал порядок содержания скота без пастухов. В огороженные леса, луга и паровые поля с весны выпускали скот и собирали только осенью. Поэтому община строго следила за состоянием изгородей, которые были разбиты на участки по числу хозяев. На изгородях каждый владелец ставил свой пус (родовой знак), и по нему проверяющие общинники определяли, чей участок неисправен. В этом случае община в соответствии с приговором, принятым на кенеше (совете), определяла меру наказания провинившемуся. Нередко такой мерой являлась порка прутьями. Такой обычай при всей своей жестокости относился к обычному праву и не вызывал особого сопротивления и жалоб^]. Поэтому фактически произошедшее являлось проявлением обычного права, существовавшего в удмуртских деревнях с давних времён. Но дело было оценено партийными и государственными органами страны как якобы демонстрация противодействия кулачества против социалистических преобразований в деревне.

ЦК ВКП(б) обязал парторганизации Удмуртии развернуть решительную борьбу с кулачеством и в то же время содействовать коллективизации крестьянских хозяйств^]. Возникший общественный резонанс привёл к возбуждению уголовного дела.

Событие в Лудорвае, а также неудачи в проведении хлебозаготовок, самообложения, налоговой и посевной кампаний послужили поводом для проверки ЦК ВКП(б) деятельности удмуртской партийной организации. В октябре 1928 года в Удмуртии работала специальная комиссия ЦК ВКП(б). Заслушав отчёт ответственного секретаря Вотского обкома ВКП(б) В. Г. Егорова, ЦК ВКП(б) 22 октября того же года принял Постановление о работе Вотской парторганизации, требуя усилить борьбу с кулачеством. Таким образом, события в Лудорвае попали под контроль центральных органов, которые настаивали на действенных мерах со стороны удмуртской парторганизации^].

Областной комитет ВКП(б) поручил облисполкому разобраться в произошедшем. Областные руководители посчитали, что причинами Лудорвайского дела стали затяжки с переделом земли, с выделением желающих, судебная волокита при рассмотрении жалоб крестьян на потравы, перегибы в самообложении. Однако объективная оценка ситуации партийными органами не производилась. Дело получило классовую оценку как террор кулачества по отношению к бедноте и середнякам, выступавшим за коллективизацию и передел земли.

Судебный процесс.

Дело было поручено судебному следователю по важнейшим делам при Прокуратуре РСФСР М. С. Эльмановичу. Он обратился за разъяснениями к учёному М. И. Ильину, который 4 августа написал: «Самосуды при царизме происходили более всего летом на полях, во время осмотра прясел или потравы хлебов скотиной из-за плохих прясел». Но это заключение удмуртского учёного на суде не фигурировало^].

Следствие продолжалось более двух месяцев. 9 декабря 1928 года газета «Ижевская правда» опубликовала обвинительное заключение по делу.

18 декабря 1928 года в Вотском областном суде началось обвинение 10 крестьян из деревень Лудорвай, Лудзя и Юськи на основании статьи 58/8, 109 и 110 УК РСФСР («совершение террористических актов, направленных против представителей советской власти…»)^].

Были вызваны 95 свидетелей, а также общественные обвинители из удмуртов и обвинители из Москвы. В ходе следствия и суда порка крестьян была квалифицирована не как бытовое явление, а как политический подрыв. Прокурор требовал сурового наказания — от сроков лишения свободы до 10 лет и до высшей меры наказания^].

По решению суда было осуждено 10 крестьян на сроки лишения свободы от 3 до 10 лет исправительных работ с конфискацией имущества. Пятеро из них — по статье 58/8. Дмитрий Французов и Матвей Ермолаев были осуждены на 6 и 10 лет соответственно. В 1930 году ещё 6 крестьян были подвергнуты репрессиям. Все они были высланы за пределы Удмуртской автономной области^].

Последствия.

Лудорвайское дело, получившее большой общественный резонанс, положило начало «антикулацкой» политике. Вслед за показательным процессом над его участниками в Ижевске подобные процессы прошли в других районах Удмуртии. Три показательных суда над кулаками состоялись в Шаркане. В Понинской волости Глазовского уезда были арестованы за выступление против передела земли 4 кулака, в Тыловайской Дебёсского уезда — 5 кулаков, в Советской — 7. В Глазовской волости были осуждены 5 человек за избиение бедноты, в Сосновской волости — 2 человека, в Бурановской — 3

Вывод:

Коренной перелом в жизни удмуртов произошел в 1917 г., вернее,— в 20—30-е гг., когда в результате коллективизации исторически в одночасье был нарушен вековой неспешный темпоритм жизни удмуртского крестьянского мира, стали ломаться традиционные устои, деформироваться система жизнеобеспечения, духовная и материальная культура. Трудности мирной жизни многократно усилились тяготами и лишениями военного времени. Помимо Гражданской и Великой Отечественной войн, велась непонятная для большинства народа «внутренняя война», когда в результате массовых репрессий гибли лучшие представители народа. Появились выделяемые многими учеными этнический нигилизм, социальная апатия, уход в пассивные формы протеста (алкоголизм, печально знаменитый феномен удмуртского суицида).