|
|||
Станислав Гроф, Джоан Хэлифакс 11 страницаПоразительные изменения в иерархии жизненных ценностей в результате таких сеансов, как правило, непосредственно связаны с прозрениями, возникающими в связи с перинатальными и трансперсональными переживаниями. Психологическое принятие факта бренности и смерти проявляется в понимании абсурдности и тщетности непомерных амбиций, привязанности к деньгам, положению, славе, власти или гонке за преходящими ценностями. Такое понимание облегчает осознание крушения своей профессиональной карьеры и неизбежности утраты всего земного достояния. Отношение ко времени также типично изменяется: значение прошлого и будущего падает в сравнении со значением переживаемого мгновенья. В психике проявляется тенденция к сдвигу от оперирования крупномасштабными периодами времени к существованию по принципу "жить сегодняшним днем". Все это касается повышения способности наслаждаться жизнью и получать удовольствие от простых вещей. Отмечается также явный рост интереса к религиозной проблематике, связанной, скорее, с космической духовностью, нежели с представлениями, обусловленными каким-то определенным вероисповеданием. С другой стороны, наблюдалось много случаев, когда издавна присущий умирающему взгляд на мир углублялся и обретал дополнительные параметры. Важность психоделической терапии умирающих превосходит своим значением узкие рамки простой помощи больному. Время смерти является критическим в любой семье. Хотя большая часть страданий приходится на долю умирающего, перспектива неизбежной разлуки оказывает глубокое эмоциональное воздействие на многих других вовлеченных в этот круг людей. Близкие родственники и друзья зачастую остро реагируют на создавшееся положение; кроме того, многим из них придется долго избавляться от неблагоприятных последствий. Практикующим психиатрам хорошо известно, что смерть родителей и других близких родственников играет существенную роль в развитии многих эмоциональных расстройств. Такое событие может стать исходной психотравмой для подобного рода расстройств в случае, если оно произошло в детстве; позже оно также может спровоцировать проявление различного рода симптомов. ______________________ * В данном контексте следует отметить, что все возрастающее число ученых, похоже, находит глубокие параллели между мистическим взглядом на жизнь и революционными открытиями науки XX века, особенно в области физики. Дополнительная информация по этому поводу содержится, например, в книгах Фритьофа Капры *Дао физики" и Боба Тоубена *Пространство-время и далее". Судя по всему, характер периода траура и переживания утраты тесно связаны со степенью и природой конфликтов во взаимоотношениях умирающего с остающимися жить. Свыкание со смертью члена семьи может стать более трудным процессом, если родственники испытывают двойственные чувства касательно правильности своего поведения по отношению к уходящему. Отсутствие возможности выразить ему сочувствие, высказать благодарность за прошлое либо найти способ попрощаться, приводит к тому, что оставшиеся в живых испытывают чувство неудовлетворения, горечи и зачастую глубокой вины. Если же врач в состоянии включиться в существующие отношения и побудить возникновение эффективного эмоционального взаимного общения, процесс кончины и смерть могут стать событием, наполненным глубоким смыслом для всех, связанных с ним. Оно может привести к возникновению ощущения соприкосновения с вечно-действующими силами Вселенной, которым подчиняются все живущие. При таких условиях люди почти не испытывают вины за человеческое страдание и смерть, отчего период горя и траура, видимо, значительно сокращается. Кроме того, участие в происходящем вместе с умирающим может повлиять на представления о смерти остающихся в живых детей и даже взрослых и помочь им сформировать образ собственной смерти, а также, возможно, благотворно повлиять на их поведение, когда придет время последнего перехода. Соответствующее терапевтическое вмешательство часто позволяет облегчить муки умирающего и в то же время помочь тем, кому предстоит жить дальше и свыкаться с травмой. Психоделическая терапия не является химиотерапией, равно как и волшебной медициной. Здесь решающее значение имеют стиль человеческого поведения, деликатное психотерапевтическое управление умирающим, индивидуальная работа с семьей, а также оптимизм врача, становящиеся могучим фактором при многих формах психотерапии. Драматичные переживания, происходящие в ходе психоделических сеансов, вызванные ими благотворные перемены в чувствах, отношении и поведении пациента - всего этого более чем достаточно, чтобы поддерживать воодушевление врача на высоком уровне, даже перед лицом зачастую суровой действительности. Но одних энтузиазма и оптимизма недостаточно для проведения программы психотерапии с использованием ЛСД. Тех, кто, возможно, попытается повторить программу "Спринг Гроув" либо ее модифицированный вариант собственного изобретения, следует предупредить о необходимости специальной подготовки. Согласно нашему опыту, ее оптимальный метод включает в себя не только знакомство с существующей литературой, просмотр видеозаписей сеансов приема ЛСД и личное присутствие на таких сеансах, проводимых под руководством опытного врача, но и участие будущего врача в тренировочных психоделических сеансах. Так, в рамках тренировочной ЛСД-программы для профессионалов, проводимой в больнице "Спринг Гроув", психиатры и психологи имели возможность лично пережить вызванные препаратом измененные состояния сознания и оценить параметры переживания, возникающие вследствие приема ЛСД. Такое непосредственное знание совершенно необходимо для эффективного и тонкого проведения психотерапии с использованием ЛСД. Как уже часто подчеркивалось, психоделические состояния, судя по всему, не поддаются адекватному описанию, и потому их невозможно серьезно постичь путем чтения книг и статей в научных журналах. Другим важным аспектом личного участия в тренировочных сеансах ЛСД является необходимость дать будущему наблюдателю возможность столкнуться с собственным страхом смерти и другими эмоциональными проблемами, которые возникнут у него позже, при работе с умирающими, и проработать их. Самообладание и сосредоточенность врача при соприкосновении с подобным материалом являются едва ли не важнейшими факторами, влияющими на успешность психотерапии с использованием ЛСД. В ходе работы в Пражском научно-исследовательском институте психиатрии, а также в Мэрилендском центре психиатрических исследований, расположенном в Балтиморе, С. Гроф собрал много доказательств того, что для успеха работы необычайно полезно, когда медицинский персонал группы из числа лиц, контактирующих либо работающих с проходящими курс психоделической терапии, могут лично испытать состояния, вызываемые приемом ЛСД. На основании своего лечебного опыта, мы полагаем, что при соответствующем обучении, сходном с описанными выше, психотерапия с применением ЛСД может стать относительно безопасным и многообещающим направлением в области, состояние дел в которой до недавнего времени было малоутешительным. Хотя лица, специальностью которых является оказание помощи, наряду с общественностью обратили внимание на необходимость срочного содействия умирающим, в настоящее время в этой сфере существует мало эффективных программ. Большинство умирающих все еще находятся в крайне печальном положении, так описанном Олдосом Хаксли в "Острове": "Нарастающая боль, нарастающая тревога, нарастающее потребление морфина, нарастающая требовательность, сопровождаемые полнейшим разрушением личности и невозможностью умереть с достоинством". 7. СОЗНАНИЕ И ПОРОГ СМЕРТИ
Люди, соприкоснувшиеся со смертью в ходе психоделических сеансов, часто сообщают, что испытанные ими переживания были в высшей степени реалистичны и убедительны: они неотличимы от действительного умирания. В воспоминаниях, романах, поэтических произведениях существует множество описаний изменения сознания у лиц, находящихся в критическом положении с угрозой для жизни или переживших клиническую смерть. Однако психиатры и психологи относились к ним с поразительным пренебрежением. Существует лишь ограниченное число исследований, систематически изучавших эту интереснейшую область. Мы вкратце суммируем проделанную работу, проиллюстрируем ее личными отчетами людей, спасшихся от смерти, и соотнесем с нашими наблюдениями, полученными в ходе изучения действия психоделиков. Первое исследование в этой области было проведено не психиатром и не психологом. Основополагающую работу выполнил в Швейцарии цюрихский профессор геологии Альберт Хейм, который прославился исследованиями Альп, а также книгой, посвященной процессам горообразования. Пережив несколько несчастных случаев, едва не окончившихся трагически, Хейм заинтересовался субъективными переживаниями умирания. В течение нескольких десятилетий он собирал наблюдения и отчеты людей, прошедших через ситуации, угрожавшие их жизни: солдат, раненых в бою; каменщиков и кровельщиков, падавших с высоты; рабочих, переживших катастрофы во время строительства в горах и несчастные случаи на железной дороге, а также одного почти утонувшего рыбака. Однако наиболее важная часть исследования Хейма базируется на многочисленных отчетах альпийских скалолазов, сорвавшихся с гор, но спасенных, среди которых были и
трое его коллег*. Хейм пришел к выводу о поразительном сходстве субъективных переживании состояния, близкого к смерти, приблизительно у 95% жертв. Незначительные различия отмечены лишь в деталях. Судя по всему, практически не имело значения, откуда - со скалы или с ледника - и куда - в ущелье или водопад - падал человек. Даже субъективные ощущения людей, попавших под колеса повозки, ставших жертвой производственной аварии, угодивших под пулю на поле сражения или почти утонувших были подобны в своей основе. Практически у всех лиц, соприкоснувшихся со смертью, развивалось похожее ментальное состояние. Они не испытывали боли, отчаяния, горя или всепоглощающей тревоги, обычно поражающих людей в минуты менее острой опасности, прямо не угрожающей жизни. Напротив, сначала усиливалась активность сознания, повышая интенсивность и скорость мышления в сотни раз. Затем приходило ощущение спокойствия и принятия ситуации на глубинном уровне. Восприятие событий и предвидение их результата были необычайно ясными. Судя по всему, не наблюдалось ни дезориентации, ни замешательства. Течение времени резко замедлялось, и люди действовали с поразительной быстротой на основе четкой и реалистичной оценки ситуации. Все это часто сопровождалось неожиданным мысленным проигрыванием всей прошлой жизни жертвы. Наконец, человек, находящийся в условиях, угрожающих его жизни, слышал божественную музыку неземной красоты. В качестве примера описания подобных ситуаций, собранных Хеймом, мы приведем два свидетельства из числа включенных в его незаурядную статью. Ниже следует отчет самого Хейма о происшедшем с ним несчастном случае во время занятий альпинизмом в Швейцарских Альпах, когда, поскользнувшись, он упал с двадцатиметровой высоты в снежный вал у основания скалы. Начав падать, я сразу же понял, что грохнусь о скалу, и представил силу предстоящего удара. В попытке затормозить движение я цеплялся скрюченными пальцами за снег. Ногти покрылись кровью, но я не ___________________________ * Впервые Хейм выступил со своими открытиями перед секцией "Уто" Швейцарского альпийского клуба 26 февраля 1882 г. Позже его доклад был опубликован под названием "Замечания по поводу падений, опасных для жизни" в ежегоднике Швейцарского альпийского клуба. чувствовал боли. Я ясно слышал удары головы и спины по всем выступам скалы и глухой удар снизу. Но боль я почувствовал несколько часов спустя. Ранее упомянутый поток мыслей начался во время падения. То, что я ощутил за пять-десять секунд, невозможно описать и за десятикратно превышающее этот срок время. Все мои мысли и соображения были абсолютно логичными и четкими. Они ни в коем случае не походили на неудерживаемые памятью сновидения. Прежде всего я оценил перспективу и сказал себе: "Та часть скалы, на которую меня вскоре швырнет, уходит вниз отвесной стеной, поскольку я не могу увидеть подножья. Очень важно, лежит ли у подножья снег. Если да, то снег, стаявший со стены, окружает основание скалы валом. Если я упаду на этот снежный вал, то, возможно, выживу, в противном случае - ударюсь о камни и при падении с такой скоростью смерть неминуема. Если в момент удара я не погибну и не потеряю сознание, то должен тут же достать маленькую фляжку с уксусным спиртом и капнуть несколько капель на язык. Мне не следует избавляться от альпенштока: может быть он еще пригодится". Поэтому я крепко держал его в руке. Я подумал, хорошо бы снять и отбросить очки, чтоб уберечь глаза от осколков, но меня так быстро вращало, что я не мог набрать силы поднять для этого руки. Затем последовал ряд мыслей и соображений, касавшихся оставшихся позади. Я сказал себе, что как только приземлюсь, следует, независимо от тяжести полученных ран, тут же позвать спутников, чтобы успокоить их и сказать, что со мной все в порядке. Тогда брат и трое друзей вполне смогут прийти в себя, чтобы осуществить довольно трудный спуск ко мне. Следующей мыслью было, что я не смогу прочитать первую университетскую лекцию, которая уже была объявлена и должна была состояться спустя пять дней. Я представлял, как весть о моей гибели достигнет любимых мною людей, и утешал их в мыслях. Затем я увидел всю прошлую жизнь в виде многочисленных картин, как бы разыгрывающихся на сцене на некотором расстоянии. Я был главным героем представления. Все было преображено как бы райским светом и было прекрасно и свободно от горя, тревоги, боли. Память о весьма трагичных событиях, пережитых в прошлом, была четкой, но лишенной щемящей печали, а мое сердце - свободно от противоречий, борьбы. Противоречия переродились в любовь. Приподнятые и гармоничные мысли соединяли отдельные образы и царили над ними. Подобно великолепной музыке, божественное спокойствие окутало душу. Прекрасные голубые небеса, разукрашенные изысканными крошечными розовыми и фиалковыми облачками, на вечные времена раскрывались вокруг меня. Мягко и безболезненно я погрузился в них и увидел, что теперь нахожусь в свободном падении и подо мною - снежное поле. Объективные наблюдения, мысли и субъективные чувства развертывались одновременно. Затем я ощутил тупой удар, и паденье закончилось. Другой пример, взятый из статьи Хепма, является, по его словам, классическим образцом субъективных переживании, происходящих во время неожиданных падений в результате несчастного случая. Это отчет студента теологии, ставшего в 1891 году жертвой железнодорожной катастрофы, когда рухнул Моншен-стейнский мост. Когда мы подъезжали к мосту через Вире, я неожиданно ощутил резкий рывок. В тот же момент поезд внезапно прервал свой бег. Инерция движения отбросила пассажиров прямо к потолку. Я оглянулся, не в состоянии понять, что случилось. Из-за оглушительного металлического хруста, доносившегося от головы поезда, я предположил, что произошло столкновение. Открыв дверь, попытался выйти, но увидел, что следующий за нами вагон задрался вверх и грозил рухнуть на меня. Тогда я вернулся на место и собрался крикнуть соседу, находившемуся у окна: "Отойдите от окна!". Я закрыл рот, сильно прикусив язык: в кратчайшее время последовало самое кошмарное падение, какое можно представить. Машинально я вцепился в сидение. Руки и ноги функционировали нормально, как бы инстинктивно заботясь о себе и со скоростью молнии парировали на рефлекторном уровне все доски, жерди и скамейки, сокрушаемые вокруг и валящиеся на меня. В это время через мой мозг самым четким образом проносился поток мыслей. Они говорили: "Следующий удар убьет меня". Цепь картин быстро проносилась перед глазами, представляя все, любимое мною, и то прекрасное, что я когда-либо испытал. В перерывах между картинами звучала могучая мелодия прелюда, который я слышал утром: "Бог всемогущ. Небеса и Земля покоятся в Его руке; мы должны склониться перед Его волей". С этой мыслью в душе, находясь в центре происходящего ужасного смятения, я был захлестнут чувством бесконечного покоя. Вагон тряхнуло еще дважды, а затем головная часть неожиданно под прямым углом врезалась в Бирс, а задняя, где я находился, раскачивалась из стороны в сторону, то свешиваясь над ограждением, то вновь наклоняясь к реке. Вагон был разбит вдребезги. Я лежал, зажатый со всех сторон, засыпанный грудой досок и скамеек и ждал, когда на мою голову обрушится следующий вагон. Но неожиданно наступила тишина. Грохот стих. Кровь капала со лба, но я не ощущал боли. Потеря крови вызвала головокружение. После непродолжительного барахтанья, я выбрался из-под груды обломков, вылез через окно. Только тут я впервые понял кошмарный масштаб происшедшей катастрофы. Хейм завершает свою статью утверждением, что смерть от падения с субъективной точки зрения приятна. Погибшие в горах в последние мгновенья жизни обозревали свое прошлое, пребывая в преображенном состоянии. Возвысившись над телесной болью, они находились во власти благородных глубоких мыслей, величественной музыки и с ощущением покоя и примирения. Они падали в прекрасные голубые или розовые небеса, а затем все неожиданно останавливалось. Согласно Хейму, смертельные падения гораздо более "ужасны и жестоки" для оставшихся в живых, нежели для жертв. Несравненно болезненней - как с точки зрения испытываемых в тот момент чувств, так и во время последующих воспоминании - видеть падающим кого-то другого, нежели падать самому. Часто свидетели таких происшествий бывали столь глубоко потрясены и парализованы ужасом, что оставались надолго травмированы событием, в то время как жертва, если ей удавалось избежать тяжелых повреждений, выходила из происшествия свободной от тревоги и боли. Хейм иллюстрирует данное положение собственным опытом, когда ему пришлось наблюдать падение коровы. Это воспоминание до сих пор болезненно для него, а собственное несчастье сохранено в памяти, как могучее и даже экстатическое преображение, - лишенное боли и муки, - точно так же, как оно переживалось на самом деле. Интерес к конкретным аспектам умирания, продемонстрированный некоторыми исследователями конца XIX - начала XX веков имеет две различные побудительные причины. Одну группу наблюдателей, искавших психологические признаки надвигающейся смерти, интересовали субъективные переживания умирающих с точки зрения предчувствий. В то время их видения привлекли пристальное внимание, так как считались весьма зловещими предзнаменованиями. Книга Эдуарда Кларка "Видения: исследование ложных прозрений", написанная, когда автор сам умирал, стала классическим трудом в своей области. В ней содержится множество описаний околосмертных переживаний, и она является бесценным источником данных для любого серьезного исследователя. Ко второй группе принадлежали профессионалы, побудительной причиной которых был интерес к парапсихологии. Они изучали феноменологический аспект процесса смерти и искали признаки существования жизни после физической кончины. За редким исключением эти исследователи души обращали мало внимания на поведение и переживания самих умирающих. Скорее, их интересовала область относящихся к чьей-то смерти и совпадающих с ней сверхчувственных и визионерских ощущений у других, особенно родных и друзей. Интерес же к фактическим переживаниям умирающих был весьма ограничен и концентрировался, в основном, вокруг идеи происшествий по типу "Пик в Дарьене", выдвинутой в 1877 году мисс Ф. П. Кобби, а затем поддержанной и развитой Джеймсом Хислопом, Уильямом Барреттом и Хорнел-лом Хартом, соответственно, в 1908, 1926 и 1929 годах. Данная концепция базируется на вере в то, что духи умерших родственников приходят помочь умирающим, облегчить им переход в иной мир и увести их туда с собой. Согласно этому взгляду, уходящие часто видят умерших в виде призраков, появляющихся около одра болезни. Подобные вещи происходят с людьми, находящимися в трезвом рассудке, при отсутствии бреда и сохраняющих ориентацию и сознание положения вещей. Следовательно, их видения не могут быть объяснены просто психопатологией. Концепция "Пика в Дарьене" предполагает, что к умирающим приходят только уже скончавшиеся люди. Особенно веским доказательством считалась также ситуация, когда они видели призрак лица, о смерти которого не знали. Гораздо больший интерес для нас представляет исследование наблюдений лечащих врачей и медицинских сестер, ухаживающих за умирающими. Оно было выполнено Карлисом Осисом и его сотрудниками, а результаты опубликованы в 1961 году. Вместо того, чтобы заниматься проверкой одной конкретной гипотезы, Осис решил просмотреть широкий диапазон явлений, характерных для умирающих, и выделить их типологию. Работа базировалась на обзоре и детальном анализе опросников, разосланных в количестве десяти тысяч, из которых 640 вернулись назад. В них затрагивались различные аспекты наблюдений, сделанных у постели пациентов. Половина опросников рассылалась лечащим врачам, другая - медицинским сестрам. Согласно заявлениям лиц, возвративших их, они располагали в общей сложности опытом 35540 наблюдений за процессом кончины. Осис обнаружил, что около десяти процентов умирающих, видимо, были в сознании за час до смерти. Удивительно, но, согласно сообщениям врачей и медсестер, пациенты испытывали, в основном, отнюдь не страх. Указывалось, что чаще наблюдались ощущения дискомфорта, боли и даже безразличия. Было установлено, что примерно у одного из двадцати больных присутствовали признаки душевного подъема. Неожиданным стало сделанное в рамках данного исследования открытие, что нередко имеют место видения преимущественно с нечеловеческим содержанием. Они встречались приблизительно в десять раз чаще, чем у аналогичной группы здоровых людей. Некоторые из видений более или менее соответствовали традиционным религиозным концепциям и представляли небеса, рай или Вечный Град; другие носили черты их мирских образов невыразимой красоты, вроде пейзажей с великолепной растительностью и экзотическими птицами. Согласно авторам, для большинства переживании были характерны яркие цвета, и они весьма походили на психоделические переживания, вызываемые мескалином или ЛСД. Реже наблюдались ужасающие видения чертей или ада либо иные, тоже пугающие, например, погребение живьем. Главный акцент в этом исследовании делался на галлюцинациях умирающих, в которых участвовали люди. Осис смог подтвердить гипотезы Барретта и Хислопа о том, что пациенты в галлюцинациях видят, в основном, призраки покойников, часто желающих помочь переходу умирающего в загробный мир. Он также подтвердил, что эти галлюцинации носят характер привидений, так как их подавляющее число воспринималось больными в состоянии ясного сознания. Работа мозга не искажалась седативными или другими препаратами, высокой температурой тела, и лишь незначительное число пациентов страдало от заболеваний, способных провоцировать видения (травмы мозга, черепно-мозговые нарушения, душевная болезнь и уремия). Большинство умирающих находилось в сознании, ясно понимая происходящее и правильно реагируя на окружающую обстановку. Исследование также показало, что характерные черты подобных галлюцинаций относительно не зависят от физиологических, культурных и личностных факторов. Истоки переживаний данного вида, судя по всему, находились за пределами личностных и половых различий, физиологических факторов, типа медицинского диагноза и вида заболевания, а также уровня образования и религиозного воспитания. Галлюцинации с покойниками чаще всего включали самых близких родственников умирающих; иногда же в видениях появлялись не родственники, обычно это были живущие. Автобиографические воспоминания, а также описания, встречающиеся в художественной литературе и поэзии, судя по всему, подтверждают тот факт, что лица, подвергающиеся серьезной опасности, и те, кто фактически соприкасается со смертью, обычно переживают эпизоды необычных состояний сознания. Такие переживания качественно отличаются от нашего обыденного сознания и нелегко поддаются словесным описаниям. Поэтому, если мы хотим ощутить аромат и параметры подобного рода переживаний, необходимо обращаться к отчетам лиц, обладающих даром интроспекции и хорошим слогом. Один из лучших отчетов такого типа мы находим в автобиографии Карла Густава Юнга "Вос- поминания, сновидения, размышления". В начале 1944 года Юнг сломал ногу и вслед за этим несчастным случаем пережил сердечный приступ. Находясь на краю смерти и держась на кислороде и камфарных инъекциях, он пережил ряд глубоких визионерских видений. Ниже следует сокращенная версия его детального описания этого состояния. Мне казалось, что я находился в космическом пространстве. Далеко внизу я зидел земной шар, качающийся в восхитительно голубом свете. Я различал синюю морскую поверхность и континенты. Далеко под моими ногами лежал Цейлон, а на некотором расстоянии впереди находился Индийский субконтинент. Поле зрения охватывало не всю Землю, но ее шарообразность была ясно различима, и контуры светились серебристым мерцанием, пробивавшимся сквозь прекрасный голубой свет. Во многих местах земной шар казался расцвеченным или покрытым темно-зелеными пятнами, наподобие окислившегося серебра. Далеко слева виднелось широкое пространство - красновато-желтая Аравийская пустыня; это выглядело так, словно серебро земли приняло там красновато-золотой оттенок. Далее располагалось Красное море, а еще дальше, как бы в верхней левой части карты, я едва мог различить кусок Средиземного моря. Мой взгляд был направлен, в основном, туда. Все прочее казалось нечетким. Я мог также видеть покрытые снегом Гималаи, но в том направлении было облачно или подернуто дымкой. Направо я вообще не глядел. Я знал, что нахожусь на грани ухода с Земли. Позже я установил, на какой высоте следует находиться, чтобы обозревать такую картину: приблизительно тысяча миль! Вид Земли с такой высоты был самой величественной картиной, которую я когда-либо видел. После созерцания ее в течение некоторого времени, я развернулся. До этого я был повернут спиной к Индийскому океану и лицом к северу. Затем, судя по всему, я повернулся к югу. Нечто новое попало в поле моего зрения. На некотором расстоянии я увидел висящий в пространстве огромный темный каменный блок, подобный метеориту. Он был размером почти с мой дом или даже больше. Он парил в пространстве, как и я сам. Ранее я уже встречал подобные камни на побережье Бенгальского залива. Это - куски коричневатого гранита, и в некоторых из них вырублены храмы. Мой камень был одним таким гигантским темным блоком. Вход вел в небольшой вестибюль. Направо от входа на каменной скамье в позе Лотоса молча сидел черный индус. На нем была белая мантия, и я знал, что он ждал меня. К вестибюлю вели две ступени и внутри налево были врата в храм. Бесчисленные крошечные ниши, в каждой из которых выдолблена впадина, напоминающая блюдце и заполненная кокосовым маслом с плавающим в нем маленьким горящим фитилем, озаряли дверь кольцом сияющих языков пламени. Я действительно когда-то видел такое во время посещения Храма Священного Зуба в Канди на Цейлоне, врата были окружены несколькими рядами горящих масляных светильников подобного типа. Когда я подошел к ступеням, ведущим ко входу в камень, произошло нечто странное: я ощутил, как все стало сползать с меня - все, к чему стремился, чего желал, о чем думал, вся фантасмагория земного существования была с меня снята, - весьма болезненный процесс... Однако кое-что осталось. Я теперь как бы нес с собой все, что когда-либо пережил или совершил, все, что в прошлом произошло вокруг меня. Я мог бы также сказать: все это было со мной, и я был им или, так сказать, состоял из всего этого. Я состоял из собственной истории и твердо чувствовал: это то, чем я являюсь. "Я есмь сей узел всего, что произошло и было совершено". В случае с Юнгом визионерский характер и мистическая природа описания может быть истолкована, как следствие выдающейся личности и профессиональных интересов. Другой пример исходит от человека, чей характер и профессия были весьма отличны от характера и профессии Юнга, - немецкого актера Курта Юргенса, пережившего клиническую смерть во время сложной хирургической операции, проведенной д-ром Майклом Де Бакеем в Хьюстоне, штат Техас. Для замены изношенной аорты пластиковой трубкой, хирургу пришлось остановить сердце. В ходе операции Курт Юргенс был мертв в течение нескольких минут. Ниже следует его описание необычных переживаний, имевших место в этот период, взятое из книги Жана-Батиста Делякера "Отблески запредельного". Чувство благополучия, охватившее меня вскоре после введения пентотала, длилось недолго. Вскоре из подсознания стало подниматься ощущение, что жизнь угасает. Сейчас я люблю говорить, что оно пришло в тот момент, когда сердце прекратило биться. Ощущение, что жизнь вытекает из меня, пробудило грозное чувство трепета. Более всего я жаждал удержать ее и был, однако, не в состоянии это сделать. До того я все время смотрел в огромный стеклянный купол, расположенный над операционным столом. Теперь купол начал меняться. Внезапно он заблистал красным цветом. Я видел искривленные лица, глядящие на меня и гримасничающие. Охваченный страхом, я пытался держаться прямо и защититься от этих бледных призраков, придвигавшихся все ближе... Затем все выглядело так, словно стеклянный купол превратился в прозрачный свод, медленно опускающийся и накрывающий меня. Теперь лил огненный дождь, но, хотя капли были ненормально большими, ни одна не задела меня. Они падали и разбрызгивались около, а из них вырастали угрожающие языки пламени, лижущие все вокруг. Я больше не мог избегать жуткой правды: без сомнений, лица, наполнившие этот огненный мир, были лицами проклятых. Меня охватило отчаяние, чувство невыразимого одиночества и оставленности. Ужас был столь велик, что он душил меня, и я, казалось, почти задохнулся.
|
|||
|