| Глава 0. Пролог Это похоже на полёт. Хотя, наверное, правильнее сказать, падение. Или, быть может, пресловутые мгновения, когда вся жизнь проносится перед глазами: дождь, ветер, снег… солнце и радуга, рассвет, закат. Бег с препятствиями, пробуждение с утра, ужин в Хогвартсе, незнакомая заброшенная картинная галерея. И странное ощущение, как будто всё это уже было с ней… Нет, не было — всё это происходит сейчас и одновременно. Темнота, внезапно близкие звёзды, бесконечная сеть дорог: повороты, тупики, развилки. И неожиданно яркий перекрёсток: Вперёд? Направо? Налево? И тот же миг три «да» в ответ. И три тропинки, которые начинают свой бег: сходятся, расходятся и до бесконечности ветвятся, уходя за горизонт и теряясь в пустоте… Где-то существуют вселенные, в которых возможно любое стечение обстоятельств. Оказавшись перед выбором, человек не отдаёт предпочтение одному из вариантов, он выбирает их все, порождая бесконечное число возможных комбинаций событий… Гермиона глубоко вздыхает, открывает глаза и начинает заваливаться набок. Её подхватывают, трясут за плечи, суют под нос какую-то гадость: «Что с ней?» — «Просто стресс». — «Сейчас придёт в себя!» — «Нужно скорее доставить в больницу!» Но в больницу она не хочет, это неправильно, туда нельзя. — Пустите, мне нужно… Вместе с голосом приходит осознание окружающего мира: крики, стоны, смех. Поздравления и радостные возгласы, водоворот мантий, калейдоскоп глаз. Улыбки, ухмылки, оскалы: «Гермиона, ты такая умничка!» — «Вот он, гриффиндорский героизм!» И медленно сжимающееся кольцо, ощетинившееся лесом рук. Как в ночном кошмаре. Понимание того, что это сон, вытаскивает из глубины сознания ощущение цели: найти. Но мир вокруг тускнеет, и Гермиона, из последних сил цепляясь за уходящее видение, протискивается через толпу, пытаясь догнать кого-то, остановить, попросить прощения, объяснить всё и больше никогда не отпускать. Руки, взгляды, крики, смех… Но не вспомнить ни лица, ни имени, ни даже цвета глаз. Картинка растворяется, теряя очертания, оставляя смутную тревогу и едва различимый силуэт: «Пустите меня! Слышите? Мне нужно! Я должна найти…» Глава 1. Часть первая. Гермиона Грэйнджер — Мадам Помфри! Гермиона вздрогнула и открыла глаза. Солнце заливало Больничное крыло, расписывая стены и потолок замысловатым узором. Окружающий мир отозвался звоном в ушах и мигренью. Девушка неловко приподнялась на локте и обнаружила, что её кровать отгорожена от основного помещения ширмой. Перевернулась на живот и уткнулась лбом в подушку, пытаясь унять головную боль. Смутные отголоски случившегося постепенно складывались в единую картину. Утро в Хогсмиде, подслушанный разговор о новом нападении на Министерство и тяжёлый, незнакомый взгляд Гарри: «Больше никто не погибнет из-за меня». За ширмой послышались шаги и ворчание медсестры: — Что у нас тут? — Я порезался и не могу идти на Зелья. — Голос казался определённо знакомым. Гермиона сжала руками виски, пытаясь сосредоточиться. Ллойд, староста Рэйвенкло? Вроде бы нет, скорее Рон… или Сириус? Девушка неловко попыталась сесть, но перед глазами поплыло. Воспоминания нахлынули удушливой волной, принося с собой ощущение беспомощности. За ширмой мадам Помфри наложила повязку и отправила разочарованного визитёра на уроки, а Гермиона всё лежала, бессмысленно глядя в потолок и пытаясь справиться с охватившим её ужасом и иррациональным чувством вины. Как глупо, ведь там, в Министерстве, отброшенная на стеллаж заклятьем, она не испытала страха, наверное, потому что ситуация казалась безнадёжной. Гарри против Волдеморта, один на один, пока отряды авроров и Пожирателей убивают друг друга где-то за стеной. Когда они неслись через огромный зал, утонувший в клубах красноватого дыма, никто даже не обратил на них внимания. Рон отстал, увидев своего отца, а Гермиона продолжала бежать за Гарри, петляя между размытыми силуэтами. Тогда ещё оставалась надежда, что Волдеморт не появится, что прибудет подкрепление, их заметит кто-нибудь из Ордена, и Гарри будет в безопасности. Но, глядя на ровный ряд песочных часов со стеклянными шариками и лихорадочно пытаясь сообразить, как же снять заклятье, если руки обездвижены, Гермиона понимала: помощи ждать неоткуда. Она даже не могла повернуть голову, чтобы взглянуть на друга, оставались только карикатурно изогнутые отражения на гранях полок, маховиков и портключей. Слепящая зелёная вспышка — и сдерживающее её заклятье исчезло. «Неужели Гарри победил?» Над головой послышался звон бьющегося стекла. В полуметре от неё взорвался, окатив дождём колючих брызг, какой-то шар. Полки рушились, нужно было выбираться. Девушка, неловко прикрывая лицо рукой, стала озираться в поисках Гарри. В центре комнаты лежало два тела. «Но ведь смертельное заклятье было только одно — Гарри не мог погибнуть. Его нужно скорее вытаскивать отсюда». Не замечая впивающихся в ладонь осколков, она поползла к центру комнаты. Внезапно звон стекла прекратился. Гермиона почувствовала, как пол уходит из-под ног, и из последних сил попыталась дотянуться до Гарри. Комната превратилась в светящийся водоворот: блеск стекла, бешено вращающиеся циферблаты маховиков. Уже понимая, что нет никакой возможности остановить перемещение, она сосредоточилась на том, чтобы попасть в Хогвартс. Земля больно ударила в колени. Последним, что Гермиона видела, прежде чем потерять сознание, была огромная фигура Хагрида, спешившего к ней. Девушка зажмурилась, отгоняя непрошеные воспоминания, облизала пересохшие губы и позвала мадам Помфри. Через секунду ширма отодвинулась, пропуская женщину, но тут же вернулась на прежнее место у неё за спиной. Целительница подозрительно оглядела пациентку и замерла у изножья кровати. Повисла тишина, неловкая и неправильная. Гермиону снова охватил страх: — Мадам Помфри, как Гарри? На лице целительницы отразилось недоумение, она нахмурилась, а потом неожиданно улыбнулась и заговорщически подмигнула: — Знаешь, директор запретил тебя расспрашивать, но ты хоть скажи, как себя чувствуешь. У Гермионы вмиг потеплело на душе. Значит, с её друзьями всё в порядке — школа продолжает работать, мадам Помфри шутит и как будто даже помолодела. Девушка прикрыла глаза и с улыбкой откинулась на подушки. Целительница привычно засуетилась, принесла стакан воды и зачем-то убежала искать Дамблдора. Ширма отодвинулась. Дамблдор наколдовал себе стул и уселся у изножья кровати. — Доброе утро. — Доброе утро, профессор. На языке вертелось столько важных вопросов, что облекать их в безличное «что произошло?» казалось просто кощунством. Не обращая внимания на напряжённое выражение лица директора, девушка задала самый главный: — Война закончилась? — И, не дожидаясь ответа, смущённо улыбнулась: — Когда Гарри и Рон смогут меня навестить? Старый маг молчал, видимо, обдумывая ответ. Гермионе стало не по себе. Как-то некстати пришло в голову, что о победе и спасении Гарри говорит она одна — Дамблдор и мадам Помфри просто молчат. — Юная леди, — одного взгляда на директора, пытающегося подобрать нужные слова, было достаточно, чтобы смутная тревога превратилась в панику, — скажите, пожалуйста, а какое сегодня, по-вашему, число? — Четвёртое мая, — девушка, стараясь оставаться спокойной, пожала плечами, — пятое уже, наверное… Я здесь долго? Старый маг нахмурился: — А какого года? Гермиона удивлённо подняла брови: — 1997-ого. Дамблдор кивнул, поправил очки и замолчал, пристально глядя на девушку. Гермиона замерла, с ужасом осознавая, что же мог означать этот вопрос… — Директор, вы что, меня не слышите?! Я должна вернуться! Я не могу сидеть в вашем 1977-ом, когда в моём времени, возможно, погибает мой друг! — Да нет же, мисс Грэйнджер, это вы не понимаете, — голубые глаза за стёклами очков-половинок насмешливо и немного грустно поблёскивали. — Вероятность того, что образовалась временная петля, стремится к нулю. Неужели в вашей реальности я исключу из школьного курса концепцию параллельных вселенных? Слушайте: когда-то давно одна волшебница задумалась над перемещениями во времени… Гермиона со вздохом откинулась на подушки. Теорию она знала. Чуть ли не наизусть выучила параграф, получив в начале третьего курса маховик времени. Голос директора звучал ровно и успокаивающе, напоминая об однажды выслушанном рассказе, создавая иллюзию нормальности происходящего… Девушка прикрыла глаза и приготовилась слушать. … Когда-то давно одна волшебница — многие говорят, что это была Ровена Рэйвенкло — задумалась над перемещениями во времени. Ведь скачки в трёх измерениях возможны — чем же хуже четвёртое? Злые языки утверждают, что, покорив время, ведьма хотела получить власть над миром. Историки считают, что причиной открытия стал чисто научный интерес, романтики верят в легенду о погибшем возлюбленном. Возьмём и мы её за отправную точку. Ровена Рэйвенкло потратила годы на исследования и эксперименты. Варила зелья, придумывала заклятья, искала в горах Шотландии звёздную пыль. И, наконец, создала артефакт, который должен был перенести её на десять лет назад, в тот день, когда её возлюбленный был ещё жив. Туда, где она смогла бы предотвратить его гибель. Но Ровена Рэйвенкло не была бы собой, если б не позаботилась о безопасности перемещения. Она разработала механизм, который исключал скачок, если выбранная точка пространства уже была занята. Десять лет — это большой срок. Кто поручится, что десять лет назад на этом самом месте не стоял человек, не резвились животные? И кто захочет отправиться в прошлое, зная, что может расщепиться, как при аппарации, и срастись с деревом, оленем или другим волшебником? Ровена Рэйвенкло была осторожна. Она сделала так, что слияние двух материй оказалось невозможным. Перепроверила расчеты, собрала вещи и отправилась в прошлое, где без её помощи погибал любимый. Закрутились стрелки на крошечных циферблатах, заструилась звёздная пыль в перевёрнутых песочных часах, волшебница пропала… и больше не появилась — ни десять лет назад, ни когда-либо ещё… Злые языки утверждали, что она ушла в прошлое и превратилась в королеву Мэб. Исследователи сошлись во мнении, что временной скачок невозможен и любая попытка его совершись фатальна. Кто-то верил, что за границей этого мира она встретила своего возлюбленного… И, как ни странно, они были правы. Пусть и не совсем… В этом мире возможно любое событие. Оказываясь перед выбором, человек не отдаёт предпочтения какому-то одному варианту, он выбирает их все, создавая тем самым новые вселенные, которые начинают своё самостоятельное развитие: сходятся, расходятся, существуют параллельно и продолжают ветвление. Мир представляет собой бесконечную и непрерывно расширяющуюся паутину реальностей, которые охватывают все вариации возможных событий. Существует вселенная, где Ровена Рэйвенкло никогда не встречалась с тем волшебником — она закончила свои дни в обществе ещё двоих основателей Хогвартса, даже не помышляя о скачке в прошлое. Существует вселенная, где её возлюбленный остался жив, а Хогвартс не досчитался своего «самого умного» факультета. Есть реальность, где Ровена Рэйвенкло родилась мальчиком, умерла в младенчестве или не была зачата вовсе. И именно существование бесконечного множества миров не учла в своих расчётах та первая ведьма, которая изобрела маховик. Её прибор работал. Он отсчитывал часы, месяцы, годы. Выдёргивал волшебника из «здесь и сейчас» и отправлял в ту точку времени и пространства, где тот мог оказаться, не расщепляясь. Единственная ошибка несчастной ведьмы заключалась в том, что, не найдя подходящей точки в «своей» реальности, маховик выкидывал волшебника в параллельную — ту, в которой не происходило расщепления. Много ли в мире подходящих вселенных? Бесконечность. Похожие на изначальную и совсем другие. Вселенные, в которых люди не знают магии, вселенные, в которых магия не возможна в принципе. Миры, заселённые разумными амёбами и не заселённые вовсе. И единственным критерием отбора является наличие свободного пространства в нужном времени и месте. И вместо того, чтобы просто остановить перемещение, маховик «копирует» волшебника во все подходящие миры, создавая очередную порцию ответвлений. Существует реальность, где постаревшая на десять лет Ровена Рэйвенкло спасла своего возлюбленного и сошла с ума, после того, как тот женился на её молодой копии. Существует вселенная, в которую неизвестная волшебница, свалившись из ниоткуда, принесла теорию пространственно-временных скачков. Есть и такая, где факультет ворона основали «сёстры» Рэйвенкло: младшая, которую забыли и вычеркнули из учебников, и старшая, которой приписывают изобретение маховика. Существуют миллионы вселенных, куда обезумевшая от горя ведьма совершала новые и новые скачки в поисках своей «родной» реальности и, уходя всё дальше в прошлое, до бесконечности клонировала себя в чужие миры, не в силах вернуться и не в силах что-либо изменить, порождала во всех реальностях легенды о путешественниках во времени, заставляя магов и учёных исследовать и изобретать… Вот только ни одна из этих вселенных не была её «родной». Несчастная волшебница, сама того не желая, открыла и доказала основное правило временных скачков: оступившись однажды, найти изначальную реальность уже не удастся. Новый мир ставит путешественника перед выбором: начать жизнь с чистого листа или продолжить скитаться в надежде переспорить теорию вероятности. Дамблдор замолчал. Гермиона лежала и, не мигая, смотрела в потолок. Вселенные, бесконечности… всё это она уже выслушала — на третьем курсе от профессора МакГонагалл. Успела осознать, испугаться, взвесить «за» и «против»… и решиться. В нагромождении бесконечности миров, неконтролируемых скачков и бесчисленных двойников петля времени кажется невозможной, если не одно «но»: существует реальность, где ты ещё до перемещения знаешь о своей копии из будущего. Идёшь по улице, видишь себя: «Кто ты?» «Я — это ты через двадцать минут». И через двадцать минут, взяв в руки маховик, ты будешь точно знать, что окажешься в своей реальности. Замкнутый круг. Ошибка в расчете высших сил. Это и есть петля. И именно это «я — это ты через 20 минут» и было обязательным условием использования маховика. Нет, Гермиона ни разу не разговаривала со своим двойником, но если до перемещения она была уверена, что отсутствовала в нужной точке пространства час назад, приходилось пропускать урок. Потому что, если час назад в этой реальности её не было, значит, при скачке в прошлое она окажется в какой-то другой. А, оказавшись в другой, найти свою «родную» вселенную уже не удастся. Остаётся лишь утешаться тем, что возможно, где-то есть мир, в котором имела место петля. — Послушайте, профессор, — Гермиона устало прикрыла глаза, — в 1997-ом я не сталкивалась со сведениями, подтверждающими моё присутствие в 1977-ом. Но я не сталкивалась и со сведениями, которые бы его исключали. В будущем — её жизнь, друзья, родители, там, возможно, погибает без её помощи Гарри. Она должна вернуться. Или хотя бы попробовать вернуться. И она не согласна ждать этого двадцать лет. Да и какова вероятность, что она эти двадцать лет проживёт? Воображение рисовало ей то самое бесконечное множество реальностей, которым пугала её профессор МакГонагалл. То самое, в котором она потерялась, чтобы уже никогда не найти дороги домой. Дамблдор грустно улыбнулся и покачал головой: — Мисс Грэйнджер, вы же знаете, что прыжок в будущее невозможен. Девушка кивнула: — Но ведь есть возвращающее зелье… Я про него читала, оно как раз для таких случаев… Старый маг усмехнулся: — Зелье есть, но оно предназначено, замыкать временную петлю, которая в данном случае крайне маловероятна… Дамблдор рассеянно наблюдал за паучком, карабкающимся по ширме. Девушка прикусила губу и отвернулась. Старый волшебник достал из кармана какую-то сладость, развернул и отправил себе в рот. Прожевал. Перевёл взгляд на Гермиону и примирительно улыбнулся: — Мисс Грэйнджер, на первых порах вам в любом случае придётся остаться в Хогвартсе. Поэтому предлагаю отложить этот спор до вашего выздоровления. Пока же вы будете находиться в больничном крыле. Всем, включая мадам Помфри и учителей, вы будете говорить, что получали образование на дому, а здесь оказались в результате несчастного случая… И придумайте себе новое имя… Гермиона чувствовала себя разбитой и опустошённой: жизнь с чистого листа, без друзей, без родных… даже без имени. И без надежды на возвращение. — Мне всё равно, придумайте сами, профессор. — Прозвучало грубо. Дамблдор, не обращая внимания на тон, пожал плечами и задумчиво потёр подбородок: — Ромина Грей вас устроит? Глава 2. ... Это произошло около четырёх месяцев назад, в теперь далёком 1997-ом. После рождественских каникул, проведённых на шестом курсе в Норе, они возвращались в Хогвартс. На Кингс-Кросс, перед самым барьером, Рон опрокинул тележку, столкнувшись с высоким господином в очках. Господин начал кричать и, увидев Буклю, пригрозил вызвать полицию. Миссис Уизли попыталась его успокоить. Рон посоветовал стереть память. Гарри предложил убраться, пока не появилась полиция. Гермиона толкнула тележку через барьер… и вместо платформы 9¾ буквально вывалилась в незнакомую комнату-темницу: каменный пол, каменные стены, высокий потолок, зарешеченное окошко, железная дверь. И тишина, как будто в ушах вата. Сначала она растерялась, потом испугалась, не поверила в реальность происходящего, попыталась найти выход, отчаялась, стала вспоминать молитвы, потом — теорию беспалочковой магии… потом — всё ещё раз сначала, снова и снова, пока не раздались шаги. Появился Люциус Малфой. Гермиона стояла, вжавшись в стену, ожидая допроса, пыток, смерти, проклятия, но только не ошибки, как она решила тогда: — Кто вы такая? Кем вам приходится Ромина Грей? И то, как напряжённо Малфой ждал её ответа, не позволило ей позже, когда всё закончилось, выкинуть имя из головы. — Переформулирую вопрос: имя Ромины Грей вам что-нибудь говорит? — Палочка была нацелена на неё, в голосе Пожирателя явственно слышалось раздражение. Гермиона попыталась отодвинуться, но лишь забилась в угол. — Нет, — и зачем-то помотала головой. Малфой опустил палочку и сделал то, чего от него никто не ожидал: он отпустил грязнокровку, подружку Поттера, попавшую в ловушку по ошибке. Он даже сам перенёс её к магическим щитам Хогвартса. А когда Гермиона, ещё не веря, что всё закончилось, осмелилась спросить о причине, ответом было совершенно неправдоподобное: — Двадцать лет назад я дал слово спасти магглорождённую ведьму по имени Гермиона Грэйнджер. Потом было триумфальное «спасение» аврорами, обследования, успокоительное в Больничном крыле, сотни вопросов… но ничего, что смогло бы пролить свет на причины произошедшего. И когда стало понятно, что объяснений не будет, гриффиндорское трио сделало то же, что и всегда: они сочинили свою версию случившегося. — И что сказал Дамблдор? Гриффиндорская гостиная уже давно опустела, но Гарри всё равно говорил шёпотом. Уж слишком невероятным казался тогда её рассказ: Люциус Малфой, обознавшись, спас Гермиону Грэйнджер. — Ничего не сказал. Рон обиженно фыркнул, Гарри толкнул его локтем. Гермиона со вздохом уточнила: — Он посоветовал за разъяснениями обратиться к Малфою, сказал, что похитили меня по ошибке, и за свою жизнь я могу не опасаться. Гарри усмехнулся: — Странно, что Волдеморт не извинился за свою ошибку лично… Повисло молчание. История была слишком нереальной. Когда авроры обнаружили Гермиону на границе территории Хогвартса, она, как, впрочем, и остальные связанные со случившимся, ждала разъяснений Дамблдора. Объяснил ли он хоть кому-нибудь? Или просто выдал каждому свой набор отговорок? Над ней он просто издевался: «Что было нужно Малфою?» «Информация о Ромине Грей». «Кто такая Ромина Грей?» «Лучше спросить у Малфоя…» И так несколько раз в различных формулировках. Девушка лихорадочно прокручивала в голове их бестолковый разговор, ища зацепку. Зацепки не было: только незнакомое имя и странная фраза про данное двадцать лет назад обещание. Огонь в камине медленно затухал, бросая последние отблески на стены, потолок и лица друзей. Они молчали, не глядя друг на друга. — А помните, у Дамблдора есть присказка, — Гарри нахмурился, собираясь с мыслями, — про «Гриффиндор борется за идею, а Слизерин — за своих». — И что? — Рон зевнул. — А то, — неожиданно резко начала Гермиона, — что мы можем взять за аксиому слова Дамблдора об отсутствии угрозы моей жизни, и тогда получается… До чего же всё просто! Секунду назад случайные и бессмысленные факты складывались в цельную картину. — Тогда получается, — перебил Гарри, в его глазах впервые за последние месяцы появился прежний азарт, — что Волдеморт вообще ни при чём! Рон переводил взгляд с Гарри на Гермиону, не понимая, к чему они ведут. — А если он ни при чём, — улыбнулась девушка, — значит, это личное дело Малфоя. — А Малфой — слизеринец, а слизерин борется за своих. Рон открыл рот от удивления, на его лице отразилось понимание: — А «свой» — это Ромина Грей, которая, по его мнению, как-то связана с Гермионой! Пожалуй, можно сказать, что так всё и началось… — Но вы ведь понимаете, мисс Грэйнджер, что стоит вам допустить малейшую ошибку — и вы «выпадете» из петли, — Дамблдор крутил в пальцах палочку, внимательно глядя на Гермиону. Девушка прикрыла глаза и попыталась спрятать торжествующую улыбку: подтвердить правдивость собственных слов она была готова хоть под Веритасерумом. А от такого доказательства отмахнуться нельзя. Что ж, если высшие силы решили дать ей шанс, она ни за что его не упустит. Подумать только — при спонтанном неконтролируемом перемещении угодить во временную петлю… — Директор, поверьте, я сделаю всё возможное. Волшебник не отрывал от неё изучающего взгляда. Гермиона вдруг подумала, что через двадцать лет, когда она-прошлая задаст вопрос о Ромине Грей, он будет смотреть точно так же, как будто ища в ней что-то. — Позвольте спросить, что же держит вас там в 1997-ом? Гермиона удивлённо подняла брови: — Предыдущие семнадцать лет моей жизни, профессор. Дамблдор задумчиво кивнул: — Очень гриффиндорский ответ, — и усмехнулся: — Что ж, посмотрим, как вы уживётесь со слизеринцами. Три месяца назад, в 1997-ом, они ухватились за свою теорию, как утопающий за соломинку. Пусть все их выводы базировались лишь на ряде допущений и предположений, пусть именно эти допущения и предположения позволяли им просто забыть о случившемся — то не имело значения. Важно было другое: просиживая часы в библиотеке и строя планы по шпионажу за Малфоем-младшим, друзья как будто возвращались в прошлое. Гарри впервые за многие месяцы ожил и проявлял интерес к окружающему миру. Рон и Гермиона, понимая, сколь зыбкой является эта перемена в его настроении, всеми силами старались не упустить её. Однако, несмотря на все усилия, приходилось признать, что результатом их поиска стали только новые вопросы без ответа. Ромины Грей не существовало: она не училась в Хогвартсе, не писала книг, не публиковала статей, не была персонажем историческим или вымышленным. Единственное, что удалось выяснить, — она разыскивалась. И, судя по всему, безрезультатно. И, если принять ещё одно допущение, Люциусом Малфоем. Объявлений было много. Первое Рон нашёл случайно, читая анекдоты в «Квибблере» двадцатилетней давности. Все остальные полностью совпадали с ним: «Разыскивается ведьма по имени Ромина Грей. Волосы прямые, тёмные, глаза серые, рост средний, особых примет нет. В 1978-ом году окончила Хогвартс, факультет Слизерин, с отличием». Затем следовала информация о вознаграждении и неизменная подпись — «Л.М.». И всё бы хорошо, но в списках выпускников за 78-ой Ромины Грей не было. Был Люциус Малфой, Северус Снейп, четвёрка Мародёров и Лили Эванс, была Нарцисса Блэк и Алиса Стэмптон (будущая Лонгботтом), была ещё парочка людей с известными или знакомыми фамилиями, но темноволосой сероглазой отличницы не было. Не было никого даже отдалённо на неё похожего. Гарри просидел час, рассматривая скудные статьи о своих родителях и крёстном. Весь азарт пропал, осталось чувство вины, и Гермиона сделала всё возможное, чтобы скорее забыть неудачную затею. Кто же мог предположить, что это она, сменив внешность и имя, будет отстаивать честь другого факультета, чтобы замкнуть временную петлю и, быть может, спасти Гарри. Гермиона размышляла над «возвратными условиями». Ерунда, конечно, но попробовать стоило. Пусть даже все книги по временнóй магии утверждают, что петля от человека в неё попавшего не зависит. Сидеть без дела было невыносимо, поэтому, столкнувшись с понятием «возвратное условие», девушка сразу же взялась за диаграмму. «Отметьте на оси времени все известные факты об ожидающих вас событиях, затем выделите имеющие непосредственное отношение к вам». Что она знает о Ромине Грей? Имя, внешность, факультет — тут никаких сложностей. «Окончила с отличием» — а разве может быть иначе? За лето программа шестого курса пройдена, остаётся ждать начала учёбы — не так и долго, кстати, остаётся. Что ещё? Первое найденное ими объявление датировалось началом августа 1978-ого. Значит, она покинет «это время» между окончанием экзаменов и серединой июля. Видимо, после выпускного бала. Гермиона потёрла виски и раздражённо прикусила губу. Оставалось ещё одно условие. Наверное, самое важное. И уж точно самое неясное: в течение следующих десяти месяцев Люциус Малфой даст ей слово спасти ещё не родившуюся Гермиону Грэйнджер. Более того, через двадцать лет он это слово сдержит. Не забудет, не спишет на совпадение, рискнёт свободой и, возможно, жизнью, чтобы выполнить обещание, данное исчезнувшему два десятка лет назад человеку. Что это? Страх? Но чем она может ему угрожать? Непреложный обет? Но как его добиться? Выгода? Гермиона прикрыла глаза, стараясь поймать воспоминание. Ведь было что-то — слух, сплетня… Поговаривали, что Люциус Малфой смог договориться с Министерством о признании невиновности, хотя это не удивительно… Поговаривали, что Дамблдор поручился за него. Хотя в это она не поверила — отмахнулась. Не дай боже, слух дошёл бы до Гарри… А ведь зря отмахнулась. Быть может, это и есть причина? Быть может, спасение Гермионы Грэйнджер даст ему шанс избежать Азкабана? Вполне может быть… Во всяком случае, похоже на правду. Она столкнулась с Малфоем три дня назад, в Косом переулке. Сноб белобрысый, чёртов модник… Гермиона, закрывшись в примерочной, пересчитывала деньги, которых, по мнению Дамблдора, должно было хватить на весь учебный год. В действительности же приходилось выбирать между сменным комплектом формы и простенькой парадной мантией. В то время как: — Пожалуй, эта смотрится лучше — я предпочитаю ручную вышивку… Самоуверенный, самодовольный, самовлюблённый денди. Девушка взяла два комплекта формы, убедив себя, что решать проблемы нужно по мере их поступления, и пять минут ждала, чтобы расплатиться, пока расторопная немолодая портниха заворачивала три школьных, три повседневных, две парадных и «эту тоже на всякий случай» для Малфоя, который едва ли посмотрел в её сторону. Да, он богат, красив, не глуп, хорошо воспитан, уверен в себе, ценит лишь собственное благополучие и выгоду. Через двадцать лет он не изменится. Дамблдор ошибся в своём афоризме: Слизерин борется не за «своих», а за себя. Ромина Грей не должна запугивать Малфоя, она должна убедить его, что спасение магглорождённой ведьмы через двадцать лет будет ему полезным. Интересно, согласно теории множества миров, где-то есть вселенная без её скачка в прошлое. Например, Гарри и Волдеморт сразились в другом зале, и на неё не упал злосчастный маховик. Или, столкнувшись с МакГонагалл, друзья задержались в Хогсмиде и не попали в Министерство. Или нападения не было вовсе… Ромина Грей, Слизерин, седьмой курс... Она задумчиво гоняла по тарелке шоколадный пудинг и исподтишка поглядывала на Гриффиндорский стол. Пир по случаю начала учебного года был в самом разгаре, и никто не обращал на неё внимания. Джеймс Поттер — Гарри действительно на него похож — что-то рассказывал Сириусу Блэку. Одной рукой он обнимал за плечи Лили Эванс. Родители Гарри погибнут через два года, Сириус Блэк — через девятнадцать. Питер Петтигрю — низенький, полноватый, неуклюжий, сейчас в чём-то милый и похожий на Невилла — станет предателем и, по сути, причиной гибели всех троих. Алиса Логботтом — Гермиона никак не могла отыскать её, хотя точно помнила, что она заканчивала Хогвартс одновременно с Мародёрами — сойдёт с ума под пытками Беллатрисы Блэк. Хорошо, что хоть с ней столкнуться не придётся. Хотя её сестра, будущая миссис Малфой, здесь — вон та улыбчивая девочка с огромными голубыми глазами. А ведь можно всё всем рассказать, предупредить, изменить будущее. Гарри не останется сиротой, Невилл будет воспитан собственной матерью… С другой стороны, Волдеморт не сгинет в первый раз, создаст последний крестраж и обретёт бессмертие. Нет уж, пусть альтернативную историю пишут её двойники. Гермиона должна замкнуть петлю и помочь Гарри, должна вернуться в будущее, чтобы прожить свою жизнь. — Ну-ка, постой! Ты что, тоже первокурсница? Гермиона замерла на пороге, с недоумением глядя на слизеринского старосту — Люциуса Малфоя. Ставшая привычной за лето гостиная встретила Ромину Грей шумом разговоров, мельканием мантий и насмешливым взглядом холодных серых глаз. Рядом с парнем тут же появилась Нарцисса и неожиданно тепло улыбнулась: — Ты новенькая? Лидия про тебя говорила… Малфой поджал губы: — Ну пусть тогда Лидия покажет ей спальню и ознакомит с распорядком, — рассеянно кивнул он, и, потеряв всякий интерес, направился к группе парней у камина. — Лидия — это староста. Она семикурсница, но у неё отдельная спальня. В нашей спальне всего трое: я, ты и Джейн. — Нарцисса Блэк была милой: общительной, радушной, дружелюбной. Гермиона искала в ней надменную и высокомерную женщину, которую встретила на Чемпионате по Квиддичу, и не находила. Хорошие манеры, правильная речь, но при этом на лице вместо характерно-брезгливого выражения добрая улыбка. Да, помогала она скорее из вежливости, но в этой вежливости не было ни холода, ни фальши. — Это Джейн, это Кэтрин, Марк, Люциус, Эдвард, Северус, Артур, Изабэль, Лидия (да, Лидия, это Ромина Грей, про которую тебя предупредил декан), Джон, Розалинда, Томас… Гермиона запомнила от силы половину. Стараясь разглядеть Снейпа, пропустила следующих двух, попыталась заговорить со старостой, но ту отвлекли первокурсники. В итоге, окончательно потерявшись в водовороте чёрно-зелёных мантий, девушка предпочла скрыться в спальне. Знакомство состоялось — могло быль лучше, могло быть и хуже. Ромина Грей торопливо разделась и, задёрнув полог, улеглась спать. Ночью ей снилось, как Гермиона Грэйнджер уговаривает Лили Эванс выйти замуж за Люциуса Малфоя, чтобы исключить возможность нападения Волдеморта на Гарри… Глава 3. ... — Спасибо за блестящий ответ, мисс Грей. Пять баллов Слизерину. — Профессор Слагхорн довольно потёр руки (ещё бы: за прошедшие две недели благодаря новенькой его факультет получил чуть ли не сотню баллов) и продолжил объяснения. Гермиона пробежала глазами по лицам сокурсников, чтобы встретить цепкий и оценивающий взгляд слизеринского старосты. Губы Малфоя изогнулись в одобрительной усмешке, он слегка кивнул и отвернулся. Слизеринцы приняли новенькую. Спокойная, за пределами аудиторий ненавязчивая, осторожная — Ромина Грей хорошо вписалась в компанию. Тот, кто ждал её подсказок на уроках, считал её дружелюбной и готовой помочь. Тот, кто кичился своим происхождением и хвастал приёмами в родовом поместье, видел внимательную (возможно, даже почтительную) слушательницу. Так и должно было быть. Гермиона была готова подсказывать одним и слушать других — лишь бы никто не заметил нищую и безродную грязнокровку. Сначала она боялась, что кто-то подвергнет сомнениям её рассказ о матери, которая приехала из Австралии, чтобы уладить дела с наследством. Легенда была проработана до мельчайших деталей, согласована с Дамблдором и вызубрена наизусть вместе с именами и датами рождения вымышленных родственников до десятого колена. Но слизеринцам оказалось достаточно знать, что новенькая происходит из семьи магов и в её поместье не проходит каких-либо общественно значимых мероприятий. Ну и ещё она приносит факультету дополнительные баллы. Гермиону такое положение вещей устраивало. Она знакомилась, наблюдала и день за днём постигала новую науку — «быть Роминой Грей». Плыть по течению. Жить среди слизеринцев. Знать будущее и молчать. И не пытаться ничего изменить. Это её жизнь и её выбор. Взвешивая все «за» и «против», она каждый раз приходила к выводу, что её место в будущем. А чтобы вернуться, она должна всего лишь прожить этот год и окончить его на «отлично». Это она может. Это не сложно. Главное не поднимать глаза и не видеть, как Джеймс Поттер и Сириус Блэк подтрунивают над Питером Петтигрю. — Эй, смотри, куда идёшь! Гермиона потёрла ушибленное плечо и подняла недовольный взгляд на толкнувшего её парня: — Ой, извини, Сириус. Могла бы и не извиняться, как-то само вырвалось — уважение к старшим вспомнилось, видимо… Будущий крёстный Гарри — статный темноволосый с неожиданно лукавым взглядом — удивлённо приподнял брови: — А ты кто? Девушка попыталась изобразить смущённую улыбку: не нужно было называть «незнакомого» человека по имени. — Ромина Грей. Сириус нахмурился, вспоминая имя: — Ты не из наших, да? Прозвучало так знакомо и по-гриффиндорски, что Гермиона невольно заулыбалась: — К сожалению, не из ваших. Сириус одобрительно хмыкнул. Так началось её знакомство с Мародёрами — на самой первой вечеринке Слагхорна, ещё до начала бесконечно скучного представления «гостей». Сириус хохмил и выпендривался, Гермиона смеялась. В голове эхом стояли крики Гарри в Министерстве у Завесы. Она кусала щёку изнутри, повторяя про себя, что это сон: этого не было, это неправда, это другой человек. И смеялась ещё громче. На них оборачивались. Девушка натолкнулась на презрительный взгляд Малфоя и замолчала. А потом вдруг решила, что назло белобрысому снобу, назло всем аристократичным и знатным слизеринцам будет дружить с Мародёрами. Переборщила, конечно, с «дружить» — не бывает дружбы гриффиндорцев со слизеринцами, особенно в такие времена. Но «общаться» — вполне подходящее слово. Тем более что общаться с Сириусом легко и весело. «Здорόво» — в Большом зале после завтрака, «как жизнь» — после совместной трансфигурации, «это Лили, она не хуже тебя разбирается в Зельях» — пока профессор Слагхорн не начал занятие. Ино
|
