Марк Твен. Относительно табака.

Марк Твен. Относительно табака.

Относительно табака существует уйма предрассудков. И главный из них -

будто в этом вопросе есть какой-то общий критерий, тогда как такого критерия

нет. Привычка - вот единственный критерий, только ею человек и

руководствуется, только ей и подчиняется. Всемирный конгресс любителей

табака и тот не мог бы найти эталон хотя бы для двух курильщиков и вряд ли

повлиял бы на их привычки.

Другой предрассудок состоит в том, будто бы у каждого курильщика есть

свой собственный критерий. Такого критерия у него нет. Он думает, что есть,

но на самом деле - нет. Он думает, что может отличить сигару, которую

считает хорошей, от сигары, которую считает плохой, но он этого не может. Он

судит по марке, а воображает, что судит по вкусу табака. Подсунь ему самую

дрянную подделку, но с его любимой маркой - он с удовольствием выкурит ее и

ничего не заподозрит.

Двадцатипятилетние юнцы с семилетним опытом курения пытаются мне

втолковать, какие сигары хорошие, а какие плохие. Это мне-то! Да мне даже не

надо было учиться курить - я курил всю свою жизнь; да я только появился на

свет - сразу попросил огонька!

Никому не дано знать, какая сигара для меня хороша! В этом деле я сам

себе судья. Люди, считающие себя знатоками по части сигар, утверждают, что я

курю самые дрянные сигары в мире. Они приходят ко мне в гости со своими

сигарами и, как только увидят, что им грозит знакомство с моим сигарным

ящиком, проявляют недостойный страх и врут, что им нужно бежать на свидания,

которых они вовсе и не назначали. А теперь посмотрим, до чего могут довести

предрассудки, особенно если за человеком установилась определенная

репутация. Однажды я пригласил на ужин двенадцать близких друзей. Один из

них славился своим пристрастием к дорогим, изысканным сигарам, точно так же

как я - к дешевым и скверным. Предварительно я наведался к нему и, когда

никто не видел, заимствовал из его ящика две пригоршни его любимых сигар;

они стоили по сорок центов штука и в знак своего благородного происхождения

были украшены красным с золотом ярлыком. Я содрал ярлык и положил сигары в

ящик, на котором красовалась моя излюбленная марка - все мои друзья знали

эту марку и боялись ее, как заразы. Когда после ужина я предложил сигары,

они закурили, героическими усилиями стараясь выдержать выдавшее на их долю

испытание. Веселость их как рукой сняло, все сидели в мрачном молчании. Их

мужественной решимости хватило ненадолго: один за другим друзья бормотали

извинения и с неприличной поспешностью бросались вон из дома, наступая друг

другу на пятки. Когда утром я вышел посмотреть, чем кончился мой

эксперимент, все сигары валялись на дорожке между парадной дверью и

калиткой. Все, кроме одной - эта лежала на тарелке моего друга, у которого я

их позаимствовал. Видно, больше двух затяжек он не вынес. Позднее он сказал

мне, что когда-нибудь меня пристрелят, если я буду травить людей такими

сигарами.

Уверен ли я сам в том, что люблю какие-то определенные сигары? Ну

конечно абсолютно уверен - если только кто-нибудь не надует меня и не

наклеит мою марку на какую-нибудь дрянь, - ведь я, как и все, отличаю мои

сигары по марке, а вовсе не по вкусу. Однако я человек разносторонний, и

нравится мне многое. Например, я считаю хорошими все те сигары, которые не

курит никто из моих друзей, а те, которые они считают хорошими, я считаю

плохими. Пожалуй, меня устроит любая сигара, кроме гаванской. Люди думают,

что уязвляют меня в лучших чувствах, являясь ко мне в гости в спасательных

поясах, то есть хочу сказать - с собственными сигарами в карманах. Но они

глубоко ошибаются: в подобных обстоятельствах я принимаю те же самые меры.

Когда я иду в опасное место, то есть в богатый дом, где, как водится, курят

только дорогие сигары с красным с золотом пояском, а хранятся они в ящичке

из розового дерева, выложенного влажной губкой; сигары, на которых нарастает

гнусный черный пепел и которые горят с одного бока, и воняют, и жгут пальцы,

- жгут все сильнее и сильнее и воняют все омерзительнее, когда огонь уже

пробрался вглубь, через благородный табак,- а его-то всего с наперсток в

самом кончике сигары! - и в конце концов уже невозможно вынести эту вонь, а

владелец сигары тем временем расхваливает ее на все лады и сообщает вам,

сколько стоит эта отрава, - так вот, когда мне грозит такая опасность, я

тоже принимаю меры защиты: я приношу с собой свою любимую марку-двадцать

пять центов за ящик-и продолжаю жить на радость своему семейству. Я даже

могу сделать вид, что закурил эту сигару в красной подвязке, - ведь я

человек воспитанный, - но минуту спустя я незаметно сую ее в карман, чтобы

отдать потом нищему, - их ко мне много ходит, - и закуриваю свою

собственную; и когда хозяин начинает расхваливать сигары, я вторю ему, но

когда он говорит, что они стоят сорок пять центов штука, я молчу, потому что

мне-то лучше знать,

Однако, если уж говорить начистоту, я настолько терпим, что еще не

встречал сигары, которую не мог бы курить. Не могу я курить только те, что

стоят по доллару за штуку. Я их тщательно исследовал и установил, что

делаются они из собачьей шерсти, и притом не лучшего качества.

Я неплохо провожу время в Европе, потому что на всем европейском

континенте курят сигары, перед которыми сплоховал бы даже самый закаленный

нью-йоркский мальчишка-газетчик. В прошлую поездку я захватил сигары с

собой, но больше я этого делать не стаду. В Италии, так же как и во Франции,

торговля сигарами является правительственной монополией. В Италии есть три

или четыре отечественных марки: "Мингетти", "Трабуко", "Виргиния", и еще

одни сигары, похожие на виргинские, только еще злее. "Мингетти", большие и

приятные на вид, стоят три доллара шестьдесят центов сотня; за неделю я могу

выкурить их целую сотню - и все с удовольствием. "Трабуко" меня тоже вполне

устраивают; сколько они стоят, не помню. А вот к виргинским надо привыкнуть,

любовь к ним врожденной не бывает. Они похожи на напильник - тот, что

называют "крысиный хвост"; правда, некоторые считают, что курить крысиный

хвост еще хуже. В середину вложена соломина, ее надо выдернуть, и тогда

останется вроде как дымоход, а то тяги будет не больше, чем в гвозде.

Впрочем, некоторые, по неопытности, предпочитают гвозди. И все-таки мне

нравятся все французские, швейцарские, немецкие и итальянские сигары, и я

никогда не интересовался, из чего их делают. Да этого, наверно, никто и не

знает! У меня даже есть любимая европейская марка курительного табака: его

курят итальянские крестьяне. Оп рыхлый, сухой и черный и с виду похож на

спитой чай. Когда его раскуришь, он вспухает, поднимается и вылезает из

трубки, а потом вдруг падает тебе за жилетку. Сам по себе этот табак стоит

очень дешево, зато увеличиваются расходы на страхование от огня.

Так вот, как я уже отметил вначале, вкус на табак - это предрассудок.

По части табака нет никаких критериев, я имею в виду - никаких объективных

оценок. Привычка - вот единственный критерий, только ею человек и

руководствуется, только ей и подчиняется.