|
|||
ВЕЛИКОЕ ДЕЛОВЕЛИКОЕ ДЕЛО Discite Crux Великое дело - прежде всего само создание человека, т. е. полное завоевание своих способностей и будущего; в особенности же это - совершенная эмансипация воли, утверждающей за ним мировое царство Азота и область Магнезии, т. е. полную власть над универсальным магическим агентом. Этот магический агент, который древние философы-герметисты скрывали под именем первой материи, определяет формы могущей изменяться субстанции, и, посредством его действительно, можно достигнуть превращения металлов и всеобъемлющей врачебной науки. Это - не гипотеза, а уже испытанный и строго доказуемый научный факт. Николай Фламель и Раймонд Луллий, оба бедняки, явно раздавали несметные богатства. Агриппа же достиг только первой части великого дела и умер в нужде, единственно стараясь овладеть самим собой и укрепить свою независимость. Следовательно, существуют дне зависящих одна от другой герметических операции: одна духовная, другая материальная. Впрочем, вся герметическая наука содержится в учении Гермеса, как говорят, первоначально вырезанном на изумрудной таблице; я объяснил уже первые ее параграфы, теперь же привожу остальные, относящиеся к процессу великого дела: - "Ты отделишь землю от огня, тонкое от плотного, - осторожно, с большим искусством. Он восходит от земли к небу и снова опускается па землю, и получает силу, как от вещей высших, так и от низших. Посредством его ты получишь славу всего мира, и всякая неясность уйдет от тебя. Это - сильное могущество всякой силы, ибо она победит все тонкое и проникнет все плотное. Так создан был мир". Отделить тонкое от плотного в первой, чисто внутренней, операции - значит, освободить свою душу ото всех предрассудков и пороков, а это достигается употреблением философской соли, т. е. мудрости, ртути, т. е. личной ловкости и работы, и, наконец, серы, изображающей жизненную энергию и пыл воли. Этим способом превращаются в духовное золото наименее драгоценные предметы и даже нечистоты земли. В этом смысле нужно понимать притчи "собрания философов", Бернарда де Тревизан, Василия Валентина, Марии Египетской и других пророков алхимии. Но в их сочинениях, также как и в великом деле, нужно искусно отделять тонкое от плотного, мистическое от положительного, аллегорию от теории. Если вы хотите прочесть с удовольствием и понять их, - нужно сначала понять их аллегорически, затем перейти от аллегорий к реальностям посредством соответствий, или аналогий, указанных в единственном догмате: Все, находящееся вверху, подобно находящемуся внизу, и наоборот. Слово "ART", обороченное, или прочтенное по методу священных первобытных писаний, т. е. справа налево, выражает своими тремя начальными буквами различные степени великого дела. Т обозначает тройное, теорию и работу, R реализацию и А - применение. В двенадцатой главе Ритуала я дам нужные для приспособления рецепты великих учителей и, главным образом, тот, который находится в герметической крепости Генриха Кунрата. Теперь же я предлагаю моим читателям заняться изучением дивного трактата, приписываемого Гермесу Тримегисту и называющегося "Минерва мира" (Minerva mundi). Трактат этот находится только в некоторых изданиях произведений Гермеса и содержит 1000 в себе под аллегориями, полными поэзии и глубины, учение о самосоздании существ или о законе творения, являющегося результатом согласия двух сил, называвшихся алхимиками "постоянным" (fixe) и "летучим" (volatil); в абсолюте эти силы называются необходимостью и свободой. В этом сочинении разнообразие форм, распространенных в природе, объясняется различием духов, и уродливости - расхождением усилий. Чтение и размышление над этим сочинением необходимы для каждого адепта, желающего исследовать тайны природы и серьезно взяться за исследование великого дела. Когда учителя алхимии говорят, что для выполнения дел науки нужно мало времени и денег, в особенности, когда они утверждают, что необходим только один сосуд, когда они говорят о великом и единственном атаноре, которым все могут пользоваться, который у всех под руками... что люди, сами того не зная, обладают им - они намекают на философскую и моральную алхимию. Действительно, твердая и решительная воля в короткое время может достигнуть абсолютной независимости, и все мы обладаем химическим инструментом, великим и единственным атанором, который служит для отделения тонкого от толстого и постоянного от летучего. Этот инструмент, совершенный, как мир, и точный, как сама математика, изображается мудрецами символом пентаграммы, или пятиконечной звезды, абсолютного знака человеческого разума. Я последую примеру мудрецов, и не назову его: слишком легко угадать это. Соответствующая этой главе фигура Таро была плохо понята Куртом де Гебелин и Эттейлла, видевшими в ней только ошибку, сделанную немецким карточником. Эта фигура изображает человека со связанными за спиной руками, с двумя мешками денег, привязанными к подмышкам, и повешенного за ногу на виселице, составленной из двух древесных стволов, - каждый с шестью обрубленными ветвями - и перекладины, дополняющие изображение еврейского Taу; ноги его скрещены, и локти с головой образуют - треугольник. В алхимии треугольник с крестом наверху обозначает окончание и совершенство великого дела, т.е. тождественен по значению с Тау, последней буквой священной азбуки. Следовательно, этот повешенный - адепт, связанный своими обязательствами, одухотворенный - с ногами, обращенными к небу; это - также античный Прометей, в бессмертных муках подвергающийся наказанию за свою славную кражу. Вульгарно это - Иуда, предатель, и казнь его - угроза всякому, кто откроет великую тайну. Наконец, для еврейских каббалистов, этот повешенный, соответствующий их двенадцатому догмату, учению об обещанном Мессии - протест против признаваемого христианами Спасителя; и они как бы продолжают говорить ему. - Как можешь спасти других, ты, не сумевший спасти самого себя? В Сефер-Тольдос-Иешу (Sepher-Toldos-leschu), антихристианской раввинической компиляции, находится странная притча: "Иешу, - рассказывает раввин, автор легенды, - путешествовал с Симоном Баржоной и Иудой Искариотом. Поздно и утомленные пришли они в уединенный дом. Им очень хотелось есть: нашли же они только молодую, очень маленькую и худую гуску. Для трех это было слишком мало; разделить ее значило раздразнить только голод. Решили бросить жребий, но так как им страшно хотелось спать, "заснем, пока нам приготовят ужин, - сказал Иешу, - проснувшись мы расскажем свои сны, и тот, кому приснится наилучший сон, съест маленькую гуску". Так и сделали. Наконец они встали. Мне снилось, - сказал святой Петр, - что я был наместником Бога. Мне, - что я был самим Богом, сказал Иешу. А мне, - лицемерно возразил Иуда, - снилось, что я став лунатиком, встал, тихо спустился вниз, снял гуску с вертела и съел. Сошли вниз; но гуска действительно исчезла: Иуда видел сон наяву.<<13>> Эта легенда - протест еврейского позитивизма против христианского мистицизма. Действительно, в то время, как верующие предавались прекрасным мечтам, осужденный израильтянин, Иуда христианской цивилизации, работал, продавал, занимался ажиотажем, становился богатым, завладевал реальностями на 1000 стоящей жизни и был в состоянии одолжать средства существования тем самым культам, которые так долго его осуждали. Древние обожатели ковчега, оставшись верными культу туго набитого сундука, имеют теперь храмом биржу и оттуда управляют христианским миром. Действительно, Иуда может смеяться и радоваться, что он не спал, подобно святому Петру. В древних, предшествовавших плену, писаниях еврейское Тау имеет вид креста, а это подтверждает мое толкование двенадцатой пластинки каббалистического Таро. Крест, производящий четыре треугольника, - также священный знак двенадцатерного, поэтому египтяне называли его ключом неба. Эттейлла, запутавшись в своих долгих исследованиях, желая примирить аналогические необходимости изображения со своим личным мнением (в этом он подчинился влиянию ученого Куртаде де Гибелин), вложил в руку своего выпрямленного повешенного, из которого он сделал "Благоразумие", герметический кадуцей, состоящий из двух змей и греческого Тау. По поняв необходимость Тау, или креста, на двенадцатый странице книги Тота, он должен был бы также понять и многосложный и великолепный символ герметического повешенного, Прометея науки, живого человека, касающегося земли только мыслью, имеющего своим основанием небо, свободного и принесенного в жертву адепта, открывателя, которому угрожает смерть, заговор Иудейства против Христа, который кажется невольным признанием сокровенного божества Распятого,--наконец, знак выполненного дела, законченного цикла, промежуточное Тау, в первый раз резюмирующее, перед последним десятерным, знаки священного алфавита.
13. Мем. М.
|
|||
|