Фесенко Э.Я.. Теория литературы: учебное пособие для вузов / Э.Я. Фесенко. — Изд. 3-е, доп. и испр. — М.: Академический Проект; Фонд «Мир». — 780 с.. 2008

https://scibook.net/literaturyi-teoriya-istoriya/teoriya-literaturyi-uchebnoe-posobie-dlya.html

СТИХ И ПРОЗА

Глубокий знаток русской поэзии М.Л. Гаспаров предваряет созданную им своеобразную антологию экспериментального русского стиха «Русский стих начала XX в. в комментариях» замечанием о том, что изучение стихосложения позволяет ответить на три вопроса:

1. Чем отличается стих от прозы?

2. Чем отличается стих одного языка (или эпохи) от стиха другого языка?

3. Чем отличается стих одного стихотворения от стиха другого?

Он убежден, что «самый трудный из этих вопросов— первый».

Попытаемся разобраться в этом вопросе. Ю.Б. Орлицкий замечает: «Любой исследователь литературного текста, сталкиваясь с проблемой написания и интерпретации, всегда начинает с выяснения его ритмической природы, т. е. определяет, что перед ним — проза или стихи... стих и проза — это два принципиально различных способа организации речевого материала, два разных языка литературы».

Есть два основных типа организации художественной речи — поэзия и проза. В литературоведении до сих пор продолжаются споры о том, чем они отличаются друг от друга. Обратимся к некоторым размышлениям на эту тему Е.В. Невзглядовоц: «Что такое поэзия, как что такое любовь? — наука не спрашивает (спроси пыль на дороге, спроси падающий желтый лист — помните у Гамсуна? — как-то так). Но что такое стих с точки зрения языка? — вопрос точный и требующий дисциплинированного ответа. Понять разницу в речевых конструкциях стиха и прозы пытались с момента осознания стихотворного искусства, и прежде всего этим занялись поэты: как ни странно, понимание в данном случае имеет связь с непосредственным интуитивным восприятием поэзии. О стихе написано столько, что книгами и статьями, посвященными этой проблеме (не поэзии вообще, а именно стиху как форме речи), можно заполнить не один библиотечный стеллаж — от трудов Тредиаковского и Ломоносова до Пешковского, Томашевского, Ярхо, Якобсона, Тынянова, Эйхенбаума, Жирмунского, Шенгели, Поливанова, Тарановского, Лотмана, Мих. Гаспарова.

Стихи — звучащая речь. Это признают все. Но почему? Почему "Мой дядя самых честных правил" звучит, а “Гости съезжались на дачу" не звучит? "В поэзии важен токмо звон", — говорит Тредиаковский. Это не может быть конвенциональным свойством поэзии, в этом должно быть повинно устройство стихотворной речи. Вместе с тем лингвисты пришли к выводу, что нет языковой разницы между стихом и прозой, ведь стихотворная речь состоит из обычных фраз (предложений). Считается, что нет такого одного признака, по которому можно было бы определить стихотворную речь. Решаюсь сказать сразу: это не так. Есть такой признак, стихотворная речь в принципе устроена иначе, чем прозаическая. <...>

Известно, что ни метр, ни ритм, ни рифма не являются определяющими признаками стихотворной речи. Существует метризованная проза (например, "Петербург” А. Белого), рифмованная проза (например, "Кола Брюнь- он” Р. Роллана), существует аллитерированная проза». Выделяется и такой жанр, как «стихотворение в прозе».

Стихотворение в прозе — лирическое произведение в прозаической форме; обладает такими признаками лирического стихотворения, как небольшой объем, повышенная эмоциональность, обычно бессюжетная композиция, общая установка на выражение субъективного впечатления или переживания, но не такими, как метр, ритм, рифма. Широкого распространения этот жанр не получил. Эта форма сложилась в европейской поэзии в эпоху романтизма. Первый образец — книга А. Бертрана «Гаспар из тьмы» (1842). Термин «стихотворение в прозе» ввел Ш. Бодлер в «Цветах зла» (1857). В русской литературе он появился в творчестве И.С. Тургенева1.

За несколько месяцев до смерти И.С. Тургенев издал цикл лирических миниатюр «Стихотворения в прозе», вобравший в себя главные темы и мотивы его творчества — тему любви к родине, к литературе, к женщине, к природе («Как хороши, как свежи были розы...»). Вместе с тем в нем звучали и мотивы смерти, одиночества, разочарования («Собака»).

Приведем анализ одного из стихотворений в прозе И.С. Тургенева, сделанный Т.В. Авдониной, предваряя его текстом.

Собака

Нас двое в комнате: собака моя и я. На дворе воет страшная, неистовая буря.

Собака сидит передо мною и смотрит мне прямо в глаза.

Она словно хочет сказать мне что-то. Она немая, она без слов, она сама себя не понимает — но я ее понимаю.

Я понимаю, что в это мгновенье и в ней и во мне живет одно и то же чувство, что между нами нет никакой разницы. Мы тождественны; в каждом из нас горит и светится тот же трепетный огонек. Смерть налетит, махнет на него своим холодным широким крылом...

И конец!

Кто потом разберет, какой именно в каждом из нас горел огонек?

Нет! это не животное и не человек меняются взглядами...

Это две пары одинаковых глаз устремлены друг на друга.

И в каждой из этих пар, в животном и в человеке — одна и та же жизнь жмется пугливо к другой.

«По ритмическим признакам оно, безусловно, далеко от классической поэзии и представляет собой короткое прозаическое произведение, а по сути, по образно-эмоциональному воздействию на читателя имеет лирические корни. Стихотворение представляет собой философское размышление в виде "потока сознания", зарисовку, где показаны глубокие психологические переживания человека. Содержание отличается повышенной эмоциональностью. Каждое слово несет важную смысловую нагрузку. По типу речи — это философское рассуждение о сущности бытия, о неразрывной связи человека и природы, о том, что в этом мире обязательно должен быть кто-то, кто нас понимает (даже если этот кто-то "без слов"), о том, что в этой жизни в нас горит один и тот же "огонек" до тех пор, пока на него не махнет "своим холодным широким крылом" смерть.

Стихотворение имеет глубокий подтекст, который углубляет понимание конечного смысла произведения, <...> так как в самом тексте говорится меньше, чем сообщается, а понимается больше, чем говорится. Основная мысль тургеневского стихотворения: человек был и остается частью природы, он неотторжим от нее. Лирический герой стихотворения — Тургенев — перед лицом надвигающейся трагической ситуации — ухода в иную реальность — пытается найти утраченную гармонию. Он пытается установить связь со своим единственным собеседником — собакой. В угасающем сердце одинокого человека поселилась неизбывная тоска, страх; в самой комнате затаилось щемящее ощущение мертвенности, свойственное также пустым заброшенным помещениям. Собака — друг человека; так обычно воспринимается присутствие и роль этого животного в окружающей нас жизни. Она ощущает боль, умеет радоваться, печалиться. Отличие ее от человека состоит в том, что, как и любое другое животное, она не умеет говорить: „Она немая, она без слов". Но Тургенев убедительно показывает, что он и его собака прекрасно понимают друг друга (Собака сидит передо мною — смотрит мне прямо в глаза).

Прозаическое по форме произведение "Собака" состоит из одиннадцати условных "строф", которые представляют собой в основном отдельные, синтаксически законченные конструкции, а первая, четвертая и пятая "строфы" включают в себя по два предложения.

Стихотворение имеет слабо выраженную сюжетную форму. В нем можно определить такие структурные элементы композиции, как завязка и кульминация. В завязке сообщается о том, что в произведении два персонажа: Нас двое в комнате: собака моя и я. <...>

Кульминационная часть стихотворения — центральные пятая и шестая "строфы". Это раздумье лирического героя о сходстве человека и животного перед неумолимыми законами мироздания: они имеют одинаковые, равные права на жизнь и на... смерть, и нет между ними никакой разницы...

Языковые средства, использованные автором, вызывают у читателя чувство сопереживания... Тургенев для создания доверительной атмосферы использовал обычную разговорную лексику, такие средства художественной выразительности, как эпитеты (страшная, неистовая буря, трепетный огонек), метафоры (смерть <...> махнет на него (огонек. — Г. А.) своим холодным широким крылом... в каждом из нас горит и светится тот же трепетный огонек (авторская метафора); олицетворения (воет <...> буря, смерть налетит, жизнь жмется). В четвертой "строфе" есть анафора (Она словно хочет сказать мне что-то. Она немая, она без слов, она сама себя не понимает).

Растерянность, беспомощность человека перед смертью подчеркивают синтаксические конструкции: риторические восклицания ("Нет/", "Иконец!"), риторический вопрос ("Кто потом разберет, какой именно в каждом из нас горел огонек?”). В двух предложениях есть недосказанность, характерная для лирического стихотворения: в шестой "строфе" ("смерть налетит, махнет на него своим холодным крылом..”) отточие — проявление максимального накала философской мысли; в девятой ("это не животное и не человек меняются взглядами...175') — вершина эмоционально-психологического сближения человека и животного. В этой же „строфе" особо отметим слово „одинаковых" (глаз), которому писатель придает важное значение: два связанных между собой существа равны перед судьбой. <...>

В описании приближения смерти используется звукопись (аллитерация): от самой "строфы" уже веет холодом, в ней — настораживающее предчувствие. И от слова смерть также исходит ощущение холода. Однако в развязке слово смерть Тургенев заменяет словом жизнь предложения, используя риторические восклицания, имеющие противоположные значения: И конец! — Нет! Здесь же появляется и антонимичная пара жизнь — смерть как два полюса бытия.

Образ автора в стихотворении ярко выражен, ибо лирический герой и есть сам автор, открыто выражающий свое отношение к событию, которое неминуемо должно произойти в его жизни. Он все знает о себе, о жизни и чувствах собаки: ...Она сама себя не понимает — но я ее понимаю...»'

«Заимствуя у стихов их признаки, проза остается прозой. С другой стороны, есть верлибр — свободный стих, в котором нет ни одного стихового признака, кроме записи стиховыми строчками. (Но в какие бы прозаические одежды ни рядились стихи и какими бы стиховыми признаками ни украшалась проза, мы отличаем одно от другого...) <...> между стихами и прозой нет строгой границы, <...> прав Томашевский, который, будучи последовательным, говорил о наличии промежуточной пограничной полосы между стихами и прозой: "...стихи заходят на территорию прозы и наоборот, как наречие одной местности плавно перетекает в наречие соседней"».

Прозаическая художественная речь разделяется на абзацы, предложения и периоды. В литературе, точнее, в письменном словесном художественном творчестве, стихи и проза несхожи и по особенностям своего графического оформления. Именно графическое оформление, само написание стихов в виде коротких отрезков (строк), симметрично расположенных друг под другом, и определяет в первую очередь наше восприятие стиха как именно стихотворной формы.

Графическое оформление, выявляющее коренное свойство стиха (членение на строки), играет существенную роль в нашем восприятии стихотворных форм. Именно графическое оформление создает некую «установку на стих», сразу регистрируемую нашим воспри- ятием и позволяющую нам отнести произведение, соответствующим образом оформленное, к разряду стихотворных.

Стихотворная речь отличается от прозаической тем, что в ней текст расчленяется на относительно короткие отрезки, которые графически оформляются особо (печатаются отдельными строчками) и чаще всего рифмуются.

Само расположение слов в стихе, их взаимодействие в условиях рифм, звуковая сторона речи, особые ритмические и синтаксические строения — все это таит в себе те возможности, которых лишена проза.

Стиховедение — наука о законах строения стиха. Основные разделы этой науки: метрика (учение о внутренней мере стиха, о закономерностях его ритмической организации), фоника (учение о сочетании звуков), строфика (учение о сочетании строк).

Над отличиями (внутренними и внешними) прозы и поэзии размышляли многие ученые и литераторы в разные периоды. В.Я. Брюсов замечал: «В поэзии слово — все; в прозе (художественной) слово — только средство. Поэзия творит из слов, создающих образы и выражающих мысли; проза (художественная) — из образов и мыслей, выраженных словами. Если автор достигает своей цели, <...> его создания — поэзия, хотя бы они и были написаны прозой, т. е. не стихами (таковы иные «сказки» Эдгара По, многие «поэмы в прозе» Бодлера). Если конечная цель автора достигнута силою образов, энергией выражений, ясностью и точностью мысли, его создания — проза, хотя бы они и были написаны стихами, размеренными строчками с рифмами или без оных (пример: весьма многие стихотворения, часто вовсе не «плохие»).

Б.В. Томашевский размышлял над тем, что «слова в стихах как бы выпирают, выходят на передний план, в то время как в прозе мы скользим по словам, задерживаясь лишь на центральных словах предложений. То, что речь является не сплошь, а рядами, более или менее изолированными, создает особые ассоциации между словами одного ряда или между симметрично расположенными словами параллельных рядов. Значением и связыванием значений руководят ритмические соответствия, чего нет в прозе, где, наоборот, ритмические соответствия строятся по заданной словами выразительной линии речи.

Благодаря этому и развитие стиховой речи ведется главным образом по тесным словесным ассоциациям, от слова к слову, от предложения к предложению, от «образа» к «образу». В прозе слова нанизываются на избранную тему. Но про стихи говорят, что в них «рифма ведет мысль». Это совершенно верно, и в этом нет ничего порочащего стиховую речь. Стиховая речь и есть речь тесного сплетения ассоциаций в ее поступательном развитии».

В начале XX в. разгорелся спор между Н. Гумилевым и А. Блоком. Н. Гумилев подчеркивал превосходство поэзии над прозой, утверждая, что «...стих есть высшая форма речи» и что это «знает всякий, кто, внимательно оттачивая кусок прозы, употреблял усилия, чтобы сдержать рождающийся ритм»178. Он писал об отличии прозы от поэзии: «Поэзия всегда желала отмежеваться от прозы. И типографским (прежде каллиграфическим) путем, начиная каждую строку с большой буквы, и звуковым, ясно слышимым ритмом, рифмой, аллитерацией, и стилистически, создавая особый "поэтический" язык (трубадуры, Ронсар, Ломоносов), и композиционно, достигая особой краткости, и эйдологически в выборе образов. И повсюду следовала за ней проза, утверждая, что между ними собственно нет разницы, подобно бедняку, преследующему своей дружбой богатого родственника».

Во второй половине XIX в. проза стала свысока относиться к поэзии, а в XX в. у акмеистов культивировалось превосходство поэзии над «презренной прозой». С точки зрения А. Блока, «разлучение поэзии и прозы» — факт, говорящий о духовном кризисе: «Поэзия и проза, как в Древней Руси, так и в новой, образовали единый поток, который нес на своих волнах, очень беспокойных, но очень мощных, драгоценную ношу русской культуры».

Блок утверждал в статье «Без божества, без вдохновенья» синтетический характер русской культуры, которая не знает специализации, в которой «неразличимы ... живопись, музыка, проза, поэзия», а также «философия, религия, общественность, даже политика. Вместе они образуют единый мощный поток, который несет на себе драгоценную ношу национальной культуры».

Н. Гумилев устанавливал определенную иерархию словесных искусств, А. Блок ее отвергал, утверждая глубокие принципиальные различия обеих художественных форм, но не превосходство одной над другой. Он был не одинок в своих размышлениях. Так, Ю. Айхенвальд отмечал как несомненное достоинство И. Бунина его способность «с удивительным искусством возводить прозу в сан поэзии».