Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Мориц Юнна



 

Юнна Мориц

Стихи

x x x

Мое созвездье - Близнецы,

Моя стихия - воздух.

Меркурий, сердолик, среда

Приносят мне удачу.

И, как считают мудрецы,

Такой расклад на звездах

Что в среду или никогда

Я что-нибудь да значу.

Меркурий плавает во мгле,

А сердолик - в Тавриде,

А на земле - моя среда

Приносит мне удачу.

И в среду - я навеселе,

Я в среду - в лучшем виде,

Ах, в среду или никогда

Я что-нибудь да значу!

И если кто-нибудь отверг

В издательстве мой сборник,

Когда была я молода

И жизнь вела собачью,

Так значит, было то в четверг,

В четверг или в во вторник,

Ведь в среду или никогда

Я что-нибудь да значу.

Когда в один из прочих дней

Я стану легким светом,

Где в роге Млечного Пути

Пылает спирт созвездий,

Тогда я напишу ясней

Об этом же, об этом,

Откройся, третий глаз, прочти

Мои благие вести!

О СУЕТЕ СУЕТ

Не лей мне своего вина

Оно меня трезвит!

Ты недостаточно хмельна,

Хотя пьяна на вид.

А в звонком черепе моем

Такой гуляет хмель,

Что с ним вдвоем

Свое споем

И даже сев на мель!

Не потому я не напьюсь,

Что стыд - лежать в пыли,

А потому, что не боюсь

Остаться на мели.

А потому, что мой бокал

Ни разу не пустел,

И не хрусталь, а хмель сверкал,

Как бог того хотел.

Кто влил, тот знает для кого

И сколько - чтоб до дна!

Я пить не стану твоего

Трезвящего вина,

А потому что не указ

Мне планка суеты

И брать не стану напоказ

Столь низкой высоты,

А потому что не вкусна

Мне банка пустоты,

Я пить, любить и петь сильна,

Ведь я же умереть должна!

Не я бессмертна - ты!

Меняй как хочешь имена,

Ты - Суета Сует,

Ты недостаточно хмельна,

Хотя пьяна на вид!

Ты недостаточно хмельна,

Хотя на вид пьяна.

Я пить не стану твоего

Трезвящего вина.

x x x

Я не замерзла, эта дрожь

улыбки и полыни,

ей грош цена, но этот грош

в такой чеканят сини!

Допей вино и дай огня

все курят в этой чайной.

Не возвращайся без меня

в края, где наши тайны.

Ведь незаметный порошок

я сыплю с ворожбою

тебе не будет хорошо

с другими, как со мною:

не та у них нега и злоба,

и струны не те дрожат,

и мы это знаем оба,

пройдя этот скушный ад.

ПОСЛЕ ВОЙНЫ

В развалинах мерцает огонек,

Там кто-то жив, зажав огонь зубами.

И нет войны, и мы идем из бани,

И мир пригож, и путь мой так далек!..

И пахнет от меня за три версты

Живым куском хозяйственного мыла,

И чистая над нами реет сила

Фланель чиста и волосы чисты!

И я одета в чистый балахон,

И рядом с чистой матерью ступаю,

И на ходу почти что засыпаю,

И звон трамвая серебрит мой сон.

И серебрится банный узелок

С тряпьем. И серебрится мирозданье.

И нет войны, и мы идем из бани,

Мне восемь лет, и путь мой так далек!..

И мы в трамвай не сядем ни за что

Ведь после бани мы опять не вшивы!

И мир пригож, и все на свете живы,

И проживут теперь уж лет по сто!

И мир пригож, и путь мой так далек,

И бедным быть для жизни не опасно,

И, господи, как страшно и прекрасно

В развалинах мерцает огонек.

ТЕ ВРЕМЕНА

Ему было семь лет.

И мне - семь лет.

У меня был туберкулез,

А у бедняги нет.

В столовой для истощенных детей

Мне давали обед.

У меня был туберкулез,

А у бедняги нет.

Я выносила в платке носовом

Одну из двух котлет.

У меня был туберкулез,

А у бедняги нет.

Он брал мою жертву в рот,

И делал один глоток

И отмывал в церковном ручье

Мой носовой платок.

Однажды я спросила его,

Когда мы были вдвоем:

- Не лучше ли съесть котлету в шесть,

А не в один прием?

И он ответил: - Конечно, нет!

Если в пять или в шесть,

Во рту остается говяжий дух

Сильнее хочется есть.

Гвоздями прибила война к моему

Его здоровый скелет.

У меня был туберкулез,

А у бедняги нет.

Мы выжили оба, вгрызаясь в один

Талон на один обед.

И два скелетика втерлись в рай,

Имея один билет!

ВОР

Зимой сорок третьего года

видала своими глазами,

как вор воровал на базаре

говяжьего мяса кусок

граммов семьсот

с костью.

Он сделал один бросок

и, щелкнув голодной пастью,

вцепился зубами в мякоть

и стал удирать и плакать.

Караул! Мое мясо украли!

вопить начала торговка,

на воре сплелась веревка,

огрели его дубиной,

поддели его крюком,

дали в живот сапогом,

схватили его за глотку,

а он терзал и заглатывал

кровавый кусок коровы.

Тут подоспел патруль

и крикнул торговкам:

- Сволочи!

Вас и повесить мало!

Дайте ребенку сала!

Выпучив лютый взгляд,

оторопела свора

и разглядела вора:

вор на карачках ползал,

лет ему было десять,

десять или двенадцать,

слезы его и сопли

красного были цвета.

Бабы перекрестились:

- Господе Иисусе,

зверость на нас нашла!

Стали сморкаться, плакать,

вору совать капусту,

луковицу, морковку,

круг молока замороженного.

Но вор ничего не взял,

только скулил, скулил,

только терзал, терзал

кровавый кусок коровы.

Зимний пылал закат,

когла его уводили

в патрульную караулку.

Он выбросил кость на дороге,

ее подняла торговка

и прилепила к мясу,

которое продавала,

кость была мозговая!

Кушайте на здоровье...

ЗАБЫТЫЕ МЕЛОДИИ

Сажали мы картошечку

На третий год войны,

Нашли мы в ямке брошечку

Неслыханной цены:

Горел там яхонт в золоте,

Заморский изумруд,

За эту прелесть в городе

Продуктами берут!

В коробочке сафьяновой

Мы всю ее нашли,

Богачке Колбасьяновой

С три короба сплели:

"Жила царица в Персии,

Носила платье клеш

И по семейной версии

Любила эту брошь.

Однако, плача глазками,

Сняла ее с груди,

Когда наш прадед ласковый

Сказал: - Прощай! Не жди!"

Богачка Колбасьянова

Надела платье клеш,

Богачка Колбасьянова

Схватила эту брошь,

Дала из масла лесенку,

Из хлеба табурет

За брошечку, за песенку,

За наш голодный бред!

Юнна Мориц

---------

В ЧАС РАССВЕТНЫЙ

Под этим снегом спит моя земля,

моя трава и мой цветок заветный.

Как волны за бортами корабля,

сугробы наплывают в час рассветный.

Фонарь во мгле мерцает маяком,

и мачтою скрипит под ветром тополь...

Переплываешь сквер одним рывком,

захлебываясь вьюжистым потоком.

И в этой зыбкости, в болтанке штормовой,

ведя за ручку сонного ребенка,

ты задеваешь звезды головой,

чтоб знал, как хорошо с тобой, как звонко,

как ничего не страшно, как светло,

как нежно, как таинственно, как свято!..

Как сердце высоко твое цвело

над снеговыми безднами Арбата...

Как пело, как серебрянно мело,

как весело, как плавно вы летели,

как сердце высоко твое цвело

и улыбалась боль в крылатом теле.

СЕРВАНТЕС В ТУРЕЦКОМ ПЛЕНУ

Двадцативосьмилетний Сервантес в

сентябре 1575 года, возвращаясь на

галере из Неаполя вместе со своим

братом, был захвачен в плен пиратами и

отвезен в рабство в Алжир, где он 5 лет

пробыл в плену у турецкого правителя

Алжира Гассан-паши. Он трижды пытался

бежать из плена, не терял веры в свободу

и крепил эту веру в других благодаря

своей отваге и жизнелюбию.

Ангел божий, ангел белый,

Ангел дымчатый, сквозной!

Что со мною ты не делай,

Все же сладок путь земной.

У действительности - клещи,

У действительности - плеть,

Отвратительные вещи

Мне приходится терпеть.

Все же лезу вон из кожи,

Чтоб не рухнуть в мир иной,

Ангел белый, ангел божий,

Ангел дымчатый, сквозной!

Нет числа моим страданьям,

Испытаньям нет числа...

Сколько душу мы ни раним,

Жизни радость ей мила.

Вынесть можно только с верой

Эту стужу, этот зной...

Ангел божий, ангел белый,

Ангел дымчатый, сквозной!

Твоя воля звонче крови

В черный час и в светлый час,

Оборвать на полуслове

Можешь каждого из нас.

Укрепи мне душу, тело

Откровеньями верну,

Ангел божий, ангел белый,

Мне приснившийся в плену.

x x x

Я цветок назвала - и цветок заалел,

Венчик вспыхнул, и брызжет пыльца.

Птицу я назвала - голос птицы запел,

Птенчик выпорхнул в свет из яйца.

День и час назвала - и, как здесь повелось,

Этот день наступил, этот час.

Я дитя назвала, и оно родилось

И останется жить после нас.

Я еще назову кое-что из того,

Что пока безымянно, темно.

Проще пареной репы мое волшебство,

Но останется тайной оно.

Юнна Мориц

---------

ОБ'ЯСНЕНИЕ В ЛЮБВИ

Х. Энгельбрехт

Мой друг, мой безумный, мой свет голубой,

Умчалась бы я в понедельник с тобой

Туда, где в классической синей ковбойке

Поет у костра синеглазый ковбой!

Во вторник бы сделалась я мотыльком,

Тебя догнала бы на судне морском.

На мачте бы я трепыхалась до Гавра,

А в Гавре бы шла за тобой босиком!

И в среду не поздно, и в среду могла б

Умчаться туда, где растет баобаб.

Могла бы я стать одуванчиком в среду,

Он чудно летает и духом не слаб.

В четверг замечательно рухнуть в прибой

И вынырнуть где-нибудь рядом с тобой,

Ну, в солнечной Греции, в облачной Швеции,

Обнятьсяч навек м смешаться с толпой.

А в пятницу! В пятницу гуси летят

И лебеди тоже - куда захотят!

На лебеде-гусе тебя догнала бы

В пампасах, где ветры, как воры, свистят!

И даже в субботу не поздно ничуть

Пуститься в такой обольстительный путь

И шепотом в Лувре к тебе обратиться:

"Я - здесь, я - всегда и везде, не забудь!"

Но мне в воскресенье приятней всего

В кофейне на Рейне, где много всего,

За столик присесть, где с коварной подружкой

Гуляешь и ждешь меня меньше всего.

Умчалась бы я за тобой в города,

В пампасы и в прерии, в кое-куда...

Но сколько селедок, морковок, петрушек

Кудыкнут: - Куда ты???

- Нет, я никуда...

x x x

Походил со мной на базары,

Постирал со мною пеленки,

Потаскал со мной чемоданы

И растаял как дым во мраке.

И сказал он: - ты мне не пара,

Ты со мною одной силенки.

На тебе заживают раны

Как на собаке.

Я сто лет его не видала.

Я сто лет прожила с другими,

Я забыла глаза и голос,

И улыбок его косяки.

Я и дня по нем не страдала!

Ни товарищи, не враги мы,

Но лицо мое раскололось

От ярости на куски.

Возвратился ко мне он старый,

Возвратился уже не звонкий,

Возвратился уже не пьяный

От надежд - не горящий факел.

И сказал: - я тебе не пара.

Не имею твоей силенки.

Не на мне заживают раны

Как на собаке.

Я сто лет его не видала.

Я сто лет прожила с другими.

Я забыла глаза и голос,

И улыбок его косяки.

Я и дня по нем не страдала!

Ни товарищи, не враги мы,

Но лицо мое раскололось

От радости на куски.

x x x

Ничего ему не простила.

Я стихи ему посвятила,

чтобы проблеск надежды померк.

Но, когда серебристая цапля

грусть мою, как последняя капля,

переполнит в осенний четверг,

пролетая над полем свекольным...

я каким-то чутьем треугольным

забиваю спасительный клин

в серебристое воспоминанье,

чтобы сердца последнее знанье

не опошлить концовкой счастливой.

День - недолог,

а путь мой так длин...

Ю.Мориц

РЫЦАРСКИЙ РОМАН

И я была как остальные,

Пуды носила я стальные

Кольчуги, латы, шеломы

Железо с прорезью для глаз

(Смотри научные альбомы,

Историю за пятый класс).

Внимая вражеском крику,

Я подымала эту пику

И этот меч над головою

Внимая вражескому вою.

И только юноше понять,

Как это можно все поднять

Не раз, не два, а сколько надо

В железной битве, в пекле ада,

В крови средневековых лет,

Где мог быть истинным поэтом

Лишь рыцать, воин и атлет.

Но меж колечек, скреп, застежек

Немало потайных дорожек

Находит гибель - ей видней.

Имей Любовь на этот случай,

Средневековье - наилучший

Раздел, где сказано о ней!

ЛЕПЕСТОК ОГНЯ

Метель прозрачна для меня,

как звонкое стекло.

Далекий лепесток огня,

с тобою мне светло.

Клубятся вихри, свищет мрак,

завьюжило пути...

Но разве ты не вещий знак,

надежда во плоти?

Стихии ветер ледяной

вгрызается, как рысь.

Отрада жизни, свет сквозной,

на путника струись!

Не дай отчаяться тому,

кто, твой вдыхая свет,

проходит, как трава сквозь тьму

и светится в ответ.

Воздай ему,

не будь жесток!

И твой, быть может, лепесток

его усилий след...

x x x

У живописца - кисть и краски,

У скрипача - смычок и скрипка,

А у поэта - ничего.

Артисту - пьеса и подсказки,

Интрига, слезы и улыбка.

А у поэта - ничего.

У футболиста есть ворота,

Он в них забрасывает что-то.

А у поэта - ничего.

У космонавта есть ракета,

Портрет волнующий поэта.

А у поэта - ничего.

Никто не скажет: "Этот критик

Отпетый пессимист и нытик,

И взгляды мрачны у него,

Расчетливость и блеск холодный,

Ни почвы, ни судьбы народной..."

У критика - душа поэта.

А у поэта - ничего.

Ах, даже ничего такого?!

Душа поэта - у любого,

И что же? Что же? Что с того?

У многих - три души поэта,

И пять, и семь! А у поэта

Стихи ... и больше ничего!

Юнна Мориц

---------

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Месяц в облаке зевнул,

К небесам щекой прильнул,

Весь калачиком свернулся,

Улыбнулся и уснул.

Я прильну к тебе щекой,

Серебристою рекой,

Абрикосовою веткой...

Помни! Я была такой.

Сердцем к сердцу прислоню,

К ненасытному огню.

И себя люблю, и многих...

А тебе не изменю.

На челе твоем крутом

Будет тайный знак о том,

Что меня любил всех раньше,

А других - уже потом.

Будет тайный знак о том,

Что расцвете золотом

Я сперва тебя кормила,

А земля - уже потом.

Спи, дитя мое, усни.

Добрым именем блесни.

И себя люби, и многих...

Только мне не измени.

А изменишь - улыбнусь

И прощу... Но я клянусь,

Что для следующей жизни

Я с тобою не вернусь,

Не вернусь тебя рожать,

За тебя всю жизнь дрожать.

Лучше камнем под ногами

В синей Индии лежать.

Спи, дитя мое, усни.

Добрым именем блесни.

И себя люби, и многих...

Только мне не измени.

x x x

Если б я тебя любила,

Ты бы знал об этом вечно.

Все, к кому такое было,

Подтвердят чистосердечно,

Что любовь моя имеет

Исключительные знаки

И не знать о ней не смеют

Даже светоч в зодиаке!

Млечный Путь - с пеленок, с детства

Стал ей скатертью-дорогой:

У меня такие средства

Связи близкой и далекой.

Это, друг, невероятно

Чтобы я тебя любила,

Но ключи от снов забыла

И ни с чем ушла обратно!

Если б я тебя любила,

Ты бы знал об этом вечно.

Все, к кому такое было,

Подтвердят чистосердечно.

x x x

Та ведь боль еще и болью не была,

Так... сквозь сердце пролетевшая стрела,

Та стрела еще стрелою не была,

Так... тупая, бесталанная игла,

Та игла еще иглою не была,

Так... мифический дежурный клюв орла.

Жаль, что я от этой боли умерла.

Ведь потом, когда воскресла, путь нашла,

Белый ветер мне шепнул из-за угла,

Снег, морозом раскаленный добела,

Волны сизого оконного стекла,

Корни темного дубового стола,

Стали бить они во все колокола:

"Та ведь боль еще и болью не была,

Так... любовь ножом по горлу провела".

x x x

На Трафальгарской площади ночной

Крылатый мусор реет за спиной.

Обнимемся на каменной скамейке,

Ты больше здесь не встретишься со мной.

Кровь от любви становится лазурной.

Над пылью водяной фонтанных чаш,

Над маской ночи, вещих снов и краж,

Парит Аббатства кружевной мираж!

Кровь от разлук становится лазурной.

Земля коптит, на стенах - чернобурь,

Но Лондон брезгует скоблежкой и шпаклевкой

Ему претит угробить подмалевкой

Лазурь любви и лирики лазурь.

Лазурь любви и лирики лазурь

Вот пар, который над лазурным шаром!

И нам с тобою - быть лазурным паром,

Небесной мглой на голубом глазу.

А посему обнимемся скорей

Как лен и воздух, как волна с волною!

Ты больше здесь не встретишься со мною,

Лазурь любви и лирики моей!

Кровь от разлук становится лазурной.

Наш срок истек! Волшебники чудес

Трубят в рожок - что времени в обрез

И что они отходят от скамейки.

Ты больше здесь не встретишься со мной.

Но жизнь была! Такой, а не иной.

Кровь от любви становится лазурной.

А остальное стоит полкопейки.

О МЕЛЬЧАЙШЕМ

Почуяв гибель сонными крылами,

запела муха на оконной раме

струною трепетною,

лепетной струной

о силах вытекших, усопших, истонченных

в летаньях, ползаньях,

в страстях ожесточенных,

в погонях яростных за пищею земной...

Она заводит в полночь это пенье,

в блаженное впадая отупенье

от звонкой дрожи ... Взор ее ослеп.

Сухую плоть кружа и спотыкая,

она не видит, где вода и хлеб.

О том и пенье. Музыка такая

ночей на пять. А после - вечный сон.

И я ловлю ее предсмертный звон

звон колокольчика на шее у слепого,

неотвратимости певучий бубенец,

мотив, связующий начало и конец

под грубой тканью тайного покрова.

НА СТОЯНКЕ

Плыл кораблик вдоль канала,

Там на ужин били склянки,

Тихо музыка играла

На Ордынке, на Полянке.

Так названивают льдинки

Возле елочного зала,

На Полянке, на Ордынке

Тихо музыка играла.

Так бурликал на полянке

Тот ручей, где я играла,

На Ордынке, на Полянке

Тихо музыка играла.

Я как раз посерединке

Жизни собственной стояла,

На Полянкеm на Ордынке

Тихо музыка играла.

Я снаружи и с изнанки

Ткань судьбы перебирала,

На Ордынке, на Полянке

Тихо музыка играла.

Тихо музыка играла

На Полянке, на Ордынке.

Мама стекла вытирала,

Где в обнимку мы на снимке,

Бумазейкой вытирала,

Просветляла образ в рамке.

Тихо музыка играла

На Ордынке, на Полянке.

Это было на стоянке,

Душу ветром пробирало,

На Ордынке, на Полянке

Тихо музыка играла.

МОТИВ

Сквозь облака просачиваться стала

Ночная мгла, сливаясь над строкой.

Душа трудиться за день так устала,

Что трет мои глаза

своей рукой.

Но стоит мне замкнуть глаза покорно

И ей в угоду распластаться всласть,

Как в тот же миг искусно и проворно

Она узоры начинает прясть.

И не посмей проспать ее работы

И волокон, струящих дальний свет!

Как музыкант с листа читает ноты,

Прочтешь и ты мотив своих сует:

Теперь он твой, к утру с тобой проснется

И напоет, насвищет сам себя.

Он, как ведро, вернулся из колодца,

Где так темна прозрачная судьба.

Иди сюда, привязывайся крепко,

Набей оскому, как любой мотив!

Ты отдираешь эту жизнь от слепка,

Одним рывком страданья прекратив.

Поэт родился не хулить, не славить,

И не сверкать, как редкий минерал,

А умереть и жизнь свою оставить,

Как будто ни на миг не умирал.

Ю.Мориц

------

РОЖДЕНИЕ КРЫЛА

Все тело с ночи лихорадило,

Температура - сорок два.

А наверху летали молнии

И шли впритирку жернова.

Я уменьшалась, как в подсвешнике.

Как дичь, приконченная влет.

И кто-то мой хребет разламывал,

Как дворники ломают лед.

Приехал лекарь в сером ватнике,

Когда порядком рассвело.

Откинул тряпки раскаленные,

И все увидели крыло.

А лекарь тихо вымыл перышки,

Росток покрепче завязал,

Спросил чего-нибудь горячего

И в утешение сказал:

- Как зуб, прорезалось крыло,

Торчит, молочное, из мякоти.

О господи, довольно плакати!

С крылом не так уж тяжело.

ПОРТРЕТ ХУДОЖНИКА В ЮНОСТИ

Из-за того, что я была иной,

Вы не имели власти надо мной

И сообща натянутой струной

Вы не смогли мне перерезать горло,

Я говорю о вас, мои друзья,

Кто так прекрасно (лучше и нельзя!)

Умеет приручать учеников,

Хлестать и поощрять их, как щенков,

Берущих след искусно и покорно.

Из-за того, что я была иной,

И не лизала сахар ваш дрянной,

Ошейник не носила номерной,

И ваших прочих благ промчалась мимо,

Я говорю ученикам:

- Смелей!

Не бойтесь разъярять учителей!

Ваш путь свободен!

Только дуралей

на поводке бежит неутомимо!

Из-за того, что я была иной,

Моя звезда не гасла надо мной

И мой учитель за меня - стеной,

За вольный дух я крепко им любима!

x x x

"Повсюду жизнь и я ..."

Н. Заболотский

Бессмертный лес, и мельница, и ветер,

Они стоят при входе в этот свет.

Повсюду жизнь и я, - легко заметил

Поэт из тех, которым сносу нет.

Учитель мой, я узнаю питомник

И чудеса, воспетые тобой.

Когда кладу глаза на однотомник

С портретом после корки голубой.

Угрюмый лучник, сколько вариантов

Судьбы

таят запасники веков

Для всяких человеческих талантов

От стихотворцев до часовщиков?

Нет, не бедна холуйская порода

Талантами своими! И она

Спешит подсласткой превратить в урода

И наши времена, и имена.

Я ненавижу этот ход событий

И презираю этот круг идей,

Где дьявол на раздвоенном копыте

Танцует танец белых лебедей.

Но это грязный черновик, попытка,

Не более. Повсюду жизнь и я.

Пошевели плечом и рвется нитка,

Где вьется шов по меркам холуя.

Искусство жить - как всякое - опасно

В отрезок, так испорченный войной.

Продлись моя дорога! Я согласна

На все, что будет на Земле со мной.

Ю.Мориц

------

НОЧЬ ПОЭЗИИ

Я поклоняюсь ночи каждый день,

Я затаенно жду ее прилета.

Я для нее всю память прячу в тень,

Где творчеством заведует природа.

Когда горит заря по вечерам,

Земное приглушая освещенье,

Я слышу, как растет воздушный храм

И звезды входят в это помещенье.

Я знаю место, где в заветный час,

Как только ночь дойдет до середины,

Все зеркала направлены на нас,

Запечатляя скрытые глубины

Не так, как берег отражен в реке

Или в глазах - испуг, веселье, дума,

А как младенец - в каждом старике

И млечный путь - в проклятьях Аввакума.

То - призрак, что привяжется к зрачку

И застит мир бездушной оболочкой!

Страшны дневные призраки: строку

Они деталью отравляют сочной!

Их днем спасают яркие лучи,

Под жизнь румяня страшную кончину.

Но никогда не спутаешь в ночи

Живое с мертвым, душу и личину.

Личина тлеет ночью, как картон,

Зато душа сияет ночью живо.

И я не говорю уже о том,

Что ночь поэзии - нежна, женолюбива!

ПОРТРЕТ ЗВУКА

Когда неясный образ мне внушен,

Его рисую я карандашом

И к линии прислушиваюсь гибкой...

Пока не вспыхнет узнаванья свет

И с ним - из тьмы исхищенный портрет

Живого звука с милосердною улыбкой.

Тогда, на горле блузу распахнув,

Я тонкое беру, как стеклодув,

И звук живой вдыхаю в эту пленку

И вся в нее уходит жизнь моя

В прозрачном виде, как воздушная струя...

А звука ненаглядное лицо

Так переливчато и, господи, так звонко!

x x x

Когда читатель за тебя домыслит,

А также зритель за тебя дозреет,

А рецензент с повадкой резидента

Дорасшифрует за тебя, доразовьет,

Советую тебе молиться на ночь

("Молилась ли ты на ночь, Дездемона?" ,

Теперь нельзя без ссылок на источник!),

Чтоб ни за что никто не догадался,

Что можно за тебя доумереть...

Ю.Мориц

------

ПО ЭТОМУ ПОВОДУ

Я скулить бы не стала по этому поводу,

Я ушла б... со скулящими ведрами по воду,

Полный чайник на пламени стал бы скулить.

Я не стала бы слезы по скулам размазывать,

Петь я стала бы, сказку ребенку рассказывать,

Очень вкусную шутку солить.

Ни за что бы не стала я плакать и маяться.

Поднялась бы над этим, как мать поднимается

Над разбитой любовью, судьбой,

И отсутствует взором, но сердцем присутствует,

Грудью кормит, словами хранит и напутствует,

Оставаясь прозрачною и голубой.

Ни за что бы не стала я боль эту жгучую

Заставлять улыбаться по всякому случаю,

Корчить маску счастливее всех,

Делать вид, впечатленье такое чудесное,

Будто сыплется сверху, как манна небесная,

На избранницу божью успех.

Нет, подняться над болью, как мать поднимается

И ребенку поет, и в хрусталик сжимается,

Оставаясь прозрачною и голубой.

Петь! Как предки мои, скрипачи и сапожники,

Столяры и портные, врачи и художники,

Океаны, туманы, ручьи, пастухи,

Звездочеты, матросы, черемухи, птицы...

x x x

Я - хуже, чем ты говоришь.

Но есть молчаливая тайна:

Ты пламенем синим горишь,

Когда меня видишь случайно.

Ты в синем-пресинем огне

Живучей влюбленности пылкой

Ворочаешь с горькой ухмылкой

Плохие слова обо мне.

Я - хуже, чем ты говоришь.

Но есть молчаливая тайна:

Ты пламенем синим горишь,

Когда меня видишь случайно.

И этот костер голубой

Не я ли тебе подарила?

Чтоб свет не померк над тобой,

Когда я тебя разлюбила?

Я - хуже, чем ты говоришь.

Но есть молчаливая тайна:

Ты пламенем синим горишь,

Когда меня видишь случайно.

Но жгучую эту лазурь

Не я ль разводить мастерица,

Чтоб синие искры в глазу

Цвели на лице твоем, рычарь?

Я - хуже, чем ты говоришь.

Но есть молчаливая тайна:

Ты пламенем синим горишь,

Когда меня видишь случайно.

Так радуйся, радуйся мне!

Не бойся в слезах захлебнуться,

Дай волю душе улыбнуться,

Когда я в дверях и в окне.

Я - хуже, чем ты говоришь.

Но есть молчаливая тайна:

Ты пламенем синим горишь,

Когда меня видишь случайно.

x x x

Резкий ветер зарю погасил,

Восковая луна возникает,

Закрывают мясной магазин,

И от холода голубь икает.

Осторожнее! Пахнет весной

Спиртом, марлей, орущей рассадой.

Вербный прут на витрине мясной,

Радуй сердце! Пожалуйста, радуй!

Серебрись, мой воздушный, звени!

Ты мой стройный,

Мой дымчатый, вербный,

Ты не плачь, ты меня извини,

Я бегу - закрывается хлебный!

Ю.Мориц

------

ПЕРВОБЫТНОЕ

Привычка жить в тисках

животного инстинкта,

Кошмары созерцать

и полнить вымена,

Рождаться и рождать

из фосфора и цинка

Чтоб не кончалась плоть

и длились времена.

Привычка тосковать

и выть от одиночеств,

Вынюхивая след

себе подобных стад,

Чтоб тосковать и выть

в ярме имен и отчеств,

И плуг любви тащить

с восхода на закат.

Привычка няньчить свет,

чья узкая полоска

Сквозь мрак сочится к нам,

как божье мумие,

Чтоб лепестки огня

над столбиками воска

Очеловечили скотину и зверье.

x x x

Не трудно быть новым, но трудно быть вечным.

Афоризм

Терпеть не могу афоризмов! Доверясь

Их чопорной магии, звонам кузнечным,

Впадаешь, к примеру, в такую вот ересь:

"Не трудно быть новым, но трудно быть вечным".

Я это прочла и кинжальчик булатный

Вонзила в сей перл, и за выспренным словом

Увидела смысл совершенно обратный:

Как трудно быть вечным, как трудно быть новым!

Я это прочла в дневнике у певуньи,

У сверстницы из иноземного края,

И вижу: сидит она там в новолунье

И перлами сыплет, на лире играя,

И хочется ей в этом мире суровом

(Как всем нам!) блеснуть откровеньем сердечным.

Но трудно быть новым, ох, трудно быть новым!

И трудно быть вечным, ох, трудно быть вечным!

Тоска афоризма, кривлянье двуличья

Что вечным быть трудно, а новым не трудно!

Не надо напяливать маску величья

И лгать так жемчужно и так изумрудно!

Побойся пустыни, стоящей за словом,

За этим кинжальчиком остроконечным!

Как трудно быть вечным. Как трудно быть новым.

И как все трудней быть и новым, и вечным.

ПРИЗНАНИЕ

Я люблю счастливый случай,

Я люблю везучий день,

Я мечтаю быть живучей,

Не висеть на волоске!

Ради этого годами

Мне, как видите, не лень

Переписываться с вами

Хворостиной на песке.

Если нет воображенья

И терпенья ни на грош,

От такого напряженья

Невзначай с ума сойдешь

И в плохое окруженье

Попадешь как дважды два!

Вообще-то быть поэтом

Надо много вещества!

Ю.Мориц

------

ПАУЗА ИЗМЕНЫ

Что за смех сквозь слезы?

С мясом рвуться узы!

Что-то многих сразу

Разлюбили Музы.

Родилась из пены

Пауза измены,

Мои братцы бьются

Головой о стены.

Вычурные позы

Носом землю пашут

Это наши Музы

Нашим ручкой машут.

На эстраду розы

Юноши бросают,

А поэтов Музы,

Разлюбив, бросают.

Слезы и угрозы,

Море обаянья,

Ризы и круизы,

Лесть и покаянья,

Дуракавалянье

Все ведет к разрухе!

Наше смерть - кривлянье

Старца и старухи.

Ни античной позы,

Ни лихих затрещин

Так бросают Музы

Хор мужчин и женщин.

Берегись, ребяты!

Не резвись в ухмыле!

Да, не вы - рогаты,

Но не вас любили!

За такие рожки

Вы бы, мои крошки,

Поползли под пушки.

Неча бить в ладошки!

Музы наши, Музы,

Что же вы, куда вы?

Чьи это гипнозы,

Где эти удавы?

Хуже нет заразы!

Где сверкнет секира?

Озверели Музы

Бросили кумира,

Ничего не взяли,

Нет, не разорили!

Пышную кумирню

Даром подарили.

Но с какой цикутой

Этот скарб сравнится?

Что за гений лютый

В Музах коренится!

И к каким красавцам

Наши Музы мчатся,

Еле успевая

С прежними прощаться?

Что-то их не видно,

Что-то их не слышно,

В чьи объятья мчатся

Музы так послушно.

Горе, горе - сердцу,

Если Музам цену

Подглядит сквозь дверцу,

Уличив измену!

x x x

В моих ветвях - шептанье, пенье, свист,

Красот летучесть, и ползучесть безобразин.

Я расцветаю, если воздух чист

И даже если воздух гнил и грязен.

Я тень ращу и скапливаю свет,

По всей природе солнце рассевая.

Где нет меня, там благодати нет,

Там гладь безглазая, трясина вековая.

Кто много странствовал, тот радовался мне,

Мое зеленое увидев солнце в поле,

И обнимал меня наедине,

И целовал всегда по доброй воле,

И, боже упаси, не забывал,

И вечно слышал мой далекий запах

Кого бы в губы, в грудь ни целовал,

Каких младенцев ни баюкал в лапах.

Меня, меня он вызывал из тьмы,

В тоске хмельной забыться сном отчаясь!

И с ним вдвоем шумели, пели мы,

Всю ночь в обнимку на ветру качаясь...

Он сыновьям привил ко мне любовь,

И дочерям, и внукам устремленным.

Когда свернется в нем исчерпанная кровь,

Я развернусь над ним огнем зеленым.

Бессмертен тот, кто был в меня влюблен,

В глубокой тайне приближаясь год от года.

О боже, сколько у меня имен

Не только Музыка, Поэзия, Природа!..

СТРОФА

Косточкой вишневой

В мякоти заката...

Все, что стоит жизни,

Очень облакато.

Ю.Мориц

------

ВЕЧЕР ПОЭЗИИ

Никому не посвящается

I.

Старый лысый пупсик Другая половина

На пустой эстраде Сидит переживает,

Возле микрофона Что молодежь к поэту

Сладенько поет. На вечер не идет.

Полный зал старушек И обе половины

Чмокает губами, Все время ждут момента,

Смакуя этой лирики Чтоб наконец устроить

Горошек мозговой. Большой Аплодисмент!

Минут за тридцать-сорок Но что-то им мешает,

Ползала укачало Как мелкая зевота

Волною задушевной, Мешает объясниться

Пленительной, как сон. В пламенной любви.

II.

- Поэт, расскажите свою биографию!

- В три с половиной года

Я печатал стихи. На машинке.

Однажды, гуляя с няней

В летний день на Страстном бульваре,

Я увидел Огромные Ноги

Двести сорок восьмого размера!

На ногах стоял Человек

Неимоверного роста,

Был он с большой буквы

И очень звучал гордо.

Я подумал, что это памятник,

И стал на него карабкаться.

Но памятник левой рукой

Подхватил мою пухлую попку

И поднял меня, как на лифте,

В свою великанскую высь.

Это был совершенно живой Маяковский,

Он сказал:"А что-то в нем есть,

В этом кудрявом пупсике!

Какая-то искра божья,

Какая-то интеллигентность,

Возвышенная духовность!"

Об этом же говорили

Ахматова, Пастернак,

Репин, Куприн, Шаляпин,

Кустодиев, Капабланка,

Раневская и Заболотский,

Эйнштейн и Агата Кристи,

Ландау и Сименон.

Потом я ходил в кружок,

Где были одни поэты.

Они друг друга чехвостили,

Контузили и тузили

До полной потери сознанья,

До сотрясенья мозгов,

И, невзирая на лица,

Резали правду-матку,

Вонзали холеру в бок,

Всем говорили гадости,

Всех посылали на фиг

И смешивали с дерьмом.

По этой причине многие

Вернулись с войны прозаиками,

Драматургами, сценаристами,

Артистами и медсестрами.

Поэтов осталось мало,

Сегодня их нет совсем.

Ходят ко мне молодые

И подают надежды,

Но им уже за пятьдесят.

Если б не Вознесенский,

Они бы давно пробились.

Но шум, трескотня эстрады

Наделали нам вреда

И погубили многих,

Отсюда - падение нравов,

Пошлая грубость вкусов,

Хищенья, приписки, взятки,

Гонка вооружений,

Экологический кризис,

Воздушные террористы,

Шантаж, спекуляция, пьянство

И матери-одиночки.

(По залу распространяется

Слезоточивый газ...)

- Пожалуйста, что-нибудь спойте!

Исполняет арию герцога

Из оперы "Риголетто".

СТО ЛЕТ НАЗАД

Я крикнула однажды недоучкам

Сто лет назад, такого-то апреля

Я крикнула по молодости лет,

Что рабский ум, бесчуственный,

бесстыжий,

Чудовище развратной Конъюнктуры

Врет - и не может Пушкина любить!

Меня трясло. Арба катила дальше.

Над марганцевым фаршем тухлой фальши

Повис тяжелый, зверский, спертый вздох.

Я лаяла на ветер: - Да, зубрили!

Да, классе в третьеми к елке серебрили

Руслана и Людмилу, но любили

Лишь анекдот! И в этом весь подвох!

Невежесть вашу обеляет Пушкин,

Но свежесть вам являет Золотушкин,

Жуликоватый парень и рифмач,

Он души вам тетешкает ретиво

Белибердой любви и детектива,

Но эта смесь питательна на диво

И популярна, как в холеру врач!

Арба катила. Пенилась клоака.

Я голову теряла, но однако

Я лаяла на ветер, как собака:

- Не поминайте Пушкина вотще!

Ведь богом есть и честь, и стыд, и совесть,

И Белкина пронзительная повесть,

И Командор в нетлеющем плаще!

Мне моментально голову срубили.

- Она свергала Пушкина! - вопи<



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.