ГОРЕ-ЗЛОСЧАСТЬЕ

ГОРЕ-ЗЛОСЧАСТЬЕ

Название организации, которую я возглавляю, мудрено отыскать в толстенных деловых справочниках, что издают уважаемые рейтинговые агентства. Членством в солидных отраслевых ассоциациях также похвастать не могу, и лишь в налоговом реестре Медеи ваш покорный слуга представлен скромно и со вкусом: «Фортуна PRS.», учетный номер восемь-два-три-один-семь. Если название моего предприятия большинство читает вполне себе обыденно: «Фортуна – индивидуальный предприниматель», лишь немногие читают между строк – «У Фортуны немного любимчиков, и, поверьте, это не вы». Не ношу с собой визитных карточек, не раздаю направо и налево контактные данные, никому и никогда не сообщаю адреса настоящей конторы, но… недостатка в клиентах не испытываю. Просто-напросто перехожу с рук на руки, а все потому, что услуги мои строго конфиденциальны и стою я невообразимо дорого. А случится вдруг такое, что никому не стану нужен — и при таком раскладе безбедно проживу до конца своих дней, будь даже судьбой мне отпущен век Мафусаила.

Посетители с утра. Чинно расселись по периметру стола, изо всех сил пытаются держать марку выдержанной холодности, только отчего-то не верится. Знаю, всем троим до одури хочется вертеть бошками, утоляя изрядно распухшее любопытство, но сидят ровно, будто изваяния. Очень люблю стильные, красивые вещи и не вижу причин отказывать себе в удовольствии таковые приобретать. Стол, за которым удобно расположились господа в дорогих костюмах, я вкупе со стульями приобрел у Марко дель Васкезе, и по моему глубокому убеждению, ловкач стяжал себе все чувство стиля, которое господь отпустил на этот бренный мир. Остальным достались крохи. Уж как пройдоха договорился со вседержителем, не знаю, мне очевиден лишь голый факт, его-то я и констатирую. Допускаю, что пристрастен, но грудью встать за объективность не готов. Уж извините.

– Мистер Кранч, позвольте представиться. Адвокатская контора «Петерсон, Сай и Брюгге». Я – Лемюэль Петерсон, это мои партнеры Доминико Сай и Франциск Брюгге. Мы представляем интересы одного влиятельного межправительственного органа, наименование которого в свое время будет оглашено, – во время представления остальные двое важно и чинно кивали, положив руки на дорогие портфели из блестящей кожи.

– Господа, я весь внимание.

Влиятельному межправительственному органу срочно понадобились мои услуги. Это самый немудреный вывод из того, что имеет место быть в кабинете. Просто так меня не ищут и уж тем более не находят.

– Дело в известной мере щепетильное, но репутация ваша, мистер Кранч, безупречна и является достаточной гарантией конфиденциальности…

Могу наизусть продолжить за Петерсоном. С любого места. И не в том дело, что читаю мысли, просто я никогда не жаловался на память, а господа адвокаты в подавляющем большинстве до того предсказуемы.

Этот офис проектировал Алан Паркс и учел все мои пожелания по обзорности и геометрии. Творение Паркса не содержит скругленных линий, ни единой, только прямые углы и ровные грани. Округлости, овалы и эллипсы изгнаны из архитектуры моей конторы как класс. Я их просто не люблю. В общем, из шести граней кабинета прозрачны четыре: пол, потолок, тыл, фронт, причем режим прозрачности категорически непредсказуем и зависит исключительно от того, с какой ноги я встал. Без преувеличения мы висим в воздухе – это место называется «Орлиное гнездо», оно представляет из себя алюминиево-стеклянный параллелепипед, зажатый меж двух небоскребов – не припомню ничего даже близко похожего, а уж помотало меня по белому свету дай бог всякому. Люблю в особо драматичные моменты переговоров, якобы в эмоциональной прострации сунуть руки в карманы, включить с пульта режим прозрачности и, вперив задумчивый взгляд куда-нибудь в горизонт, слушать за спиной изумленные вопли клиентов, когда под ними «разверзаются адские преисподние».

Наша Медея – место странное. Мир, изначально добродушный и приветливый, после того как его облюбовали мы, зовут не иначе как «тот мир», с мрачным придыханием и ужасом в глазах. На Медее не гостят и без нужды не задерживаются, здесь только живут и ведут дела. Нас, аборигенов этой странной Вселенной, объединяет нечто столь отталкивающее по мнению остальных людей, что служба иммиграции тут отсутствует как таковая. Сюда не иммигрируют без высшей на то необходимости, а для общения с остальным миром хватает просто визовой службы. Министерства обороны также нет и в помине, благо нужно быть круглым идиотом, чтобы польститься на Медею, а нас в результате какой-нибудь победоносной кампании заполучить в качестве лояльных граждан.

– До какой степени клиенту желательно мое участие в деле?

Адвокаты переглянулись, и Петерсон энергично полоснул себя ладонью по горлу. Что ж, не понять трудно.

– Э-э-э… гонорар составит в вашем случае пять миллионов универсалов.

При обсуждении самого щекотливого из вопросов – денежного я лишен стеснительности и цифры озвучиваю чётко и внятно. Петерсон лишь кивнул и полез в портфель за чековой книжкой.

– Половина авансом, половина – после дела, – золотым «павлином» адвокат вписал нужные цифры в поле для суммы и передал чек на предъявителя. Потом… положу его в сейф потом, сейчас не время провожать глазами деньги.

– Триста тысяч — накладные расходы и представительские.

И это не вызвало удивления, чек на означенную сумму аккуратно лег сверху миллионника, а я, такой деловой и хладнокровный, даже не покосился на стол.

Гости, как один, потянулись к бокалам со скотчем, и момент показался мне чертовски подходящим. Пора!

И вот когда по моим прикидкам изысканнейший напиток, будто ароматная амброзия, облагородил собою грубые желудки этих крючкотворов, под ними таки разверзлось. Я не чужд спецэффектов и подумываю о карьере театрального режиссера. Все трое с выпученными глазами уставились под ноги, на пол, в одночасье ставший прозрачным, и несколько десятков метров пустоты внизу прибавили им остроты ощущений и вкуса к жизни.

– Господа, извините, случайно нажал кнопочку на пульте. Вам не нравится вид?

Говоря о себе, что в каком-то смысле патологически невезуч, отнюдь не сетую на судьбу и уж тем более не посыпаю голову пеплом. Именно поэтому на Медее мне подобным самое место, ведь никакой другой мир нас просто не выдержит. Это странное место, природа его непостижима, здесь мы отдыхаем от самих себя, а наши таланты будто сокрыты волшебным покрывалом — ни дать, ни взять обычные люди. Ну, почти обычные. На этой планете моя невезучесть волшебным образом не работает, сосед Марио — больше не магнитная ходячая аномалия, а Люция — просто симпатичная брюнетка (даже больше — она красивая баба, но я побаиваюсь отношений с существом, которое вне Медеи дышит огнём. Всё ужасы мерещатся — в самый ответственный момент наша планета шутки ради снимает на мгновение свой экран и ваш покорный слуга… того… осыпается тёмной кучкой пепла с божественных сисек). Медея не знает покоя. Корабли снуют туда-сюда, движение весьма оживлено и это при том, что большинство из нас нигде не рекламируется. Мы переходим с рук на руки, как трофей, как счастливый амулет. Моя невезучесть весьма условна, кто-то этим фактом безумно счастлив, причем ровным счетом никто не понимает, что вообще происходит и как это работает – для большинства я просто удачливый посредник в щекотливых делах с дурным запахом. За Медеей закрепилось второе неофициальное название, данное каким-то остряком – Город Мастеров. За точность не поручусь, но, кажется, так называлась какая-то старая-старая сказка. Вот и выходит что мир наш – сказка, а мы сами – миф. Странные мастера в странном мире. Так и рождаются легенды, в тумане и недосказанности…

Меня зовет дорога. Шерхана возьму с собой, он ненавидит оставаться один, а гостиницы для животных презирает. Шерхан – карликовый тигровый кот, любит меня, стервец, преданно, как собака, и хозяйская невезучесть стекает с него, как с гуся вода. Известно ведь — у кошек особые отношения с фатумом, в общем, крошечный черно-белый полосатый красавец имеет врожденный иммунитет к несчастьям, и та пресловутая стая ворон, что кружит в голубых воздусях и поджидает добычу – не про него.

Посадил Шерханку на плечо и прошел в кабинет. Там включил терминал, связался с финансовым управляющим и «перебросил» на оперативный счет триста тысяч универсалов. Чеки, полученные сегодня, положил в пневмокапсулу и отправил в банк на пополнение собственной казны. Попутно заказал билет на Кастулу и довольный собой уснул прямо в кресле.

Лёту до Кастулы – неделя, и если запереться в своем одиночном люксе и поменьше высовываться, моя невезучесть не успеет взлететь. Так, лишь расправит крылья…

Лайнер вышел очень похож на первоклассный отель – иллюзию того, что вы находитесь на земле, а не несётесь с сумасшедшей скоростью в аспидно-чёрном космосе, ваяли с прицелом обмануть ваши зрение, слух, обоняние, осязание. И они с удовольствием обманывались. Я прошёл в бар и, оседлав пристоечный табурет, заказал скотч. Огляделся. Люди пьют, играют на бильярде, флиртуют, и никто ровным счётом даже ухом не ведёт. Между тем, что-то определённо происходит и назревает — готов спорить на собственную голову. Чувствую ускорение. Корабль мало-помалу ускоряется, и ничем разумным это не объяснить. Лайнеру просто незачем ускоряться. Идем мы точно по графику, как будто не опаздываем, но вопреки здравому рассуждению всё-таки ускоряемся, и ускорение наше так плавно, что почувствовали это лишь считанные единицы, да и то, наверное, списали всё на местный виски.

– Господин второй помощник, – поднял бокал в приглашающем жесте. – Не составите компанию?

Сейчас не его вахта, он свободен, в конце концов, почему бы и нет? Тем более, что я не просто пассажир, а один из двадцати люксов.

– По расписанию идём! – я улыбнулся вторпому. – Ваша компания чрезвычайно ответственно подходит к своему делу. Вы цените удобство и покой пассажиров, и это не осталось незамеченным! Кристальная репутация и доверие деловых людей — это вам не мусорные активы в конце биржевой сессии!

Мед, патока и сироп щедро разлиты мною в окружающее пространство. Слух и самолюбие вторпома ими основательно смазаны, и он как должное воспринял мою осанну в адрес «Арго вояж». Заулыбался. Тем неожиданнее стало для него продолжение:

– Ой, господин второй помощник! Я как будто почувствовал только что… такое чувство… прямо не знаю, как сказать… мы что, ускоряемся?

Вторпом чуть не поперхнулся. Побагровел, выпучил глаза, заскрёб рукой по стойке.

– Ну что с вами, дружище? – вежливо, но несколько тяжеловесно похлопал его по спине. – Разве так можно? Не жадничайте, скотча в баре много. Так что, мы ускоряемся? Тише, тише, а то нас кто-нибудь услышит! Просто кивните.

Он мрачно кивнул.

– И в чём собственно дело? Пожар на борту?

Жест отрицания.

– Нас кто-то или что-то догоняет?

Да.

– И нам это совсем не нравится?

Да, это совсем некстати. Странно и непонятно, а потому опасно.

– Вот уже три дня кто-то следует в нашем кильватере, – вторпом оценивающе мерил меня цепким взглядом, и я в полную силу навевал ощущение надёжного человека, не склонного паниковать и впадать в ступор от неожиданных известий. – Без опознавательных знаков, без иллюминации, надлежащей по навигационному уставу, на запросы не отвечает. И он идёт быстрее нас.

– И судя по нервозности команды, оторваться не удастся?

– Нет. Он догонит нас как раз в секторе астероидного архипелага. То есть, через два дня, – вторпом с тревогой заглянул мне прямо в лицо. – Надеюсь, вы не из болтливых, господин э-э-э Круст…

– Кранч, меня зовут Базилио Кранч. Нет, не из болтливых.

– Нам совершенно не нужна паника на судне.

– Астероидный архипелаг – пустынное место. Там есть, где спрятаться.

– Это и тревожит капитана. В районе архипелага уже пропало несколько кораблей, но обстоятельства этих исчезновений пока не выяснены. А без официального вердикта следственной комиссии и рейсы не отменят, и охрану не придадут.

– Чиновная машина неповоротлива и медлительна. Значит через два дня?

– Боюсь что так, господин Кранч. И ради всего, помалкивайте. Ещё парочка таких чутких пассажиров, и панику можно прогнозировать, как дождь в тропиках.

Вторпом откланялся и, нервно дёргая шеей в колодке форменного воротника, удалился. А я остался.

К исходу вторых суток с того памятного разговора в баре капитан Гудрич собрал пассажиров в актовом зале для важного сообщения. Люди шли, предвкушая приятный сюрприз, разодетые в пух и перья, совсем как для светских вечерних мероприятий. Мне всё было ясно, как белый день, и оптимизма большинства я не разделял.

– Господа, – на сцену вышел капитан, седеющий здоровяк с глубоко посаженными глазами. К слову, и переносицу Гудричу в незапамятные времена кто-то посадил очень глубоко. Знатный, наверное, был удар. – Прошу выслушать заявление моё и команды с присущими вам рассудительностью и трезвомыслием.

Как вам начало? Мужчины нахмурились, дамы перестали обмахиваться веерами и заигрывать с разноцветными боа. Вывесилась такая тишина, что стало слышно, как зевает Шерханка у меня на руках.

– Мною отдан приказ начать торможение.

– Почему…

– В чем дело…

– Что случилось…

Седой капитан с «убитой» переносицей, требуя внимания, поднял руку.

– Вот уже несколько дней за нами следует неизвестное судно. Оно не несёт на борту никаких опознавательных знаков, не отвечает на запросы, и вот сегодня, несколько часов назад…

Зал разом выдохнул. Тётки замахали веерами, как ветряные мельницы, мужчины подскочили с мест, галдёж поднялся такой, что Гудричу пришлось как следует напрячь вербальный аппарат. И это в микрофон!

– Тихо! Тихо! Несколько часов назад преследователи вышли на связь и приказали нашему лайнеру лечь в дрейф. В противном случае…

– Что значит приказали…

– На каком основании…

– Нас захватывают…

– Дамы и господа, – голос капитана, многократно усиленный техникой, грохотал в зале, как акустический девятый вал. – Аргумент у преследователей нашёлся убедительнейший! Час назад прямо курсу расцвел бутон лазерного взрыва! Сработало носовое орудие, и его калибр вполне достаточен для того, чтобы вогнать в тоску ваши страховые компании!

Действительно, аргумент просто убийственный.

– Чтобы не подвергать опасности ваши жизни, я выполнил требование капитана неопознанного корабля – начал торможение судна. Или кто-то хотел согреть Вселенную жаром своего испепеленного тела? Малопродуктивное занятие. Дамочка холодна и к нам, людям, равнодушна. Я ухлёстывал за сукой много лет и заявляю это со всей ответственностью!

Я согласно кивнул и даже пальцами щёлкнул в знак поддержки. Жги, старый ловелас. Три-четыре бокала виски. Не меньше.

Кто-то требовал открыть ответный огонь, кто-то призывал ускориться и оторваться от преследователей, впрочем, людей понять можно: когда мозговой ступор замешиваешь на панике, ничего иного не получается. Оторваться не удастся, ответить нечем: все же круизный лайнер и командный линкор только звучат похоже, на самом деле диаметрально противоположные девайсы, а сигнал SOS потеряется в скоплении астероидов и многократно отраженный и ослабленный растворится в бескрайних просторах Ледяного Облака.

– Мы рассмотрели всё возможные манёвры и рискнем дать вам несколько рекомендаций. Передаю слово господину Эльвейсу, штатному врачу лайнера. Господин Эльвейс – доктор медицины и, поверьте, знает, о чём говорит. Прошу вас, доктор!

Зал наполнил тот невыразительный гул, который в библиотеке театральной озвучки проходит под названием «шум толпы». Пожилой человек с характерной внешностью: старомодные очочки, плешь, эспаньолка поднялся на сцену и перенял у капитана эстафетный микрофон.

– Не знаю, для чего чёрный корабль затеял гонки в глубоком космосе, но допускаю, что им хочется поживиться за наш счёт. И настоятельно рекомендую не держаться за деньги, тем более, что большинству из вас эти суммы покажутся карманной мелочью на школьный завтрак…

Хорошо поставленный голос Эльвейса звучал гулко, зычно, таким голосом святые отцы читают в церквях псалмы и отпевают почивших. Что ж, резонно и вполне оправдано. Откупиться малым, чтобы сохранить большее и жизнь. Меня, впрочем, это уже не интересовало. Всё, что я хотел знать, сделалось известно минуту назад.

– Ну что, дружище, – потрепал Шерхана за ухо. – Пора укладываться на боковую? Спатеньки пора?

Пора! Шерхан зевнул, наглядно продемонстрировав дамам и господам, всесильность законов природы. Как говорится, война войной, а обед по расписанию. К обеду также отношу хороший сон и бокал великолепного виски. Выспаться – сейчас наиболее актуально.

Я проснулся от оглушительного стука в дверь. Коридор жил собственной жизнью, там кричали, гоготали, изредка гремели выстрелы, и общим фоном для сольных вокальных партий выступал гомон толпы.

– Анхель, ты только погляди на этого! Спит и ухом не ведет! Тебе нужно особое приглашение? – в дверном проёме лохматый верзила с вороненым автоматом в руке свирепо рычал мне прямо в лицо, обдавая перегаром дрянного пойла и чесноком. Создавал давление и пугал. Ну ладно, испугался.

– Господа, что происходит?

– Корабль захвачен, придурок! Вали отсюда!

– Куда?

– Куда и все! Живо!

Я подхватил Шерхана и влился в поток пассажиров. За эти несколько часов мои товарищи по несчастью как-то зримо и не в лучшую сторону изменились. На лицах прижилось отчаяние, глаза подернуло завесой тоски, на «нет» сошел великосветский лоск. Нас загнали в давешний актовый зал, и для острастки кто-то из захватчиков дал очередь по люстрам. Идиоты.

– Молчать! – мой знакомец, мордато-пузатый амбал рявкнул в толпу, перекрикивая даже визжащих дам. – Сейчас будет говорить капитан!

Знакомо. Второй раз за сутки присутствую на выступлении капитана. Сценарий тот же, но как отличаются режиссёрские школы!

– Команда и капитан приветствуют вас на борту нашего лайнера! – небритое олицетворение порока выступило из-за спин своих головорезов, если «черный юмор», «металлический голос» и «непреклонную решимость» мы записываем в пороки. – Волею судеб, вам придется слегка скорректировать планы. Лайнер меняет маршрут. Уверяю вас, это совсем не больно!

Взрыв хохота сопроводил шутовское попурри. Ах, если бы этот смех был закадровым! Особый акцент разбойничий капитан сделал на «нашем лайнере», и пугающая недвусмысленность сделалась очевидна всем.

– Господа пассажиры, до конца путешествия прошу вести прежний образ жизни. Надеюсь, на борту нет правительственных агентов, а все вы не служите в армии и не следуете в увеселительную поездку с оружием наизготовку!

Новый взрыв хохота, новая очередь из автоматов по многострадальным люстрам и свежий дождь звенящих осколков. Не смешно.

– Не смешно, правда, тигр? – я потрепал кота за ухом.

Шерхан встал на все четыре лапы и с моего предплечья настороженно косился туда, откуда раздавались выстрелы.

– Расходитесь! Всем спать! Если заснёте! – взревел пузатый здоровяк, и ещё около десятка пиратов поддержали его выстрелами в потолок.

Не погрешу против истины, если скажу, что спал на всем корабле, наверное, только я. Ну и Шерхан. Этот никогда не забывал ни поесть, ни поспать.

Корабль отвернули с трассы и долго вели в лабиринте астероидов. Вот уж заросли, вот уж поистине астероидные джунгли! Потеряться или заблудиться – раз плюнуть. Наконец лайнер замер, и в иллюминаторы мы углядели странную картину – со всех сторон наш «Серебряный луч» и быстроходную яхту пиратов окружали астероиды, только каким образом космические разбойники исхитрились втиснуть в каменный мешок пузатый корабль… даже два корабля, ума не приложу.

– Ваш прогноз, дружище? – общая беда спаяла нас в однородную массу, заключила в скобки людей и вынесла за скобки должностные различия и прочие чины и регалии. – Когда и как будет происходить процесс обогащения одних за счёт других? Ваше видение?

Второй помощник капитана, мрачно усмехнулся. Виски смягчил его железобетонный хабитус, а гримасу приправил налётом циничной отстранённости.

– Попалубно. Сначала первой палубе предложат облегчить кошелёк и избавиться от спуда денег. Далее проследуют вторая палуба, потом третья. Простая арифметическая прогрессия.

– Корабль, разумеется, реквизируют для более насущных нужд.

– Надо полагать! – вторпом булькнул виски в бокале. – Вот только куда денут нас?

– А вы умеете летать? – я оглядел бар. Товарищи по несчастью гуляли невесело, без огонька и даже спиртное не возжигало потухших глаз. – В открытом космосе, как астероид или как солнечный ветер?

– Поэтично, но очень холодно. Боюсь, что без воздуха долго не протяну. Извините, я очень требователен.

– Увы, без воздуха мне тоже станет крайне тоскливо. И, пожалуй, это как раз тот случай, когда все твои миллиарды только мешают взлететь! Иногда отсутствие денег лишь окрыляет.

Состроил печальную физиономию и с удовольствием отметил несколько взглядов в нашу сторону, едва уловимых но, тем не менее, совершено явственных. За этот блеклый вечер, тягучий и монотонный, будто резиновый жгут, я надоел еще десятку человек и за каждым столом пьяно сетовал на трудности миллиардерства. «Это тяжело, поверьте, – хныкал я, пуская пьяные слюни. – Не чувствуешь себя свободным. Как же хорошо сейчас тем, кого не тянут к земле деньги, горы денег, моря, океаны денег…»

– Этот? – давешний пузато-необъятный пират, небрежно поигрывая автоматом, кивал на меня какому-то замухрышке со злорадно-алчным взглядом.

– Этот! – подтвердил ябедник. – Ныл весь вечер, дескать, как плохо быть богатым. Говорил, что у него мильярды! Теперь вы нас отпустите, господин благородный разбойник?

Я умилился. Просто водевиль какой-то.

– Тогда уж и меня отпустите, господин благородный разбойник. В вашу честь учреждю… учредю… в общем, прикажу сделать орден «Почетный Робин Гу…»

– Орден должен быть весь обсыпан лернейскими бриллиантами и сапфирами с Карассая, а надпись пусть инкрустируют платиновой паутиной, – амбал сунул ствол мне под нос, чем радикально прервал блестящую речь. – На такой орден, так и быть, согласен. Пошли.

– К-куда пошли? – я попятился.

– Со мной. В нашем деле главное доверие! Будем учиться друг другу доверять!

– А что с нами? Вы отпустите нас, господин благородный разбойник? – верещал замухрышка где-то за спиной лохматого. – Меня и жену?

– Первым же рейсом, первым же классом, – но прозвучало как-то неубедительно.

– Так нам собираться? Мы будем вам очень благодарны!

– Не забудьте предъявить багаж!

– Какой багаж?

– Ваш!

– Зачем?

– Для таможенного досмотра, идиот, – здоровяк изошел раскатистым гоготом на весь коридор. – И простановки визовых отметок в паспорта! Кстати, как любая визовая служба мы делаем это отнюдь не бесплатно! Ведь вы сможете уплатить визовый сбор? А ты, денежный мешок, топай вперёд, и в следующий раз поменьше мели языком! Целее будешь!

– Шерхана я возьму с собой. Ведь вы не боитесь котов, господин благородный разбойник?

Лохматый скривился, и причиной его гримасы могло стать всё в диапазоне от аллергии на шерсть до мук совести за невинно умученных в детстве котят.

– Ладно, бери. Но луж и вони быть не должно! Разойму на атомы!

Разоймет. Как пить дать разоймет. И ко всему воронёный ствол разьематора блестит как-то недобро. Любого вип-клиента обслуживает персональный менеджер, вокруг супер-випов пляшет целый штат, и готов подарить Шерхана первому встречному, если окажется, что я — не тот супер-вип, а на разбойничьем корыте меня не ждёт мой «штат». Со мной господа благородные разбойники будут «работать» особенно интенсивно и убедительно.

Минут через десять мы (я и Шерхан) с любопытством оглядывали кают-компанию пиратской посудины.

– Господин Кранч, прошу разделить с нами скромный ужин, – капитан хлебосольно простер руки над обильно накрытым столом.

В самом деле, стоит ли мелочиться, если собираешься вернуть потраченное с лихвой?

– Благодарю, с превеликим удовольствием! – я забросил Шерханку на плечо (он любит там лежать, свесив хвост, будто черно-белый полосатый аксельбант) и бесцеремонно уселся на почётное место прямо против капитана. – Господа джентльмены удачи, не стесняйтесь, занимайте места, ибо горячая еда – не девушка, ждать не станет! Прошу вас!

Образ эксцентричного миллиардера играется безупречно, хамоватая наглость подаётся с точностью дозирующих автоматов, правда зовётся теперь по-другому: «это у них в крови», «чёртовы богачи привыкли командовать», «ишь ты, попала рыбка в воду». В общем, тот случай, когда на солнце нет пятен.

Господа джентльмены удачи пребывали малость не в своей тарелке (каков каламбур за обеденным столом), это стало видно по тому, с каким шумом они рассаживались. Поговорили о погоде в метрополии, о видах на урожай, о предполагаемой доходности ценных бумаг по результатам финансового года, у меня спросили несколько рекомендаций касательно вложения свободных денежных средств. Сверхнагло и суперцинично, учитывая то, что эти самые свободные денежные средства должны им передать я и остальные пассажиры в качестве платы за освобождение. Чувство юмора у господ инвесторов просто искрит и пенится.

– Господин Кранч, до меня дошли слухи, что вы пригрозили нам благотворительным взносом!?

Да, да, мы уже поняли, что пиратский капитан — сама непосредственность и чувство юмора у него тоньше, чем у остальных. Я не спеша, тщательно жевал кусок нежнейшей телятины и тем невероятно раскалил обстановку за столом.

– Вас ввели в заблуждение, господин капитан. Базилио Кранч прежде всего деловой человек и не бросает деньги на ветер, – джентльмены удачи нахмурились и недобро задвигали челюстями. Спокойно, парни, не бросайтесь на прелюдию, как псы на кость-обманку. – Поэтому разъясняю: не благотворительный взнос, а партнёрство. Покупаю контрольный пакет вашей организации. Какова остаточная стоимость основных фондов?

Что-то задребезжало. Будь мне присущ поэтический взгляд на простые вещи, вообразил бы, что на стол, прямо на звонкий фарфор упали челюсти, вывешенные в крайнем изумлении. Но то лишь ножи и вилки высекли искры из тарелок.

– Вы хотите в долю?

– С моим контрольным пакетом, боюсь, доля будет у вас. Предлагаю приступить к деловым переговорам. Я хочу пятьдесят один процент. Где стенографист и служба протокола?

Господа пираты переглянулись. Стенографиста, как стало понятно, не будет. «Господа, службы протокола у вас тоже нет?» – компаньоны смущены, им стыдно, и приходится учить их азам, как сопливых дошколят.

– Ошибка первая и главная, – принял менторскую позу и назидательно воздел указательный палец. – Не проведя подготовительной работы, не заключать сделок с сомнительными личностями. Для вас я – личность крайне сомнительная, ведь обо мне не известно практически ничего.

Капитану внове такой подход. Алгоритм деловых отношений с «кредиторами» у пиратов до сих пор был незамысловат и напоминал двухходовку: энергичный займ и бесспорное списание долга. К удовольствию обеих сторон (вторая сторона просто остается жива). Но впервые космических разбойников покупают. И никого не нужно потрошить. И дадут больше, чем могли бы отнять. Я верно истолковал взгляд капитана. Это вопрос. Вопросище.

– Кто-то из ваших людей на всех парах мчится на Деррезду, узнает, есть ли вообще на свете Базилио Кранч и попутно проверяет его кредитоспособность. Проще говоря, сует руку в мой карман.

– Как? Справиться в Министерстве по налогам и сборам?

– Зачем же так радикально? Достаточно справиться у любого жителя Деррезды, кому принадлежит банковский пул «Эппл уорм».

– Ле Ру, на шлюпе мигом на Деррезду и обратно! – капитан только глазом повел, и чернявого малого, по виду шустрого и пронырливого, вынесло из-за стола, будто ветром.

Вся условность приказа капитана «мигом на Деррезду» преотлично вписывается в мои планы. Ходу туда – неделя, столько же обратно, день там. И даже разъяренная физиономия проныры через пятнадцать дней уже не будет играть никакой роли. Оревуар, мсье Ле Ру!

– Как вы оцениваете шансы на взаимовыгодное сотрудничество, господин капитан?

– А разве…

– Ну что вы! Между нами ляжет столько «прокладок», что меня даже не заподозрят.

Тогда высоко. Он оценивает их очень высоко, особенно после моего хода с отсылкой Ле Ру. Аттракцион неслыханной честности!

– В таком случае, нынешнее дело прошу считать уже совместным. Соответственно, я заявляю свои права на долю в доходе от предприятия, мой же взнос в общее дело получите по прибытии вашего эмиссара. Чек подойдет? Отлично, изъятие добычи должно быть тщательно запротоколировано. Учет – наивысшая форма доверия, ведь правда, господин Мендез?

Мендезом зовут лохматого здоровяка-разъёмщика, что привёл меня сюда. Помнится, он проповедовал взаимное доверие.… Не самое ли время?

– Господа, хочу заметить, ваши погремушки производят впечатление тягостное и унылое, – кивнул себе за спину, на одёжную стойку, увешанную оружием, будто ёлка гирляндами. – Что вы скажете о новейших плазменных карабинах PZX-400? На моих предприятиях всё должно быть только высшего качества. Да и корабль неплохо бы поменять…

Купил. С потрохами. Они мои, как объезженные мустанги. До конца ужина господа благородные пираты смотрели мне в рот, а их глаза при упоминании моих миллиардов буквально сочились маслом, хоть канистру подставляй. Сбор «пожертвований» с пассажиров лайнера договорились начать завтра, остаток же вечера я предложил скоротать за партией в бридж.

– Ого-го! – Мендез тряс перед моим носом инвентарной книгой, где каждый универсал, отобранный у пассажиров, нашёл свою строчку. – Сто сорок пять миллионов! Предыдущая операция была не столь доходной!

– Учесть еще мой вклад… – скромно буркнул я, не отрываясь от карт. – И можете от ворот разворачивать Санту с его рождественским убожеством. Впрочем, красный колпак преотлично мне подойдет, не так ли, капитан?

Эспозито бросил недовольный взгляд поверх карт, которыми отгородился, как бруствером амбразуры. Н-да, не идёт карта. Бывает. И время течёт медленно, будто густой мёд, всего лишь день назад Ле Ру улетел на Деррезду, а кажется – прошла неделя. Капитан-весельчак окинул мутным взглядом початую бутыль виски и невесело вздохнул. Отчего-то не радовала даже непомерно большая добыча. Само собой в памяти вылезло хрестоматийное: «Какова удача – такова и сдача», вот и сидел Эспозито, нахохленный, как индюк после драки, и больше чем от виски хмелел от недобрых предчувствий.

Когда-нибудь я заведу собственного биографа на чьи широченные плечи и взвалю весь непосильный груз исследования, как и почему проявляет себя моя особенность. Третий день моего затворничества на «Коломбине» ознаменовался тем, что каждый оказался должен мне крупную сумму в карты, а кое-кто в неудержимом азарте проигрался вчистую, включая долю в последней акции. Шестеро жаловались на непроходящую головную боль, у всех обострилась весьма специфическая жажда – команда вдруг «распробовала» виски, один сломал ногу на ровном месте и семеро подрались.

На меня перестали смотреть как на странный денежный мешок о двух ногах с непомерно большим самомнением и волчьим аппетитом. Теперь я представлялся пиратам своим в доску пройдохой, побольше калибром и большим деньгоизмещением. Они без проблем нашли то общее, что, по их мнению, нас объединяло – звериный нрав и акулья хватка. И выходило, что становиться у меня на дороге всяко не стоило, ни в картах, ни вообще.

На четвертый день драка с участием Мендеза, Карретхи, Гуго и Ксавье окончилась летальным исходом: смертельно пьяные, они общими усилиями доделали то малое, что перевело Карретху и Ксавье в разряд смертельно мертвых.

– С почином, красавцы, – буркнул я, обходя по периметру кубрика Мендеза и Гуго, сидящих на полу в луже крови и виски, икающих и осоловело глядящих вокруг. – Раз, два, три, узнаете меня?

Они дружно помотали головами, завалились на бок и в унисон захрапели. Поднял их оружие, передал назад, замершему в удивлении Пико, и распорядился:

– Обо всем доложить капитану, немедленно.

Началось…

Пятый день. Выиграл в карты всё, что можно было выиграть. Капитан сопротивлялся до последнего, но с пистолетом у виска таки подчинился мертвецки пьяному большинству и выставил на кон остатки недавней добычи – на всех пришлось лишь около тридцати миллионов. А когда и эти тридцать миллионов перекочевали в мой карман, на кон пошла «Коломбина». Роскошному пойлу не было переводу, пираты не просыхали, и проигрыш корабля ознаменовался тотальной пьяной сварой, все против всех. Разумеется, в ход пошло оружие, и лишь я задумчиво-молчалив сидел с сигарой в круговороте пуль, лазеров, ножевых лезвий и мертвых тел. Джентльмены удачи падали кругом, как спелая пшеница под граблиной комбайна, а мне даже чихнуть не случилось.

– Стоп! Хватит! – поднял с пола ближайший пистолет и выпустил остатки обоймы в потолок. – Стоп! Всем разойтись! Выборы нового капитана завтра, а сейчас уберите трупы и замойте кают-компанию!

Мой спокойный голос, будто ледяной смерч, выморозил в пиратах весь огонь, они свесили челюсти, недосказанная брань застряла в глотках, глаза полезли из орбит. Случись выборы в тот же вечер, уверен – быть мне атаманом, а Мендезу – моей правой рукой. Но к чему всё это мне? И разве можно столько пить? Хоть топор вешай.

Ночью случились один убийственный инсульт, один тромбоз, один смертельный удар током, одно отравление, один стремительный отёк лёгких и целых четыре приступа аппендицита с летальным исходом. Даже реанимокамеры не помогли.

– И кто, по-твоему, виноват? – разглагольствовал я у койки Анхеля, но бедолага не мог ответить, даже если бы нашел ответ на вопрос — на его долю пришелся тот самый единственный инсульт. – Была ли у вас предрасположенность к сосудистым заболеваниям? А может быть, это дурная наследственность или неблагоприятные условия? В любом случае, спасибо, что согласились выслушать.

Молчит. Я пожал плечами и вышел из кубрика.

– Густаво, собрать всю команду в кают-компании, за исключением дежурной смены, да и там оставить лишь пять человек. Охрану с лайнера снять, никуда пассажиры не денутся. Исполнять! – кажется, никто даже не задаётся вопросом, почему командует этот странный денежный мешок. Никто не озадачивается, уместно ли выглядит посторонний дядька на капитанском мостике. Всё видится через призму алкогольного тумана и золотой лихорадки…

– Господа, что происходит на нашем с вами корабле? – я прохаживался перед строем пиратов астероидного моря и глухо ронял слово за словом. – Что за безалаберность и полное небрежение техникой безопасности? Куда это годится? Мендез, в чём, собственно, дело?

Здоровяк валко шатался и ловил меня в фокус. С таким же успехом можно стрелять в тире, имея в активе на руках жесточайший тремор.

– Вы, кажется, забыли, что такое дисциплина, а наши грандиозные планы должны зиждиться только на дисциплине. Дисциплина и субординация – вот два козыря, которыми бьётся любая раздачу судьбы. Понятно?

Бродяги, изящно покачиваясь, нестройно кивнули.

– Вольно, разойдись!

С «вольно», я, конечно, погорячился. Они и не думали вставать «смирно», это было невозможно в принципе, но видимость армейского порядка создать удалось.

А ночью двое в изрядном подпитии вышли «погулять» за борт. Разумеется без скафандров. Пепе высосал бутылку до капли и на виски, как редкую зверушку, подманил летальную интоксикацию. Есть, поймал! Поножовщина и пистолетщина в пятом кубрике, выжил только Мендез. Не повезло Густаво, что поскользнулся на ровном месте и сосчитал ступеньки собственным затылком. Результатом, ступеньки так и остались бездушно-холодны, а бретёр и повеса Густаво наконец-то обрёл искомые спокойствие духа и невозмутимость плоти, в которых так нуждался. Эй,