ВЛАДИСЛАВ ХОДАСЕВИЧ

ВЛАДИСЛАВ ХОДАСЕВИЧ

БРЕНТА Брента, рыжая речонка!Сколько раз тебя воспели,Сколько раз к тебе летелиВдохновенные мечты -Лишь за то, что имя звонко,Брента, рыжая речонка,Лживый образ красоты! Я и сам спешил когда-тоЗаглянуть в твои отливы,Окрыленный и счастливыйВдохновением любви.Но горька была расплата.Брента, я взглянул когда-тоВ струи мутные твои. С той поры люблю я, Брента,Одинокие скитанья,Частого дождя кропаньеДа на согнутых плечахПлащ из мокрого брезента.С той поры люблю я, Брента,Прозу в жизни и в стихах. *** ОКНА ВО ДВОР Несчастный дурак в колодце двораПричитает сегодня с утра,И лишнего нет у меня башмака,Чтоб бросить его в дурака.. . . . . . . . . . . . . . . .Кастрюли, тарелки, пьянино гремят,Баюкают няньки крикливых ребят.С улыбкой сидит у окошка глухой,Зачарован своей тишиной.. . . . . . . . . . . . . . . .Курносый актер перед пыльным трюмоЦелует портреты и пишет письмо,-И, честно гонясь за правдивой игрой,В шестнадцатый раз умирает герой.. . . . . . . . . . . . . . . .Отец уж надел котелок и пальто,Но вернулся, бледный как труп:"Сейчас же отшлепать мальчишку за то,Что не любит луковый суп!". . . . . . . . . . . . . . . .Небритый старик, отодвинув кровать,Забивает старательно гвоздь,Но сегодня успеет ему помешатьИдущий по лестнице гость.. . . . . . . . . . . . . . . .Рабочий лежит на постели в цветах.Очки на столе, медяки на глазахПодвязана челюсть, к ладони ладонь.Сегодня в лед, а завтра в огонь.

. . . . . . . . . . . . . . . .Что верно, то верно! Нельзя же силкомДевчонку тащить на кровать!Ей нужно сначала стихи почитать,Потом угостить вином.... . . . . . . . . . . . . . . .Вода запищала в стене глубоко:Должно быть, по трубам бежать нелегко,Всегда в тесноте и всегда в темноте,В такой темноте и такой тесноте! * * * Весенний лепет не разнежитСурово стиснутых стихов.Я полюбил железный скрежетКакофонических миров. В зиянии разверстых гласныхДышу легко и вольно я.Мне чудится в толпе согласных -Льдин взгроможденных толчея. Мне мил - из оловянной тучиУдар изломанной стрелы,Люблю певучий и визгучийЛязг электрической пилы. И в этой жизни мне дорожеВсех гармонических красот -Дрожь, побежавшая по коже,Иль ужаса холодный пот, Иль сон, где некогда единый,-Взрываясь, разлетаюсь я,Как грязь, разбрызганная шинойПо чуждым сферам бытия. *** ИЗ ДНЕВНИКА Мне каждый звук терзает слух,И каждый луч глазам несносен.Прорезываться начал дух,Как зуб из-под припухших десен. Прорежется - и сбросит прочьИзношенную оболочку.Тысячеокий - канет в ночь,Не в эту серенькую ночку. А я останусь тут лежать -Банкир, заколотый апашем,-Руками рану зажимать,Кричать и биться в мире вашем.

БАЛЛАДА Сижу, освещаемый сверху,Я в комнате круглой моей.Смотрю в штукатурное небоНа солнце в шестнадцать свечей. Кругом — освещенные тоже,И стулья, и стол, и кровать.Сижу — и в смущеньи не знаю,Куда бы мне руки девать. Морозные белые пальмыНа стеклах беззвучно цветут.Часы с металлическим шумомВ жилетном кармане идут. О, косная, нищая скудостьБезвыходной жизни моей!Кому мне поведать, как жалкоСебя и всех этих вещей? И я начинаю качаться,Колени обнявши свои,И вдруг начинаю стихамиС собой говорить в забытьи. Бессвязные, страстные речи!Нельзя в них понять ничего,Но звуки правдивее смыслаИ слово сильнее всего. И музыка, музыка, музыкаВплетается в пенье мое,И узкое, узкое, узкоеПронзает меня лезвиё. Я сам над собой вырастаю,Над мертвым встаю бытием,Стопами в подземное пламя,В текучие звезды челом. И вижу большими глазами —Глазами, быть может, змеи,—Как пению дикому внемлютНесчастные вещи мои. И в плавный, вращательный танецВся комната мерно идет,И кто-то тяжелую лируМне в руки сквозь ветер дает. И нет штукатурного небаИ солнца в шестнадцать свечей:На гладкие черные скалы Стопы опирает — Орфей.

БАЛЛАДА Мне невозможно быть собой,Мне хочется сойти с ума,Когда с беременной женойИдет безрукий в синема. Мне лиру ангел подает,Мне мир прозрачен, как стекло,А он сейчас разинет ротПред идиотствами Шарло. За что свой незаметный векВлачит в неравенстве такомБеззлобный, смирный человекС опустошенным рукавом? Мне хочется сойти с ума,Когда с беременной женойБезрукий прочь из синемаИдет по улице домой. Ремянный бич я достаюС протяжным окриком тогдаИ ангелов наотмашь бью,И ангелы сквозь провода Взлетают в городскую высь.Так с венетийских площадейПугливо голуби неслисьОт ног возлюбленной моей. Тогда, прилично шляпу сняв,К безрукому я подхожу,Тихонько трогаю рукавИ речь такую завожу: "Pardon, monsieur*, когда в адуЗа жизнь надменную моюЯ казнь достойную найду,А вы с супругою в раю Спокойно будете витать,Юдоль земную созерцать,Напевы дивные внимать,Крылами белыми сиять,- Тогда с прохладнейших высотМне сбросьте перышко одно:Пускай снежинкой упадетНа грудь спаленную оно". Стоит безрукий предо мной,И улыбается слегка,И удаляется с женой, Не приподнявши котелка.