Первобытные верования как практическое воплощение мифа.

Первобытные верования как практическое воплощение мифа.

Первоначальный синкретизм мифологического сознания не позволяет говорить о мифе как особой форме религии, философии или искусства. Тем не менее все эти формы мировоззрения сосуществуют в мифе в неявном и нерасчлененном единстве. Миф – это одновременно и предфилософия, и предрелигия , и преднаука.

Особенности мифологического сознания наиболее ярко проявляются в таких типах первобытных верований как фетишизм, тотемизм и магия. Следует учитывать, что фетишизм и тотемизм на ранних этапах развития не были религией, если понимать ее как относительно самостоятельную, обособившуюся сферу духовной жизни.

Фетишизм — она из самых ранних форм древней культуры, известная практически всем народам нашей планеты.( Ф. — религиозное поклонение неодушевленным предметам, которым придается сакральное значение. )

Фетишизм наделяет непосредственно видимую и осязаемую вещь несвойственными ей силами или функцией, перенося на нее социальные функции первобытного коллектива и овеществленные силы природы. В роли фетишей выступают, как правило, самые обычные вещи с которыми сталкивается первобытный человек в процессе жизнедеятельности. Этнографы неоднократно замечали, что объектами культа в примитивных племенах становились палки, камни простые булыжники, которым приносили жертвы крови. На Новых Гебридах поклонялись голышам, промытым водой. «Вещь, которую ты видишь перед собой, она сама и ничто больше есть бог», - писал Узенер, однако, следует учесть, что само понятие «бог» - результат гораздо более позднего развития и его не могло быть на ранних стадиях мифологического сознания. Известно описание своеобразного «музея фетишей», увиденного исследователями в одной из африканских деревень. В хижине, где жил старый негр, было собрано до 20 000 фетишей: различные осколки, черепки, большие и маленькие камни, лоскутки. Каждый из этих предметов был подобран и сделан фетишем в силу какой-то конкретной услуги, которую он когда-то оказал своему владельцу.

Следует заметить, что современная наука не располагает чисто фетишистскими и тотемистическими мифами, но путем ретроспективного анализа можно выделить элементы этих мифов в более поздних мифологических системах. Возможность такого анализа обусловлена характерным для развития мифа симбиозом прошедшего с настоящим. Ни одна предыдущая стадия развития мифа не исчезает и не преодолевается последующей, но продолжает существовать наряду с ней, образуя тем самым сложную структуру мифологического образа, персонажа, сюжета. С этим связано и то, что несмотря на все идейно-художественное развитие таких позднейших образов древнегреческой мифологии как Зевс, Гера, Аполлон и др., они могли даже в период наибольшего расцвета греческой цивилизации почитаться в идее камней, кусков дерева, то обработанных, а то и совсем необработанных. Известны упоминания о представлении Зевса в виде каменной пирамиды, колонны (на Ликейской горе) и т.п. Можно предположить, что и дуб Зевса в Додоне, который являлся одним из древнейших и авторитетнейших оракулов, первоначально понимался не как дуб Зевса, но как сам Зевс. Сходные представления существовали об Аполлоне и других богах Олимпийского пантеона. В Мегирах был камень, который почитался за Аполлона Карнейского, мать Аполлона Лето почиталась на Далосе в виде бесформенного полена, сестра его Артемида – как чурбан. Можно сказать, что все боги древних религий имели свое фетишистское и тотемистическое прошлое.

Несомненно, что фетишизм и тотемизм явления взаимосвязанные, имеющие общие социальные и гносеологические корни. Однако, в тотемизме на первый план выступает идея коллективности, сущность тотемизма - в самоотождествлении первобытного клана с каким-то животным, реже - с растением, тогда как фетишизм такого тождества не предполагает. Тотем связывает данный человеческий коллектив с данной территорией, настоящее – с прошлым, культурное и социальное – с природным. В условиях, когда кровные узы не осознавались, принадлежность к одному тотему служила важнейшим фактором поддержания единства и целостности коллектива. Недаром в некоторых языках первоначальное значение слова «человек» было «соплеменник», «из моей деревни», люди вне племени представляются потом дьяволами, чертями, варварами. Название местности и племя часто совпадали и носили имя тотема.

Ранние тотемистические представления базируются на нерасчлененности в сознании первобытного человека субъекта и объекта, природного и культурного начал, на отождествлении вещей не по существенным, а по случайным, внешним признакам. На основании внешнего сходства, которое, по мнению индейцев бороро, существовало между ними и арара (попугами), бороро утверждали, что они уже сейчас являются настоящими арара и настаивали, что между ними и арара существует тождество по существу. Наиболее яркие примеры тотемизма дает нам египетская мифология, где практически каждый бог имел свое, тождественное с ним тотемное животное. Известно о почитании богини неба Нут в образе коровы, Гора в образе сокола, Амона – как гуся или барана.

Тотем каждого человека рассматривается как нечто тождественное с этим человеком. С другой стороны, за каждой тотемной группой предполагается способность оказывать влияние на большее или меньшее изобилие растений или животных, имя которого носит данная тотемная группа. Тесная связь тотемизма с фетишизмом проявлялась в фетишизации изображения тотема. Части тотема животного или птицы являются фетишами у американских индейцев; женщины рода волка вплетают в волосы полоски волчьей шкуры, а мальчики носят сзади волчьи хвосты, шкура волка – любимый фетиш охотника этого рода.

Человек и продукты его жизнедеятельности на раннем этапе также истолковывались в русле фетишистских и тотемистических представлений. Одушевленность еще не осознавалась как нечто специфически человеческое, духовная жизнь отождествлялась с деятельностью всего организма или с его отдельными функциями. Душа на этом уровне понимается столь же обыденно и материально как и прочие органы человеческого тела. Чаще всего душа отождествляется с кровью или диафрагмой (у Гомера). Дж.Фрэзер, описывая систему табу, существовавшую в некоторых примитивных обществах, замечает: «Боязнь пролить кровь на землю в общем объясняется верой в то, что в ней пребывает душа и что в силу этого земля, на которую попадает кровь,становится табуированной, или священной». (Дж. Фрэзер Золотая ветвь) Он также приводит много примеров отождествления души с тенью, отбрасываемой человеком. По этому представлению ущерб, нанесенный тени, рассматривается как ущерб личности ее владельца. Эскимосы Берингова пролива верят, что некоторые люди обладают способностью выкрадывать душу человека, а без нее он чахнет и умирает. Во многих примитивных племенах наступить на тень человека значило нанести ему неслыханное оскорбление. Часто душа представляется птицей, готовой улететь. В таком случае, чтобы возвратить душу на место можно воспользоваться рисом как приманкой. При этом малайцы, например, не только разбрасывают рис, но и кудахтаньем призывают душу вновь вернуться к ее владельцу.

Фетишистские и тотемистические представления о вещах и явлениях природы неразрывно связаны с определенными магическими операциями, имеющими целью как-то повлиять на эти объекты. Магия, в свою очередь, невозможна без представления о вещах как о фетишах и тотемах. Магические операции основываются на представлении о том, что вещи, которые хоть раз были в контакте, продолжают и после этого оказывать влияние друг на друга (смежность подменяет причинность, «после этого, значит вследствие этого»), а также на представлении о том, что подобное рождается подобным. Основным условием для достижения желаемого результата является, с точки зрения участника магических операций, строгое и неукоснительное соблюдение определенных магических обрядов и правил. При этом предполагается, что одно событие с необходимостью следует за другим, не требуя пока еще вмешательства какого-либо духовного агента. В то же время, магия для первобытного человека – это не свод теоретических положений, а целый ряд практических установок: колдовских действий и обрядов, требующих скрупулезно-точного соблюдения. Магические операции в большинстве своем связаны с представлением о некой безликой, невидимой и недифференцированной силе, разлитьй в мире. Термин «сила» в данном случае является не совсем точным, в русском языке это представление скорее могло бы быть обозначено как «нечто», с функциями существительного и прилагательного. Это «нечто» (в разных языках называемое по-разному: мана, оренда, имуну, вакан, мумунгу и т.п.) связывает и соединяет все предметы и явления окружающего мира. В основе любой магии лежит представление о том, что вещи каким-то образом воздействуют друг на друга благодаря существующему в них и между ними «нечто». Дж. Фрэзер пишет о роли магии на Востоке : «Древняя магия лежала в основании самой религии, Верующему, если он желал добиться расположения бога, ничего не оставалось, как прибрать его к рукам с помощью обрядов, жертвоприношений, молитв и песнопений, которые открыл ему бог, и которыми этого последнего принуждают сделать то, что от него требуется.» В качестве составной части магия входит во все позднейшие религиозные системы.

Фетишистские и тотемистические представления, соответственно переосмысленные, войдут в качестве составных элементов в позднейшие религиозные системы. Например, тотемистический обряд разрывания и поедания тотемного предка позднее трансформируется в идею причащения, почитание раскрашенных камней и досок - в культ икон. «То, что в религии будет именоваться богом, здесь впервые появляется в образе кравчего, расчленителя, раздатчика частей тотема-зверя. Само понятие бога в фетишизме и тотемизме еще не сложилось, не оформилось представление о существовании иного, сверхъестественного мира, так как эти понятия предполагают значительную степень абстракции, на которую первобытный человек еще не способен.

Для мифически мыслящего человека все материальное тождественно идеальному, телесное – духовному, живое – неживому. Разделение мира на естественный, земной и сверхъестественный, потусторонний еще четко не проводится. Часто потусторонний мир мыслится простым продолжением земного существования. Люди здесь также живут родовыми общинами, охотятся, женятся и т.д. Между этими мирами нет непреодолимой преграды, представляется, что мертвые могут оказывать влияние на жизнь живых, и наоборот. Важно отметить, что эти два мира здесь еще качественно неотличимы, нет представления о «сакральности», «святости» одного и «греховности» другого.

Таким образом, можно сделать вывод, что мифологическое сознание не равнозначно религиозному, представляя более древнюю синкретическую форму общественного сознания. Не следует, однако, думать, что первобытное сознание полностью лишено абстракции. Развитие человеческого сознания – это процесс развития отвлеченного мышления и этот процесс происходит непрерывно. На первых этапах абстрактные понятия не осознаются еще в качестве таковых, выступают в конкретной, чувственной форме, но возможность их появления уже заложена в самой природе человека.

ИСТОКИ И СМЫСЛ СОВРЕМЕННОГО МИФОТВОРЧЕСТВА

Современный мир с его новыми и вечными проблемами вновь сделал актуальным активное противостояние науки и мистицизма, рационализма и иррациональности. Казалось бы, навсегда побежденный в прошлом, иррационализм вновь возрождается в свехрациональном, технократичном и прагматичном 21 веке, находя свое выражение в различных формах современного мифотворчества. Это позволяет сделать вывод о том, что миф совечен человечеству и сопричастен ему, он есть универсальный спутник человеческой истории. И при всем разнообразии исторического содержания, при всем богатстве и уникальности индивидуального и общественного мировосприятия, нельзя не заметить, что формы и схемы, в которые воплощается это содержание, едины и вневременны. Эти общие архетипические формулы составляют своего рода интеллектуально-эмоциональный скелет человечества, лишний раз свидетельствуя о его духовном единстве. Выражением этого единства и является миф.

Таким образом, мы можем говорить, что современное мифологическое сознание содержит в себе все те же основные качества и характеристики, что были свойственны и мифам глубокой древности. Это прежде всего образность, чувственная конкретность, объективация субъективного, компиляция различных свойств и представлений. При этом современный миф вовсе не обязательно должен обращаться к сверхъестественным реалиям и персонажам, он может быть вполне наукообразен и правдоподобен. Тем не менее, истолкование реальности в нем будет подчинено не логике и рациональным доводам, а эмоциям и настроениям. Следует в то же время различать искусственное мифотворчество, или мифологизм как сознательное создание мифов с помощью использования типичных для древних мифов конструкций ( широко применяемы в рекламе приемы оживотворения, антропо- и зооморфизма, резкое противопоставление «мы-они», эксплуатация бессознательных эмоций и потребностей) и собственно мифотворчество - по большей части стихийное возникновение и распространение мифа, как эмоционального, нетеоретизированного, внелогического объяснения действительности. Подлинный миф в качестве необходимого элемента обыденного сознания существует и воспроизводится на протяжении всей истории развития человечества, однако, в разные периоды этой истории на первый план выдвигались разные виды мифа: религиозный миф, моральный, политический и т.п.

В чем же причина живучести мифологических схем? Бытие человека в современном мире – это прежде всего напряженный и мучительный поиск смысла жизни, попытка разгадать природу и тайну собственного существования. Никогда прежде человечество не заглядывало так близко в лицо собственной смерти. Мировые и региональные войны, социальные конфликты, экологические, экономические и научные кризисы рождают чувство страха и незащищенности, эсхатологические и апокалипсические настроения. Не в силах изменить действительность, человек отказывается от рационального осознания её, ища прибежище в мифе.

Духовное отчуждение человека, потеря им нравственных ориентиров рождает чувство одиночества и заброшенности, стремление любой ценой вернуться в общество, достичь единения на базе какого-то общего всем мировоззрения, традиционного образ жизни. Этим объясняется широкое распространение так называемых «ностальгических мифов», которые призывают утвердить «старые добрые» (традиционные) ценности, или же вернуться назад, к бессознательному единству первобытных общин.

Коренная ломка устоявшегося уклада жизни, традиционных представлений о мире и обществе осознается многими как кризис цивилизации вообще, как неспособность разума справиться с проблемами современного «больного» общества. Отсюда вытекает разочарование в рационализме и обращение к иррационализму в поисках вечных и неименных истин, абсолютных оснований, заданных свыше и неподверженных историческим изменениям. Миф рассматривается и как способ отрешиться от ограниченности человеческого разума и как возможность воспринять истину непосредственно, интуитивно или мистически.

ХХ век - век бурного развития науки, научных революций и технических достижений. Однако, как писал когда-то К.Ясперс «Должен был обмануться всякий, кто искал в науке основы своей жизни, руководства в своих действиях, самого бытия». Растущая сложность и специализация научных знаний порождает, с одной стороны непонимание его проблем неспециалистами, с другой – замкнутость на какой-то одной области исследования, нежелание и неспособность самостоятельно оценивать и критически осмысливать сложившуюся ситуацию. Помимо этого, современные «сциентистские» мифы активно используют те области и сферы человеческой деятельности, которые лежат за пределами научного рассмотрения («летающие тарелки», всевозможные «барабашки», телекинез и т.п.).

Распространение и широкое функционирование современных мифов становится возможным с помощью средств массовой информации, агрессивной рекламы и пропаганды. Человек сегодня все чаще становится объектом манипулирования с помощью навязываемых ему стандартов потребления и поведения. И это говорит о том, что современные мифы, в отличие от более ранних, являющихся результатом стихийного творчества, в большинстве своем являются продуктом сознательного, преследующего утилитарные цели творчества определенных идеологов. Это не исключает возможности стихийного возникновения мифов в массовом обыденном сознании, но процесс этот, как правило, управляем и контролируем. С другой стороны, мифы, создаваемые на идеологическом уровне, могут стать действительными, живыми мифами только будучи включенными в это массовое сознание, ибо, как и в древние времена, миф остается той сферой, где значение имеет не личность , но масса. Личность разрушает миф, и чтобы этого не допустить миф активно противостоит личности, всеми способами вовлекая ее в систему своих ценностей.