Пелам Гринвел Вудхауз. Без замены штрафом. Дживс и Вустер

Пелам Гринвел Вудхауз

Без замены штрафом

Дживс и Вустер

Судья надел пенсне, долго его поправлял, потом посмотрел на нас и сообщил нам дурные новости:

– Подсудимый Вустер, – сказал он (о, кто сможет описать мои ощущения в этот миг!), – приговаривается к уплате штрафа в пять фунтов.

– Великолепно! – воскликнул я. – Я готов хоть сейчас.

Я был очень рад ликвидировать неприятности с правосудием за столь умеренную плату. Я окинул взглядом море голов в судебном зале и, как на островке спасения, остановил свой взгляд на Дживсе.

– Послушайте, Дживс! – крикнул я. – Есть у вас пять фунтов?

– Не переговариваться с публикой! – остановил меня судебный пристав.

– То есть как это? Должен же я достать деньги! Есть пять фунтов, Дживс?

– Есть, сэр.

– Прекрасно.

– Вы что, друг подсудимого? – уставился на него судья.

– Его покорный слуга, ваша милость.

– Тогда внесите штраф клерку.

– Хорошо, ваша милость.

Судья кивнул головой в мою сторону. В средние века после этого жеста с заключенного снимали восемнадцать тонн цепей и испанские сапоги, наскоро вставляли остатки костей и выпускали на свидание с любящей семьей. Увы, теперь это делается гораздо менее торжественно!

Судья опять надел свое пенсне и грозно взглянул на Сиппи.

– Хуже обстоит дело другого подсудимого, – продолжал судья. – Он совершил нападение на полисмена при исполнении им своих служебных обязанностей. Согласно показаниям полисмена, подсудимый нанес ему удар в область желудка и препятствовал ему выполнять свой долг. Я допускаю, что в день гребных состязаний между университетами Кембриджа и Оксфорда позволительно несколько более развязное поведение, чем обычно, но такое вопиющее хулиганство не может быть оправдано ничем. Посему вышеназванный подсудимый приговаривается к лишению свободы на тридцать дней без замены штрафом.

– Нет, позвольте! Я не согласен, – протестовал бедняга Сиппи.

– Молчание! – возгласил судебный пристав.

– Следующее дело! – бесстрастно объявил судья.

Насколько мне не изменяет память, дело было так.

Раз в году я обычно забываю обо всем на свете и вспоминаю дни прошедшей юности. Это бывает в день гонок между Оксфордом и Кембриджем. И вот в такой день я встретился на улице с Сиппи, как раз напротив «Ампира».

Сиппи выглядел почему-то очень мрачно.

– Берти, – говорил он, когда мы с ним шли к Пиккадилли, – моя душа изныла. (Сиппи считает себя писателем, хотя живет на средства старой тетки, и говорит, особенно если выпьет, высоким стилем.) Я не могу преодолеть свою тоску.

– Что с тобой, дружище?

– Завтра я должен ехать и провести три недели с абсолютными идиотами – друзьями моей тетки Веры. Она желает, чтобы я непременно присутствовал.

– Кто же эти друзья тетки? – сочувственно осведомился я.

– Некие Прингли. Я не видел их с десятилетнего возраста, но сохранил о них самые отвратительные воспоминания.

– Дело скверно. Неудивительно, что ты пал духом.

– Весь мир против меня, – жаловался Сиппи. – Что я могу сделать?

Тогда мне в голову пришла гениальная идея.

– Вот что, старина, – сказал я. – Тебе нужно раздобыть полицейский шлем.

– Шлем? Зачем, Берти?

– Я бы на твоем месте не стал терять даром времени, вышел бы на середину улицы и взял бы шлем у полисмена.

– Да, но там внутри голова. Что мне с нею делать?

– Ну так что же?

Сиппи задумался.

– Я думаю, что ты прав, – произнес он, наконец. – Удивительно, как я сам не подумал об этом. Итак, ты мне советуешь взять шлем?

– Советую.

– Хорошо, я так и сделаю, – согласился Сиппи.

Вот почему я вышел из суда свободным человеком, а Оливер Рандольф Сипперлей, юноша двадцати пяти лет, перед которым открывалась блестящая карьера, по моей вине попал в тюрьму. Я счел своим долгом навестить узника. Сиппи сидел, опустив голову, в камере с чисто выбеленными стенами и с деревянной скамьей.

– Ну, как дела, старина? – соболезнующе спросил я.

– Я разорен, – ответил Сиппи жалобно.

– Ерунда, дело не так уж плохо. Ты очень хорошо сделал, что не открыл своего настоящего имени. Твоя фамилия не попадет в газеты.

– Это мне все равно. Меня беспокоит одно: как смогу я провести три недели у Принглей, находясь в тюрьме?

– Но ты же сам говорил, что не хочешь ехать!

– Дело не в моем хотенье, глупая башка! Я должен ехать. Если я не поеду, тетка начнет меня разыскивать и узнает, что меня приговорили на тридцать дней без замены штрафом.

– Н-да, – сказал я, – дело серьезное, и самим нам не найти выхода. Мы должны спросить совета у Дживса.

Я утешил его, как мог, и отправился домой.

– Дживс, – начал я. – Мне надо вам сказать нечто очень важное и существенное. Как вам известно, мистер Сипперлей…

– Да, сэр?

– Сидит.

– Сэр?

– Сидит в тюрьме.

– В самом деле, сэр?

– Сидит благодаря мне. Это я спьяна посоветовал ему снять с полисмена шлем.

– Неужели, сэр?

– У вас однообразные реплики, Дживс. У меня и так голова трещит от всей этой истории. Будьте любезны, кивайте, когда нужно, и только.

Я закрыл глаза и стал излагать ему факты.

– Начать с того, Дживс, что мистер Сипперлей находится в полной материальной зависимости от своей тетки Веры…

– Мисс Сипперлей из Паддока, Беклей-на-Муре, в Йоркшире, сэр?

– Она самая. Вы с ней знакомы?

– Не имею чести, сэр. Но мой кузен, живущий в Паддоке, немного знает ее. Он ее аттестовал как весьма властную и поспешную на решения, сэр… Но прошу прощения, сэр, я должен только кивать головой.

– Правильно, Дживс, но теперь уже поздно.

И я сам кивнул головой. Я не выспался, и на меня по временам нападала летаргия.

– Да, сэр?

– Ах, да, да! – встрепенулся я. – На чем мы остановились?

– На материальной зависимости мистера Сипперлея, сэр, от его тетки.

– Правильно. Вы понимаете, Дживс, что он должен быть почтительным племянником.

Дживс кивнул головой в знак согласия.

– Теперь дальше. Слушайте внимательно. Недавно она предлагала Сиппи выступить в качестве певца на деревенском концерте, и он не мог отказаться. Вы меня понимаете, Дживс?

Дживс кивнул головой.

– Что ему оставалось делать, Дживс? Он написал ей, что рад бы был выступить на ее концерте, но, к несчастью, редактор поручил ему написать серию очерков о Кембридже; он должен уехать не меньше, чем на три недели. Понятно?

Дживс кивнул головой.

– Тогда, Дживс, мисс Сипперлей ответила ему, что она понимает, что сперва долг, а потом уже удовольствие, – причем под удовольствием она подразумевала пение Сиппи. Но в Кембридже пусть он остановится у ее друзей Принглей. Она написала им, чтобы они ждали ее племянника к двадцать восьмому. А теперь мистер Сипперлей в тюрьме. Что делать? Я на вас надеюсь, Дживс.

– Постараюсь оправдать ваше доверие, сэр.

– Постарайтесь, Дживс. Закройте шторы, потушите свет, дайте мне туфли, выдумывайте план, и я буду вас слушать хоть два часа. Если кто-нибудь придет, сообщите, что я умер.

– Умерли, сэр?

– Да, умер.

Я проснулся только вечером. На мой звонок явился Дживс.

– Я заходил дважды, сэр, но вы спали, и я не хотел вас беспокоить.

– И хорошо сделали, Дживс. Ну?

– Я тщательно обдумал все, сэр, и вижу лишь один выход.

– Довольно и одного. Какой же?

– Вы должны ехать в Кембридж вместо мистера Сипперлея, сэр.

Я с изумлением уставился на него.

– Дживс, – сердито сказал я, – вы говорите вздор!

– Я не вижу никакого другого выхода, сэр.

– Подумайте! Даже я, после суда и бессонной ночи, вижу всю непригодность вашего предложения. Как я могу заменить Сиппи? Ведь они меня не знают совсем.

– Тем лучше, сэр. Вы поедете в качестве мистера Сипперлея, сэр.

Это уже слишком!

– Дживс, – сказал я чуть ли не со слезами, – вы сами должны понимать, что это ерунда.

– Я полагаю, сэр, что это самый практичный план. Пока вы спали, сэр, я навестил мистера Сипперлея, и он меня информировал, что профессор Прингль и его супруга не видели его с десятилетнего возраста.

– Верно, он мне сам это говорил. Но они засыплют меня вопросами о моей, то есть его тетке. Что я буду отвечать?

– Мистер Сипперлей любезно сообщил мне все сведения о мисс Сипперлей, и я записал. Я думаю, вы сможете ответить на все вопросы, сэр.

Дживс обладает дьявольской способностью убеждать. На этот раз он убеждал меня целых пятнадцать минут, пока не добился своего

– Смею заметить, сэр, что вы должны выехать как можно скорее, во избежание неприятных разговоров.

– Каких разговоров?

– За последний час, сэр, миссис Грегсон трижды звонила вам по телефону, желая говорить с вами. Я не осмелился сказать ей, что вы скоропостижно скончались, во избежание недоразумений.

– Тетя Агата! – побледнел я.

– Да, сэр. Из ее слов я мог заключить, что она читала газеты с отчетом о разборе вашего дела.

Куда угодно, хоть к черту на кулички, только не к тете Агате!

– Дживс, – сразу согласился я, – довольно слов, надо действовать! Скорей укладывайте вещи!

– Есть, сэр.

– Посмотрите, когда идет ближайший поезд на Кембридж.

– Через сорок минут, сэр.

– Вызовите такси.

– Ждет у подъезда.

– Отлично, – сказал я. – Едем!

Дача Принглей находится в двух милях от Кембриджа по Трэмпингтонской дороге. Я приехал как раз к обеду.

Я старался держаться весело и беззаботно, чтобы заглушить внутреннюю тревогу.

Сиппи описывал мне Принглей как самых старомодных людей Англии, и я увидел, что он прав. Сам профессор Прингль был худой, 'лысый и унылый старик с одним бычачьим глазом, а у миссис Прингль был вид женщины, получившей дурные известия в 1900 году, да так и застывшей в своей скорби. Я уже оправился от испуга, когда меня представили двум старухам в чепцах.

– Вы, наверно, помните мою маму, – печально сказал профессор, подводя меня к первой развалине.

– О, да! – пробормотал я, стараясь улыбнуться.

– …и мою тетю, – вздохнул профессор, точно с каждой минутой дела шли все хуже и хуже.

– О, да! – пропел я, подходя ко второй развалине.

– Только сегодня утром они вспоминали вас, – вздохнул профессор, теряя всякую надежду.

Пауза. Глаза обеих развалин устремлены на меня, как глаза призраков у Эдгара По, и я чувствовал, как исчезает моя жизнерадостность.

– Я помню Оливера, – проскрипела первая руина. – Он был милым ребенком. Как жаль! Как жаль!

Это было, по ее мнению, весьма тактичное выступление, чтобы подбодрить молодого гостя.

– И я помню Оливера, – прошамкала вторая руина, смотря на меня так, как судья смотрел на Сиппи. – Очень шаловливый мальчик! Он мучил мою кошку.

– У тети Джен прекрасная память, несмотря на ее 87 лет, – с печальной гордостью шепнул профессор.

– Что ты говоришь там? – подозрительно спросила вторая развалина.

– Я сказал, что у вас прекрасная память, – всхлипнул профессор.

– Ага! – она опять грозно взглянула на меня. – Он гонял мою бедную кошечку по саду и стрелял в нее из лука.

В этот момент из-под кушетки вылезла кошка и приблизилась ко мне. Я нагнулся, чтобы почесать ей за ухом. Старуха испустила душераздирающий вопль:

– Держите! Держите его!

Она бросилась вслед с удивительной для ее лет резвостью, подхватила кошку и яростно посмотрела на меня.

– Я очень люблю кошек, – оправдывался я. Симпатии присутствующих были явно не на моей стороне. В этот момент в комнату вошла девушка.

– Моя дочь Элоиза, – сказал профессор скорбно, точно это сообщение причиняло ему боль.

Вам, вероятно, приходилось видеть лица, перед которыми вдруг столбенеешь. Однажды, играя в гольф в Шотландии, я в отеле столкнулся с дамой, как две капли воды похожей на мою тетю Агату. А в другой раз я опрометью вылетел ночью из ресторана, потому что метрдотель был вылитый дяди Перси.

Ну, так Элоиза Прингль была точной копией Гонории Глоссоп.

Не помню, рассказывал ли я вам о Гонории, дочери доктора Родрика Глоссопа. Меня хотели на ней женить, и ее отцу пришло в голову, что я интересный объект для экспериментов с пчелиным ядом. С тех пор при одном воспоминании о Гонории я просыпаюсь в холодном поту.

– Как поживаете? – растерянно пробормотал я.

– Здравствуйте!

Даже и голос Гонории! Такой же властный, похожий на голос укротительницы львов. Я попятился назад. Пронзительный визг огласил комнату. За ним раздался вопль негодования. Я обернулся и увидел, что тетя Джен с воплями лезет под кушетку, куда скрылась раздавленная мною кошка. Старуха бросила на меня такой взгляд, что я почувствовал, что мои худшие предположения начинают сбываться.

К счастью, в этот момент подали обед.

– Дживс, – говорил я вечером, – я человек не робкий, но чувствую, что ничего хорошего из этого не выйдет.

– Вы недовольны своим визитом, сэр?

– Недоволен, Дживс. Вы видели мисс Прингль?

– Да, сэр, издалека.

– Самое лучшее смотреть на нее издали. Вы хорошо ее рассмотрели?

– Да, сэр.

– Она вам напоминает кого-нибудь?

– У нее удивительное сходство с мисс Глоссоп, ее кузиной, сэр.

– Ее кузиной?! Значит…

– Да, сэр, миссис Прингль – урожденная мисс Блаттервик, младшая из двух сестер. Старшая вышла замуж за сэра Родрика Глоссопа.

– Теперь я понимаю причину сходства…

– Да, сэр.

– Сходство поразительное, Дживс, даже голос похож.

– Да, сэр? Я не слышал, как говорит мисс Прингль.

– Не много потеряли, Дживс. Я нахожу, что и самоотверженность имеет свои границы. Я, пожалуй, вынесу профессора с женой, с двумя развалинами. Но ежедневно встречаться с мисс Элоизой и вместо вина пить за столом лимонад -свыше моих сил! Что мне делать, Дживс?

– Я полагаю, что вы должны по возможности избегать общества мисс Прингль, сэр.

– Я тоже так думаю, – ответил я.

Легко сказать: избегать встреч с женщиной! А если вы живете в одном доме, и она совсем не хочет избегать встреч с вами, – что тогда? Скоро я заметил, что она настойчиво ищет моего общества.

Она из той породы девушек, с которыми случайно сталкиваешься на лестнице и в коридорах. Я входил в комнату, через минуту появлялась и она. Стоило мне спуститься в сад, она выпрыгивала из-за куста или смущенно поднималась со скамейки. Через десять дней я чувствовал себя затравленным.

– Дживс, меня затравили! – завопил я.

– Сэр?

– Эта женщина охотится за мной. Я никогда не бываю наедине. Старик Сиппи ехал сюда изучать кембриджские колледжи, и она меня сегодня утром протащила сквозь сорок семь колледжей! Днем я отдыхал в саду, и она появилась, как из-под земли. Вечером она загнала меня в уборную. Право, я не уверен, что, начав мыться, не обнаружу ее в своей мыльнице.

– Это утомительно, сэр.

– Чертовски утомительно, Дживс. Есть какое-нибудь противоядие?

– В данный момент не имеется, сэр. По всей видимости, мисс Прингль очень заинтересована вами, сэр. Сегодня утром она задала мне ряд вопросов касательно вашего образа жизни в Лондоне, сэр.

– Что?

– Да, сэр.

Я в ужасе посмотрел на него. Страшная мысль промелькнула у меня в голове, и я задрожал, как осиновый лист.

Я вспомнил, что случилось за завтраком. Покончив с котлетами, я откинулся в кресло передохнуть перед пудингом и вдруг увидел, что Элоиза рассматривает меня весьма пристально. Тогда я не придал этому значения потому, что пудинг привлек к себе все мое внимание. Но теперь этот случай показался мне многозначительным. Да-да, именно такой взгляд был у Гонории Глоссоп за несколько дней до нашей помолвки, взгляд тигрицы, намечающей себе жертву!

– Дживс, знаете что я думаю?

– Сэр?

– Слушайте внимательно, Дживс. Я не хвастун и не покоритель сердец, но почему-то в моем присутствии девушки начинают усиленно поправлять прическу и двигать бровями. Но вы же знаете, что я не поднимаю тревоги зря, не правда ли?

– Да, сэр.

– Но, Дживс, наукой установлено, что есть сорт девушек, питающий слабость к такому сорту молодых людей, как я.

– Справедливо, сэр.

– Я убежден, что обладаю не меньше, чем пятьюдесятью процентами мозгов, полагающихся нормальному человеку моего возраста. Мисс Элоиза, на мой взгляд, имеет свыше двухсот процентов. Что мне делать, Дживс?

– Быть может, это закон природы. Равновесие сил, сэр.

– Возможно. Но это не простая случайность, Дживс. Так было и с Гонорией Глоссоп. Она одна из умнейших девиц. Она выдрессировала меня, как собачонку.

– По моим сведениям, сэр, мисс Прингль училась еще лучше, чем мисс Глоссоп.

– Ну, вот видите! Дживс, она на меня смотрит!

– Да, сэр.

– Я встречаю ее на лестницах и в коридорах!

– В самом деле, сэр?

– Она рекомендует мне книги для чтения.

– Дело плохо, сэр.

– А сегодня за завтраком, когда я погрузился в салат, она заявила, что я не должен есть салат, потому что в нем такое же количество микробов, как в дохлой крысе. Каково? Она уже заботится о моем здоровье.

– Полагаю, сэр, что дело серьезно.

Я в отчаянии упал в кресло.

– Что же делать, Дживс?

– Мы должны подумать, сэр.

– Думайте вы один, Дживс. Я не так скор на соображение.

– Я постараюсь, сэр, обдумать все самым внимательным образом и смею надеяться, что найду выход.

Раз Дживс обещал, я могу быть спокоен. Но все же положение очень серьезно.

На следующее утро мы посетили еще шестьдесят три кембриджских колледжа, и после завтрака я заявил, что пойду в свою комнату. Забрав книгу и папиросы, я вылез в окно и спустился в сад по водосточной трубе. Я стремился пробраться в беседку, где ни одна живая душа не помешала бы мне насладиться заслуженным отдыхом.

В саду светило солнце, цвели крокусы, и нигде не было видно Элоизы Прингль. На лужайке резвилась кошка. Я позвал ее, она большими прыжками бросилась мне навстречу. Я взял ее на руки и стал чесать ей за ухом. Вдруг раздался страшный крик, и из окна высунулась тетка Джен. Последовало общее смятение.

– Ничего, ничего, – пробормотал я, выпустил из рук кошку, которая галопом понеслась в кусты, и, с трудом поборов искушение запустить кирпичом в ее хозяйку, продолжал свой путь к беседке.

Только что я успел закурить, как на мою книжку упала тень и передо мной появилась мисс Элоиза.

– А, вот вы где, – сказала она и, сев рядом со мною, выдернула у меня изо рта папиросу и выбросила ее за дверь. – Вы всегда курите, – заметила она тоном молодой невесты. – Я не хочу, чтобы вы курили. Вам вредно. Потом, вам нельзя сидеть тут без пальто, вы можете простудиться. Ах, вам необходимо иметь человека, который бы заботился о вас!

– У меня есть Дживс.

– Я его не люблю, – возразила она.

– Почему?

– Не знаю. Я надеюсь, что вы его отпустите.

Я похолодел от страха. Гонория тоже невзлюбила Дживса и требовала его увольнения.

– Что вы читаете?

Она взяла мою книгу и поморщилась. Книга была детективным романом «Кровавое преступление». Элоиза перелистала ее.

– Неужели вам нравится такая ерунда? – презрительно сказала она и вдруг вскрикнула: – Боже мой!

– Что случилось?

– Вы знаете Берти Вустера?

На книге было написано мое имя.

– Да… немного…

– Как это ужасно! Я удивляюсь, что у вас такие друзья. Ведь он круглый дурак! Он был недолгое время женихом моей кузины Гонории, и свадьба расстроилась потому, что он оказался полусумасшедшим. Дядя Родрик расскажет вам об этом. И часто вы с ним встречаетесь?

– Не очень.

– На днях я читала в газетах, что он судился за какой-то скандал на улице.

– Я слышал.

Она посмотрела на меня ласковым материнским взором.

– Он, наверно, дурно влияет на вас. Я хочу, чтобы вы с ним порвали. Вы сделаете это… для меня?

– Да…

В этот момент старый кот Кутберт, которому, видно, надоело сидеть в кустах, вошел в беседку и прыгнул ко мне на колени.

Я очень ему обрадовался – все-таки я не совсем с ней наедине.

– Славный кот, – сказал я весело.

– Вы порвете с Вустером? – настойчиво повторила Элоиза.

– Это… не так легко…

– Глупости. Немного силы воли. Дядя Родрик говорит, что это неисправимый шалопай.

Я бы тоже порассказал кое-что про дядю Родрика, если бы мог.

– Вы очень изменились после нашей. последней встречи, – вкрадчиво сказала Элоиза и, наклонившись, стала почесывать коту другое ухо. -Помните, когда мы играли детьми, вы мне говорили, что когда вырастете большой, то сделаете мне…

– Неужели говорил?

– Как вы мучились, когда я рассердилась и не позволила вам поцеловать меня.

Она явно лгала, но это ничуть не улучшало мое положение. Я отодвинулся и еще усерднее гладил кота.

И вдруг… Вы знаете, что происходит в театре, если среди спектакля вдруг крикнут «пожар»? Подобная же паника овладела мною, когда я вдруг почувствовал, что ко мне прижалось теплое плечо и моей щеки коснулся локон мисс Элоизы. Очевидно, она собирается вызвать меня на поцелуй!

– Неужели? – хрипло пробормотал я.

– Неужели вы забыли?

Элоиза взглянула мне прямо в глаза. Я поспешил зажмуриться. И когда за дверями раздался голос старухи: «Отдайте мою кошку!» – я открыл глаза. Тетя Джен, моя спасительница, глядела на меня так, точно застала меня за вскрытием живота старого Кутберта.

Я воспользовался замешательством и скрылся. Уже за дверью я снова услышал голос старухи:

– Он стрелял из лука в моего Тибби!

Что ответила ей Элоиза, я не слышал.

Несколько дней прошли спокойно. Я сравнительно редко видел Элоизу и оценил стратегические преимущества водосточной трубы перед окном: я редко выходил из дома другим путем. Мне начинало казаться, что, если так пойдет и дальше, я как-нибудь дотяну свои три недели. Однажды вечером мистер профессор, миссис профессорша, обе руины и мисс Элоиза сидели в гостиной. Кот спал на ковре, канарейка – в своей клетке. Ничто не указывало на то, что этот вечер будет для меня роковым.

– Отлично, – весело приветствовал я общество. (Я люблю, чтобы все были веселы, и всегда первый подаю пример.)

Мисс Элоиза вопросительно посмотрела на меня.

– Где вы пропадали весь день? – спросила она.

– После завтрака – в своей комнате.

– В пять вас там не было.

– Да, после работы я пошел прогуляться.

– Mens sana in corpore sano, – добавил профессор.

– Вполне понятно, – отозвался я.

– Родрик что-то опаздывает, – вдруг объявила профессорша.

– Какой Родрик? – пробормотал я в ужасе.

– Брат моей жены, сэр Родрик Глоссоп, должен сегодня к обеду приехать, – подтвердил печально профессор. – Он завтра читает лекцию в Кембридже.

Не успел я прийти в себя, как дверь распахнулась.

– Сэр Родрик Глоссоп, – доложила горничная.

И он вошел.

У доктора Глоссопа огромный лысый череп и глаза навыкате, никогда не сужающиеся до нормальной величины. Неудивительно, что он внушает мне ужас.

Сначала он меня не заметил. Он поздоровался с профессором и профессоршей, расцеловал Элоизу и почтительно склонился перед развалинами.

– Боюсь, что я запоздал, – сказал он. – В дороге случилась поломка, и мой шофер…

Вдруг он увидел меня и слегка вскрикнул от изумления.

– Это… – слабо начал профессор, намереваясь представить меня.

– Я уже знаком с мистером Вустером.

– Это, – тянул свое профессор, – племянник мисс Сипперлей – Оливер. Вы помните мисс Сипперлей?

– То есть как это? – пролаял сэр Родрик. Постоянная возня с сумасшедшими выработала в нем резкость. – Что вы говорите о мисс Сипперлей? Это Бертрам Вустер.

Профессор удивленно уставился на меня. За ним – все остальные. Пренеприятное положение!

– Дело, видите ли, в том… – начал я.

– Он нам представился как Оливер Сипперлей, – заявил профессор.

– Подойдите, молодой человек! – скомандовал сэр Родрик. – Насколько я понял, вы явились сюда, выдавая себя за племянника старого друга семьи?

– Видите ли… – промямлил я.

Сэр Родрик смерил меня с головы до ног пронзительным взглядом.

– Он ненормален! Сумасшедший! – изрек он. – Я это сразу увидел.

– Что он сказал? – проскрипела тетя Джен.

– Родрик сказал, что молодой человек – сумасшедший, – крикнул ей в ухо профессор.

– Ага, – закивала она головой. – Я тоже так думала. Он лазит по трубам.

– По трубам?

– По трубам. Я не раз его видела.

Сэр Родрик свирепо засопел.

– Он должен быть под наблюдением врача. Его нельзя оставить на свободе! Сегодня он лазит по водосточным трубам, а завтра убьет человека.

Я не выдержал. Я должен объясниться! Все равно Сиппи пропал!

– Позвольте мне объяснить… Сиппи просил меня поехать.

– Что вы хотите сказать?

– Он не мог поехать сам, потому что сидит в тюрьме из-за полицейского шлема.

Было нелегко убедить их в правдивости моей истории, и, даже убедив их, я все же заметил, что наши отношения испорчены навсегда. Я поспешил удалиться.

– Дживс, – сказал я, – все пропало.

– Сэр?

– Они знают, кто я.

– Остается только сделать последний шаг, сэр.

– Какой еще шаг?

– Увидеться с мисс Сипперлей, сэр.

– Зачем?

– Я полагаю, сэр, что лучше вам самому предупредить ее о случившемся, прежде чем она услышит об этом в превратном освещении. Вы должны сделать все, что в ваших силах, для бедного мистера Сипперлея.

– Да, конечно… Если вы думаете, что так лучше…

– Я надеюсь, что мисс Сипперлей сменит гнев на милость.

– Вы думаете?

– Да, сэр. Нужно только проехать сто пятьдесят миль. Я уже заказал автомобиль, сэр.

Быть за полтораста миль от профессора, от развалин, особенно от мисс Элоизы! Какое счастье!

Паддок, Беклей-на-Муре, находится почти рядом с деревней. На следующее утро, после завтрака в деревенской гостинице, я отправился туда. Две недели пребывания у мисс Элоизы закалили меня. И потом, какова бы ни показалась мисс Сипперлей, она все же не сравняется с сэром Родриком Глоссопом!

В саду я заметил старушку с лейкой и направился прямо к ней.

– Мисс Сипперлей? – спросил я.

– Кто вы такой?

– Вустер. Друг вашего племянника Оливера. Я привез известие о нем.

– Что с ним случилось?

Дело, очевидно, приближалось к развязке, и требовалась особая осторожность.

– Должен предупредить вас, что это тяжелое известие, – осторожно начал я.

– Оливер болен?

Она испугалась, следовательно, в ней остались человеческие чувства.

– О, нет, он не болен. Но с ним случилось маленькое несчастье. Он в тюрьме.

– Где?

– В тюрьме.

– В тюрьме?

– Увы, по моей вине. Мы гуляли по улице в ночь университетских гонок, и я посоветовал ему снять шлем с полисмена.

– Не понимаю…

– Ему это показалось забавным. Он сорвал шлем с полисмена и подрался с ним.

– С полисменом?

– Он ударил его в живот.

– Мой племянник Оливер… Полисмена?.. В живот?

– Да, в живот. А наутро судья присудил его на тридцать дней без замены штрафом.

Я ожидал, что старуха рассердится, но вместо этого она вдруг принялась хохотать, как сумасшедшая. Хорошо, что сэр Родрик находился за полтораста миль отсюда. Иначе он запрятал бы ее в сумасшедший дом.

– Вы очень огорчены? – осторожно спросил я.

– Огорчена? В жизни моей не слышала такой уморительной штуки! Я им горжусь.

– Чудесно…

– Если бы каждый молодой человек бил полисмена в живот, Англия стала бы лучшей страной в мире.

– Дживс, – сказал я, возвратившись в гостиницу. – Все в порядке. Но я никак не пойму, почему так случилось.

– А что произошло у мисс Сипперлей, сэр?

– Я ей рассказал, что Сиппи попал в тюрьму, а старуха стала хохотать и объявила, что гордится своим племянником.

– Мне кажется, я могу объяснить эксцентричное поведение мисс Сипперлей, сэр. Мисс Сипперлей только что имела столкновение с здешним констеблем, сэр, и теперь она питает предубеждение против полиции вообще.

– Вот как? Почему же?

– Констебль за последние десять дней составил не меньше трех протоколов на мисс Сипперлей: за быструю езду, за прогулку с собакой без ошейника, за невычищенные дымоходы. Мисс Сипперлей возмущена поведением констебля и теперь ненавидит всю полицию.

– Удивительно повезло, Дживс.

– Да, сэр.

– Откуда вы все это знаете?

– От самого констебля, сэр. Это мой кузен.

– Дживс! Это вы все устроили! Вы его подкупили?

– О, нет, сэр. Но на прошлой неделе, в день рождения я сделал ему маленький подарок. Я всегда любил Эгберта.

– Сколько?

– Около пяти фунтов, сэр.

Я полез в карман.

– Получите. И еще пять за вашу находчивость.

– Очень благодарен, сэр.

– Дживс, вы необыкновенный человек. Кстати, вы ничего не будете иметь против, если я немного попою на радостях?

– Пожалуйста, сэр.