Песня. Старые ноты

Песня

Незадолго до своей смерти я странствовал по Германии и попал в старинный город Гейдельберг. Вечно живой и юный студенческий дух, в окружении вековых зданий университета, монастырей, соборов, замков, создавал непередаваемую атмосферу гармонии между прошлым и настоящим. Река Никор с высокими берегами и мостами, разрезавшая город надвое, казалась ободом перстня, на котором прихотливым узором располагались бесчисленные узкие улочки городских построек. Самым удивительным была тишина толпы, снующей среди древних домов. Нет, конечно, люди не молчали и вели себя, как обычно, но какая-то сосредоточенность, глубина, исходящая и от горных склонов, охватывающих долину реки, и от руин королевского замка, царящего над городом, и от старой позеленевшей скульптуры, свидетельствующей о величественном прошлом, – все это создавало особое настроение. Недаром многие знаменитые философы и музыканты жили в Гейдельберге, и в память о них по склону горы шла «философская тропа». Недаром скульптура мудрой Афины венчала старый мост, недаром... Но это можно продолжать до бесконечности. Просто казалось, что в городе вместе с культурой куется особое время. Здесь рождается и здесь же умирает.

Однажды вечером разразилась гроза. Спеша укрыться от непогоды, я завернул в какую-то гостеприимную таверну. Она была полна, и в ней было тепло и уютно.

Странствующие музыканты развлекали собравшихся песнями и музыкой XV века. Когда-то они звучали в этих кабачках для наших предков и чудом сохранились в чьей-то памяти или в старинных нотах. Музыкантов было шестеро: трое юношей и три девушки. В старинных нарядах, распевающие разудалые или протяжные мелодии, они казались пиратами, явившимися после удачного рейса. Смех, шутки, стук барабана, звуки свирелей и скрипки, бешеные танцы сыпались одно за другим, вовлекая гостей в безудержное веселье. В разгар пирушки сильный удар грома прозвучал в тот самый момент, когда кончилась одна песня и началась другая. На смену веселью в наступившей тишине одинокий женский голос затянул протяжную, грустную мелодию. Какая-то старинная песня девушки, ждущей своего возлюбленного. Странные слова были обращены к нему. Она заклинала прийти к ней, хотя никогда его не видела прежде: «Из-за дали веков, из-за дали морской я зову тебя и верю, что где-то ты есть, мой возлюбленный, иначе для чего Бог создал мое сердце и поселил в нем ожидание тебя. Я ищу и жду. Мимо глаз моих проходит столько людей, сколько волн стучится о берег, но я не встречаю тебя, мой Единственный. Прошу отзовись, приди, напои меня водой, и я подарю тебе три розы».

Что-то необыкновенное произошло со мной. Мелодия простой песни вдруг словно проколола мое сердце, а слова оказались обращенными прямо ко мне.

Этот зов имел силу могучего заклинания. Я закрыл глаза и очутился в какой-то каморке. Одинокая лампада освещала убогую обстановку. В узкое оконце, напоминающее скорее бойницу замка, заглядывал серп луны.

На широкой кровати, занимавшей чуть ли не всю комнату, лежала девочка лет пяти с бледным личиком и чудесными золотыми волосами, которые покрывали ее чуть ли не до самых ног.

Губы ее были сомкнуты, но мне казалось, что она только-только пела эту песню и эхо ее голоса еще звучало в каких-то темных галереях, ведущих в эту комнату. На глазах ее блестели слезинки, но, увидев меня, она улыбнулась. – Вот ты и пришел! – сказала она. – Скорее дай мне воды, а то я умру.

Я растерянно оглянулся. На подоконнике стоял старый кувшин и чаша. Я налил воды и протянул ей. Она глотнула и покачала головой.

– Мне нужно больше воды!

– Сколько больше?

– Ну как ты не понимаешь! Я хочу море!

– До него далеко.

– Но и ты был так далеко, еще и дальше. А теперь ты пришел, значит, ты волшебник и можешь все. Я жду! – заявила моя собеседница.

И я начал ей рассказывать сказку о море, и, как в чудесном сне, все, что я говорил, тотчас являлось перед нами. И вот мы были на скалистом острове, увитом плющом и розами. Мраморный замок нес свои башенки над бирюзовой поверхностью волн, ласточки вили гнезда по стенам. Чайки кружили над берегом. Затем мы плыли на корабле и слышали музыку и пение сирен... Но я не хочу снова пересказывать свои фантазии, которые открывали нам дороги в подводные гроты, знакомили с русалками, приводили ко встречам с принцами и трубадурами, пилигримами и пиратами... В заключении этой фантастической ночи мы вернулись в дом, где жила моя крошечная подруга.

– Вот я и здорова! – смеясь, сказала она. – Теперь поцелуй меня, и я подарю тебе розу.

Я потянулся к ней и вдруг увидел наше отражение в оконном стекле, уже освещенном встающим солнцем. Я увидел себя таким же ребенком, как и это чудесное дитя. Облаченный в костюм пажа, я составлял достойную пару моей маленькой даме. Она также была в старинном голубом платье, обшитом кружевами. Белый завитой парик венчал ее точеную головку. Девочка протянула мне желтую розу, словно выкованную ювелирами из бледного золота. Медовая сладость ее аромата заставила мою голову закружиться. Когда же я открыл глаза, то очутился опять за столом в таверне Гейдельберга. Вокруг сидели незнакомые люди и пили пиво. Выступление странствующей труппы окончилось. Я подошел к музыкантам и спросил, будут ли они еще где-нибудь выступать. Они назвали таверну, в которой собирались выступить на следующий день.

И опять была гроза, и я снова сидел в зале, с нетерпением ожидая той волшебной песни. И вот она зазвучала и перенесла меня в иное место. На этот раз я оказался на искалеченном пиратском судне. Прелестная девушка с большими печальными глазами стояла у мачты, глядя на гигантские волны океана, что одна за другой постепенно разрушали корабль. Увидев меня, она виновато улыбнулась:

– Я боялась, что погибну и больше не увижу тебя. Но ты пришел, и мне ничего не страшно. Спасибо тебе. Ее прозвище было Сирена, и пение чаровало всех, кто ее слышал. Сам король захотел, чтобы она пела только для него. Она отказалась. Король построил для нее чудесный дворец с парком на берегу моря. Сирену это не прельстило. Свободу свою она не захотела обменять ни на что. В своих песнях она позволяла себе смеяться над глупостью и властью, богатством и лицемерием. Король разгневался и велел заточить ее в тюрьму. Девушка бежала из страны и нашла себе прибежище среди странствующих музыкантов. Наконец пираты похитили ее, чтобы она скрашивала их жизнь, полную опасностей и сражений.

Ее голос и песни смиряли их свирепость. Она не принадлежала никому и пела лишь тогда, когда ей хотелось. Пуще своих сокровищ берегли ее морские разбойники. И вот после неудачного боя их израненное судно настиг шторм. Волны добивали корабль, и с минуты на минуту он должен был пойти ко дну. Оставшиеся в живых сколачивали плот. Раненные догадываясь, что для них не будет места, с тоской заряжали пистолеты, чтобы оборвать свою жизнь вместе с гибелью корабля. Капитан вышел из каюты и подошел к Сирене: «У правого борта маленькая шлюпка для двоих. Мы должны, не дожидаясь развязки, спуститься в нее незаметно и отчалить. Может, нам повезет...» Она покачала головой. Пират побагровел и вдруг взгляд его упал на меня. «Кто ты? Как сюда попал? Так вот твой хранитель, Сирена!» Лязгнув о ножны, в одно мгновение в его руках оказалась шпага. Я отступил. Холодный клинок коснулся моей груди. «Волшебник! Вспомни, что ты все можешь!» – крикнула девушка. Я кивнул и тотчас ощутил в своей ладони рукоятку другой шпаги. Не зная приемов фехтования, я отбивался и наносил удары. Несколько моряков бросились на помощь капитану. Порой их клинки проходили сквозь меня, но не приносили мне вреда, как если бы протыкали воздух. Я оставался невредим и продолжал сражение. Ужас охватил пиратов. «Призрак! Это призрак!..» раздались голоса, и они кинулись прочь от меня. Громадная волна опрокинулась на палубу и смыла почти всех, кто на ней находился. Корабль страшно затрещал. Я подал руку Сирене, и она взяла ее. Мы спустились к накренившемуся борту и увидели на воде ялик. Мы отчалили вовремя. Следующая волна поглотила корабль. Целую ночь мы плыли, и волны каждую секунду грозили захлестнуть лодку. Но Сирена не страшилась и порой начинала петь мне свои песни. Под утро ялик перевернулся, и мы оказались в воде.

– Я не умею плавать! – шепнула девушка, цепляясь за лодку. Однако и спасение было рядом. Нас поднесло к самому берегу. Собрав все силы, я, поддерживая Сирену, ринулся в полосу прибоя. Острые зубы рифов прошли через мое тело, но не коснулись девушки. Еще минута – и я вынес ее на песок. Она обняла меня: «Вот, и снова ты спас меня, прими же мой поцелуй и розу». Из-за моря вставало солнце, но мне показалось, что оно вдруг стало крошечным и, превратившись в цветок, оказалось в руках моей возлюбленной. – Пожалуйста, не обожгись! – прошептала она, передавая мне алую розу.

И в третий раз я услышал песню и зов моей фантастической грезы. В старом монастыре среди зеленых, светлых холмов, в предгорьях Альп царил обет молчания. Лишь на службах звучало пение и человеческие голоса, сливаясь со звуками органа, несли хвалы Богу. В остальное время над монастырем стояла тишина. Крошечный прозрачный родник бил посреди двора из гранитной глыбы и, падая в мраморную чашу, издавал нежнейшее журчание. По ночам сверчки присоединяли свои голоса, и получался чудесный концерт. Монастырь был славен своей игуменьей. Ее доброта и святость так естественно сплетались с красотой местности и гармонией, царившей в монастыре, что многие паломники специально приходили сюда, чтобы получить покой и исцеление от недугов. Но более всего поражал голос игуменьи. Когда она пела, казалось, ангелы спускались послушать ее. В самом деле, облака, проплывающие над монастырем, образовывали крылатые фигуры, которые то сидели, словно прислушиваясь, то стояли, воздев для благословения руки, то летели, осеняя крыльями дивное место. И вот однажды обет молчания был нарушен самой игуменьей. Странная песня прозвучала из ее кельи, которая не открывалась уже несколько дней. И на зов ее пришел я.

– Вот и ты, мой добрый друг! Я ждала тебя. Наполнись тишиной этого места. Пусть красота его войдет в твое сердце и будет моим последним благословением. Но сейчас ты должен проститься со мной. Я умираю, но ты не бойся разлуки, ибо ты тоже умрешь вместе со мной. Мы будем вместе, хотя нас разделяют века. Теперь дай мне напиться из родника, что журчит во дворе, но также подари мне воду твоего сердца. Это будет твоя любовь, и ты расскажешь мне еще одну сказку. Я усну под нее». И я сделал все, о чем она просила. Засыпая, она протянула мне белую розу: «Помнишь, я обещала тебе дать три розы! Эта принесет тебе покой». Снег на вершинах Альп, облака на рассвете, когда еще не взошло солнце, пена морского прибоя на песчаных берегах... О, с чем еще сравнить белизну этой розы, если не с последним лучом улыбки, что послали мне ее нежные губы.

Старые ноты

Если друзья покинули тебя, позови собаку.

Если нет собаки – подружись с деревом.

Что делать тому, в чей дом пришли беда и одиночество? Смертельная болезнь погоняет время. Силы тают с каждым мгновением. Друзья боятся твоего зова и своего бессилия помочь тебе. Доктора интересуются больше твоими предчувствиями, сновидениями и не могут обещать единственного, что тебе надо, – жизни. Страх охватил Бламина. Он перестал верить всему, что составляло его мир, людям, книгам, идеалам и, наконец, смыслу своего бытия. В какой-то момент он почувствовал себя беспомощным ребенком, брошенным близкими и не знающим, что делать.

Подул ветер, и ветви огромной старой липы застучали в его окно. Он выглянул в сад. Его безмолвный крик о помощи был услышан. В самом деле, как он мог забыть своего преданного друга, который видел его еще младенцем, принимал его на своих широких ветвях, когда он был подростком, слушал биение его сердца и первые юношеские признания, утешая в минуты печали его уже совсем взрослого человека. Бламин открыл окно и коснулся ветвей. Мокрые листья покрыли его лицо прохладными поцелуями.

Комок горечи и благодарности встал в горле, он закрыл глаза и заплакал.

– Успокойся, все хорошо, – прошептал чей-то ласковый голос. Не веря себе, Бламин вгляделся в сумерки. Сомнения исчезли. Перед ним стояла девушка, греза из его детства. Он уже не помнил, что было вначале, – выдумал ли он ее и затем встретил, или наоборот. Да не все ли равно! Главное, что она существует. И у нее есть имя – Кайя. Такое нежное и певучее. Сколько чудесных минут она подарила ему, когда он был мальчиком, она звала его посмотреть на танцы лесных фей, она приводила его к пруду, где между звездами и их отражениями натягивались серебристые струны. Водяные девы играли на них и пели, танцевали фавны. Она хранила его во время ураганов, когда с гор неслись дикие табуны кентавров, круша на своем пути все живое. Она баюкала его в лунные ночи и рисовала на стене прелестные картинки. И как он мог в конце концов поверить в то, что все это лишь его фантазия, что это девушка из сновидений, что ее нет в действительности, а есть только его разгоряченное воображение. Впрочем, один человек склонен был выслушивать его и, казалось, напротив, приходил в хорошее расположение, когда он рассказывал о Кайе. Это был его Доктор...

– Кайя, Кайя! Ты простила и не оставишь меня? Мне так плохо! Я остался один и, главное, эта болезнь, от которой я должен умереть, – торопливо говорил Бламин. – Доктор, вместо того чтобы лечить меня, без конца расспрашивает о моем прошлом, просит все вспомнить, даже то, чего никогда не было, а только казалось... Помоги мне, Кайя. Я уже готов даже умереть, но пусть это произойдет на твоих руках!

Девушка молчала, и лишь руки ее обнимали и гладили его.

– Я подумаю. Что-то мне подсказывает, что не все потеряно.

И опять, как в детстве, она стала приходить к нему по ночам. Они пускались в воспоминания, или она пела и рисовала ему картинки. Бламин успокоился и был совершенно счастлив. – Знаешь, Кайя, мне кажется, я никого в жизни не любил, кроме тебя. Ведь те, кому я дарил сердце, всегда чем-то напоминали тебя. Но те женщины уходили, а ты одна оставалась в моей душе!

– Наверное, так же, как ты в моей, – отвечала Кайя.

– Послушай, а я ведь так и не знаю, кто ты! – воскликнул вдруг Бламин. – Я думаю, ты – душа дерева, что растет под окном. Разве это не так?

– Немножко так, – ответила девушка, – только липа эта выросла на могиле той, которая некогда была человеком.

– И ты на нее похожа?

– Может быть, а может, ее душа соединилась с деревом, и получилась я, – ответила Кайя.

На следующий день она пришла раньше обычного.

– Наш вчерашний разговор навел меня на одну мысль, – сказала девушка.

– Какую? – спросил Бламин.

– Твое здоровье все хуже. Ты едва встаешь с постели. Твоя жизнь может очень скоро оборваться, и надо спешить.

– А что я могу сделать?

– Давай попробуем обменяться телами. День человеческой жизни стоит месяца жизни дерева, – ответила Кайя. – Самое главное – выиграть время. И еще, в твое тело войдут не только силы растений, но и иная душа. Кто знает, может, болезнь отступит передо мной, и ты вернешься в свое исцеленное тело.

– Но как это сделать, Кайя? – воскликнул Бламин.

– Спроси своего доктора, – ответила она. – Мне кажется, он не зря тебя так много расспрашивает. Верно, он знает и может гораздо больше, чем показывает.

И когда Бламин рассказал о предложении Кайи доктору, тот ничуть не растерялся.

– Главное, чтобы вы, мой милый, вдруг не раздумали верить своей грезе, обозначив ее как галлюцинацию. Спойте вместе песню деревьев, держась за руки и не раскрывая глаз, в ночь полнолуния.

– Но я не знаю ее, – сказал Бламин.

– Твое дерево вспомнит, да и я помогу вам. Я буду играть, а вы петь. И так случилось, как они хотели.

В ночь полнолуния Бламин с трудом добрался до дерева и обнял его за ствол. Через какое-то время он почувствовал, как его руки коснулись прохладные ладони Кайи. Из раскрытого окна его комнаты раздались тихие звуки рояля. Они запели, и старинная мелодия словно сама рождалась в душе Бламина.

Наутро высохшая сгорбленная старуха с огромной опухолью на груди лежала в постели вместо Бламина. Доктор устало смотрел на нее и молчал. – Да, пожалуй, стоит предупредить ваших знакомых, что вы не хотите никого видеть. Пищу для вас можно оставлять в гостиной.

Шли дни. Уродливое больное существо быстро менялось. Горб вскоре исчез, спина выпрямилась, опухоль рассасывалась. Морщины таяли, и их место заняла нежная, как у ребенка, кожа. Не прошло и полугода, как прелестная Кайя во всем цвете своей красоты и юности скользила по комнатам дома. Что касается Бламина, то теперь он в облике воздушной грезы являлся по ночам к своей возлюбленной и вел с ней долгие беседы. Однако их радость вскоре омрачилась. На старой липе образовался страшный нарост, который разъедал дерево с неумолимостью рока.

– Что делать? – опять в ужасе спрашивал Бламин. – Судьба побеждает нас.

– Вернемся в прежние тела, и если суждено кому-то умереть, пусть умру я, – сказала Кайя.

– Нет, этому не бывать! Я умру, зная, что тебя не станет, – воскликнул Бламин.

– Но я так же люблю тебя и не смогу без тебя жить, – отвечала она. В тревоге они снова обратились к доктору.

– Вам нет нужды опять меняться телами, – сказал он. – Дождитесь срока. В день перед смертью дерева я соединю вас теми узами, которые некогда были разорваны. И ты, Бламин, не умрешь, а зародишься в теле Кайи. Согласны ли вы?

– Конечно, да! Но что за узы, о которых вы упомянули? Доктор взглянул на них и улыбнулся.

– Нет ничего случайного в жизни, и я расскажу вам, что предшествовало вашей встрече. Лет сто назад в этих местах жили три близких человека. Сила чувств, стремление к красоте, преданность искусству делали их похожими, хотя обстоятельства разделяли их. Один был композитор. Звали его Сегор, и много толков ходило о его музыке и о нем самом. Говорили, например, что его произведения могут предопределять судьбу, и многие приходили к нему заказать пьесу, как порой заказывают портрет художнику. В данном случае это сравнение не лишнее. Композитор привередливо относился к своим моделям, то заставляя их надевать роскошные платья, то помещая в особую обстановку, что позволяло ему видеть и понимать человека. Так это или не так, но композитор пользовался известностью, хоть не очень многие понимали его музыку.

Среди толпы последователей Сегор выделял одну юную Ученицу. Она восхищала его не только своим музыкальным даром, но и поразительной чуткостью. Так, в иные моменты она была способна угадывать его мысли, чувства, а порой, закипая творческим порывом, создавала произведения, под которыми ее Учитель с гордостью мог бы подписать свое имя. Ей первой проигрывал Сегор свои новые произведения, ее советы ценил выше, чем заключения своих маститых коллег, умудренных опытом и знаниями. И, конечно, что скрывать, он любил ее. Это было и его дитя, и женщина-идеал, которая вдохновляла его талант! Однако разница в возрасте и положении смущали его. Он понимал, что как Учитель не имеет права навязывать ей свою любовь. Не достаточно ли было их духовной близости и общего служения искусству?

Но однажды до композитора дошли слухи, что его Ученица собирается замуж за друга детства – пылкого молодого Поэта, чьи стихи нравились и самому Сегору. Сердце его упало. Он не мог, да и не собирался бороться за свою возлюбленную, но, запершись дома, написал сонату, которая должна была стать его последним произведением. В первой теме он изобразил свою Ученицу так, как он ее видел. Вторая выражала всю силу чувств к ней. В финале он прощался с ней и разом со всей своей жизнью, подписывая себе смертный приговор.

Он не хотел никому показывать свое произведение. Но случилось так, что его Ученица пришла к нему, когда его не было дома. Случайно ли, но ее внимание привлекли ноты, лежавшие на рояле. Она стала разбирать их и фактически прочла это музыкальное письмо, написанное ей Учителем. Сила его чувств и безысходность финала потрясли ее. В ужасе потерять своего наставника и быть причиной его гибели, она решила отказаться от обещаний, данных Поэту и, жертвуя собой, вернуть Учителю покой и радость жизни. Впрочем, стоит ли говорить, что и ее сердце было задето величавым образом своего старшего друга, и ей польстила глубина и красота его любви, выраженная в сонате.

Итак, она повернулась к Сегору, надеясь, что молодость Поэта поможет ему легче справиться с утратой. Увы, она недооценила его. Удар был столь силен, что бедняга пошел по тому же пути, каким прежде прошел его соперник. Он решил умереть. Гордость, однако, мешала ему сделать этот шаг просто. Он послал композитору вызов на дуэль, решив подставить себя под его пулю. Мог ли он догадаться, что его противник принял точно такое же решение? Узнав о неизбежной дуэли, их возлюбленная пришла в полное отчаяние и увидела единственный выход из ситуации тоже в смерти. Зная, что музыка Учителя определяет судьбу, она снова проникла в его дом и переписала финал сонаты. Теперь посылка смерти была направлена не на героя, но на героиню. Трагическая поступь траурного марша обрывала тему, где была изображена она, а не Сегор. Странные обстоятельства свели воедино все пути. Сегор отправился на дуэль в полной уверенности, что не вернется живым. На этот же час назначила концерт его Ученица, которая должна была исполнить его сонату. Поэт шел на поединок в том же настроении. Оба выстрелили мимо цели, но услышали тихий вскрик своей возлюбленной. В этот самый момент она закончила играть сонату в новом варианте и бездыханной упала возле рояля. Разрыв сердца оборвал ее жизнь. Оплаканная всеми, кто знал ее, она была погребена на краю долины, и на ее могилу посадили росток липы. Стоит ли говорить, что и поэт, и музыкант забыли вражду в общей утрате и протянули руки друг другу. Вскоре безутешная печаль свела в иной мир поэта, а вслед за ним и музыканта. Прошло время, и липа выросла в прекрасное огромное дерево.

Пути судьбы вновь привели на землю Поэта, и, сам того не подозревая, он вновь встретил и обрел свою возлюбленную.

– Вы хотите сказать, что я и был тем безумным поэтом? – воскликнул Бламин. – А Кайя – ученица волшебника-композитора?

– Я сказал то, что сказал, – ответил доктор. – Вы можете понять это. Ваша болезнь – это вызов на дуэль, это выстрел, который вернулся к вам через сто лет смертельной опухолью.

– Но откуда вы все это знаете? – не унимался Бламин.

– Наверное, и я занимаю какое-то место в этой истории, – рассмеялся доктор. – Не согласились бы вы предложить мне оставшуюся роль композитора? Старый долг Кайе и вам вернул и меня в эти места. Мне нужно было распутать нити, связывающие нас и, главное, найти ноты той злосчастной сонаты. Теперь все на своих местах. Судьба через меня возвращает вам непрожитую человеческую жизнь, которую вы посвятите друг другу.

– А вы? Что с вами? – спросили разом Бламин и Кайя.

– Я напишу новое произведение. В нем не будет тревоги, но только радость и призыв к счастью. Оно будет посвящено вам, и, если я не утратил прежних способностей, мои пожелания сбудутся. Черная белочка

День подходил к концу, и солнце садилось за гребень синеющих гор. Алое сияние закатных лучей разлилось на снегу, и деревья пытались удержать его волшебным кружевом своих теней. У опушки леса в изрубленных доспехах лежал рыцарь, кровь сочилась из его ран по холодной броне, и вместе с ней его покидала жизнь. Он чувствовал приближение смерти, но не хотел этому верить. Всего час назад он был полон сил и отваги. Глаза и теперь могут видеть его неприступный замок, чьи серые башни угрюмо вознеслись над долиной. Слава о его ратных подвигах еще гремит из уст странствующих трубадуров. До сих пор мало кто решился бы бросить ему вызов и скрестить мечи. Что же за злая судьба привела его к поражению? Да, конечно, и он не без греха, его упрекали в жестокости и грубости, которые он проявлял к врагам. Соседи за бешеный нрав, дикую гордыню и беспощадность прозвали его Черным Рыцарем. Но он же был рожден воином, защищал свою честь и лишь страхом мог заставить уважать себя. Тем несправедливее казался рыцарю его конец. Он вспомнил прекрасную Голинду, которая могла увенчать его доблесть. В самом деле, она просто должна была принадлежать ему. О ней также пели песни и рассказывали чудеса. Первая дама королевства, она выращивала цветы, которые не увядали, пока у дарящих не иссякало чувство любви. В ее парке росли деревья, поющие в ночи полнолуния. В ее владениях гости могли видеть вещие сны... И конечно же, ее заприметил Принц. Мало ли на свете богатых и прекрасных принцесс, которые могли легко сделать Принца счастливым? Но нет, он нашел себе избранницу в своей стране, тем самым перейдя дорогу другим достойным кавалерам. Коварный сердцеед, он воспевал ее в стихах, которые доставляли в ее замок голуби. Он посылал ей приветы на игрушечных корабликах, что по ручьям плыли к озеру, где она купалась. Он дарил ей драгоценные украшения, незаметно надевая их на цветы и растения ее сада.

Мог ли Черный Рыцарь повторить все эти нежности? Нет! Он был прям и откровенен. Его любовь не требовала ухищрений.

Он явился к Голинде и похитил ее. Пускай она не любила его, но он дал ей срок, чтобы она оценила его чувства. Он готов был преданно служить ей и исполнял ее прихоти... Что ей было нужно еще? Почему она в слезах твердила, что получать может только тот, кто умеет давать?... И тут, конечно, явился этот незваный освободитель Принц. Вряд ли ему по зубам оказался замок Черного Рыцаря, но он бросил вызов на поединок. Уверенный в победе, рыцарь принял его. Они сражались долго и жестоко. Увы, удача изменила Рыцарю, хотя он мог поклясться, что превосходил Принца в силе и ловкости.

И вот он, лежа на снегу, умирал, а душа его, преисполненная чувствами, судорожно цеплялась за жизнь. Рыцарь со стоном повернулся к деревьям. У подножья сосны журчал подо льдом ручей. Кажется, конь рыцаря поскользнулся на этом месте и продавил ледяной покров. Легкое облачко тумана поднималось над этим местом. Солнце зашло, холодный порыв ветра бросил в лицо рыцарю горсть снега. С ветвей дерева соскользнула белочка и с любопытством уставилась на умирающего. Последние силы и надежда покинули его.

– Пора! – прошептал беззвучный голос Смерти.

– Нет! – отчаянно вскрикнула душа Рыцаря.

– Пора! – повторила Смерть. – Нет, нет! – горячо запротестовал Рыцарь. – Я еще молод и полон сил. Я хочу жить! Как угодно, где угодно и кем угодно!

Его взгляд впился в белочку. Еще мгновение, и душа его перелилась в оцепеневшего от ужаса зверька. Он задрожал всем телом, и вдруг пушистая шкурка из золотисто-рыжей стала черного цвета. Черная белочка перепрыгнула через мертвого рыцаря и скрылась в ветвях деревьев.

Прошел год. Голинда пережила немало счастливых дней после свадьбы с Принцем. Однако Черный Рыцарь не исчезал из ее памяти. Особенно в долгие зимние вечера ей чудились тихие стуки в окно, и к вою ветра примешивался едва слышный свист. Он будил ее память и звал ее, звал, звал... И вот в годовщину поединка Принцесса Голинда оседлала коня и, взяв цветы из оранжереи, отправилась к месту, где был убит Черный Рыцарь. Вот опушка леса, ручей у сосны. Голинда вдруг похолодела: на земле лежало вылепленное из снега тело рыцаря с раскинутыми руками. Подле него прыгала черная белочка. Она не убежала от принцессы, а легко вспрыгнула на ее протянутую руку, видимо, полностью ей доверяя.

Задумчивая вернулась Голинда в замок, оставив цветы на груди снежного рыцаря. С этого момента словно тень пробежала между ней и Принцем. Черная белочка стала неразлучна с принцессой, забавляя и развлекая ее. Правда, порой она пугала принцессу, когда неотрывно смотрела в ее глаза; а однажды, вскочив на открытый клавесин, она прыгала по клавишам так удачно, что принцесса узнала мелодию. В замке Черного Рыцаря его хозяин высвистывал ту же песенку.

Проходили дни, а счастье все реже посещало Принца и Принцессу. Голинда чувствовала, что причиной этому ее белочка, но прогнать ее не имела сил. Прошел еще год. В глубоких подвалах замка белочка отыскала гнездо ядовитых пауков. Одного из них она отнесла в покои и бросила на спящего Принца. Он умер не проснувшись, и никто не догадался о причине его смерти. Ненамного пережила его Принцесса и вскоре тоже сошла в могилу, а Черная белочка вернулась в лес.

Прошло сто лет, и вся история удивительным образом повторилась. Опять родился тот же принц, и прекрасная дама, и Черный Рыцарь, хотя носили они уже другие имена. Вновь сошлись в смертельной схватке Принц и Черный Рыцарь. Яростно звенели мечи, и эхо боя сбивало снег с деревьев. Внезапно Рыцарь увидел свою возлюбленную Даму. Лицо его было обращено к Принцу и губы шептали его имя. Отчаянье охватило Рыцаря: «К чему мне жизнь без любви?» Из глубин сознанья пришла память о бессмысленной попытке разбить чужую любовь ради своей. Разве смог он наполнить собой сердце принцессы, убив Принца. Нет. Она умерла вслед за ним, оставив его в одиночестве и печали. Рыцарь закрыл глаза и ринулся навстречу сверкающему клинку Принца. И день кончался, и вместе с ним умирал Рыцарь. Но род черных белочек не пресекся, и послушный судьбе зверек вновь принял в себя мятущуюся душу Рыцаря. И год спустя поверженный рыцарь из снега лежал на прежнем месте, а в его пустом замке из окон башни лился призрачный свет. Но на этот раз не Принцесса, а Принц приехал к месту поединка. Что привело его? Может, перебирая в памяти подробности боя, он понял, что в последний момент оказался орудием самоубийства Рыцаря. Невольная жалость проснулась в его сердце, и каким утешением явилась для него черная белочка, соскочившая ему на плечо. А во дворце с потемневшим лицом его встретила Принцесса. Ее сердце, памятуя о предательстве, не приняло зверька. Лишь уважая привязанность Принца, она терпела присутствие Черной Белочки. И год спустя ядовитый паук ужалил Принцессу. Принц не пережил ее смерти и последовал за ней.

И еще сто лет миновали, и в третий раз встретились все трое в одной жизни. В жестокой схватке сошлись Принц и Рыцарь. Меч Принца внезапно переломился, а клинок Рыцаря взметнулся над его головой. Одно мгновение отделяло Рыцаря от победы, но что-то остановило его руку. Легкое тельце Черной Белочки метнулось с ветвей на его плечо. Он вложил меч в ножны и, повернув коня, двинулся к замку. Принц, недоумевая, последовал за ним.

Тяжелые двери замка растворились, с лязгом и скрежетом опустился подъемный мост, и Прекрасная Дама вышла навстречу соперникам. «Чтобы получать, надо научиться давать», – промелькнуло в голове Рыцаря. Что мог он дать ей, кроме того, чтобы принести свою любовь в жертву ее счастью.

– Вы свободны! – молвил Рыцарь Даме. Она молчала. Принц положил к ее ногам обломок своего меча.

– Вы свободны! – повторил он ей, улыбнувшись.

– Да, да, мы все свободны, – ответила она.

Рыцарь опустил голову и повернулся, чтобы идти. Прекрасная Дама остановила его:

– Я с вами, если вы не вздумали изгнать меня из своего замка...

Он с изумлением глядел на нее, не веря, что любовь его, наконец, нашла отклик. А она протянула руку и коснулась его плеча. Черная Белочка перескочила на ее плечо и внезапно ее шкурка из черной превратилась в золотисто-рыжую. Последние лучи вспыхнули в пушистом комочке, и белочка понеслась к вершине сосны и оттуда метнулась в темнеющее небо вслед за уходящим солнцем.

⇐ Предыдущая 123 4 5 Следующая ⇒