Терентьев Дмитрий Алексеевич. КУРСАНТСКИЕ ИСТОРИИ

Терентьев Дмитрий Алексеевич

32 года

г. Нижний Новгород

Краткая биография

Родился в 1987 г. в городе Горьком. Окончил Нижегородское Речное Училище им. И.П. Кулибина; юридический факультет ННГУ им Н.И. Лобачевского. Стихи были опубликованы в журналах «Нижний Новгород», «Наш современник», «Север», «Невский альманах», «ZA-ZA «Зарубежные задворки», «Вокзал», «Причал», «Великороссъ», «Молодая гвардия», «Веретено», «День литературы», альманах «45-я параллель», иных. Рассказы в журналах «Молоко», «Дон», «Российский писатель», «Иван да Марья», альманахе «Земляки».

Автор двух сборников стихов: «Человек дождя» (2012 г.), «Мозаика раненой нации» (2015 г.), и повести «Пламень веры» (2019 г.).

Член Союза писателей России с 2016 года. Руководитель Нижегородского регионального отделения Совета молодых литераторов при СП РФ.

Участник 17-го Международного форума молодых писателей России, стран СНГ и зарубежья в Иркутске, 2017 г., Школы молодых писателей журнала «Октябрь», 2018 г., совещаний молодых писателей в г. Москве, 2018, 2019, 2020 гг., Слетов молодых литераторов в селе Большое Болдино 2015, 2016, 2017, 2018, 2019 гг.

КУРСАНТСКИЕ ИСТОРИИ

ДЕНЬ КАРАСЯ

– Какой размер? – кричала дородная кладовщица склада форменной одежды Дома Курсанта Нижегородского Речного Училища, в обиходе просто ДК. Когда-то все курсанты в принудительном порядке поселялись там, теперь в общежитии постоянно проживали только иногородние учащиеся, нижегородцы могли уезжать после учёбы домой.

– Сорок восьмой. Ботинки сорок второго, вроде, – неуверенно ответил Денис Афанасьев, шестнадцатилетний пацан, средней комплекции, с бритой под ёжик головой, как и у всех ребят из его группы.

– А голова?

– На месте.

– Вижу, что на месте, шутник, – заулыбалась кладовщица, – размер какой?

– Не знаю, – пожал плечами Афанасьев.

Кладовщица подошла к нему вплотную, положила натруженную огромную руку на голову курсанта, повернула влево и вправо, как заготовку в токарном станке, на котором она отработала до пенсии чуть ли не полвека, и полезла на полку:

– Померяй пятьдесят шестой, – она протянула ему фуражку, – не подойдёт, заменю.

Денис взял выданное обмундирование в охапку, отошёл от складского окна и, свалив всё на лавку, начал разбирать. Чёрные ботинки из грубой свиной кожи. Денис надел обувь и, не зашнуровав, прошёлся взад-вперёд по паркету коридора. «Размерчик мой, но уж очень неудобные, – подумал он, – придётся свои покупать». Чёрные брюки из полушерстяной ткани. «Как в мешок влез, – Афанасьев, поморщившись, покрутился перед зеркалом, висящим на стене. – Брюки сразу в утиль!» Кремовая рубашка и китель сели по фигуре. Чёрная фуражка тоже подошла по размеру. Белый чехол к фуражке, чёрный галстук, белые погоны к рубашке, чёрные погоны и шевроны на китель, – Денис перебирал полученные на складе вещи, и тут его лицо расплылось в улыбке, – тельняшка, тёплая, как домашний халат и приятная на ощупь. Тельняшка, которая спасёт от холода и в холодном кубрике, и на палубе под шквальным ветром. Выдали сразу две штуки. «Лучший элемент морской форменной одежды!» – довольно отметил про себя курсант и, сложив форму в клетчатую сумку, поехал домой пришивать шевроны и погоны.

На специальность судомеханика в училище был конкурс пять человек на место. Афанасьев сдал экзамены и на радость себе и матери поступил. Первое время он, воодушевлённо бродил в перерывах между занятиями по коридорам училища взад-вперёд и гладил новенькую форму. Его детская мечта стать моряком начала воплощаться. Ему даже нравилась воинская дисциплина, по крайней мере здесь не было школьников-дебилов, которые любили издеваться над учителями и одноклассниками, ломать в коридорах трубы отопления и бросать в унитаз дрожжи. «Дисциплина – это хорошо! – думал Афанасьев, – пусть муштруют, зато ты одет, накормлен и бесплатно ездишь на автобусе». Но вскоре Дениса разочаровала романтика околоармейской жизни, когда он встретился в курилке на заднем дворе третьекурсниками.

– Эй, школота! – услышал Денис сзади, когда стоял в кругу одногруппников, таких же, как и он ребят, закончивших девять классов школы.

Никто ни откликнулся.

– Глухие что ли? К вам обращаются! – трое курсантов с тремя галунами на шевронах, намеренно задевая плечами, втиснулись в их компанию. – Сигареты есть?

Один из первокурсников, Алексей Стружкин, не отличавшийся высоким ростом и широтой в плечах, достал пачку «LD» и вынул сигарету. Самый наглый из старшаков отобрал у него пачку, раздал по сигарете своим подельникам и убрал оставшиеся к себе в карман.

– Отдай! – больше удивившись, чем испугавшись, потребовал Алексей.

– Уехал в Китай! – нагло возразил третьекурсник. – Маленький ещё курить.

– Отдайте сигареты, – поддержал потерпевшего другой первокурсник, Максим Лыков, крепкий деревенский парнишка, явно неробкого десятка, – не на ваши деньги куплены!

– Кто вам вякать позволил, духи бесплотные, – набычился старшак, – думаете форму нацепили, так сразу моряками стали. Пока присягу не приняли, вы даже не караси. Как примите присягу, получите почётное звание карася. И то карасю на щук рот открывать нельзя. Щуки – это мы, третий курс. К нам только охреневшие караси, второкурсники, могут обратиться. А к слонам – четверокурсникам – вообще никому обращаться не позволено. Если они сами не попросят. Ясно? – он схватил Стружкина за погоны и с треском оторвал их от кителя. – Почему погоны висят? Ещё бы на грудь пришил! – он бросил погоны на заплёванный асфальт. – Пришей нормально!

– Вы чего творите?! – ощетинился Лыков и с силой оттолкнул нахала, отчего тот запнулся и упал. Началась потасовка, в которой сторонний наблюдатель не разобрался бы, поскольку все участники были одеты одинаково.

В кабинете у начальника судомеханического отделения все стояли с поникшими головами. Михаил Петрович, начальник отделения, громко отчитывал курсантов. Небольшого роста, крепкий и подтянутый, с усами, похожими на сталинские, это был строгий, но справедливый мужик. Пацанам было обидно, что третьекурсников наказание обошло стороной, и они открыто насмехались в коридоре.

– Но ведь это они спровоцировали драку, Михаил Петрович, – пытался оправдаться Афанасьев.

– А мне доложили, ты первый ударил, – начальник отделения указал пальцем на предусмотрительно молчавшего Лыкова – Что, не так?

– Так! – с вызовом ответил Максим.

– То-то! Раз вы начали драку, – Михаил Петрович осмотрел троих первокурсников, – вам и отвечать. Дерзить не надо, – мягче добавил он. – Знаю, что они спровоцировали. Но им скоро на практику, а вам ещё на первом курсе удержаться надо. Объявляю всем троим наряд по училищу. Молодцы, заслужили! Тряпки и вёдра у коменданта спро́сите.

Спустя неделю в общей столовой за поеданием «космических макарон» Денис Афанасьев, Алексей Стружкин и Максим Лыков обсуждали приказ начальника отделения о всеобщем построении после обеда. Они жили в одном районе Нижнего Новгорода и вместе ходили на подготовительные курсы, поэтому легко сошлись, попав в одну группу. Космическими макаронами курсанты называли месиво из макаронных изделий, моркови, лука и странного вида и вкуса тушёнки. Варево это намертво прилипало к тарелке и при переворачивании, вопреки законам физики, не падало на стол.

Когда группа выстроилась в одну шеренгу на первом этаже судомеханического отделения, Михаил Петрович обошел всех и зачитал приказ: «Назначить курсанта Дениса Афанасьева старшиной группы судомехаников СМ-11, назначить курсанта Максима Лыкова помощником старшины группы судомехаников СМ-11. – Афанасьев и Лыков удивлённо переглянулись. – Для тех кому непонятно, разъясняю, – начальник отделения сложил папку, в которой лежал приказ, – это ваши непосредственные командиры. По всем вопросам обращаетесь к ним, в исключительных случаях ко мне. Завидовать не нужно, поскольку ответственность за всю группу также лежит на них. Разойдись!» – скомандовал Михаил Петрович и зашагал прочь. В группе послышались недовольные возгласы. Афанасьев и Лыков молчали, не до конца понимая своего назначения.

День первокурсника, а на морском сленге «день карася», проходил в ДК. Все группы первого курса строились в спортивном зале в несколько шеренг. Звучал гимн, поднималось знамя, принималась присяга. Всё, как в армии, только после этого можно было уехать домой. Стояли долго. Затекли ноги и шея. После каждой напутственной речи начальника училища и начальников отделений над строем гремело, или звучало (греметь хором у пацанов ещё не получалось) троекратное «Ура!» Афанасьев видел, как в соседней группе штурманов один щуплый парнишка, не выдержав изнурительного испытания стойкой «смирно», упал в обморок. И стоявший рядом с ним испуганный недокарась закричал на весь зал:

– Врача!

– Врача! Врача! Врача! – эхом повторил за ним весь строй.

ВРАГИ

– Черепашкам спуску не давайте! Будут задираться, бейте первыми. Честь мундира надо беречь смолоду, – науськивал Дениса Афанасьева и Максима Лыкова третьекурсник Слава с общего отделения судомехаников, тот самый, что неделю назад спровоцировал драку, отобрав у Алексея Стружкина сигареты. При ближайшем знакомстве Слава оказался неплохим парнем, разве что немного борзоватым. Первокурсники помирились с ним. Слава помогал им прижиться в училище. Денис и Максим вдвоём дымили в курилке на перемене, когда он подбежал к ним и стал рассказывать про недавнее происшествие с одним из карасей.

– Он пешкодралом шёл к Дому курсанта, а они втроём на него налетели.

– Кто? – в разговор вмешался Илья Бочкарёв, парнишка из небольшого городка Шахунья, с вечно озабоченным и ухмыляющимся лицом. Он до беспамятства любил военно-морскую форму и ходил увешанный значками и шевронами, как блаженный дембель, разве что без аксельбантов.

– Кони в пальто! – огрызнулся на Бочкарёва Слава. – Черепашки нашего огрели на днях. Вон пацанов натаскиваю, и ты послушай, чучело!

На то, что его назвали чучелом, Бочкарёв не обиделся.

– Короче, шёл он с пар в Дом курсанта, по форме, все дела. Тут черепашки втроём налетают. Дай закурить, ты откуда такой красивый, тыры-пыры в жопе дыры. Стандартно. Он вроде им «ребята, давайте жить дружно». А этим дружно жить не хочется, бока помяли ему гады!

– Ни за что?! – перебил его Лыков. – Сильно, что ли?

Когда он злился, то сжимал кулаки и так хмурился, что брови сходились в одну.

– Не сильно, флоту ещё послужит, – успокоил его Лёха, – короче, вчера мы этих ухарей вычислили. Подзатыльников навешали за академией, ещё и пивом взяли с них.

– Класс! Ништяк! – одобрительно закивали первокурсники.

– Я к чему, – продолжил Лёха, – если черепашки опять обнаглеют и будут наезжать, дуйте сразу ко мне. Разберёмся!

В этот же день после занятий Афанасьев, Стружкин и Лыков решили попить пива в ближайшем парке, который назывался именем того же изобретателя, что и училище, и находился буквально через дорогу. Всё равно всем троим ехать домой на одном автобусе. За ними увязался вездесущий Бочкарёв. Ноябрьский ветер срывал с мокрых деревьев последние листы. Афанасьев невольно поёжился и улиткой вжался в шерсть матросского бушлата. Они присели на дальней лавочке и стали неспешно тянуть «Окское» под хруст «Кириешек».

– Задрали уже эти щуки-суки! – в сердцах выпалил Алексей Стружкин. – Доведут, убью нахрен!

– Полегче, Лёха, – Афанасьев похлопал его по плечу, – попристают немного и отстанут. Надо же им своё место в этой иерархии показать.

– Ага, на третьем курсе сам таким станешь, – добавил Лыков, – тем более Слава нам помочь хочет.

– Я никогда! Сам унижаться не буду и унижать кого-то не намерен, – обиделся Стружкин и залпом допил бутылку. – Я не забыл, как он мне погоны оторвал.

– А я больше всего в столовке щи люблю: сытные и не пучит как с горохового супа, – влез Бочкарёв.

Все посмотрели на него, как на болвана, ляпнувшего не к месту и не по делу, как собственно и было.

– Ты глянь, кто пожаловал, – Максим Лыков указал в сторону входа, – черепашки!

Черепашками курсанты НРУ называли учащихся Нижегородского Кадетского Корпуса за их камуфляжную форму, а также за их воинственные поступки. Вот и сейчас кадеты пришли в парк с пакетом пустых стеклянных бутылок, чтобы уничтожить их об свои головы. Смельчак, с заломленным на лоб голубым беретом, выходил в круг своих товарищей и под ободряющие крики ударял себя тарой по черепу. Иногда бутылка разбивалась с первого раза. Лыков долго играл желваками, глядя на эту забаву, и прежде чем Афанасьев попытался его остановить, стремительно направился к черепашкам.

– Вам делать больше нечего? – наехал Максим на группу кадетов. Его друзья вынужденно подтянулись и встали за его спиной.

– Опа, морячки! – одарил его ехидной улыбкой один из недодесантников. – Вы по пиз****м соскучились?

– По***ди ещё, – осадил его Лыков, – щас ты соскучишься! Думаете, раз научились бутылки об голову разбивать, то можно мешать людям культурно отдыхать?

– Погоди, – остановил подорвавшегося кадета второй, – ты чего хочешь? – обратился он к Лыкову.

– Я хочу, чтобы вы этим разолбайством не здесь занимались. Тут парк культуры и отдыха, всё-таки.

– А вы тут со своими детьми гуляете что ли? – съехидничал кадет.

– Давай так, – поддержал его второй, – раз ты такой смелый, разбей бутылку. И мы тогда сразу уходим.

– Как два пальца, – сплюнул Лыков и повернул фуражку козырьком на затылок.

– Макс, может, ну его на хрен, – засомневался Стружкин в правильности сделанного Лыковым выбора.

– Не ссы, пехота! – ответил Максим.

Он вышел в круг кадетов с невесть откуда взявшейся в руке бутылкой из-под портвейна. Напевая: «Врагу не сдаётся наш гордый варяг», он с первого раза вдребезги разбил её об голову и, улыбаясь, остался стоять как живой памятник, обуреваемый гордостью за родной флот.

– Во даёт! Из-под портвейна! – только и пробормотали кадеты.

В этот раз конфликт с черепашками был исчерпан, толком так и не назрев.

ШЛЮПОЧНАЯ ПРАКТИКА

– Чтобы доехать в эти еб**я, мне приходится вставать в пять утра, – жаловался Максим Лыков старшине Денису Афанасьеву, когда они, морщась от утренней прохлады, шли по набережной Гребного канала.

– Да ладно, Макс, зато учебники зубрить не надо, – отвечал своему помощнику Денис, – я тоже в пять встаю. Опять же, учимся на свежем воздухе, а не в четырёх стенах.

– Прикалываешься? Я сколько дней пьяный от краски.

– Зато допинга не надо, – отшутился Афанасьев, – сегодня задышишь полной грудью, аки заправский морской волк.

Шлюпочная практика речного училища проходила в ангаре на берегу Гребного канала. Прежде чем спустить на воду шестивесельные ялы, их следовало к этому подготовить – ошкурить, покрасить и оснастить. Последние дни в Нижнем стояла непогода. Было не по-летнему холодно, периодически шёл дождь. Наглотавшийся волжской водой ветер легко простреливал полушерстяные кителя курсантов. Красить шлюпки пришлось в помещении, и многие практиканты, надышавшись парами краски, жаловались на головокружение. Сегодня погода резко изменилась, обещая погожий солнечный день, будто в небесной канцелярии приняли прошение руководства училища о предстоящем выходе на вёслах.

Вадим Юрьевич, руководитель шлюпочной практики, крепкий и статный седовласый мужчина (стариком назвать его было нельзя), чем-то похожий на знаменитого конструктора Ростислава Алексеева, нетерпеливо расхаживал взад вперёд, когда Афанасьев и Лыков вошли в учебный класс. Обычно угрюмый и нервный, сегодня Юрич, как звали его курсанты, был в хорошем расположении духа, о чём говорила играющая на его обветренных губах улыбка. Смена погоды в день спуска на воды шлюпок порадовала и его.

– Ребята, быстрее рассаживаемся! Медлить нельзя! – выкрикивал Юрич, и когда все уселись за парты, не поприветствовав, начал инструктаж. – Курсанты, сегодня вы ещё на шаг приблизитесь к почётному званию «моряк», – пафосно выпалил он, и с задних парт послышались смешки, – то есть, прозванию… то есть, призванию… Не важно! Шлюпка является прекрасным средством физического воспитания. Хождение на шлюпке вырабатывает чувство локтя, ловкость, настойчивость и выносливость, способствует формированию волевых и командных качеств, необходимых моряку. Как писал Валентин Пикуль: «Шлюпка – основа моряцкой жизни. Хорош ты в шлюпке – неплох будешь и на корабле». Поэтому сегодня мы приступаем к практическим занятиям. Не забудьте, чему я вас учил – техника безопасности на воде превыше всего! Вспомните, как выполняются те или иные команды, как вяжутся морские узлы. Да, Стружкин?! – Юрич злобно зыркнул на подскочившего от неожиданности курсанта.

– А чего я, Вадим Юрьевич, – стал оправдываться Алексей, – я вам всё сдал!

– Чего ты мне сдал, если ты рифовый от шкотового не отличаешь. Рыбацкий штык, Стружкин, это не пешня, а тоже узел. Ты даже резинку на трусах связать не можешь!

Класс взорвался от хохота. Алексей насупился и повторил:

– Я вам всё сдал. Поставил, где вы сказали

– Ладно, проверю, – мягче сказал Юрич. – Тихо! – скомандовал он группе. – Всем встать и марш укомплектовывать шлюпки!

Курсанты повскакивали со своих мест и шумно вышли из учебного класса. Афанасьев одёрнул Стружкина за руку:

– Лёха, ты чего, пузырь ему поставил? Сам сдать узлы не мог?

– Да заколебался я, старшой! – Стружкин освободился от руки Афанасьева, – все шнурки дома перевязал, чуть кошке хвост не открутил, ещё названия хрен запомнишь. Нафиг они мне нужны!

– Зря ты, – перебил его Денис, – нас бы с Максом попросил помочь.

– Да ладно, Дэн, – махнул рукой Стружкин и заулыбался, – я же с вами в шлюпке, вот вы в случае чего и завяжете.

– Хрен я тебе завяжу! – рассмеялся Денис, и добавил: – Пошли шлюпку укомплектовывать.

«Гребцы в шлюпку!» – скомандовал Юрич, и курсанты заняли свои места согласно присвоенным номерам. В шестивесельный ял помещалось восемь человек: гребцы, кормовой, вперёд смотрящий. Группа судомехаников речного училища вышла в поход на четырех ялах. Первым командовал руководитель практики Вадим Юрьевич, вторым –старшина группы Денис Афанасьев, третьим – его помощник Максим Лыков, а четвёртым, к удивлению и неодобрению Афанасьева, Юрич назначил командовать Илью Бочкарёва. На возражения Афанасьева о том, что Бочкарёв может увлечься и пренебречь командами, Юрич никак не отреагировал.

Поначалу шлюпки шли небыстро, тюленями переваливаясь с борта на борт, – гребцы по неопытности опускали и поднимали вёсла несинхронно. Когда расстояние между ялами стало увеличиваться, Юрич криками и жестами собрал всех рядом и скомандовал: «Суши вёсла». Курсанты тяжело дышали и выглядели измотанными. Грести пришлось против ветра. Вперёд смотрящие менялись с уставшими гребцами, но сменять старшего шлюпки, который одновременно был и кормовым, не полагалось. Вертеть румпелем – рычагом для перекладки руля – не то же, что махать тяжеленым веслом. И если Афанасьев и Лыков, понимая это, сочувственно помалкивали, то Бочкарёв подкалывал свой экипаж фразочками: «Повесили языки, как собаки, а я нисколько не устал!» Когда один из курсантов его шлюпки уже хотел врезать ему веслом, Юрич гаркнул: «Бочкарёв, сниму!» – и, переглянувшись с Афанасьевым, погрозил ему кулаком. Бочкарёв тут же успокоился.

Пока гребцы отдыхали, а шлюпки дрейфовали во власти нагоняемых встречным ветром волн, Юрич по-отечески наставлял: «Ребята, ну что вы лупите вёслами по воде, будто солитёра глушите. Лопасть весла нужно вести параллельно поверхности воды, вводить в воду быстро и энергично, но без удара. А главное, одновременно, по команде старшего. Слышишь, Бочкарёв?! Загребные задают темп. И помните про дыхание, не то мы так и до берега не догребём. Занося весло, делайте глубокий вдох носом, во время проводки медленный выдох ртом».

– Да в этих жилетах дышать неудобно, – не выдержал один из курсантов.

– А без жилета ты будешь дышать на дне Волги, – парировал Юрич. – Всё, отдохнули. Навались!

– И-и-и-раз, и-и-и-раз, – раздавались команды старших со всех четырёх шлюпок над волнами Гребного канала. Начались шлюпочные гонки.

– Не вертеть башкой, смотреть только на валёк своего весла! – кричал Афанасьев своим гребцам. И не напрасно – его шлюпка вырвалась вперёд. Он крепко держал румпель и старался чётко отдавать команды, смотря поверх голов гребущих. Когда сзади раздались крики и мат, Денис обернулся и увидел, как шлюпка Бочкарёва, опасно приблизившись к шлюпке Юрича, пытается их обойти.

– Бочкарёв, левее, б**ть! – только и успел крикнуть Юрич, когда прямо перед собой увидел форштевень яла Бочкарёва. Шлюпки столкнулись, и он полетел с кормового сидения за борт.

– Вёсла в воду! – заорал Афанасьев. Гребцы опустили вёсла в воду, и шлюпка замедлила ход. Денис понял, что курсанты из шлюпки Юрича растерялись без командира, и не знают, что делать. – Правая в воду. Человек за бортом! – отдал он команды и, развернув шлюпку правым бортом, подошёл к спасаемому. Баковые подняли Вадима Юрьевича на борт, мокрого, но целого и невредимого.

– Зря я тебя не послушал, старшина, – отплёвывая волжскую воду, посетовал Юрич, – Бочкарёв пиз***ей у меня получит!

По прибытии на базу Юрич переоделся, отогрелся горячим чаем с коньяком, который принёс ему Стружкин, и заметно повеселел. Он вновь собрал всю группу в учебном классе и подытожил: «Шлюпочную гонку считаю состоявшейся. Победу в соревнованиях одержала шлюпка старшины Афанасьева. Курсанту Илье Бочкарёву объявляется выговор за нарушение правил расхождения судов, старшине группы Денису Афанасьеву объявляется благодарность за слаженную работу экипажа при выполнении команды «человек за бортом». На этом, ребята, мы с вами расстаёмся. Ваша шлюпочная практика закончена. Давайте зачётки!»

РАДИОУЗЕЛ

– Без баса мы не вывезем, Дэн, – сказал Алексей Стружкин старшине Денису Афанасьеву, прокручивая в руке изрядно потрёпанную барабанную палочку, – убого звучим, мы же не «White Stripes».

– Дело ясное, что дело тёмное, – согласился Денис, – допустим, мы возьмём на бас Серёгу Травкина из штурманов. Но гитары-то у него нет. Где мы ему палку найдём?

Афанасьев и Стружкин перешли на второй курс и стали «охреневшими карасями». Они сидели на подоконнике в радиоузле и курили, обдумывая предстоящее выступление на концерте, посвящённом Дню первокурсника, который проходил в училище каждую осень для вновь поступивших курсантов. Радиоузел находился на последнем этаже здания. Из него на всё училище велось вещание: оглашались новости, приказы и другая малоинтересная курсантам информация. Но пацанов привлекло не радиооборудование, а репетиционная комната, обшитая изнутри пенопластом для шумоизоляции. В углу комнаты стояла недорогая, но рабочая ударная остановка, с противно дребезжащим железом. А кроме неё были фендероподобная китайская электрогитара, звуковое усиление, микшерный пульт и микрофоны. Афанасьев и Стружкин узнали про училищную репточку ещё на первом курсе и, поближе познакомившись с начальником радиоузла, стали репетировать в свободное от учёбы время. Стружкин сразу же засел за барабаны, об игре на которых давно мечтал, а Афанасьев не без удовольствия взял в руки гитару и встал за микрофон. Они перепевали хиты в жанре гаражного и панк-рока. На концерт, который должен был состояться через неделю, они готовили кавер на песню «Проклятый старый дом». Афанасьев знал наизусть почти все песни группы «Король и шут». Оставалось только как следует отрепетировать.

Начальник радиоузла, Палыч, как все его называли, был мужик простой и радушный, любитель выпить и пошутить. Он разрешал курсантам курить прямо в помещении радиоузла, благо никто из руководства туда не забирался. Часто Денис и Алексей бегали к нему между парами выкурить по сигаретке и посмеяться над новым скабрёзным анекдотом. Бас-гитары на репточке не было, и музыканты прикидывали, где её можно раздобыть.

– Есть тут у меня одна идейка, – сказал Стружкин, – только нам придётся Макса на кое-какую сделку с полканом подбить.

– Что-то, не нравится мне твоя идейка, Лёха, – поморщившись, ответил Афанасьев, –чую я, что она говнецом попахивает.

– Нормальная тема! Мой знакомый хорошую басуху продаёт. Я с ним поговорю, он нам ценник скинет, – оживился Стружкин, – а у Макса с полканом какие-то там родственные связи. Он мне сам говорил, что полкан ему денег предлагал подкинуть.

Полканом Алексей Стружкин называл подполковника Ананьева, толи бывшего морпеха, толи берегового артиллериста. В отличие от остальных он один носил чёрный китель с сухопутными погонами. Афанасьеву предложение Стружкина взять денег у Ананьева изначально не понравилось, но, понимая, что бас-гитары и средств на её покупку в такой короткий срок им недостать, он согласился.

– Давай так. Если Макс у полкана денег возьмёт, мы долг разделим на троих и быстро отдадим.

– О чём разговор, – обрадовался Стружкин, – я тогда сегодня о басухе договорюсь. Осталось ещё один важный вопрос решить.

– Какой? – удивился Афанасьев

– Как мы группу назовём.

– А что тут думать. Раз мы радиоузле репаем, давай так и назовёмся – «Радиоузел». Звучит?

– Звучит!

Максим Лыков откликнулся на просьбу друзей, и, рассказав подполковнику Ананьеву всё как есть, занял необходимую сумму на покупку гитары. В тот же день Афанасьев, Стружкин и Травкин из параллельной группы ощупывали на репточке четырёхструнный «Ибанез». Серёга Травкин был неформалом. Он ходил в чёрных гриндерах вместо форменных ботинок, с серьгой в ухе и волосами до плеч, причём одна прядь была выкрашена в розовый цвет. Пацаны недоумевали, как ему это удавалось. Травкин говорил, что начальник судоводительского отделения не такой зверь как другие, а на остальных он клал с прибором. На гитаре Травкин играл, как заправский рок-музыкант, поэтому, когда Стружкин спросил его: «Ну, что Серый, справишься?», он ответил: «Как два пальца!» – и легко сыграл бас-партию к песне. Афанасьев и Стружкин заулыбались и тут же подхватили мотив. Дело пошло на лад. Группа «Радиоузел» в составе ударника Алексея Стружкина, бас-гитариста Сергея Травкина, гитариста и вокалиста Дениса Афанасьева начала подготовку к первому концерту.

Актовый зал речного училища набился до отказу первокурсниками, родителями, преподавателями и курсантами старших курсов, заглянувшими из праздного любопытства. Музыкальные номера были запланированы в конце программы, и Афанасьев и Стружкин начали мандражировать, а Травкин, имевший опыт в выступлениях, сидел спокойно и ждал. На сцену вышел худощавый паренёк и под аккомпанемент фортепиано затянул песню «Там за туманами» группы «Любэ». Куплет он пропел ровно, но как только дошёл до припева, началась комедия. Слова «там за» он пел как обычно, «тумана…» брал басом, а «…ми» таким фальцетом, что звенело в ушах. То там, то тут в зале раздавались смешки, а под конец песни никто уже не мог удержаться от хохота. Это помогло Афанасьеву и Стружкину успокоиться и расслабиться. Песню отыграли на ура. Многие курсанты подпевали и притопывали в такт Лёхиным барабанам. Серёга Травкин отжигал как рок-звезда, размахивая гитарой и хаером. Со сцены их провожали громкими аплодисментами, кто-то с задних рядов даже засвистел, под неодобряющие взгляды руководства. Слава о группе «Радиоузел» разнеслась по училищу.

Деньги подполковнику Ананьеву собрали за две недели. Полкан, избегая домыслов и наветов, попросил Лыкова заехать к нему и передать их дома. На следующий день Максим пришёл на занятия в подавленном настроении, в перерыве отозвал Афанасьева и Стружкина в коридор.

– Это пиз**ц, пацаны!

– Что случилось, Макс, – недоуменно спросил Алексей.

Денис же понял, что вопрос в возврате долга.

– Может у меня их в маршрутке вытащили, – тяжело выдохнул Лыков, – а может сам потерял.

– Ты деньги потерял? – дошло до Стружкина. – В смысле мы до сих пор полкану должны?

– Я понимаю, сам виноват, но фиг знает, куда они делись. Вы мне не верите? Нахрена я вообще на вашу авантюру подписался!

– Да верим, верим, – попытался успокоить его Афанасьев, – что-нибудь придумаем вместе.

– Полкан отсрочку дал, – Лыков приложил ко лбу носовой платок, – я всю ночь не спал, думал. Короче, есть у меня вариант, где денег достать. Помните, я вам говорил, что Ваня с Автаза пистолеты предлагал пневматические. Я раньше купить у него хотел. Так вот, он рассказал, что у него кореш есть, который этим занимается.

– Чем, этим? – испуганно спросил Стружкин.

– Оружием, ё*та! – сорвался Лыков. – Короче, я ему рассказал, что есть у меня в деревне старое дедово ружьё, чистое, ни на кого не записанное. Он предложил купить, причём ружьё тащить не надо, – сделаю обрез и привезу.

– Хорош, Макс, мы ж не гангстеры какие…

– Думаешь верняк? – оборвал Стружкина Денис.

– Думаю, верняк! – уверенно сказал Лыков. – Других вариантов всё равно нет.

– Может, лучше у других денег займём? – неуверенно предложил Стружкин.

– А потом мы где их возьмём, – рявкнул на него Лыков. – Короче порешали! В эти выходные еду в деревню. На следующей неделе продаём обрез.

Встречу с покупателем назначили во дворах за зданием речного училища. Ничего лучше придумать не успели, потому что Лыков, ошарашив всех, принёс обрез в сумке прямо на занятия. После окончания занятий Афанасьев, Лыков, Стружкин и Ваня Игнатьев с Автозавода, оглядываясь и избегая прохожих, зашли во двор старой усадьбы на Большой Печёрской. Автозаводский район Нижнего Новгорода, или «автаз», как называли его местные, раньше славился засильем преступных группировок. Ваня Игнатьев, или Игнат (это прозвище он привёз с района) как раз походил больше на бандита девяностых, чем на курсанта речного училища: огромный, короткостриженый, хмурый. Взглядом исподлобья он отбивал всякое желание познакомиться поближе. Как рассказал Денису и Алексею Лыков, у себя на районе Игнат имел определённый авторитет, но никогда не кичился этим. Закурив, пацаны рассматривали изъеденные временем кирпичные стены.

– А ведь культурное наследие! Раньше в этих домах известные люди жили, оставившие, так сказать, заметный след в истории города и страны. Я читал, в одном из домов на Печёрской Даль останавливался, – задумчиво высказался Афанасьев, – поговорки да прибаутки для своего словаря собирал.

– Ага, в картишки играл и вино пил, – ответил Лыков.

– Классицизм, х*ли, – внезапно выдал Игнатьев.

– Игнат, ты реши искусствоведом заделаться? – рассердился Лыков. – Ты лучше скажи, где твой покупатель.

В этот момент из-за угла вышел долговязый парень в лёгкой кожанке и синих джинсах. На вид ему было лет тридцать, и на его фоне курсанты казались подростками.

– Привет! Паша, – представился он и поздоровался сначала с Игнатом, а потом с остальными. – Принесли?

– Всё с собой, – вмешался Лыков, – деньги принёс?

– Не спеши, уважаемый, не на рынке, – осадил его Паша, – сначала проверить надо.

– На, смотри! – Максим потянулся за сумкой, но тот остановил его.

– Э, не спеши, говорю! Не здесь же.

– А где? – повысил голос Максим. – Ты же не собрался из него стрелять?

Паша цыкнул языком, всем видом показав, что так дела не ведутся и с Лыковым он разговаривать не намерен, обратился к Игнатьеву:

– Игнат, я тебя уважаю, но ты бы объяснил пацанам что к чему. Давай так, мы сейчас с ним отойдём, вы тут пока постоите. Я товар проверю, если всё хорошо, деньги ему отдам. А то вы толпой слишком много внимания привлекаете. Не семечками торгуем!

– Ладно, Паша, давай так, – взял на себя ответственность Игнат, – но за пацана я отвечаю, он со мной в одной группе учится.

– Ты же меня знаешь, Игнат, – уверил Паша. – Пошли! – обратился он к Лыкову, и они вдвоём ушли вглубь дворов.

– Игнат, ты уверен, что он нас не кинет? – засомневавшись в решении Игната, спросил Денис, когда Паша и Лыков скрылись за углом дома. – Мы на тебя изначально понадеялись. Этого хрена мы не знаем!

– Не кипишуй, Дэн, всё путём! – спокойно ответил Игнатьев и упёрся взглядом в крышу усадьбы.

Прошло около получаса, а Лыков не возвращался. Афанасьев нервничал. Он проверил близлежащие дворы, в направлении которых ушли Лыков и Паша, и, не найдя их там, предложил Стружкину и Игнатьеву отправится на поиски Макса. Пацаны согласились. Зайдя в первый двор, они увидели бредущего им навстречу Лыкова. Выглядел он так, словно только что увидел собственную смерть.

– Макс, что случилось? – подбежал к нему Афанасьев. – Ты где был?

– В Але… в Александровском саду, – заикаясь, ответил Лыков.

– Зачем? Паша тебе деньги отдал?

– Он… он сказал, пойдём спу… стимся с набережной, там тихо и… и никто не увидит. Мы спу… спустились когда, он… он макаров мне к бок… боку приставил и зас… заставил отдать су… сумку.

– Вот мразь! Ты сам цел?

– Цел я, це… цел, – глотая ртом воздух от пережитого страха, ответил Лыков, – а вот денег нет.

– Ё***ый в рот! – заорал Афанасьев и набросился на Игнатьева, – Всё путём, говоришь?!

– Убью, суку! – прошипел сквозь зубы Игнат. – Не тронул тебя? – обратился он к Лыкову.

– Ну если не счи… считать, что я подду… под дулом ствола сто… стоял, то не тронул, – ответил Лыков.

– Мой косяк! Не кипишуй, Дэн, – пытался успокоить Афанасьева Игнатьев, – я сказал, что за вас отвечаю, значит отвечаю. Я в натуре не знал, что Паша такое говно подложить может. Сам он кировский, к нам недавно переехал. Отдаст он бабло, с района никуда не денется. Найду и забью стрелу. За него теперь никто из пацанов не встанет.

Стрелку с Пашей забили за кинотеатром «Россия» на шесть часов вечера. К этому времени должно было стемнеть. Пустыри и заброшки в качестве места встречи не рассматривали. За Лыкова подтянулись ребята со всей нижней части города: из Сормовского, Московского, Канавинского, Ленинского и Автозаводского районов. Кто-то даже приехал с верхушки. Афанасьев, Стружкин и Лыков подъехали за час до назначенного времени. У кинотеатра уже собралась толпа. Пацаны кучковались по несколько человек на небольшом расстоянии друг от друга. Завидев курсантов, они приветственно поднимали руки. Афанасьев знал, что поддержать их согласились многие, он сам позвал на стрелку всех друзей и знакомых, но всё равно очень удивился и обрадовался, когда понял, что вся эта толпа за них. Игнатьев на этот раз не подвёл: пришёл сам и привёл здоровенных друзей-качков. Между тем оппонентов видно не было. Обойдя все группы и поздоровавшись, Афанасьев, Стружкин и Лыков отошли с Игнатьевым за киоск, стоявший в стороне от кинотеатра, чтобы обсудить дальнейшие действия.

– Палимся мы здесь, конкретно, – начал Игнатьев, – если Паша со своими всю нашу шоблу увидят – могут и слинять с испугу. Или менты грести начнут.

– А ты уверен, что он вообще придёт, Игнат? – недоверчиво спросил Афанасьев.

– Уверен.

– Ты и тогда уверен был, что он деньги отдаст.

– Я тебе говорю, придёт! – заверил Игнатьев. – Я только вчера с ним разговаривал. Сольётся сегодня, на районе может больше не показываться. Если нос покажет – замочат.

– Что делать будем, – вмешался Лыков, вращая пальцами опасную бритву.

– Ты эту игрушку лучше мне отдай, – Игнатьев вырвал у него из руки бритву и убрал в карман своего бомбера, – никакого оружия. Всё на словах разрулим, никто здесь бойню устраивать не собирается. Сначала нужно рассредоточиться, – продолжил он, – парней отодвинем подальше к домам по периметру. На встречу с Пашей пойдём только мы. Если шухер начнётся, ребята подтянутся, я их предупрежу, чтобы наготове были. Поняли?

– Поняли, – огрызнулся Лыков. Его страх давно прошёл, осталась обида, злость и желание восстановить справедливость.

Афанасьев с опаской посматривал на Максима, понимая, что он готов сегодня полезть даже в поножовщину.

Игнатьев обошёл всех, и пацаны группами, как и стояли, стали расходиться в разные стороны. Кто-то приземлялся на лавочки у подъездов близлежащих домов, кто