Любовь и смерть!

Любовь и смерть!

Вот бреду я вдоль большой дороги

В тихом свете гаснущего дня…

Тяжело мне, замирают ноги…

Друг мой милый, видишь ли меня?

Всё темней, темнее над землёю-

Улетел последний отблеск дня…

Вот тот мир, где жили мы с тобою,

Ангел мой, ты видишь ли меня?

Завтра день молитвы и печали,

Завтра память рокового дня…

Ангел мой, где б души не витали,

Ангел мой, ты видишь ли меня?

Эти строки Тютчев написал накануне годовщины смерти Е.А. Денисьевой, его «последней любви». Я решил изложить свои размышления накануне годовщины ухода на тот Свет моей жены Галины.

Галина ушла 3 марта, в день, когда нашему младшему сыну исполнилось 39 лет. А родилась 13 октября, в один день со мной, только на год позже. Худо-бедно, но прожили мы вмести на этом Свете почти полвека. И втайне я лелеял надежду, что и умрём мы в один день, как в старых добрых сказках (1). Но Судьба распорядилась иначе.

Последние 11 лет жили мы вдвоём в заброшенной лесной деревушке; Галина - в своей избе, а я - в своей, следуя мудрому завету индейцев: вигвамы ставьте подальше, а сердцами будьте поближе. Окна наших домов смотрели друг на друга. И теперь, глядя каждый день на потухшие окна, на занесённую снегом тропинку к дому Галины, я не могу о ней не думать.

Если она мне и снится, то только живой, да и то в каких-то несуразных, нелепых снах. Почему вообще в наших сновидениях умершие являются живыми, и у нас при этом не возникает даже мысли об их смерти?

Уход жены стал, пожалуй, самым мучительным и в то же время самым значительным событием моей жизни. Событие это явилось для меня переживанием огромной важности, ибо я впервые, по сути, столкнулся лицом к лицу со смертью дорогого мне человека. Отец мой умер, когда мне было 12 лет, и я не мог ещё ощутить всю горечь утраты. Мама и бабушка умерли тогда, когда я сидел в лагере, и я не провожал их на кладбище. Однако, влекомый неизвестной мне прежде силой, прихожу я туда, плачу и с ними говорю: ведь при жизни мы говорили мало…

* * *

Прошёл год, и боль немного притупилась. Но одна и та же мысль сверлит мозг: неужели, чтобы осознать, насколько дорог был для тебя человек, нужна его смерть? А с другой стороны: неужели любому человеку надо умереть, чтобы мы поняли, что вечной разлуки быть не может?! Словно душа моя была заморожена, а теперь оттаяла.

Любовь - самая созидательная, самая живительная, самая могущественная из всех энергий; Любовь - высшее выражение связи между душами и залог свидания за гробом. Какое значение имеет бездушная оболочка, укрытая землёй, если её душа ждёт меня по ту сторону завесы?

Тщетна ли надежда на встречу? Нет, не тщетна: люди постигли это много тысяч лет назад, и всё же каждый, кому приходится переживать ужас расставания, стоя у зияющей могилы, должен снова и снова сам постигать это.

Ни разум, ни сердце не в силах примириться с безвозвратным – навеки уходом любимого существа. Не могут они примириться с конечностью человеческого существования. Как жить с сознанием, что всему суждено исчезнуть в чёрной дыре небытия? – Тогда Вселенная была бы насмешкой, а наша жизнь – бессмыслицей.

Но что-то внутри нас подсказывает, что это не так. Не может не быть встречи любящих сердец и вечной жизни вместе:

Слиясь в одну любовь, мы цепи бесконечной

Единое звено,

И выше восходить, в сиянье правды вечной,

Нам врозь не суждено.

(А. К. Толстой)

Только Любовь даёт нам смысл Жизни и защищает от страха смерти.

* * *

Разве в мире можно милых разлучить?

В ткань земную нам от Солнца к нити – нить,

Что Любовь зажгла – и морем не залить!

(К. Бальмонт)

Увядает, умирает тело, но настоящая Любовь не гаснет, а только расцветает – разгорается. «Земля не остужает любви», - писал Гёте. Только после смерти жены я ощутил всю силу и предельное напряжение Любви, какого не испытывал при её жизни:

Как запахом – раздавленная мята

Сильней, чем вся окрестная трава,

Так слышен некий голос Божества

В том, что любил, в твоём, что смертью смято.

(К. Бальмонт)

Но я не ставлю слово «любовь» в прошедшее время; не говорю, что я любил Галину, а говорю, что люблю её.

В более молодые годы меня беспокоили проблемы смерти, и я, участвуя в нескольких спиритических сеансах, убедился в реальности метапсихических явлений, объединённых под довольно-таки неудачным названием спиритизма (2). Но теперь я в помощи медиума не нуждался. Мой личный, живой, интимный опыт обладал для меня высокой значимостью, был более доверительным, более достоверным.

Безутешное отчаяние прошло; осталась тихая ноющая скорбь. Не то, чтобы я свыкся с уходом Галины: свыкнуться невозможно. Скорее я неким мистическим образом ему как бы сопричастился. Да и собственная смерть уже не представлялась чем - то страшным; она стала ближе, в ней проглядывало что-то родное. Ведь, в конце концов, «умереть» - это значит сказать всем дорогим ранние ушедшим: «Здравствуйте! Вот и я …» Да и что может умереть, кроме того, что лишь мешает полному слиянию душ?

Но не грусти, земное минет горе,

Пожди ещё – неволя недолга, -

В одну любовь мы все сольёмся вскоре,

В одну любовь, широкую как море,

Что не вместят земные берега!

(А. К. Толстой)

Никакой нервозности я не испытывал. Ничего мне не чудилось, не виделось, не грезилось: ни шёпота, ни шороха, ни дуновения. Вот кругом стоит ночной Лес. Лес и звёзды над головой. Всё дышит глубоким покоем. Торжественная, но не «мёртвая», а живая тишина. И Я ЗНАЮ, ЧТО ОНА – ЗДЕСЬ, что её душа обнимает меня сейчас, пытаясь утешить, умиротворить. Она словно даёт мне понять, что нельзя предаваться безудержному горю; что её душе, живой и сопереживающей, от этого тяжко: её гнетёт моё горе, и она страдает вместе со мной.

Это – сильнейшее ощущение присутствия, столь явственное, столь несомненное, что если бы я в тот момент увидел Галину, то даже не удивился бы.

Как я этому внимал, как улавливал? По-видимому, обычное чувственное общение, имевшее место, усиливается, утончается, обостряется до телепатического восприятия, ибо её душа, освободившаяся от сковывающей телесной оболочки, воздействует теперь непосредственно и гораздо сильнее. Душа бессмертна, она может и за гробом любить и оберегать.

Состояние, которое я даже не берусь описывать, овладело всем моим существом и стало моим постоянным состоянием. Мне представляется, что я нахожусь В БОЛЕЕ БЛИЗКОМ ДУХОВНОМ ОБЩЕНИИ С ЖЕНОЙ, нежели при её земной жизни, хотя и тогда нам удавалось общаться безмолвно.

Таким образом я был приведён к мысли написать эти заметки, пропеть свою лебединую песнь во славу Любви. Вернее сказать, я почувствовал настоятельную потребность в этом, ощутил внушение, ВДОХНОВЕНИЕ в прямом, забытом смысле этого слова.

Большинство попыток истолкования феномена вдохновения осуществляется на основе устоявшихся в науке представлений о сознании. Но что мы знаем даже об этом, самом поверхностном, слое психики? Очень немного. А ведь сознание – всего лишь видимая часть айсберга, а что в глубине – неразличимо и непостижимо. Всю эту необъятную область душевной жизни принято называть подсознанием. Правильнее было бы называть её сверхсознанием: ведь бессознательна она не сама по себе, как таковая, а лишь для мозга. Психологические исследования и гипнотические опыты убеждают, что «бессознательное» обладает сознанием, волей и памятью. Оно очень чутко к вибрациям «тонких», сверхчувственных миров: Сущности, Духи, или Силы, способные влиять на нас, могут иметь доступ к нашей душе только через сферу неосознаваемого.

Любовь переживает все другие земные чувства. Единственная нить, связывающая отошедшую душу с нашим миром – загробная привязанность к тем, кого она любила и продолжает любить, простирая над ними своё влияние и покровительство и после смерти.

Возможность так называемых мёртвых влиять на живых огромна, если только существует симпатическая связь. Милые облики, бережно хранящиеся в памяти – это не просто воспоминания об ушедших из этой жизни; это нечто гораздо большее, более дорогое и действенное. Это – вернейшее средство свидания. Ибо ушедшие пребывают там, где они присутствуют в чьём-либо сердце. Их возможность навещать нас зависит от нашего сосредоточенного чувства: надо очень сильно любить, хотеть встречи и ни на мгновенье в этом не сомневаться, чтобы облегчить им путь к нам.

Милый друг, иль ты не чуешь,

Что одно на целом свете –

Только то, что сердце к сердцу

Говорит в немом привете?

(Владимир Соловьёв)

У меня в избе на видном месте лежит большой магнит. Он напоминает мне, что Сила, притягивающая кусок железа, невещественна, загадочная и необъяснима. Однако она реальна.

Подобно этому реально и магнетическое притяжение душ человеческих. Если задушевное общение связывало нас при жизни, то почему оно должно прерваться со смертью? Разве душа, иначе говоря, то, что в самом себе несёт величайшую Жизнь, может уничтожиться? Физики подтвердили прозрения древних натурфилософов о том, что Вселенная имеет энергетическую основу. Материя же является простой видимостью, грубо говоря – сгустками энергии.

Мир энергетичен. Что такое сильное человеческое чувство? – Это тоже энергия. Что из того, что тело Галины мертво? Но душа – то жива! А разве душа нуждается в телесных органах, чтобы проявить своё влияние? Гипнотические эксперименты подтверждают древние поверья о метапсихическом воздействии одной живой души на другую живую душу без участия обычных пяти чувств, причём в этих экспериментах установлено вопиющее нарушение физических законов поля – влияние некоей неведомой силы не убывает пропорционально квадрату расстояния; оно вообще не убывает!

Почему же волновое излучение загадочной энергетической сущности, называемой душою, должно погаснуть после смерти тела; ведь душа-то остаётся живою?

Тело, которое обычно считается единственной реальностью, - всего лишь преходящая иллюзия, за которой скрывается Живая Реальность – непреходящая внутренняя суть человека, относительно которой различные воплощения – только страницы из книги Вечной Жизни…

* * *

Что есть Жизнь? (3) Что есть Любовь? Что есть Смерть? Ни один из великих мыслителей в истории человечества не мог обойти эти три ключевых вопроса, и наиболее проницательные догадывались, что вопросы эти тесно связаны между собой, что здесь кроется ОДНА ВЕЛИКАЯ ТАЙНА, недоступная земному пониманию.

Ничего нового мы сказать не можем, а потому обратимся к древним: они были ближе к Природе и, значит, мудрее нас. Архаичный миф об Орфее и Эвридике утверждает превосходство Любви над Смертью: именно Любовь является источником убеждённости в бессмертии души человеческой.

Несомненно, что жизнь не прекращается после смерти, но что можно сказать о посмертном существовании, то есть о той области, о которой человек не знает объективно ничего? Здесь даже мудрейшие замолкали, смутно чувствуя лишь, что Любовь хранит в себе какую-то трагическую тайну; что лишь нечто непрочное, нечто вроде тонкой, зыбкой, прозрачной занавеси отделяет царство Смерти от царства Любви.

Двумя божественными близнецами назвал Смерть и Любовь Фёдор Тютчев:

Одолевают нас они

Своей неразрешимой тайной –

Союз их кровный – не случайный,

Даны им роковые дни…

И во всех древнейших преданиях и сказаниях самоотверженная, безграничная, безразлучная Любовь сопрягается со Смертью. В древнегерманской саге Зигфрид и Брунхильда обмениваются клятвами верности, но из-за трагических превратностей судьбы не могут соединиться при жизни: тогда их любовный союз навеки скрепляет Смерть.

Сходные мотивы безумного восторга единения в смерти, слияния для высшей радости, звучат в поэмах «Лейла и Меджнун», «Абесалом и Этери» и, конечно же, «Тристан и Изольда» (4).

Оперу «Тристан и Изольда» Вагнер написал, взяв за основу знаменитую одноимённую поэму Готфрида Страсбургского (Xlll в.). Гениальное творение Вагнера - апофеоз Любви в буквальном смысле слова (апофеоз по-гречески – обожествление). С потрясающей силой музыка прославляет могущество Любви, царящей во Вселенной: и Жизнь и Смерть подвластны Любви. Смерть истинно любящих не обрывает их Любовь, но напротив, освобождает её. Смерть становится прибежищем любящих, залогом их нескончаемого, неразрывного, ненасытного соития по ту сторону земной сиюминутности: души умеют обниматься не менее жарко, чем тела.

Да, Любовь и Смерть – близнецы. Но Любовь сильнее Смерти! – Люди забыли истинный смысл этих слов: Любовь суженых преодолевает Смерть. Природа хочет соединения индивидуумов, предназначенных Ею к соединению; они рождены друг для друга роковым образом, и внезапная смерть одного бессильна отвратить это предопределение. Это – вопрос, предрешённый Свыше: потому и говорится, что браки заключаются «на небесах».

В «Гимнах к Ночи» Новалис писал: «Тот союз, что переходит за грань смерти, есть брачный союз, дарующий нам подругу для мрака ночного. В смерти любовь всего слаще; для того, кто любит, смерть – брачная ночь, тайна сладостных мистерий».

Великий сердцевед Шекспир в трагедии «Отелло» вкладывает в уста своего героя, закалывающегося кинжалом, предсмертные слова: «Снова я с тобою… Всегда с тобою!»

Ромео во все времена уходит от весёлой и доступной Розины не по прихоти Шекспира, а потому, что в любом веке, вне зависимости от нравов, нравственности и религиозных предпочтений, Любовь была и есть несравненно большее, чем история взаимоотношений девушки и юноши, мужчины и женщины, которые смеются, плачут, целуются, ревнуют. Любовь – великая и единственно непреходящая реальность – выше всякой морали, религии, магии, науки, философии и т.д., ибо она соединяет не только бренные тела наши, но связует навеки наши души. Нет ничего важнее и чудеснее этого.

Любовь есть высшее выражение, - в нашем земном сознании, - всемирной симпатической связи и высшего смысла бытия. И чтобы оправдать это своё высшее назначение, Любовь должна быть вечной и неугасимой, и в жизни и в смерти: она должна пережить все другие земные чувства. ОНА ИХ И ПЕРЕЖИВАЕТ. Всепобеждающая любовная сила буквально сокрушает роковую преграду между посюсторонней и потусторонней действительностью.

В песнях, сказаниях и поверьях многих народов мёртвые мужья и женихи подымаются из могил и уводят к себе своих жён и невест. В Эдде убитый Хельги появляется у своего кургана, а жена его Сигруна приходит туда провести с ним ночь.

«В загробном мире я забыла всех родных, только о тебе тоскую по-прежнему», - признаётся любимому героиня одной даосской легенды.

Возлюбленные имеют друг на друга божественное право, и неутолённая, неизбывная любовь гонит привидение назад в жизнь, пока оно не увлечёт с собой своего суженого. Такую историю, изложенную римским писателем Флегоном (ll в. н.э.) в его трактате «Чудесные происшествия», передаёт Гёте в балладе «Коринфская невеста», причём сознательно сдвигает события в первые века иудохристианства, сообщая, тем самым, сюжету мировоззренческую остроту противостояния гибнущего Язычества с утверждающейся новой религией:

И богов весёлых рой родимый

Новой веры сила изгнала,

И теперь царит один незримый,

Одному распятому хвала!

Агнцы боле тут

Жертвой не падут,

Но людские жертвы без числа!

Этот отрок именем Венеры

Был обещан мне от юных лет,

Ты вотще во имя новой веры

Изрекла неслыханный обет!

Чтоб его принять,

В небесах, о мать,

В небесах такого бога нет!

Мать, услышь последнее моленье,

Прикажи костёр воздвигнуть нам,

Свободи меня из заточенья,

Мир в огне дай любящим сердцам!

Так из дыма тьмы

В пламе, в искрах мы

К нашим древним полетим богам!

(перевод А. К. Толстого)

Тургенев, отнюдь не чуравшийся оккультных феноменов (см. его «Странную историю», «Призраки», «Тень Торжествующей Любви» и др.), в новелле «После смерти» повествует о том, как отравившаяся от неразделённой любви девушка приходит с того Света к своему избраннику и, заставляя его безумно - страстно в неё влюбиться, забирает его к себе.

Творчество Эдгара По поражает глубиной психологического проникновения в «ночную» сторону Природы. Лирический герой одного из его «страшных» рассказов в состоянии экзальтации общается с душой умершей возлюбленной. В новелле «Морелла» безграничная любовь героя к умершей возлюбленной заставляет мёртвую возвратиться в мир живых. Поэма «Аннабель-Ли» - подлинный гимн Любви, преодолевающей Смерть.

Дивную загадку представляет собой овеянный легендами овальный портрет прекрасной женщины (новелла Э. По «Овальный портрет»). В чём магическое очарование этого шедевра? Быть может, обаяние оригинала – женщины, погибшей трагической смертью, - навеки передалось портрету? – Ведь портрет – есть не что иное, как биоэнергоинформационный фантом человека! Отсюда – его завораживающая сила, удесятерённая вложением огромной творческой энергии влюблённого художника, могучей и пламенной страсти, в огне которой сгорает человеческая жизнь.

Нет покоя в обители Духов мятущейся любящей душе, оставившей здесь свою желанную половину: хочет снова она вернуться сюда, чтобы соединиться с ней, как прежде.

«Любовь мертвеца» - очень распространённый сюжет в фольклоре многих европейских народов: мать противится выдать дочь за её любимого, он умирает с горя, а девушка тоскует по нём и просит его, мёртвого, прийти к ней; он приезжает и уводит её к себе. Подобные, литературно обработанные сюжеты встречаются в балладах Ф. Глинки, Мицкевича, Жуковского, Лермонтова, в стихотворениях и поэмах Фета, А. К. Толстого, Мирры Лохвицкой, Бальмонта, Балтрушайтиса, Блока, Брюсова… Тема эта необъятна и бездонна.

Любовь и за гробом – что это такое? Не знаю, но предчувствую. Возможно ли такое? Возможно, если это подсказывает никогда не обманывающее сердце. Не зря ведь любовные дела исстари называются делами сердечными.

* * *

Любовь – великий дар Природы.

(слова Берендея)

Все люди испытывают на себе силу Земного притяжения, но ни один учёный толком не знает, а что оно такое – притяжение?

Объяснить «что такое любовь» тоже никто не может. Сотни мыслителей, поэтов, философов пытались это сделать, но безуспешно. Вразумительного определения понятия «любовь» до сих пор нет.

Две тысячи лет назад римский поэт Тибулл назвал любовь «сладчайшей тайной». И все наиболее глубокие умы только и повторяют: тайна, загадка, - словом, неизвестность. Что это за Сила, которая

Всегда различна от Вселенной,

Но вечно с Ней съединена,

Она для сердца несомненна,

Она для разума темна…

(из драм. поэмы А. К. Толстого «Дон Жуан»)

Любовь изображается в эпосе, античной, а также средневековой литературе европейских и восточных народов, как могущественнейшей чувство, мгновенно вдруг обуревающее человека, властное и непреодолимое. Влюблённые заболевают, если долго не видят друг друга, разлука ненаглядных подчас влечёт за собой безумие или смерть. Общий голос поэзии нельзя назвать случайностью: тогда люди были несравненно более цельными и вели себя искреннее, естественнее, чем человек нового времени.

Любовь – самое непредсказуемое чувство: её нельзя принудительно ни вызвать, не обуздать. Как магическая стихия, как вихрь, Любовь захватывает человека против его воли, о чём красноречиво говорят наши пословицы: любовь и умного в дураки ставит, суженого и на коне не объедешь, и т.д.

Любовь иррациональна. Чем она глубже, тем менее можем мы рассудочно обосновать её. Попробуйте объяснить, почему вы влюбились в эту женщину? Допустим, в ней есть неоспоримые достоинства, она вам очень нравится, вы в ней души не чаяте, она может быть прекрасной матерью ваших детей. Но это не исчерпывающе: вы сами чувствуете, что она для вас – нечто гораздо большее, она для вас – ВСЁ. Этого нельзя понять, это чувствуешь. Чувствуешь предопределение Свыше; чувствуешь, что вы просто обречены на любовь, обручены самой Матерью – Природой.

Истинная Любовь – это любовь безотчётная, без оценок, без требований. Более того, можно утверждать, что по-настоящему любят не за что-нибудь, а вопреки. Вопреки всему: обстоятельствам, житейскому «благоразумию», мнению родных и близких. «Не по хорошу мил, а по милу хорош», - гласит народная мудрость. Подлинная Любовь так же безыскусна, некриклива, лишена всякого жеманства и напыщенности, как и подлинное сострадание. Речевой оборот «любовь с первого взгляда» отражает способность человека мгновенно определить высокое соответствие двух индивидуумов. Соответствие в каком смысле? Это – тайна двух.

Мы только взглянем, и человек интуитивно нами уже оценён. Таинственным «нечто» часто определяется наше предвзятое отношение к людям – наше их приятие и неприятие, тяготение и отторжение. Какова подоплёка невольных неосознанных симпатий и антипатий, доверчивости и настороженности, внезапно возникающих между незнакомыми лицами с первого взгляда? Каким обострённым чувством улавливаются душевные свойства человека, его аурические эманации? (5)

Интуитивное восприятие нами внутренней значимости людей имеет свои сокровенные законы: вслепую, на ощупь каждый из нас руководствуется этими законами в повседневной жизни. Наша способность испытывать необъяснимую симпатию к «случайно» встреченному человеку является чудесной загадкой не только человеческой психики. Есть ли в выборе объекта интимного чувства что-то «запрограммированное»? Словно некое магнитное поле сцепляет события, неизбежно влечёт людей навстречу друг другу… Глаза сближаются, изливая друг в друга духовные волны. Сердца переполнены, они разрываются от счастья, предвкушая Чудо. Ведь свещеннодейство Любви – величайшее Чудо.

В соприкосновении полов, в их неодолимом влечении друг к другу, лежит Великая Тайна Жизни, Тайна Творчества. Сакральный смысл заложен в вечном стремлении друг к другу мужского и женского начал для бесконечного возобновления ЧУДА ЖИЗНИ. Вот зачем пришла на Землю Любовь!

ЛЮБОВЬ ТОЖДЕСТВЕНА ЖИЗНИ. Вот почему в древнейших космогонических поэмах орфиков Эрос (6) мыслился животворящей движущей силой Мироздания, предшествовавшей появлению и богов и людей.

О чуде одухотворения Любовью сложены легенды. Пигмалион силой любви согрел холодный мрамор, вдохнул жизнь в изваянную им статую Галатеи. В Калевале (песнь XXXVll) повествуется, как Илмаринен выковывает себе жену из золота и серебра и ложится ночью с ней рядом. В сказках говорится даже, что если ты победишь своё отвращение к чудовищу и полюбишь его, то оно делается прекрасным.

Любовь разбудила спящую царевну. Никакое злое колдовство не устоит против беззаветной Любви. Ведь такая Любовь – сама есть сильнейшее Волшебство.

* * *

Заговорным ли зельем меня напоил,

У колдуньи взяв сонные травы;

Иль заклятием дедов меня истомил,

В час, когда зацветают купавы?

Не могу я поднять утомлённых ресниц

И ни с кем не промолвлю ни слова.

Каждый вечер, при трепете знойных зарниц,

Жду покорная, к встрече готова…

И напрасно крестилась встревоженно мать,

Перед образом свечи теплила,

Знать, молитвой с меня наговоры не снять, -

Полонила недобрая сила.

И напрасно отец мой на лучшем коне

Поскакал на село за знахаркой... –

Если б знали они, как в вечернем огне

Или ночью холодной, при бледной луне, -

Мы с тобою целуемся жарко…

Эти стихи, взятые из одного старинного альбома, как нельзя лучше передают психологию любовной магии. Внезапная умопомрачительная страсть, охватывающая человека, до глубины души потрясающая его и переворачивающая всю его жизнь, издавна поражала людей и связывалась с оккультными силами, ворожбой, наваждением, либо с внушающими любовь приворотными напитками, как в легенде о Тристане и Изольде. О «демонической власти» Любви говорил Тютчев.

Любовь издревле была средоточием всевозможной романтики колдовства, а занимались сердечными делами преимущественно знахарки-ведуньи.

Вся народная поэзия полна любовной магии: любовные чары – это её главнейшая, излюбленная тема. «Влюблённая душа – самая зрячая и чуткая, она как бы видит вдаль и вширь, и нет предела её познанию мировых кудес. Это – душа кудесника, и влюблённый сам становится кудесником. Вот почему любовь, как высшая тайна, - родная стихия заклинаний; отсюда они появляются, вырастая, как цветы из бездны», - пишет А. Блок в эссе «Поэзия заговоров и заклинаний».

Телепатия, чары любви, одержимость, магнетизм…; для того, кто действительно любил, это – не пустые слова. Не случайно в русском языке (как и в других европейских языках) прочно укоренились такие, относящиеся к женщине, понятия, как обаятельная, обольстительная, пленительная, изумительная, привлекательная, очаровательная, обворожительная, симпатичная и т.д. Мы пользуемся этими прилагательными, не задумываясь о том, что когда-то они понимались буквально; несли прямой магический смысл. Причём имелась в виду вовсе не обязательно красота, а именно некий неуловимый, но электризующий мужчину «шарм», которым могут обладать (и чаще обладают) отнюдь не писаные красавицы. Во многом это связано непосредственно с воздействием невидимого тонкого тела человека, его аурических излучений. «Одухотворённое лицо», «тёплая улыбка», «светлый взгляд», «лучистые глаза» - эти вошедшие в обиход выражения имеют глубокий, но забытый эзотерический смысл: ОБАЯНИЕ – ЭТО КРАСОТА ДУШИ. Обаяние нельзя приобрести с помощью нарядов или косметики. Никакой внешний лоск не в силах скрыть внутреннюю пустоту или холод сердца. «Юные девицы, - говорил Пифагор, - памятуйте, что лицо лишь тогда бывает прекрасным, когда оно отображает прекрасную душу».

* * *

Поразительна живучесть устойчивой веры в силу любовной магии: её приёмы и поныне продолжают бытовать в своей самой простой и непосредственной, глубоко архаичной и неизменной форме.

Магический обряд заклинания возлюбленного, приведённый Феокритом во ll идиллии, озаглавленной «Ворожеи», схожие приёмы, описанные Тибуллом, Вергилием и другими античными авторами, по сути ничем не отличаются от подобных обрядов, практикуемых по сей день не только где-нибудь на островах Океании, но и во всех христианизированных и исламизированных странах, где люди обращаются за помощью в любовных делах не к попу или мулле, не ко всяческим психотерапевтам и сексопатологам, а к тем, кого Парацельс называл «добрыми женщинами». Ничего удивительного в том нет: ведь область половых отношений – та важнейшая область человеческой жизни, где особенно много непонятного и загадочного, где властвуют неведомые силы Природы, где собственный разум и воля человека оказываются бессильными.

Те же самые приёмы и средства любовной магии, совпадающие даже в подробностях, известны и у восточных славян. К ним относятся: передача полового влечения через пот, через волосы любимого человека, через его восковую или глиняную фигурку, через след, посредством стихий («по ветру бросили», «по воде пустили»), через наговорённые коренья, любовные мази, снадобья и т.д. с обязательным нашептыванием заклинания:

Дай мне пахучих, душных зелий

И ядом сладким заморочь,

Чтоб, раз вкусив твоих веселий,

Навеки помнить эту ночь.

(А. Блок)

К знахарке обращаются за помощью удалые молодцы и красные девицы, «рогатые» мужья и ревнивые жёны, отвергнутые любовницы и опостылевшие любовники; все любящие и охладевшие сердца. А знахарка «ладит» новобрачных от порчи, «присушивает» или «отсушивает» людей: жена возвращает изменившего ей мужа, жених преследует чужую невесту, к которой его «присушили».

Если принять во внимание причудливый и даже чудесный характер тех психологических состояний, которые обозначаются словом «любовь», то вряд ли можно за этими приёмами и средствами отрицать всякое вообще влияние, будь то влияние прямого и непосредственного внушения. Существуют, однако, достоверные случаи оккультно–эротического порядка, которые никаким внушением «объяснить» невозможно. Да и само слово «внушение» нуждается в объяснении; ведь ни врачи, ни психологи, ни гипнологи не в состоянии дать ему научное определение. Остаётся совершенно загадочной сущность психофизиологических процессов, лежащих в основе внушения.

Ключ к некоторому пониманию парапсихологического воздействия любовных чар находится в изучении чудесных феноменов сомнамбулизма, определённо указывающих на существование магнетической субстанции внутри видимого человека, некоего тонкого, невещественного его двойника.

Экзальтация, сверхчувствительность, телепатические способности, подчас возникающие у влюблённых так же как и у находящихся в трансе сомнамбул и лунатиков, свидетельствуют о родственности, мистической сопряжённости этих двух состояний.

Подобно сомнамбулам, для влюблённых не существует отдалённости друг от друга. Они способны «слышать» друг друга на расстоянии, общаться через взаимопроникновение и полную сопричастность; непосредственно сердцами, минуя промежуточное звено физических органов восприятия. Им становится доступным молчаливый внутренний язык интуиций и предчувствий. Они способны предвосхищать, улавливать и «читать» мысленные образы, рождающиеся в родной душе, как это делают Китти и Левин в «Анне Карениной». И это без всякой магии.

Вряд ли магия может принести человеку подлинную радость. Ведь вся магия основана на насилии над естеством. А такое насилие есть зло.

* * *

При смерти наш дух выходит из тела, как аромат из цветка. (одна из жемчужин древней мудрости)

Принято говорить, что всё на свете, кроме самой Вселенной, имеет начало и конец. В том числе, и человеческая жизнь. Действительно, если считать рождение человека его началом, тогда смерть должна считаться его концом.

Однако, древние, будучи прозорливее нас, учили, что не может быть ни рождения из ничего, ни ухода в ничто. ЖИЗНЬ – СМЕРТЬ – ЖИЗНЬ: в сущности, начала здесь нет и быть не может, ибо поиск начала искусственно прерывает основной закон Жизни – ДВИЖЕНИЕ, отразившийся в великой Языческой концепции Коловращения.

Иудохристиане веруют, что каждая человеческая душа имела начало при своём рождении, но вдохновенные сивиллы вещали, что душа человеческая есть неотъемлемая частица БОЖЕСТВЕННОЙ МИРОВОЙ ДУШИ, и имеет начало не более, чем сама эта МАТЕРИНСКАЯ СУЩНОСТЬ БЫТИЯ.

Для души (или, по современной терминологии, энергетической субстанции человека) нет ни рождения, ни смерти, а есть только перевоплощение.

Учение о перевоплощении (реинкарнации, метампсихозисе), об извечном кругообороте перерождений духовно – жизненной сущности человека, ведущих к нравственному совершенствованию, было сердцевиной всех архаических Мистерий и важнейшей частью всех древнейших религиозно-философских систем.

Идея перевоплощения, являющаяся основой общеиндоевропейских (и праиндоевропейских) представлений о Жизни и Смерти, была присуща и славянам-язычникам, чьё отношение к смерти и психология восприятия её в корне отличались от современного.

Понятие смерти в традиционной дохристианской культуре наших Пращуров не несло в себе сугубо отрицательного смысла. Смерть не представлялась однозначно мрачным событием, полярно противостоящим Жизни, а событием, соотносящимся с Жизнью.

Язычники рассматривали Жизнь как череду циклов существования, а смерть – не как бесследное уничтожение, а как свещеннодейство перехода на новый виток Жизни, перехода в некое качественно иное состояние. На этом витке развития особь просто исчезает из нашего поля зрения: исчезает, но не уничтожается, подобно звёздам, которые днём так же остаются на небосводе, только мы их не замечаем. Поэтому духоборы, как и многие другие так называемые сектанты, сохранившие в своих вероучениях некоторые существенные черты языческого мировоззрения, не говорят о человеке «умер», а говорят «изменился». Ведь та смена материальности, то обестелесенье души, которое мы называем смертью, является не чем иным, как изменением состояния самой души, для которой перестают существовать время и пространство.

Подобно этому, «тот Свет» (Свет, а не тьма!) означает не местопребывания где-то на небесах, а просветлённое состояние развоплощённой души, раскрепощённой теперь от сковывавшей её плотной оболочки.

Таковым – или примерно таковым – было сравнительно терпимое, лишённое трагиче