Алина Гребешкова

Алина Гребешкова

Веретено

Веретеном растянуть бы время,

как шерстяной шарф становится километровым после стирки,

порошком выбелить память,

черные пятна,

разводы

вычистить и забыть,

спрятаться в ворохе чистого постельного белья,

накрыться одеялом любимых объятий.

И глаголом жечь не сердца,

а сделать татуировку по диафрагме, под ребрами, на животе, тонкой нитью обвести,

протянуть пуповиной до головы, по шее, губам, глазам и внутрь –

вены, артерии, сетчатое полотно мыслей-желаний,

чтобы, когда забудется, взглянуть на собственное тело и задышать:

ды-

ха-

ни-

е.

Чувствовать теплую ладонь на животе половинкой плоти горячего хлеба,

тут же запах его тянет на верёвочке и нанизывает бусинами:

деревянную лошадку, деревянную колыбель, деревянную прялку с облаком шерсти,

деревянные окна с ажуром, деревянные косые заборы,

но люди не деревянные, а молочные, кровяные, травяные –

сошедшие – живая сила тех, кто пойдет за ними.

Теплая ладонь поднимается выше,

гладит по ребрам – стенам храма,

купол его венчает не жертва,

колокол звенит громче, сильнее,

ребенок плачет от обиды, злости, страха –

не понимают, не любят, скрыться,

не высовываться, рыбой зарыться в песок.

Девочка, дорогая, прекрасная, любимая,

стань счастливой!

Будто в разбитый кувшин утекает вода

назад,

но не время –

веретено –

не растянешь,

запрядёт расстоянием,

завяжет узелки памяти

в вечность дыханием.

Сжаться до размеров вселенной, свернуться эмбрионом,

родные ладони обовьют коконом

от живота до шеи,

будто листья тела деревьев,

обнимут теплом,

тонкая нить заплетется воедино –

веретено.

Череда

Полыньевое море – горечь и детство:

дом из красной глины с красным углом,

прялка стучит, вздыхает тесто,

всё по часам своим чередом.

Череда, душица, зверобой,

отражает небо чистая роса,

по земле бежит маленький бог

и хватает за уши чёрного пса.

Ледяная речка среди полей,

дикая смородина и горький мёд,

вырастают боги в больших людей –

закружило времени круговорот.

И ушёл под землю бабушкин дом,

там не слышно лая чёрного пса,

никогда не вернуться в детский сон,

где цветёт душица и череда.

Пирожки

Моя мама жарила пирожки размером с корабль, вставала рано, когда ещё не проснулись облака,

пыхтела пароходом задумчиво на кухне.

Может, и пела, но я не слышала.

Никогда.

Рыб тоже неслышно, но это не значит, что они не поют.

Пирожки жарились, будто грешники в аду, горячее масло брызгало во все стороны каплями лавы.

За какие грехи мама их туда отправляла, мне неизвестно.

Но чтобы стать кораблем, долгий путь пройдет тесто.

Время растянуто в пространстве кухни. Я ощущаю его на себе.

Долго.

Слишком долгое рождение нового. Неужели и меня так когда-то ждали?

Мама говорит, я могла быть пятой. Но арифметика не складывается: старшая сестра,

а где ещё трое?

Она молчит и не возвращается к разговору.

Я же знаю, что была рыбой, плавала в водах, нежно плавниками мамы касалась.

Мне так казалось, но чтобы ощутить боль, нужно стать мамой. И тогда полюбить родившую тебя.

Главное, успеть понять, что являешься продолжением вселенной.

И принять ее внутри себя.

Воскресенье.

Она жарит пирожки размером с корабль. Фартук – в муке. Руки – в мозолях.

Чистит лук и картофель, старается не шуметь.

Я бегу к ней теплой и большой, размером с дом, она – и есть дом.

Улыбается, вытирает пот с лица. Разминает тесто, будто больную шею:

тянет кожу в разные стороны, мнет его, вселяет уверенность –

ты будешь лучшим пирожком из всех братьев. Скалкой разглаживает бока,

грациозно кончиками пальцев придает форму, шов накладывает посередине.

Нежно хлопает по спине творение.

Я повторяю каждое движение.

Но в моих руках рождается уродец, заболевший смертельной болезнью,

таких скидывали с вершины скалы греки.

Но мама возвращает ему жизнь. Подминает бока, колдует.

И о чудо! Его уже не отличить от остальных братьев.

Солнце забывая рассвет, озаряет лучами старый шкаф, дверь, лучами гладит маму и меня.

Тесто раздувает в битве с маслом, оно ворчит, ему страшно перейти в новое состояние.

Чай с лимоном.

Моя мама создавала корабли. Она обнимет меня плавниками. Мы уплывем в дальние страны,

когда встретимся вновь на старой кухне, чайник кипит, теплые руки, мне пять лет,

а впереди – взрослая жизнь, но ничего не страшно, пока мама здесь.

Алина Гребешкова. Краткая биография: Родилась в Башкирии, с 2019 года живу в Нижнем Новгороде. Журналист. Автор книг: «Заповеди newандертальцев» (Уфа, 2010), «Память рыб» (СПб, 2019). Публикации в журналах: «Русское эхо», «Лед и пламень», «Литсреда», «Бельские просторы», «Дон», поэтические сборники: «Уфимский полуостров», «Подворье» (Прага, 2019).

Гран-при Шестого фестиваля молодежной поэзии «Мяуфест» (Уфа, 2014). Участница Международного литературного фестиваля «Горящая гора» (Уфа, 2015), Всероссийского литфеста им. М. Анищенко (Самара, 2015-2019), «Русские рифмы» (2016, 2018), «Таврида» (2016,2018), Всемирного фестиваля молодёжи и студентов (Сочи, 2017), Межрегионального совещания молодых писателей «Стилисты добра» (Челябинск, 2018, 3 место, проза), Школы молодых писателей (журнал «Октябрь», 2018), Всероссийского совещания молодых литераторов «Драматургия слова» (Уфа, 2018); финалистка национальной премии «Русское слово» (2018), участница Слета молодых литераторов (Б. Болдино, Нижегородская обл., 2019), III Всероссийского совещания молодых литераторов СПР (2020).