|
|||
Глава двадцать восьмаяГлава двадцать восьмая
Гадес надолго задумался, не в силах оторвать взгляд от рисунка, поданного ему маленьким призраком. — Тебе нравится? — спросила Эвридика. — Откуда ты знаешь? — Голос Гадеса прозвучал глухо и незнакомо для его собственных ушей. Сколько времени прошло с тех пор, как он по-настоящему разговаривал хоть с кем-нибудь? Он не мог вспомнить. — Я очень много думала о ней. Она даже начала мне сниться. Вот только когда я видела ее во сне, она выглядела совсем не так, как тогда, когда была здесь. Но ее вид... мне трудно объяснить... ее облик, тот, что я видела во сне, казался мне правильным. Вот я и нарисовала ее именно так. А когда показала портрет Япису, он сказал, что я должна отнести его тебе. — Надеюсь, я не позволил себе лишнего, мой господин, — тихо произнес Япис. Гадес все так же смотрел на рисунок. — Нет, старый друг, ты не позволил себе лишнего. Ты был прав, решив показать это мне. — Он наконец заставил себя оторваться от портрета и посмотрел на Эвридику. — Спасибо. Могу я оставить это себе? — Конечно, господин. Все, что я делаю, принадлежит тебе. Гадес снова посмотрел на изображение Каролины. Черты ее смертного лица были нежными и добрыми, ее тело было пышным и женственным. Гадес ощутил, как что-то дрогнуло у него внутри просто оттого, что он смотрел на рисунок, и он закрыл глаза, стараясь изгнать ее образ из памяти. У него не хватило сил поверить ей, и он чуть не потерял ее душу в Тартаре. Но она выстояла перед чудовищной бездной... лишь для того, чтобы оказаться преданной и раненной его поспешными, необдуманными словами. Он не заслужил дара ее любви. — Нет, — сказал он. — Я не верю, что она вернется к нам. Эвридика чуть слышно охнула, и Гадес, открыв глаза, увидел, как Япис обнял призрачную девушку. — Ну-ну, тише, — заговорил даймон. — Где бы она ни была, она тебя не забыла. Она тебя любит. — Оставьте меня, пожалуйста, — выдохнул Гадес. Япис жестом попросил Эвридику выйти, но сам задержался в палатах своего господина. Ему было больно от страданий темного бога. Гадес совсем перестал двигаться. Он не выплескивал гнев и разочарование в кузнице. Он отказывался есть и почти не спал. А когда выходил в тронный зал и принимал прошения душ умерших, то выглядел так, словно и сам принадлежал к их числу и был приговорен к вечному блужданию вдоль берегов Коцита, реки плача. Когда Персефона попыталась встретиться с темным богом, у Яписа появилась надежда, потому что Гадес вспыхнул гневом. Но вспышка оказалась недолгой. И как только богиня весны покинула Подземный мир, Гадес снова ушел в себя. И хотя невозможно было допустить, чтобы так продолжалось и дальше, Япис не видел выхода. Время, похоже, лишь разъедало раны темного бога, вместо того чтобы излечивать их. — Япис, ты знаешь, что происходит, когда одну смертную душу отрывают от другой? — неожиданно спросил Гадес. Он стоял перед окном, выходившим на лес Элизиума, за которым протекала Лета. — Души-половинки всегда находят друг друга, — ответил Япис. — Ты и сам это знаешь, господин. — Но что случится, если они не смогут друг друга найти из-за того, что одна из них совершила нечто непростительное? Гадес обернулся и невидящим взглядом уставился на Яписа. — Ты не можешь ее простить, господин? Гадес моргнул и сосредоточился на даймоне. — Простить ее? Ох, разумеется, я ее простил. Она ведь просто соблюдала клятву, данную Деметре. Каролина не могла нарушить слово, даже ради любви. Это себя самого я не могу простить. — Себя? В каком смысле, господин? — Каролина Франческа Санторо — смертная женщина, обладающая храбростью богини, а я причинил ей боль по самой пустейшей причине, просто чтобы ублажить собственную гордыню. И этого я себе простить не могу. Так как же я могу ожидать, что она простит? — Возможно, стоит вспомнить ту ночь, когда ты ее оскорбил, — задумчиво произнес Япис. — Ведь тебе тогда нужно было только спросить, а потом пожелать выслушать ответ. Гадес покачал головой и снова повернулся к окну. — Она открыла передо мной душу, а я ее предал. И теперь она для меня недостижима. — Но если бы ты согласился встретиться с Персефоной... — Нет! — рявкнул Гадес. — Я не желаю видеть эту легкомысленную оболочку, эту насмешку над душой, некогда обитавшей в ее теле! — Гадес, ты ведь не знаешь, насмехается ли богиня над Каролиной. — Цербер ее не пропустил. Орион не пожелал с ней общаться. Умершие называли ее шарлатанкой. Этого мне вполне достаточно, — резко бросил Гадес. — Она ведь еще очень юная богиня, — напомнил ему Япис. — Она не Каролина. — Верно, не она, — грустно согласился даймон. — Уйди, Япис, — попросил темный бог. — Сначала позволь приготовить тебе ванну и чистую одежду. — Когда Гадес попытался возразить, Япис не удержался: — Я даже вспомнить не могу, когда ты в последний раз мылся и переодевался! Ты выглядишь хуже, чем только что умерший! Могучие плечи Гадеса обмякли. Не глядя на даймона, он сказал: — Если я искупаюсь и переоденусь, ты оставишь меня в покое? — На какое-то время, господин. Гадес чуть не улыбнулся. — Ладно, так тому и быть, друг мой. Гадес погрузился в горячую воду. Черный мраморный бассейн был встроен прямо в пол его ванной комнаты. Он сел на скамью, вырезанную в одной из стенок бассейна. Кубок красного вина и серебряное блюдо с гранатами и сыром стояли на расстоянии вытянутой руки. Огоньки свечей мягко светили сквозь поднимавшийся от воды пар, как лунный свет сквозь туман. Гадес сделал большой глоток вина. Аппетита у него не было, и на еду он не обращал внимания, но вино приятно кружило голову. Может быть, ему стоило бы сегодня, всего один раз, напиться до полного бесчувствия. И тогда он заснет и не увидит ее во сне. Одним глотком темный бог осушил кубок и огляделся в поисках новой порции. Япис оставил кувшин достаточно близко, так что Гадесу не пришлось выбираться из успокоительного тепла, чтобы снова наполнить кубок. — Этот даймон обо всем успевает подумать, — пробормотал темный бог. — Не обо всем. Гадес вздрогнул и уронил кубок. Тот со звоном покатился по мраморному полу. Сквозь клубы пара он увидел Персефону. Пар вдруг растаял, и Гадес отчетливо рассмотрел богиню. Она сидела на скамье напротив него, и хотя была погружена в воду по плечи, темный бог отчетливо видел ее обнаженное тело, как и богиня видела его. Глаза богини округлились от удивления. Каролина определенно не была глупышкой. Богине и в голову не приходило, что унылый владыка Подземного мира мог быть таким притягательным. — Привет, Гадес. Не уверена, что мы с тобой знакомы. Я Персефона, богиня весны. Гадес отвел взгляд от ее тела и, выскочив из бассейна, быстро набросил на себя халат. Богиня видела, как сжались его челюсти, и когда темный бог заговорил, он цедил слова сквозь стиснутые зубы: — Уходи отсюда! Я не желаю тебя видеть. — Я знаю, но у меня есть одна проблема, и ты — единственный бог, который может помочь с ней справиться, хотя Аполлон определенно более гостеприимен и, конечно, захотел бы оказать содействие в этом рискованном предприятии. — Она игриво плеснула водой в сторону Гадеса. — Но после того как я поговорила с Линой, стало ясно, что ты — моя единственная надежда. — Аполлон! — бешено рыкнул Гадес. — Какое он имеет отношение к Каролине? — Никакого, хотя ему очень хотелось бы, чтобы это было не так. Только теперь до Гадеса дошел весь смысл сказанного богиней весны. — Ты разговаривала с Каролиной? — Да, именно так. Вообще-то я только что из ее пекарни, — с несколько самодовольным видом ответила Персефона. Гадес нервно втянул воздух. — С ней все в порядке? — Она прекрасно выглядит, а ее бизнес процветает. Гадес уставился на капли вина, расплескавшегося по мраморному полу. — Хорошо. Я рад, что она... — Я еще не закончила, — перебила его богиня весны. Хлопнув ладонью по воде, она окатила темного бога фонтаном брызг. Гадес посмотрел на нее. — Так договаривай. — Я собиралась сказать, что, хотя ее дела идут блестяще, она несчастна. — Я... она... — начал было Гадес, но тут же умолк. И запустил пальцы в мокрые волосы. — «Я, она» — что? Лина говорила, что иной раз тебя очень трудно заставить расслабиться, но если я проявлю упорство, я смогу тебя разговорить. Гадес почувствовал, что краснеет. — Она хотела, чтобы ты поговорила со мной? Зачем? — Ох, я не думаю, что она действительно хотела этого. Она сказала так просто потому, что думает; это меня ты любишь. Гадес фыркнул. — Вот уж глупость! — Спасибо, добрый бог. — Я не хотел тебя оскорбить, — поспешно произнес Гадес. — О, я знаю, знаю! — воскликнула Персефона. Она отбросила с лица волосы, и ее полная грудь показалась над поверхностью воды; острый сосок был направлен на Гадеса. Темный бог откашлялся и отвернулся, сосредоточенно глядя на блюдо с фруктами и сыром. — Думаю, нам будет легче разговаривать, если ты выйдешь со мной в другую комнату. — Он показал в сторону большого шкафа. — Там есть халаты, ты можешь прикрыться. — Погоди! — сказала Персефона, прежде чем Гадес успел выйти из купальной комнаты. — Есть кое-что важное, что нужно знать Лине и мне. Гадес оглянулся на нее, стараясь смотреть только на лицо. — И что же вам обеим нужно знать? — Вот это, — ответила Персефона. И поднялась во весь рост. Вода разгорячила ее гладкую кожу. Соски набухли и выглядели так, словно их только что ласкал возлюбленный. Тело было таким же стройным, подтянутым и изящным, как и в памяти Гадеса. Он смотрел на богиню, медленно и грациозно выходившую из бассейна и плавным шагом приближавшуюся к нему. Подойдя совсем близко, Персефона остановилась. Подняв руки, она обняла темного бога за плечи. А потом прижалась к нему обнаженным телом и потянула к себе его голову, чтобы поцеловать. Губы Гадеса коснулись ее губ, и руки машинально обняли тело богини. Но он ничего не почувствовал. Ну да, конечно, тело было знакомым, губы теплыми и нежными, но эти ощущения ничего в нем не пробудили. Он как будто обнял податливую статую. Осторожно, но в то же время решительно Гадес отстранился. Персефона сделала шаг назад. — Значит, твои желания действительно пробуждает не просто это тело. — То, чего я желаю, не изменилось и не изменится. Мне нужна только одна женщина. И неважно, в каком теле она обитает. Гадесу показалось, что он видит печаль в глазах богини, но это впечатление было мимолетным, и когда Персефона улыбнулась, к ней вернулась юная беспечность. — Что ж, спасибо, что ответил на наш вопрос. — Всегда пожалуйста. Гадес достал из шкафа халат, и Персефона надела его. Гадес поднял с пола кубок и взял кувшин с вином. — Теперь осталось только придумать, как убедить в этом Лину, — сказала Персефона. Они перешли в спальню темного бога. Персефона изумленно огляделась вокруг. — Гадес, но эта комната просто прекрасна! — Спасибо, — ответил он. — Усаживайся поудобнее, а я поищу второй кубок. Персефона подошла к окну, закрытому бархатными занавесками. Раздвинув их, богиня зачарованно уставилась на фантастический вид: ухоженные сады, наполненные статуями, безупречно подстриженными зелеными изгородями и тысячами, тысячами белых цветов, купавшихся в мягком необычном свете. — Твое вино, — произнес Гадес. Персефона отвернулась от окна. — Лина была права... все это похоже на прекрасный забытый сон. Ее слова пронзили болью сердце Гадеса. — Зачем ты здесь, Персефона? Богиня отбросила волосы и улыбнулась. — У меня есть к тебе предложение...
— Я все-таки не понимаю, что я могу сделать! Каролина ведь отказалась от твоей идеи. И ты не можешь заставить ее совершить такой обмен, — сказал Гадес, шагая взад-вперед перед богиней весны. Она вскинула брови. — Не могу? — Ты ее не заставишь. — Темный бог произнес это твердо, но почувствовал, как колеблется его решимость. Каролина может вернуться! Он сможет опять прикоснуться к ней, снова с ней поговорить... Конечно же, он убедит ее поверить в его любовь. Гадес взял себя в руки. Нет! Ей уже и без того досталось. Он не позволит, чтобы ее снова вынудили впутаться в нечто такое, чего ей, возможно, не вынести. — Вы двое одинаково упрямы. Ты отказываешься заставлять ее; она отказывается сделать это по собственной воле. — Персефона вздохнула. — Тогда ты должен найти способ убедить ее вернуться, не вынуждая к этому. — Но как? — горько спросил темный бог. — Не знаю, что ты можешь сделать, — грустно призналась Персефона. Она подошла к Гадесу и коснулась его руки. — Но если понадоблюсь, можешь позвать меня через оракул моей матери. Она, поддавшись порыву, поцеловала его в щеку. Он погладил ее по руке и ласково, по-отечески улыбнулся. — Прости мою грубость. Старые боги иной раз бывают так сварливы! Персефона ответила улыбкой богу, так откровенно влюбленному в Каролину. — Ты прощен, — сказала она и исчезла. В кузнице стоял немыслимый жар. Пот ручьями стекал по телу темного бога, пока он бил металлом по металлу. Гадес почти не замечал ничего вокруг. Она все еще любит его. Он должен найти способ исправить то, что натворил, чтобы она смогла снова поверить ему. Но как?.. — Ты мне напоминаешь глупую старую деву, владыка умерших. Гадес резко обернулся на звук язвительного голоса и прищурился от ослепительного света. — Аполлон! Здесь не нужны ни ты, ни твое нелепое солнце! — проревел темный бог. — Ах, да, я и забыл. — Аполлон провел рукой перед лицом, и сияние почти угасло. — Так лучше? — Я что-то не припомню, чтобы приглашал тебя в свои владения. — Я просто зашел посмотреть, на что похожа вторая половинка впустую растрачиваемой любви. Гадеса переполнил гнев. — Не думаешь ли ты... — И то, что я вижу здесь, — перебил его бог солнца, — выглядит куда менее привлекательно, чем смертный вариант. — О каком еще смертном ты говоришь? — резко спросил Гадес. — О Каролине, разумеется. Разве ты не знаешь, что она презрительно отвергла меня? Ее вообще-то куда больше заинтересовали мои кобылы, чем я сам. — Аполлон хихикнул. — Пока я думал, что это Персефона, ее поведение весьма смущало меня. Но когда я узнал, что это некая смертная, приодетая в тело богини, я был ошеломлен. Предпочесть мне — тебя? Воистину изумительно. Гадес, прищурившись, посмотрел на Аполлона. — Не думаю, что это так уж изумительно. Аполлон усмехнулся. — А следовало бы подумать. Смертные женщины находят меня неотразимым. — Каролина не такая, как большинство смертных женщин. — И куда более преданна. Она отказывается даже смотреть на некоего мужчину с тех самых пор, как вернулась в свой мир, — Аполлон оценивающе разглядывал темного бога. — И хотя он всего лишь смертный, он определенно моложе тебя. — Так ты подсматривал за ней?! — взревел Гадес. — Но разве я не сказал только что именно это? — Нет! — Думаю, твои рыдания по потерянной любви малость повредили тебе слух. Я отчетливо помню, что говорил... Гадес в два шага преодолел расстояние между собой и Аполлоном. И, схватив бога света за горло, приподнял его над землей. — А ну говори, как ты смог ее увидеть! — прорычал он. — Через оракул Деметры, — пропищал Аполлон. Гадес отпустил бога света и вихрем вылетел из кузницы. — Оседлать Ориона! — закричал он во все горло. Оставшийся в кузнице Аполлон потер горло и поправил одежду. — Доброе дело совершено. Ты передо мной в долгу, Деметра, — пробормотал он перед тем, как исчезнуть.
|
|||
|