Лекция 11.. ПЕРЕХОД ОТ ТЕОРИИ ПОЗНАНИЯ. К ТЕОРИИ СОЗНАНИЯ

Лекция 11.

ПЕРЕХОД ОТ ТЕОРИИ ПОЗНАНИЯ

К ТЕОРИИ СОЗНАНИЯ

П Л А Н

1. Критическая и догматическая постановка проблемы сознания.

2."Человек-машина": сознание и мозг.

3. Сознание и язык, язык и культура.

4. Начные методы изучения сознания.

Для того, чтобы начать говорить о проблеме сознания в ее западноевропейской постановке /а от религиозной философии и философии Востока мы пока отвлекаемся/, нам придется вновь вернуться к Ренэ Декарту. Вспомним некоторые из его высказываний:"На истину скорее натолкнется отдельный человек, чем целый народ",- или: "От самого себя человек способен узнать больше, чем от всех других людей, вместе взятых". Умный, созерцающий Декарт, любящий постельный режим, давший своими рассуждениями ометоде начало гносеологии Нового времени, дал начало и учению о рефлексах, и учению о сознании как идеальной деятельности личного "я".

Из идеи о том, что теоретическое знание не из опыта, Декарт делает вывод о том, что и "я" человека, субъект познания, не из опытной, эмпирической жизни. Декарт еще не пользовался термином "трансцендентальный", введенным И.Кантом, но весь рационализм Декарта основан на "трансцендентальном субъекте", находящемся в самом себе, по ту сторону опыта. Опыт является поводом для размышления, но не источником его. Человек, лежа под одеялом и ничего не воспринимая из внешнего мира, может, тем не менее, оставаться деятельным: вспоминать, воображать, вести предполагаемые беседы с Евклидом, Архимедом или Леонардо да Винчи, выдвигать навстречу им собственные идеи. Никто, наблюдая такого тихого мыслителя, не будет знать, жив ли он или мертв. Но сам мыслитель может сказать себе словами Декарта: cogito, ergo sum /"мыслю, следовательно, существую"/. Эта фраза облетела весь мир. Мышление есть такое же "бытие", как и тело. Если человек, к примеру, раненый на поле боя, выходя из шокового состояния, осознает себя, то еще не известно, какое у него осталось тело, но ясно, что он есть, что он пока живой. Сама мысль об этом есть доказательство жизни.

Декартом было выдвинуто предположение, что телесность и мышление есть два основных вида бытия. Или, как раньше говорили, есть две различные субстанции бытия. Поскольку телесность Декарт считал возможным свести к протяженности /и физику - к геометрии, а геометрию - к алгебре/, то он сам говорил о двух субстанциях: протяженности и мышлении. То есть бытие дуалистично в своих основах.

Наиболее ярким примером дуализма является сам человек, имеющий и тело, и самосознание собственного "я" /которое по традиции называют "душой"/. Душа и тело находятся в положении психофизического параллелизма, они координированы друг с другом, но неизвестно, каким именно образом. Сам Декарт в качестве предполагаемого вида связи души с телом выдвинул идею "рефлекса" / "рефлекс", т.е. отражение, подобное блику в оптике/. Телесные передвижения всегда "засвечиваются", пускают блики, которые и служат предметом анализа мыслящего "я". Именно в этом смысле сознание рефлекторно. Не по происхождению, а по получению информации.

Начало искажению декартовского учения было положено Барухом Спинозой, великим еврейским мыслителем. Спиноза решил две субстанции свести в одну, а мышление и протяжение представить двумя сторонами одной медали - атрибутами /свойствами/ субстанции. Отдельные вещи Спиноза рассматривал как "модусы" субстанции. Каждый модус обладает способностью к протяженности и мышлению, даже камень. Человек есть тоже модус, только сложно организованный. Отсюда у человека наличие живого тела и сознание. Субстанция есть и объект /телесность/, и субъект /самосознание/. Но что такое субстанция сама по себе? Мышление и протяжение принадлежат ч е м у ?

У Спинозы эта субстанция так и осталась неведомой, как бог Иегова. Шеллинг стал рассматривать ее как синоним "природы", а Гегель - как синоним Абсолютного Духа. А французские материалисты-энциклопедисты поступили еще проще: стали рассматривать в качестве субстанции тело /"материю" по их терминологии/, а душу человека объявили "свойством высокоорганизованной материи" /мозга/. Эти идеи в XIX веке широко пропагандировал Ф.Энгельс, категорично заявляя, что в мире нет ничего, кроме движущейся материи, а сознание - продукт ее организации, свойство. От учения Спинозы пошли различные, противоположные

друг другу, интерпретации "бытия". Еще раз повторю их:

а/ субстанция есть неведомая реальность, представленная в явном виде "протяженностью" и "мышлением"; весь человеческий опыт сводится к этим двум атрибутам /Спиноза/;

б/ субстанция есть природа, способная к субъективации и объективации /Шеллинг/;

в/ субстанция есть логическая реальность Идеи, по отношению к

которой природа есть не более чем временное воплощение ее,

опредмечивание в телесность /Гегель/;

г/ субстанция есть "материя", совокупность всех физических тел

/материалисты/.

Понимание того, что такое сознание, во всех этих подходах будет соотносимым с пониманием субстанции. То есть, говоря старинным философским языком, субстанция первична, а сознание /человека/ - вторично.

Для Декарта и Канта такая постановка проблемы сознания была бы неприемлемой. По Декарту, сознание само есть бытие, наряду с телесностью. Они равноправны в бытии. А по Канту, субстанция всегда трансцендентна человеку, она по ту сторону его реального опыта, поэтому нет смысла о ней говорить. Сознание, напротив, дано человеку, так что о всяком бытии можно говорить только через его отношение к сознанию. То есть сознание в Кантовской философии само становится первичным, отодвигая бытие на второй план. Благодаря такому повороту событий в последующий после Канта период философии проблемы гносеологии неминуемо должны решаться в зависимости от понимания сознания.

1. Критическая и догматическая постановка проблемы сознания.

Классическое начало переходу от теории познания /гносеологии/ к теории сознания было положено первым ректором Берлинского университета И.Г.Фихте в его лекциях "Факты сознания" /публикация 1810-го года/. Немногим ранее /1807 г./ вышла первая крупная работа Г.В.Ф.Гегеля "Феноменология духа", так же посвященная проблеме сознания. Оба мыслителя, профессор Фихте и доцент Гегель, не желали ограничиваться гносеологией Канта. И оба обратились к рассмотрению феномена сознания, хотя с совершенно различных точек зрения.

Для Гегеля человеческое сознание есть проявление /феноменология/ духа, который есть во всем: в государстве, нации, семье, в отдельном индивиде /интересно, что само слово "индивид" означает то же самое, что древнегреческое "атом": оно латинского происхождения - individuum,- и связано с глаголом dividere - "делить"; отсюда однокоренное с "индивидом" слово "дивизия"/. Сознание индивида, по Гегелю, есть стянутое в одну точку, неразделимое далее, единое проявление семейного, общественного, национального, государственного духа, который, в свою очередь, связан с духом времени и духом территории страны, которые тоже не случайны, но определяются, условно говоря, Абсолютным духом.

Для Фихте человеческое сознание есть тайна, причем тайна от самих себя. И в этом смысле нельзя знать того, проявлением чего является индивидуальное сознание: общественного духа /"общественного сознания"/, или божественного духа, или "материи" или чего-либо вообще. Тайна есть тайна, она сокрыта по своему определению, но если мы знаем о существовании тайны, то, следовательно, у нас для этого имеются определенные свидетельства - феномены. Тайна сознания засвидетельствована в феноменах сознания, которые, по мнению Фихте, и следует подвергнуть анализу подобно тому, как в свое время Дж.Беркли анализировал ощущения. Феноменология сознания, по Фихте, есть особый метод познания сознания без попытки сразу раскрыть его тайну: то есть надо до поры до времени ограничить свое стремление к познанию пределами возможного - феноменами. Тем более, что ответ на вопрос, что такое сознание? - мы знаем, не зная: так Демокрит в свое время шутил: "Человек - это то, что мы все знаем".

На какие же феномены в акте сознания обращает внимание Фихте? В своей первой лекции о фактах сознания Фихте приводил интересный для анализа пример. Так, говоря о сознании, многие говорят о том, что "сознание отражает мир". Но зеркало тоже отражает "мир", и даже вода на зеркальной поверхности озера "отражает" растущие по его берегам деревья. Но можно ли говорить о том, что озеро сознает деревья? А если здесь есть какое-либо отличие, то в чем, собственно говоря, оно состоит, в чем отличие феномена сознания от "отражения"?

На примере с озером профессор Фихте объяснял первому набору студентов Берлинского университета /открыт в 1810 году/ один из важнейших феноменов сознания, не вписывающийся в "теорию отражения". Суть его в следующем. На поверхности озера отражаются берега, деревья и облака. Будем называть их "объекты". Объекты существуют вне поверхности озера. Отражения объектов существуют исключительно на поверхности озера, вне отношения к их реальному существованию. Объекты существуют сами по себе, а их отражения - сами по себе. Но не так обстоят дела в случае с сознанием. Если мы осознаем наличие озера, берегов и облаков, то они от этого не появляются в нашей голове в форме какого-либо "отражения" /хотя бы и самого закодированного/. Осознавать объекты - значит осознавать /ощущать, умопостигать/ их в н е с е б я. Феномен сознания в том и состоит, что объекты переживаются нами, но переживаются там, где они существуют, а вовсе не там, где существуют наши переживания.

Можно продолжить аналогию с отражением. Представьте себе зеркальце, которым Вы пускаете солнечные "зайчики". Если "зайчик" попадет на стену - солнце окажется на стене, если на воду, то на воде, а если его отправить на солнце, то мы увидим изображение солнца на месте солнца.

Во-первых, заметьте себе, это не одно и тоже.

Во-вторых, получается так, как будто Солнце посмотрело само на себя в наше зеркальце, отразилось в нем и отрефлектировало на себя свое отражение. У Солнца возникает рефлекс /"блик"/ от нашего зеркальца на самом себе. Однако через рефлекс /который Декарт положил в основу действия нервной системы/ можно отразить только самого себя или то, что имеешь: не может Солнце, глянув в наше зеркальце, увидеть себя Марсом или Венерой. Точно также животное, строя свое поведение на основе рефлексов, должно иметь в себе необходимый для жизни "набор светил": Голод, Холод, Жажда, Агрессия, Миролюбие и т.п. Если Голод, посылая сигналы в мир, не получает отражения, то, соответственно, "рефлекс голода" не подтверждается, и тогда животное ведет себя как сытое.

В-третьих, чтобы получать "отражения" /рефлексы/, надо уметь "пускать зайчики", то есть что-то излучать и потом схватывать отраженное излучение. В случае со зрением это означает, что прежде чем увидеть глазами, надо из глаз что-то испустить, а потом поймать. В случае со слухом также необходимо уподобить себя локатору. При этом схема рефлекса не будет работать на чужом свете или звуке: из того, что рыба блеснула на солнце, не следует, что это рыба.

Сознание может быть представлено рефлекторно, в виде отражения; тогда оно будет выглядеть так:"Уж не Рыба ли блеснула на солнце?"- Да, рыба".

Вопрос играет роль первичного излучения в "методе локатора/рефлекса", и ответ "да-нет" уже содержится в вопросе. Однако, из того, что схема "вопрос-ответ" аналогична "рефлекторной дуге" и действует по принципу локатора, никак не следует аналогия между сознанием и отражением: для этого необходимо при вопросе что-то излучать, а при ответе - принимать отраженное излучение и сравнивать с врожденной установкой. При вопросе взгляд действительно устремляется к удивившему объекту, но при этом никто еще по дороге не зафиксировал его каким-либо прибором. При разглядывании объекта мы подаемся вперед, устремляем взгляд, напряженно всматриваемся: и что, мы при этом что-то излучаем и ловим,- или как?

Фихте очень четко раскрыл общий смысл феномена сознания. Он разделил акт сознания на два принципиально различных этапа.

Первый этап: вещь физически действует на тело человека и вызывает в нем ощущения. Этот этап целиком материален, физичен, регистрируем приборами.

Второй этап акта сознания состоит в том, что ощущение

проецируется на вещь. Этот процесс не регистрируется приборами, он есть, но он не-материален. И не-рефлекторен. Не-рефлекторен, во-первых, потому, что ощущения не похожи на то, чем они вызываются /Беркли/. Во-вторых, потому что ничего не излучалось: нет света, нет и бликов /рефлексов/. "Свет разума" не изучается оптикой.

Этот второй этап акта сознания, связанный с ощущением того, что существует вне себя, вне нашего тела, Фихте назвал "мышлением". Самая характерная и феноменальная особенность мышления состоит в том, что оно любое переживание внутри себя пытается вывести во внешний мир, мир объектов, превратив внутреннее переживание во внешнее созерцание. После этого человек

становится способным разбираться в своих внутренних переживаниях через посредство ситуации с "объектами", или с "объективной ситуацией".

Направленность внутреннего переживания на внешнее созерцание посредством мышления получила специальное название: "интенция" /лат. intentia - направленность/. Всякое сознание, в отличие от "отражения", интенционально,- таков один из важнейших выводов о феномене сознания. Природа этого феномена до сих пор остается скрытой - но для феноменологии достаточно самой фиксации факта интенциональности сознания.

При некритическом /догматическом/ подходе к сознанию феномен интенциональности попросту игнорируется. Так, все материалисты пытаются свести акт сознания только к первому этапу, ничего не ведая про второй. При этом они сталкиваются с рядом противоречий, которые сами фиксируют, но не могут найти выхода. По этому поводу расскажу короткий анекдот. Пьяный с закрытыми глазами ходит вокруг круглой башни, ощупывая ее широко распростертыми руками и при этом сетует:"Замуровали!".

Так и материалисты замуровали проблему сознания на первом акте его исполнения: вещь действует на тело человека и вызывает в нем ощущения, - но только одни ощущения осознаются, а другие нет. Причем получить вразумительные ответы на вопросы, о том, какие ощущения осознаются, а какие не осознаются, или каким образом физиологическое раздражение превращается в факт сознания,- невозможно, несмотря на искренние усилия материалистов понять феномен сознания, исходя из строения физического тела человека. Дело не идет далее ссылок на нераскрытые тайны мозга или вторую сигнальную систему.

2. "Человек-машина": сознание и мозг.

Спору нет: мозг в своем строении содержит много тайн, как и любая его клетка. И даже не его. Другое дело, что все эти тайны могут не иметь никакого отношения к феномену сознания. Физиологическая функция мозга как переднего отдела центральной нервной системы связана с поведением живого существа. И ощущения связаны с поведением,- это положение осталось в силе даже после критической философии Дж.Беркли.

Спору нет и относительно того, что поведение зависит от строения мозга, его веса и структуры, от его здоровья или болезни. С другой стороны, никто не спорит и с тем, что сознание зависит от поведения: если человек не способен концентрировать внимание, внимать наставнику, настаивать на своем,- он не будет податлив на воспитание и останется с сознанием дегенерата. Но из того факта, что сознание связано с поведением, а поведение связано с мозгом, еще не следует наличие причинной связи между мозгом и сознанием. Так, отец и сын являются кровными родственниками, сын и мать - тоже, но из этого не следует наличие кровного родства между мужем и женой. В логике в таком случае говорят, что отношение между А, В и С не является транзитивным, переходным с одной пары отношений на другую. В этом смысле отношение между сознанием и поведением, поведением и мозгом не является транзитивным.

Поведение человека, робота и животного может быть совершенно идентичным, но из этого не следует, что у всех троих одинаковое строение тела или у всех наличиствует сознание. На основании множества сходных черт в поведении автомата, животного и человека между ними допустимо проводить аналогии, можно острить или фантизировать по этому поводу, но нельзя к этим аналогиям относится серьезно. Между тем, именно это и случается чаще всего в самой серьезнейшей из наук - в медицине. В медицине без тени улыбки делаются ссылки на то, что сознание - функция мозга, свойство высоорганизованной материи /мозга/, или что сознание - отражение бытия, субъективный образ объективного мира.

При этом нейрофизиологи не перестают удивляться тому странному обстоятельству, что сколько не изучали морфологию мозга, кору и подкорку, сколько не тратили сил на физику и химию нейронов, сколько не пытались расшифровать мысли по электроэнцефалограммам,- но так и не смогли обнаружить ту конкретную функцию мозга, которую они могли бы отождествить с сознанием.

Связь сознания и мозга налицо: изменения в работе мозговых процессов приводят к изменениям сознания /депрессии, эйфории, галлюцинациям/, но те же изменения сознания можно получить и через воздействие на другие органы, ткани и функции организма /кровь, дыхание, железы внутренней секреции/. Для того, чтобы стимулировать память, европеец чешет затылок, а китаец - пятки. Если человека щелкнуть по носу, то он от возмущения перестанет абстрактно мыслить. Налицо существование связи между затылком, пятками, носом и мышлением,- а отнюдь не только между мышлением и мозгом. Но наличие связей подобного рода ничего не проясняет в вопросе о природе сознания.

Когда человек мыслит, то ему кажется, что сознание и мышление протекают внутри него. Где именно? В народе говорят, что любят сердцем, а думают головой. Но если понимать буквально, то надо любовь искать в анатомии сердца, а думы - в анатомии мозга. Медики, как люди близкие народу, так и пытались найти думы в голове, в коре больших полушарий, в височной доле, в мозжечке, в нейронных связях, в электрической активности мозга. Но не нашли.

Напрашивается вывод: либо плохо искали, либо никаких дум в голове нет. То есть думы у человека есть, но в его голове их нет. И если искать их по закоулкам тела, от макушки до пяток, то и там вероятность их обнаружения не превысит вероятности пребывания дум в голове. Поэтому нельзя исключать возможности того, что когда человек мыслит, то сознание протекает вне его тела. Не без участия тела, но и не внутри тела.

В нашем курсе философии мы уже неоднократно сталкивались с аналогичными ситуациями. Недавно разбирали декартовский вопрос о происхождении теоретического знания: оно возникает не без опыта, но и не из опыта. Как Вы, должно быть, помните, опыт выступает поводом познания, а первоисточником знания являются аксиомы и способность логического вывода.

И ранее, на первых лекциях, мы встречались при изучении платонизма с ситуацией, когда вещь, воплощающая идею, имеет свою идею вне себя и цель своего бытия вне строения своего тела. Например, строение стола определяется строением человека, и цель стола вне стола - в человеке, а идея стола производна от идеи человека, но существует при этом в мире идей, а не в отдельных столах и людях.

В пифагорейской философии мир идей открывается человеку в творческом озарении /Декарт называл озарение "интуицией"/; для удержания идеи вводятся символы; мышление есть процесс интуитивно-символический: оперируют с символами, но постоянно интуитивно восходят к идеям с тем, чтобы держать перед внутренним взором созерцание смыслов. В пифагорейской философии роль опыта лишь в том, чтобы быть поводом к постановке проблемы, а разрешение проблемы идет вне опыта, в озарении как источнике теоретического знания.

На вопрос о том, существует ли знание в голове человека, или же оно существует вне тела человека и Декарт, и Платон, и Пифагор дали бы одинаковый ответ: знание не существует в теле.

По Декарту, мышление есть равноправное с телесностью бытие. Тело существует в теле, среди тел, а не в мысли. Равно как мысль существует в мысли, среди мыслей, а не в теле. Если человек есть существо, обладающее и телом, и мышлением, то из этого вовсе не вытекает, что его мысли протекают в теле, или тело существует в мыслях. Кто может нести подобный бред? Человек живет в теле, а мыслит в духе, одновременно пребывая в двух параллельных субстанциях бытия. Кто же виноват, что человек так устроен, и что мир разделен на дух и плоть?! Для Пифагора и Платона космический дуализм реальности еще более очевиден, чем для скептически настроенного Декарта.

Если знание не существует в теле, то каким образом оно существует? Один вариант ответа - через дуализм реальности, просматривается в учениях Декарта, Платона и Пифагора. Есть ли другие варианты? Я упомяну еще об одном варианте и подробно остановлюсь на третьем.

Второй вариант будет связан с Парменидовским пониманием реальности. Физическая реальность сама по себе может быть такой, по отношению к которой всякая телесность и движение являются лишь кажущимися феноменами. Центр тяжести физического тела человека существует, но его нельзя обнаружить анатомическими вскрытиями. Точка, линия, плоскость, число есть реальности, но не физические, а математические. Напомню, что слово "математика" по-гречески означало то же самое, что и "гносис", "знание". Так что математическая реальность, которая лежит в основе физической реальности, есть реальность знания. Знающий человек математичен, он физичен, но не телесен, и существует он в момент знания вне времени и вне пространства,- которые сами по себе есть способы превращения бытия в иллюзию.

Мышление, по Пармениду, есть бытие, а телесная жизнь - лишь его видимость. Мыслить - значит, быть. А быть в теле - значит, уже не быть, а течь как дырявая бочка. /Ср. гераклитовское:"панта реи",-"все течет"/. Мыслить и быть-в-теле - две вещи несовместные. В момент мышления человек находится там, о чем мыслит. Его тело есть мнимое бытие, и пребывание в этом теле в момент мышления есть только видимость бытия. У Фихте по этому поводу есть интересное высказывание, которое звучит примерно так: "Когда я мыслю о том, о чем мыслю, я не мыслю о том, что мыслю. Когда я мыслю о том, что мыслю, я уже не мыслю о том, о чем мыслю...".

Третий вариант сознания, связанного с телом, но протекающего вне человеческого тела, очень симпатичен, остроумен, гениально прост, глубок, но - в конце концов,- банален: сознание людей существует не внутри каждого из них, а между ними, как система общественных отношений, значения которых закреплены в системе общепонятных знаков - в языке.

Используя язык, человек всегда находится в обществе, будучи при этом хотя бы и в полном одиночестве. Значения слов языка всегда остаются существовать между людьми, даже если этих людей нет рядом или их давно нет в живых. Если есть хотя бы один человек на Земле, знающий язык, значит через него воспроизводятся отношения между всеми людьми, создавшими этот язык. Язык в этом плане подобен свету далекой звезды: свет от нее идет даже тогда, когда звезды уже нет. Язык есть весть минувших поколений. Вестник, посланник по-гречески значит "ангел". Язык и есть такой ангел общества.

3. Сознание и язык, язык и культура.

1/ Семиотическая структура слова. Выше мы остановились на том, что мышление человека протекает не без участия головы /тела/, но и не в голове человека. Это положение можно считать, как выражался один литературный герой, "медицинским фактом". В истории философии мы нашли аналогии этой оригинальной ситуации. Между тем, в лингвистике подобная ситуация возникает всякий раз при рассмотрении слова как знака /гр."семейон"/.

Любое слово представлено либо звучанием, либо начертанием. И звук, и графическое изображение сами по себе вещественны: это воздух, бумага, колебания, слой краски. Они превращаются в знак, когда представляют не самих себя, но замещают собою что-то другое: событие, вещь, тело, явление. То, что замещается знаком, называется его значением. Например, видимый издалека дым может свидетельствовать о скрытом огне. В таком случае дым является знаком /признаком/ огня, но значение дыма не в самом дыме, а в огне, который может за ним последовать.

Вещь, имеющая значение, всегда будет представлять и саму себя, и, одновременно, будет знаком этого значения. Например, наличие у молодого человека квартиры и автомобиля придает ему в глазах незамужних девиц особое значение: он и сам по себе ничего, но за ним еще многое скрывается /уровень жизни, способ времяпровождения,- да всего просто не перечислишь!/. Теперь поставим вопрос: где? или в чем?, в ком? существует это самое значение /скромного обаяния буржуазии/? В молодом человеке? В какой его части? В квартире, автомобиле самих по себе? В девушках? Мы говорили: наличие у молодого человека квартиры-машины придает ему дополнительное значение в глазах девушек. Так где существует значение: в самих глазах?

Знак и значение связаны друг с другом очень непростым образом. Даже дым является знаком огня только для знающего человека. Дым для человека является знаком огня, а огонь только для человека имеет значение. То есть между знаком и значением всегда стоит сознающий эту связь человек. Но если мы повторим свой вопрос о том, где существует значение знака, то придем к тому же, от чего пытаемся уйти: значение существует не в самом знаке, не в той вещи, которую замещает знак; оно связано с человеком, с его душой и телом, но и в них его нет.

Если теперь мы возьмем слово и будем рассматривать его

как знак, имеющий значение, то придем к той же самой ситуации.

Например, рассмотрим слово "студент". Можем произнести и записать его по-русски, по-английски, по-немецки: знак будет менять форму, сохраняя известное нам значение. Знак "student" указывает на определенный класс предметов - группу людей, обучающихся в высшей школе - который в логике называют "денотат" знака, в лингвистике - "референт", а мы будем называть его для простоты "предметным значением" знака.

Знак связан с его предметным значением только через человека, который знает смысл этой связи и вкладывает в использование знака значение этого смысла. В таком случае трехчастное отношение "знак-человек-значение" можно представить так называемым семиотическим треугольником в виде знака, имеющего предметное значение и смысловое значение:

смысл

знак

предмет

Знаком может быть любая физически существующая вещь: крик, цвет, жест, сигнал. С предметом уже сложнее: он может быть регистрируемым или нерегистрируемым, реальныи или нереальным, действительным или мнимым. Но труднее всего разобраться со смыслом слова: смысл слова нефизичен, он определяется человеком и связан с сознанием.

Смысл слова - в мышлении. Мы уже знаем философскую поднаготную этого "адреса". В логике есть интересное название для одного из видов логических ошибок: определение неизвестного через еще более неизвестное. Чтобы не подвергаться этой ошибке, перевернем высказывание, немного преобразовав его: "Мышление существует там же, где смыслы слов родного языка". Теперь, во всяком случае, мы определяем более неизвестное через менее неизвестное, что логически вполне оправдано.

Где же существует смысл языкового знака? Прежде всего, люди используют знаки при общении между собой. Вовлеченные в общение людей вещи, события обозначаются людьми знаками посредством указания, после чего знаки используются в качестве заместителей-заменителей. Та ситуация общения людей, в которой первоначально вводятся знаки посредством указания на предметное значение, и определяет собой смысловое значение /по контексту/. В таком случае "адрес" смыслового значения определяется однозначно: оно существует как отношение между людьми на момент общения по поводу обозначаемой вещи.

Если взять всю совокупность слов родного языка /о других языках пока не говорим/, стандартные словосочетания, возможности сочетания слов по правилам грамматики,- то весь массив языковой структуры будет держаться на системе фиксированных отношений между людьми, закрепленных введением языковых знаков. Система осмысленных и зафиксированых знаками отношений между людьми по поводу того или иного события /вещи/ задает смысловое поле родного языка, которое используется как дом для индивидуального мышления. Можно сказать, что мышление живет в языке, существует в нем. Естественно, не во всем языке как громоздкой системе знаков, а только в смыслах слов и словесных выражений. Мысль человека - в смыслах родного языка.

Далее нам остается только подвести первые итоги своих философских изысканий относително того, можно ли медико-физическим путем зафиксировать думы в теле задумавшегося человека /в мозге, нервах, в колебаниях и вообще в чем попало/. Если мысли человека существуют в смыслах родного языка, а смыслы слов существуют в системе отношений между людьми, то можно ли найти мысли внутри каждого из людей? Можно ли найти там, где их нет и быть не может? Найти нельзя, но искать не запретишь. И ищут анатомы, ищут психиатры и невропатологи. Доклады научные друг другу делают о том, кто где и чего не нашел /"пока"/, надеждами делятся. И философы им не указ, сами с усами. Ногами уже на своих усах стоят, а все вперед рвутся.

2/ О способности языка выполнять роль "априорных форм чувст- венного созерцания и мышления. Оставим в покое догматическую

позицию медиков, эмпириков, материалистов и вернемся к Канту, Фихте и Беркли, представителям критической философии.

Когда Дж.Беркли отмечал у человека наличие странной особенности - приписывать свое ощущение от вещи самой вещи, объявлять его "свойством" вещи /слово-то какое смешное!/, то он тем самым обозначивал, метил проблему. Это позволило И.Канту уже вполне четко обозначенную проблему сформулировать: человеческая способность к познанию не сводится к одному источнику, необходимо разделить ее на два независимых друг от друга вида:

1/ способность опытного познания на основе телесных ощущений и 2/ способность до-опытного, априорного, знания на основе "категорий".

В последнем случае Кант говорил о "трансцендентальном субъекте" познания, о том самом "я", которое мы в себе ощущаем как независимое от нашего тела. И.Фихте, отталкиваясь в своей философии от понятия трансцендентального субъекта, обострил проблему сознания, выделив в акте сознания его вторую часть, связанную с превращением внутрителесного ощущения от вещи во внешнее созерцание вещи.

Наконец, при рассмотрении языка в его отношении к сознанию мы оказываемся в состоянии решить эту проблему.

В самом деле, пусть неизвестная нам вещь в своем действии на наше тело вызывает ощущения, которые мы способны наименовать, то есть выразить их словами. Выразить словами - это значит: 1/обозначить знаком; 2/указать знаком на предмет; 3/выразить смысл.

И знак, и смысл знака всегда существуют между людьми, то есть не внутри тела. Ощущения, наоборот, существуют только внутри тела. Через указание /со смыслом/ ощущение при именовании его переводится из внутрителесного существования во внетелесное, после чего его уже можно "приписывать" чему угодно и как угодно. Обычно его "приписывают" той вещи, которая наблюдается при появлении соответствующего ощущения и тогда его называют "свойством" вещи.

То есть "свойство вещи" становится фактом нашего сознания на основе априорной деятельности трансцендентального субъекта благодаря использованию семиотических особенностей языка /акта номинации, наименования/. Дать имя своим ощущениям, значит совершить сложнейший гносеологический процесс, даже не подозревая об этом. В научном творчестве аналогичная процедура связана с введением новых терминов и требует от ученого большого таланта. Но в своей обыденной человеческой жизни мы не творим родной язык, а только усваиваем его. Далее язык делает за каждого из нас огромную работу: превращает наши ощущения в факты сознания. Мы должны быть по крайней мере благодарны языку за его участие в том, чтобы мы оставались в сознании.

3/Языковые ограничения сознания и мышления. Язык, предоставляя смысловыми значениями слов и выражений арену для деятельности сознания и мышления, одновременно и сдерживает эту деятельность своей собственной структурой. Так, дом предоставляет нам определенную свободу передвижения, но своими перегородками, перекрытиями, оконными и дверными проемами он навязывает нам столь же определенный /но уже не нами/ вид из окна или последовательность перехода из комнаты в комнату. Язык, как дом сознания, также и предоставляет свободу сознанию, и ограничивает ее. Эту особенность языкового влияния языка на сознание можно легко продемонстрировать одним знаменитым примером.

В начале двадцатого века в среде филологов появилась одна фраза, которую я попрошу Вас записать на слух: как слышится, так и пишется. Фраза звучит примерно так:"Глокая куздра штеко бодланула бокра и курдячит бокренка". Вы записали ее одним словом или разбили на части? Все слова в этой фразе выдуманные, но давайте посмотрим, не является ли для нас хотя бы что-нибудь в ней понятным. Повествует ли фраза о каком либо действии? Есть ли в ней действующие лица? Какие они?

Итак, о ком идет речь? О куздре. Что она делает? Бодланула, курдячит. Кого бодланула, кого курдячит? Бокра бодланула, курдячит бокренка. Бокренка не жалко? Давайте присмотримся к тому, не сможем ли их представить себе. Кто больше: бокр или бокренок? Кто толще: куздра или бокр? Кто из них самый злой и агрессивный, кто маленький и беззащитный? А почему мы все это знаем?

Давайте вновь присмотримся к фразе. Это выражение русского языка или нет? Фонемы, структура предложения? Предложение является вопросительным или повествовательным? В этом повествовательном предложении можно выделить подлежащее и сказуемое? -Да, даже два. Есть ли в нем определения, согласуются ли они с определяемым словом в роде, числе, падеже?

Интересная получается ситуация! Все слова выдуманные, но фонемы - русского языка, грамматическая структура тоже русского языка и употреблена она в фантастическом словосочетании правильно. Получается так, что мы понимаем смысл фразы со всеми ее действующими лицами, сочувствуем им, сопереживаем тем, кого нет: нет никакого бокренка и нет никакого бокра. То есть фонетическая и грамматическая структура языка сами по себе способны порождать в нас смыслы. Смыслы событий, которых нет. Эту функцию языка в его отношении к сознанию часто называют мифологизацией. Языковые структуры сами по себе способны порождать мифы сознания.

Более специфичный способ влияния языка на сознание представлен в гипотезе лингвистической относительности Сепира-Уорфа. Эд.Сепир и Б.Уорф, американские лингвисты, исследовали структуру языка индейцев и обнаружили, что в индейских языках нет деления слов на существительные и глаголы. Все слова у них как бы являются деепричастиями. Например, в русском языке слово "задумавшийся" выражает одновременно и человека, и его действие, состояние. А в индейских языках все слова выражают состояния предмета в действии, без абстрактного разделения на "субъект" и "предикат". Это приводит к тому, что меняется восприятие мира. В таком случае говорят о репрезентирующей функции языка относительно сознания: язык репрезентирует /представляет/ реальность в соответствии со структурой языковых категорий.

Европейские языки всегда четко разделяют существительные и глаголы, подлежащее и сказуемое /во многих европейских