Список литературы

Министерство образования Саратовской области.

Государственное автономное профессиональное образовательное учреждение.

Саратовской области.

“Губернаторский автомобильно-электромеханический техникум”

Реферат на тему:

«Три кризиса временного правительства»

Выполнил

Студент группы 21ГС

Рублёв Вадим

В прошлой историографии понятие "трех кризисов временного правительства" было одним из устоявшихся. При общей пестроте взглядов получалось, что первый из них был вызван исключительно недовольством масс продолжением войны. Его результатом стало создание коалиционного министерства. Второй июньский кризис рисовался как следствие раскола между левым и правым крылом "революционной демократии". Июньский кризис положил конец иллюзиям относительно единства сил революции, заставил сторонников левого выбора всерьёз задуматься о возможном переходе к обороне. И, наконец, июльский кризис стал тем рубежом, за которым мирное развитие революции стало уже невозможным.

Развитие же советской государственности рисовалось как гладкое и безоблачное. Ни о каких кризисах Советского, а не Временного правительства не шло и речи. Тем более не возникал вопрос о возможном влиянии этих кризисов на характер нового революционного строя. Тем самым закреплялось разделение единого процесса революции 1917 г. на два этапа: февральский и октябрьский. Общего между ними ничего не признавалось, даже в закономерностях развития революций. Институционная бескризисность была важной составляющей "мифа о красном Октябре".

Вместе с тем уже в первые часы своего существования Советская власть столкнулась с трудностями, слабо вписывающимися в теорию о контрреволюционном мятеже. Прежде всего, не вполне оправдалась тактика Ленина, стремившегося провести вооружённый захват власти до начала работы II съезда Советов рабочих и солдатских депутатов: поставить противника перед свершившимся фактом и победить. Часть делегатов, несогласных играть роль статистов в написанной большевиками пьесе, не только покинули съезд, но и организовали альтернативный центр власти. Этим центром стал Комитет спасения Родины и революции". Как известно, помимо делегатов, покинувших съезд Советов, в него вошли представители ВЦИК первого состава, Всероссийского Совета крестьянских депутатов, Городской думы, Предпарламента, Центрофлота, кооперативных и профессиональных организаций. Широкий состав участников опровергает утверждения прежней историографии об узкой социальной базе антибольшевистского фронта.

Помимо Комитета спасения, существовали и другие претенденты на роль легитимного центра власти. Так продолжал действовать Малый Совет Министров в составе товарищей министров. На его базе было создано подпольное Временное правительство. По мере разрастания чиновничьего саботажа, позиции его усиливались. По свидетельству его руководителя А. Демьянова, большевики знали о его деятельности, "но до поры до времени смотрели на это сквозь пальцы" (1). Об этом почему-то не принято писать, но подпольное Временное правительство было почти столь же реальным органом власти, как и сам Совнарком. Ему подчинялись, как писал другой участник событий С. Н. Прокопович, служащие всех министерств и Государственный банк. По его распоряжениям ходили поезда железных дорог, подвозился хлеб в столицы и на фронт, топливо на предприятия (2).

Обострялась и военная обстановка. Утром 26 октября отдаёт приказ о движении на столицу бежавший в Штаб Северного фронта Керенский. Хотя к вечеру в его распоряжении было всего около 500 человек из 3-го казачьего корпуса Краснова с приданными им 16 орудиями и 8 пулемётами, вскоре численность его войск выросла до 5 тыс. 28 октября под их напором пало Царское Село. После срыва 31 октября переговоров между поддержавшим петроградских большевиков Московским ВРК и ориентирующимся вправо Московским губернским Советом крестьянских депутатов возобновилось кровопролитие в Москве. В самом Петрограде на 29 октября 1917 г. готовится антибольшевистское выступление юнкеров.

Наконец, проблемы обнаружились и в самой победившей партии. Часть большевиков проявили колебания и не поддержали радикализм своего вождя. Как мотивировал эту позицию Луначарский, "в настоящий момент мы должны завладеть аппаратом". А это, согласно его точке зрения, значило "действовать по линии наименьшего сопротивления" (3). Мотивировка выступления "правых большевиков" ещё не вполне изучена. Вероятно, многие вопросы будут решены после вовлечения в научный оборот новых документов. Среде них можно назвать стенограмму заседания ПК РСДРП (б) 1 ноября 1917 года. Прежде она была известна в основном по публикации в книге Л. Троцкого "Сталинская школа фальсификаций" (4). После всплеска интереса к Троцкому эта публикация стала хрестоматийной. Дошло до курьёзов: в одном учёбном издании, (к слову, дважды переизданном) поместили отрывок из неё, при этом дав ссылку на архив. Подлинник, хранящийся в архиве, отличается от публикации Троцкого. И существенно. Однако главная мысль в обоих документах отражена однозначно — эта та глубина раскола, которая вдруг возникла между большевиками.

Все эти события, хотя и имели серьёзное значение, не могли потрясти основ власти большевиков. Они действительно могут трактоваться как действия со стороны контрреволюции. Однако когда против методов захвата власти большевиками выступили их самые надежные союзники — пролетарские организации, — само существование нового режима оказалось под вопросом. События эти тщательно замалчивались или искажались прежней историографией. Но именно они повлияли на возникновение первого кризиса Советского правительства.

Во главе движения в этот период становится Викжель — профсоюз железнодорожников. Его образование относится ещё к апрелю 1917 года. Один из наиболее крупных и рационально организованных, профсоюз железнодорожников был во многом уникален. В его состав входили как линейные рабочие, так и служащие. Это позволяло Викжелю реально претендовать на самостоятельное управление железными дорогами. Викжель не признавал в этом вопросе никаких других интересов, кроме интересов железнодорожников. В этом смысле он, как писал Э. Карр, представлял сой как бы гигантский фабзавком, осуществляющий рабочий контроль на своём участке.

Большевики видели и признавали силу Викжеля. Как известно, на II Всероссийском съезде пост Наркома путей сообщения остался вакантным: его зарезервировали за Викжелем. По этому поводу съездом было принято специальное обращение "К железнодорожникам". В нём прямо говорилось, что в Наркомат путей сообщения "будут привлечены представители железнодорожников" (5). А 26 октября 1917 г. от имени Совнаркома А. С. Бубнов официально предложил Викжелю сформировать коллегию Наркомата.

Однако на призывы войти в Совнарком Викжель ответил отказом (6). Уже 28 октября правление профсоюза выдвигает требование "однородного социалистического правительства, представляющего все социалистические партии". А когда 29 октября представитель Викжеля выступил с ним на заседании ВЦИК, разразился первый кризис Советского правительства. Викжелевцы ультимативно предупредили, что в случае отказа политических партий от коалиции, в ночь с 29 на 30 на железных дорогах будет начата всеобщая забастовка. Они предлагали всем социалистам немедленно прислать делегатов на совместное с ЦИК железнодорожников заседание. На нём предлагалось прийти к согласию по вопросу о власти.

Выступлением железнодорожников тут же попытались воспользоваться политические соперники большевиков. К примеру, многие меньшевики не рассматривали серьёзно возможность создания коалиции с большевиками. Более того, они выступали против и стремились сорвать любые миротворческие акции внутри собственной партии, заговорив о необходимости для России "подлинной демократии" в противовес "тупой власти народа" (7). Идеологи меньшевизма со страниц центрального органа своей партии не скрывая говорили о том, что "самой опасной контрреволюционной силой являются сами… массы" (8).

С первых же шагов работы Соединённого заседания Центрального Исполнительного Комитета железнодорожников и других организаций, начавшем свою работу в 7 часов вечера 29 октября 1917 г., правые социалисты заняли жёсткую, не допускающую самой мысли о компромиссе позицию. Так, ЦК партии народных социалистов "не нашёл возможным" даже прислать представителей на совещание, "в котором будут участвовать большевики". Комитет Спасения заявил, что в его программу входит только министерство без участия большевиков. ЦК служащих государственных учреждений, устами своего представителя Кондратьева, присоединился к позиции Комитета Спасения. Представитель же ЦК эсеров Гедельман заявил, "что он явился сюда не для того, чтобы вступить в переговоры с большевиками". "Мы считаем немыслимым, – подчеркнул он, – создание министерства, в которое входили бы большевики" (9). Комментарии, как говорится, излишни, – уступив власть в вооружённом противоборстве и в борьбе за симпатии масс, правые социалисты наивно пытались взять реванш в словесных баталиях.

Однако, не стоит смешивать позицию правых социалистов с позицией профсоюза железнодорожников. Выдвинутый Викжелем лозунг нейтралитета и стал в прошлом предлогом для зачисления железнодорожников в лагерь контрреволюции. Считалось, что позиция Викжеля на деле означала остановку транспорта и нажим на Совнарком. Ленин на заседании Петросовета 4 ноября 1917 г. утверждал: "Викжель нам угрожает забастовкой, но мы обратимся к массам и спросим у них, хотите ли вы забастовкой обречь на голод" (10).

В действительности же ничего подобного не было. Наоборот, Викжель всеми возможными в той ситуации способами поддержал социалистическую революцию. И даже самих большевиков. Во-первых, он вовсе не настаивал на выходе большевиков из правительства. Коалиция мыслилось его руководству в составе представителей всех левых партий: "от большевиков до народных социалистов включительно" (11). Во-вторых, позиция Викжеля в немалой степени предопределила провал вооружённой контрреволюции в октябре – ноябре 1917.

Железнодорожники, в частности, категорически заявили, что не пропустят в Петроград войска Керенского и Красного. В случае же, если они всё-таки прорвутся, Викжель грозил блокировать город. Вскоре слухи о движении войск на Петроград с целью подавления большевиков пришли с Юго-Западного фронта. Викжель вновь пригрозил всеобщей путейской забастовкой. В дополнение к этому, Викжель не препятствовал передвижению по железным дорогам большевистских частей. На призывы же Временного правительства спускать эшелоны с большевиками под откос, ответил категорическим отказом, так как считал, что с разгромом большевиков будет подавлена вся революция (12).

Легко объяснима и позиция Викжеля по вопросу об "однородном социалистическом правительстве. Среди различных социальных категорий и профессий от стрелочника до инженера, объединяемых Викжелем, партийные пристрастия были самыми разными. В этих условиях поддержать однопартийное правительство, значило спровоцировать раскол в собственном союзе (13). В постановлении от 28 октября и документах, появившихся потом тактика железнодорожников так и разъясняется: "железнодорожный союз включает в себя представителей всевозможных политических партий и течений и не может принимать активного участия в борьбе между социалистическими партиями" (14).

О том, что позиция железнодорожников не была контрреволюционной, свидетельствует и та поддержка, которую она встретила со стороны других профсоюзов. С требованием создания левой коалиции выступили профсоюзы Казани, Самары, Нижнего Новгорода, Астрахани, Пензы и многих других городов страны. Даже Петроградский Совет профсоюзов выступил за "организацию однородной социалистической власти", ответственной перед Советами. В том же духе 5 ноября принял резолюцию и наиболее большевизированный профсоюз петроградских металлистов. В ней так и звучало: "Единственным способом закрепления победы пролетарско-крестьянской революции является создание правительства из представителей всех социалистических партий" (15).

Ноябрьский кризис Совнаркома означал, по сути, временный разрыв между революционной партией и поддерживающим её классом. Речь шла о необходимости расширения социальной базы переворота. Ленину пришлось пойти на уступки. И пусть они были не столь значительны, как того требовал Викжель, но главное его требование оказалось выполнено: однопартийной диктатуры в ноябре 1917 г. в России не установилось. К этому времени верные большевикам части подавили мятеж юнкеров и сопротивления оппозиции в Москве. Закончилась провалом и авантюра Краснова-Керенского. Самому Керенскому пришлось бежать.

Окончательно первый кризис Советского правительства завершился лишь в первых числах декабря. Этому способствовала победа на Чрезвычайном крестьянском Съезде и на II Всероссийском съезде крестьянских депутатов левых эсеров. Левые эсеры с самого начала заявляли о вероятности своего вхождения в Совнарком. Как спустя некоторое время рассказывал Каменев, на одно из совещаний руководителей большевиков непосредственно перед октябрьским переворотом пришли представители левых эсеров. В состав делегации входили Камков, Карелин и, вероятно, Колегаев. На прямое предложение большевиков предоставить им несколько мест в новом кабинете, они ответили отказом. Левые эсеры "ссылались на то, что это вызовет раскол в партии эсеров, которую они надеялись всю целиком повести под лозунгом "Власть Совета!"" (16). Теперь же левые эсеры решились на союз с большевиками окончательно. Был сформирован объединенный ВЦИК Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. В дополнение к Колегаеву, в СНК вошли Штейнберг, Трутовский, Карелин

Алгасов и Михайлов (17). Таким образом, как и первый кризис Временного правительства, первый кризис Советского правительства привёл к формированию коалиционного министерства.

Уроки и значение первого кризиса Советского правительства трудно переоценить. Помимо уже отмеченных последствий, он заставил задуматься, а действительно ли большевики совершенно адекватно выражают интересы рабочих? Пролетарские организации продемонстрировали свою силу. Теперь большевикам предстояло для себя решить: или корректировать свою политику с учётом позиции независимых организаций рабочего класса, или встать на путь их постепенной нейтрализации и подчинения.

В этой связи существенный интерес представляет ещё один вопрос, в прошлом не попадавший в поле интереса историков. С позиций "нейтралитета" и "однородного социалистического правительства" в дни Октября выступило большинство рабочих организаций. Но часть из них смягчило свою позицию и поддержало большевистско-эсеровский Совнарком. Другие же так и не смирились с переходом власти в руки Советов.

Как известно, что на сторону Советской власти встали профсоюзы, фабзавкомы и другие родственные им организации вплоть до Красной гвардии. На непримиримой платформе продолжали стоять разного рода "демократические организации", кооперация, в том числе рабочая. Как звучало в листовке Воронежских кооперативов и их союзов: "никаких соглашений с разрушителями страны — большевиками". Но что означал такой своеобразный расклад сил?

В лагерь революции вошли не просто наиболее радикальные организации. В их числе оказались непримиримые антагонисты буржуазных отношений. Среди противников же Октября были организации, порожденные развитием капитализма и сросшиеся с ним. К примеру, лидеры кооперации так понимали её главную задачу: через рост личного благосостояния адаптировать рабочих к развитию капитализма (и тем как бы воспитывать в духе социализма). Руководители рабочей кооперации считали революцию 1917 г. буржуазной и всеми средствами боролись за укрепление буржуазно-демократического строя (18). А, как известно — выбор союзников диктует и тактику. Поэтому, когда первый кризис Советского правительства миновал, а политические симпатии вполне определились, стало ясно, что основным вектором развития нового режима будет дрейф в сторону социалистических преобразований.

В результате событий ноября 1917 г. оказалась подорванной вера в многопартийность. Политические партии традиционного типа в условиях правительственного кризиса показали свою полную несостоятельность. Ни их протесты, ни спровоцированные ими вооружённые беспорядки не поколебали ещё совсем слабый большевистский режим. Но сказать, что их позиция никак не повлияла на развитие советского строя тоже нельзя. Раскол внутри революционной демократии привёл к тому, что с самого начала новая власть формировалась в условиях чрезвычайщины. Налёт чрезвычайности станет теперь родовой чертой новой власти.

И СНОВА ТАВРИЧЕСКИЙ...

И ещё один вопрос: стабилизировалась ли власть после выхода из кризиса? В прошлой отечественной историографией одной из ключевых была тема неустойчивости Временного правительства. Тектонические сдвиги пробудили к жизни столь широкие слои, что попытки стабилизировать ситуацию перестановками в кабинете были принципиально провальными. И действительно, кризисы февральско-мартовского либерального режима следовали один за другим. Но что подобным же образом события шли и после Октября, говорить (и думать) было не принято. Между тем, ещё не вполне был разрешён первый кризис Совнаркома, как начали складываться предпосылки второго.

Выйдя из кризиса явно набрав очки, большевики, тем не менее, всех своих проблем не решили. Во-первых, не были ликвидированы все параллельные органы власти, типа подпольного Временного правительства. Во-вторых, по-прежнему трудно предсказуемой оставалась позиции провинции. Сбрасывать со счетов этот фактор не приходилось. Ни в какой другой революции роль провинции не была столь высока как в Русской революции 1917 года. По сути, Русскую революцию можно назвать революцией самоуправления. Поддержит ли провинция или нет перемены в столице — от этого зависело многое. Понимали это и сами большевики, которые в июле 1917 г. отказались брать власть из-за боязни проигрыша именно здесь. Наконец, не был решён вопрос о характере революции.

О чём идёт речь? Ведь в своей знаменитой речи на заседании Петросовета Ленин говорил вполне определённо: социалистическая революция, о которой так долго твердили большевики, совершилась? (19) Однако это была декларация. Институционно вопрос о характере власти, а, следовательно, и о характере породившей её революции оставался открытым. Проблема отразилась даже в названии Совнаркома: он считался Временным революционным правительством (20). Полномочен он был лишь до момента созыва Учредительного собрания. Факт известный, но выводов по существу из него, почему-то не делалось.

Выводы же, между тем, напрашиваются сами собой. По существу выбирать приходилось из двух вариантов государственности: буржуазной или советской. При этом имелся в виду тип устройства представительных органов. Форма устройства исполнительной власти вопросов не вызывала: о реставрации монархии даже в виде президентской республики серьёзно даже не говорилось. Как писалось в листовке меньшевистского ЦК к Учредительному собранию, подготовленной Б. Горевым: "... в истинно демократической республике президент не нужен. Но он не только не нужен. Он вреден и опасен" (21).

И у парламентаризма советского, и у парламентаризма буржуазного были свои сторонники. Лишь только у Каменева и Зиновьева сохранялись надежды объединить две эти формы представительной демократии. В их совместном заявлении, сделанном в самый канун Октября, говорилось: "Учредительное собрание плюс Советы — вот тот комбинированный тип государственных учреждений, к которому мы идём" (22). В реальности же ситуация частично повторяла период двоевластия, когда так же решался вопрос о том, какой тип государственных учреждений будет обладать всей полнотой власти. Два лозунга: "Вся власть Советам!" и "Вся власть Учредительному собранию!" — определяли суть нового, второго двоевластия.

День выборов 12 ноября, предполагаемый день созыва 28 ноября, сами выборы в Учредительное собрание стали эпизодами открытой политической борьбы. Уже до октября стороны пытались буквально по-военному мобилизовать своих сторонников. Газета иваново-вознесенских большевиков по этому поводу писала: "ни один голос рабочего не должен пропасть" (23). Ещё резче стала риторика большевиков, когда они почувствовали вкус власти. Не отставали от них и их конкуренты. Так, не позднее 12 ноября появляется обращение Правления Совета Всероссийских Кооперативных съездов "Ко всем кооперативным союзам, объединениям и комитетам". В нём голословно утверждалось, что "восстание большевиков сделало по техническим условиям невозможным производство выборов во многих местах". Большевики обвинялись в грубых нарушениях свободы выборов и в возможных с их стороны фальсификациях их результатов (24).

На деле всё оказалось совсем иначе. По сохранившимся аналитическим обзорам предвыборной кампании 1917 г. основные нарушения следовали со стороны избирательных комиссий, образованных, как правило, ещё при Временном правительстве. Комиссии эти, пользуясь неосведомлённостью масс, неоднократно "прибегали к целому ряду злоупотреблений и подлогов". К примеру, нередки были "случаи, когда распределялись бюллетени преимущественно антисоветских партий. В ряде уездов списки выдавались кадетам или тем, кто обещал голосовать за кадетов. В Курской, например, губернии списки выдавались только грамотным, не грамотные же получали кадетские списки. Избирательные бюллетени большевиков выдавались в ограниченном количестве. Были случаи подлогов и уничтожения последних" (25).

Не включались в избирательные списки отдельные группы населения и избирательные участки. Массовым стало исключения из голосования целых заводов и деревень, как, например, в Уфимской губернии. В Тамбовской губернии (Моршанский уезд) запрещалась агитация большевиков. Агитатор от большевиков в Сиверской волости Псковской губернии Ф. С. Тимошенко сообщал, что "земельные собственники вели агитацию путём подкупов". При этом, по словам Тимошенко, собственники закупали у женщин бюллетени по 2 и 3 копеек. Не редки были случаи физических расправ над теми, кто осмеливался голосовать за список большевиков (26).

В целом по стране можно говорить о повсеместности этих и множества других форм нарушений избирательного законодательства (27). В любом демократическом государстве проходившие в таких условиях выборы вряд ли были бы признаны правительством. Тем не менее, большевики не аннулировали итоги голосования. Вместе с тем они попытались изменить соотношение сил на Учредительном собрании в свою пользу. Первой мерой в этом направлении стало постановление СНК от 20 ноября взять в свои руки организацию комиссии по созыву Учредительного собрания. Важность этой меры с точки зрения спокойного существования СНК сложно переоценить. Теперь он становился стрелочником при любом негативном развитии ситуации вокруг Учредительного собрания: будь то его срыв или победа на нём правых элементов, способных добиться от правительства ухода в отставку.

Вместе с тем шансов для проведения в нужном для большевиков и левых эсеров русле Учредительного собрания фактически не существовало. Об этом говорят итоги голосования, которые большевики признали как правильные. В общем-то, ничего сенсационного выборы эти не дали. Правые партии в ходе них показали своё полное банкротство. Левевшее на протяжении всего 1917 г. русское общество однозначно высказалось за Социализм: к избирательным урнам пришло около 45 млн. человек или около 50% от занесённых в списки, 60,5% голосов было подано за умеренных социалистов и ещё около 24% – за социалистов-радикалов, кадеты получили всего 17 мест. Тем не менее, большевиков, занявших всего 175 мест из 715, такой исход не устраивал (28).

Быстро возрастала и агрессивность несоветских элементов. Попытка оппозиции самочинно начать работу Учредительного собрания 28 ноября, мощные демонстрации, прошедшие в этот день, — всё свидетельствовало о нараставшем кризисе власти. Предпринятые властями ко дню начала работы Учредительного собрания беспрецедентные меры показывали, что они отдавали себе отчёт в серьезности момента. 23 декабря в Петрограде вводится военное положение. Город разбивается на участки, за порядком в которых следили видные большевистские комиссары. 3 января жители столицы были предупреждены, что всякие беспорядки "будут энергично остановлены военной силой". Были закрыты некоторые газеты и отсрочены некоторые мероприятия. Срочно были мобилизованы отряды Красной гвардии. В боевую готовность были приведены несколько ударных частей Петроградского гарнизона. Не вполне доверяя русским мужикам в солдатских шинелях, большевики вызвали полк латышских стрелков. Усиливалась охрана государственных учреждений и патрулирование улиц. Для руководства всем этим создавался Чрезвычайный военный штаб. Правительство вынуждено было на время уступить власть чрезвычайному органу, и власть в городе перешла к Штабу.

Однако стержень мер, на предупреждение возможных осложнений лежал в другой плоскости. Большевики, при полной поддержке левых эсеров, подготовили Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа. Этот документ 3 января был одобрен ВЦИК и получил конституционный статус. Параллельно с этим было объявлено о созыве Всероссийских съездов советов: большевистского рабоче-солдатского и левоэсеровского крестьянского.

Именно эти меры, а не военные приготовления оказались решающими для судеб Учредительного собрания. После ожесточённой дискуссии, Декларация 237 голосами против 138 была отвергнута. Отказавшись её утвердить, правая часть Собрания попала в ловушку. Большевики и левые эсеры обвинили умеренных социалистов в контрреволюции.

Под бурные аплодисменты галёрки большевики зачитали написанную Лениным декларацию: "Не желая ни минуты прикрывать преступления врагов народа, мы заявляем, что покидаем Учредительное собрание" (29). Через некоторое время его оставили и левые эсеры. После этого в 4 часа утра начальник охраны Таврического дворца анархист А. Г. Железняков попросил собравшихся разойтись, поскольку "караул устал". Разошедшиеся по требованию "уставшей охраны" делегаты, на следующий день собраться не смогли: на дверях их встретил замок (30). После депутаты Учредительного собрания пытались собраться в Киеве. Но их опередили части Красной Гвардии, освободившие столицу Украины от войск Рады.

Бесславная кончина "Учредиловки", тем не менее, отнюдь ещё не означала окончание правительственного кризиса. Теперь борьба переносилась внутрь открывавшихся съездов Советов. Меньшевики и правые эсеры вели подготовку к этому заранее. Они рассчитывали сплотить на них мощные фракции и по возможности повернуть работу съездов в нужное им русло. Поговаривали и о принятии вооружённых мер (31). Какое-то время обсуждалась возможность проведения "параллельных" съездам Советов мероприятий (32).

Противники большевиков попытались опереться и на массовую поддержку снизу. Прежде всего соответствующие меры были предприняты в пролетарской среде. В частности, руководство эсеров попыталось взять на вооружение прошлую тактику большевиков периода большевизации Советов. Эсеры попытались организовать целую компанию по отзыву фабриками и заводами своих депутатов из Петроградского Совета, если там они были представлены большевиками. Наряду с этим проводились досрочные перевыборы депутатов (33). Параллельно эсеры и, в особенности, меньшевики пытались привить в рабочей среде новую форму движения – так называемые "Собрания уполномоченных от фабрик и заводов". Во главе этого движения стали, правда, далеко не сами рабочие, а руководители правых социалистов: Б. С. Батурский, Б. О. Богданов, А. Э. Дюбуа, К. А. Гвоздев и др. (34) Соответствующие попытки предпринимались и в крестьянской среде. Здесь они вылились в форму параллельных "Всероссийских съездов Советов крестьянских депутатов, стоящих на защите Учредительного съезда" (35).

Однако на этот раз сторонником всевластия Советов выйти из кризиса оказалось значительно проще, чем в своё время в ноябре 1917 года. Уже после нескольких часов работы III Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов, а потом и III Всероссийского крестьянского съезда Советов стало ясно, что тактика большевиков и левых эсеров возобладала. 13 января оба съезда объединили свою работу. Был избран единый ВЦИК советов. Существенно изменился статус Совнаркома: отныне его статус "временного" ушёл в прошлое. Наряду с этим власть Совнаркома перестаёт ограничиваться столицами и промышленными центрами. Совнарком становится реальным правительством.

Январские события означали окончательное решение вопроса о характере революции. Некоторые современники говорили о них как о второй, "подлинной" социалистической революции. Октябрьская же революция объявлялась ими полусоциалистической. Так это или нет, ключевой конфликт "двоевластия", не утихавший с февраля 1917, наконец, был разрешён. В центре борьба между двумя формами демократии окончилась победой Советов. Вскоре буржуазные органы власти начнут вытесняться и на местах. Как значилось в резолюции исполкома Костромского горсовета: "Исполнительный комитет Костромского Совета рабочих депутатов согласно постановлению губернского съезда Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов объявляет Думу распущенной". Функции и аппарат дум и земств передавались в распоряжения Советов, повсеместно бравших верх (36). Именно этот процесс был определён Лениным, как "триумфальное шествие Советской власти". Хотя, наверное, правомерней было бы говорить о триумфальном шествии Советов как власти.

Как справедливо писал английский историк Э. Карр, это было ещё одним подтверждением отсутствия в России прочной базы или народной поддержки для институтов буржуазной демократии. Разгром "Учредилки" не вызвал никакого сожаления низов. Что же касается III Всероссийского съезда Советов, то он оказался естественным приемником Учредительного собрания (37). Делегаты, чувствуя важность происходящего, выразили это очень символично. Во имя "исторического воспоминания о пройденном пути" вслед за "Интернационалом" ими была исполнена так же и "Марсельеза": "Интернационал победил Марсельезу, как революция пролетарская оставляет позади революцию буржуазную" (38). Подчёркнуто символично выбиралось и место проведения III съезда Советов. Им стал не Смольный, а Таврический дворец, где ещё совсем недавно заседало Учредительное собрание...

Таким образом, подобно июльскому кризису Временного правительства, январский кризис Советского правительства был шире просто кабинетного. Не укладывается он и в рамки конфликта между ветвями власти. Как и в июне 1917 г., так и в январе 1918 г. речь шла об окончательном разрыве в лагере социалистов. Общим между двумя кризисами было и то, что оба они как бы означали временную стабилизацию режимов: в июне 1918 г. либерально-демократического режима, сейчас — советского. Но было между ними и различие. Второй кризис Временного правительства удалось преодолеть внешним наступлением на фронте. Второй же кризис Советского правительства был ликвидирован наступлением на внутреннем фронте против оппозиции. Поэтому результатом кризиса вокруг Учредительного собрания стала не просто укрепление советского режима, но и его характера как чрезвычайного.

Второй кризис Советского правительства имел и некоторые другие последствия, которые трудно оценить однозначно. После его ликвидации стало совершенно бесперспективным продолжения саботажа прежнего чиновничества. Начинается совершенно новый этап в формировании советского аппарата власти. На этом этапе значение пролетариата будет падать, а вес прежней бюрократии усиливаться. Причём речь идёт не столько о процентах, сколько о стиле, сути, методах и традициях управления.

ЭХО БРЕСТСКОГО ЗАТИШЬЯ

Из всех трёх кризисов Советского правительства меньше всего в плане внимания к нему историков повезло третьему кризису. Первые два кризиса вынужденно освещались в связи с важными событиями внутренней жизни: революцией и Учредительным собранием. Третий же кризис оказался в тени противоречивых международных акций Советской власти. Как правило, он лишь упоминается исследователями, и то лишь с целью подчеркнуть масштабность влияния Брестского мира на судьбы Октября.

И действительно, на первый взгляд, третий кризис Советского правительства как нельзя более наглядно подчёркивал значимость для судеб Русской революции внешнего фактора. Война, крах мировой рыночной системы, идеология интернационализма, так или иначе, влияли на позицию различных групп внутри советского руководства, сплетаясь в тугой узел вокруг шедших в Брест-Литовске переговоров. На этом фоне внутриполитические события представлялись менее важными, вторичными.

Поводом для начала кризиса стало подписание 3 марта 1918 г. в Брест-Литовске мирного договора. Имеется вероятность, что договор подкреплялся дополнительными статьями. Хотя соответствующие документы не обнаружены, на возможность их существования указывает ход последующих событий. Речь, прежде всего, идёт о подписанном 27 августа в Берлине соглашении, по которому Советская Россия обязывалась уплатить немцам контрибуцию в 6 млрд. марок (39). Существенно более мягким, чем, например, по отношении к российским, было и отношение к немецким промышленникам, имевшим свои предприятия в России. В свою очередь Германия предприняла несколько дипломатических усилий, целью которых было оказать давление на нейтральные страны и подтолкнуть их признать большевиков в качестве законного правительства России., хотя абсолютизировать эту "помощь" и не приходится (40).

14 марта 1918 г. с опозданием почти на три часа в зале бывшего Дворянского Собрания начал работу IV съезд Советов. Причиной задержки стала острая борьба в кулуарах, где во многом и был решен результат предстоящего голосования (41). После того, как Брестский мир был всё же ратифицирован, левоэсеровская фракция заявила о выходе их партии из Совнаркома. Решение это далось левым эсерам далеко не просто. Не менее трети фракции высказалось за заключение мира и против выхода из СНК. На II съезде ПЛСР 17 – 25 апреля такие их лидеры, как М. Спиридонова, Колегаев, Натансон, Трутовский и другие так же выступили с примирительных позиций. Тем не менее, уже 15 марта 1917 г. министры от ПЛСРИ покинули свои посты. Правительственный кризис разразился.

В отличие от двух прежних, третий кризис Советского правительства оказался необычайно затяжным. Приобретая вялотекущий характер, он то обострялся, то подавал надежды на скорое его преодоление. Закончился он, как известно, трагически, левоэсеровским мятежом: в Москве вновь слышалась артиллеристская канонада и гибли ни в чём не повинные люди. Вряд ли многие могли предвидеть такую развязку. Сложно было понять логику поведения ПЛСРИ, причину и подоплёку многих событий. Даже сейчас можно лишь обрисовать вопросы, возникающие в связи с третьим кризисом Совнаркома, но дать на них исчерпывающие ответы пока проблематично.

Прежде всего, вызывает недоумение, почему левые эсеры пошли на обострение правительственного кризиса и перевели его решение в плоскость вооружённого мятежа? Правда, левыми эсерами считали себя тогда командующий Восточным фронтом Муравьёв, командующий воинскими частями на Северном Кавказе Сорокин, будущий красный маршал Егоров и многие другие видные командиры Красной Армии (42). Однако в Москве их силы были более чем скромные. Кроме того, и в рамках советской легальности они могли рассчитывать на скорый успех: