Часть II. Часть V. Часть VI. Часть VII

Часть II

§ 79. Тогда пришел во главе своей дружины [тайчиудский] Таргутай Кирилтух, [думая, что теперь:

безобразные (подобно голым птенцам) — оперились, слюнявые (как телята) — подросли].

Тут матери с детьми и все братья в ужасе бросились прятаться в лес. Бэлгутэй строил укрепление из поваленных деревьев, а Хасар перестреливался с врагами. Хачиуна, Тэмугэ и Тэмулун спрятали в ущелье, а сами вступили в бой. Тогда Тайчиуды стали громко кричать: “Выдайте нам вашего старшего брата, Тэмуджина! Другого нам ничего не надо!”. Этим они и побудили Тэмуджина бежать. Заметив, что Тэмуджин направился в лес, Тайчиуды бросились за ним в погоню, но он уже успел пробраться в густую чащу на вершине горы Тэргунэ. Не умея туда проникнуть, Тайчиуды окружили этот лес и стали его сторожить.

§ 81. Таргутай Кирилтух привез Тэмуджина к себе и распорядился, чтобы его подданные по очереди давали Тэмуджину ночлег 16-го числа первого летнего месяца по случаю праздника полнолуния. Тайчиуды устроили пир на крутом берегу р. Онона и расходились с пира, когда уже заходило солнце. На это празднество Тэмуджина привел какой-то слабосильный парень. Выждав время, когда все пировавшие расселись, Тэмуджин бежал от этого слабосильного парня, вырвавшись у него из рук и ударив его раз по голове своей шейной колодкой. Он, бежав, прилег было в ононском лесу, но, опасаясь, как бы его не заметили, скрылся в воду. Он лежал в заводи лицом вверх, а шейную колодку пустил плыть вниз по течению.

[Часть III]

[§ 105.] От Тоорил-хана Тэмуджин, Хасар и Бэлгутэй вернулись домой, и уже из дому Тэмуджин послал к Джамухе Хасара и Бэлгутэя, [48] наказав им: “Вот так скажите моему побратиму Джамухе: "Ложе мое пусто ¹¹. Принадлежа к одной семье, мы ведь не чужие друг другу. Как же нам отомстить? Принеся кровную клятву, разве мы чужие друг другу? Как же мы выполним свою месть?"”. Не только это наказывал он передать своему побратиму Джамухе, но также и собственные слова кэрэйтского Тоорил-хана: “Помня, что я в свое время был облагодетельствован отцом — Есугэй-ханом, я буду блюсти дружбу. Со своими двадцатью тысячами я выступлю правым крылом. Пошли переговорить с младшим братом Джамухой, не подымется ли он со своими двадцатью тысячами. Место же и время для встречи пусть назначит сам брат Джамуха”. Выслушав все это, Джамуха сказал: “Только я услышал про Тэмуджина... <...> Теперь, когда (мы) хлопаем по чепракам, производя (этим) шум (как от) барабанов, пугливый (трусливый) Тохтога, чай, уж в степи Буура. Когда встряхиваем (наши) прикрытые крышками колчаны, трус Дайр Усун теперь, чай, уж на острове Талхун-Арал у слияния Сэлэнгэ с Орхоном. Удирающий со всех ног в лес, когда ветром несется (на него) перекати-поле, Хаатай-Дармала теперь, чай, уж в степи Хараджи. Теперь мы прямо через (поперек) Хилок, лишь бы был цел (там) камыш, свяжем плоты и переплывем. Нападем, как снег на голову, внезапно на труса Тохтога (букв. проникнув через дымовое отверстие юрты), разгромим в прах остов юрты. Жен и сыновей его истребим поголовно, расколем дверную раму (порог) его, принадлежащую гению счастья (являющуюся обителью гения счастья), весь народ его истребим до единого.

[§ 112.] Поймали Хаатай-Дармала, надели ему колодку на шею и повезли к Бурхан-Халдуну. Колодки из досок ему надели, к Халдун-Бурхан отправили. Бэлгутэю указали на стойбище, в котором находилась его мать, и он отправился за нею. Но она в рваной овчинной шубе ушла через левую сторону двери, в то время как ее сын входил через правую. Вышла во двор и, обращаясь к посторонним людям, говорит: “Мои сыновья стали, говорят, ханами, а я тут отдана низкому человеку. Как же мне смотреть теперь в глаза моим сыновьям?”. С этими словами она убежала и скрылась в лесу. Как ее ни искали, так и не нашли. Поэтому Бэлгутэй как только видел кого-либо из мэркитов, тотчас же приказывал стрелять в них тупоголовыми стрелами, приговаривая: “Приведи мою мать!” ¹².

[§ 115.] Тэмуджин, Тоорил-хан и Джамуха, сообща разрушив жилища мэркитов и полонив их красивых жен, на обратном пути пошли через Талхун-Арал, что у слияния рек Орхон и Сэлэнгэ. Тоорил-хан направился к Черному лесу на реке Туле, следуя по северным лесистым склонам Бурхан-Халдуна, через урочище Хачаурату-субчит и Уляту-субчит, попутно занимаясь охотой.

[§ 116.] Тэмуджин с Джамухою сообща расположились на Хорхонах-джубуре. Стали они вспоминать про свою старую дружбу и уговорились еще сильнее углубить свою взаимную любовь. В первый раз они поклялись быть побратимами еще когда Тэмуджину было одиннадцать лет: Джамуха подарил тогда Тэмуджину лодыжку от козули, а Тэмуджин ему дал в знак [49] дружбы лодыжку, налитую медью. Они вместе играли в лодыжки на льду реки Онон. После этого, когда они весной стреляли из игрушечных луков, Джамуха подарил Тэмуджину стрелу-йори, склеенную из рога, а Тэмуджин — стрелу-годоли, сделанную из можжевельника ¹³. И они поклялись друг другу быть побратимами. Так они побратались вторично.

[Часть IV]

[§ 133.] Чингис-хан сказал: “Татары — наши старые враги. Они губили наших отцов и дедов. Поэтому и нам следует принять участие в настоящем сражении”. Он послал Тоорил-хану следующее извещение: “По сведениям, Алтан-ханов Онгин-чинсан гонит перед собою, вверх по Ульдже Мэгуджин-Сэулту и прочих татар. Давай присоединимся к нему, и мы против татар, этих убийц наших дедов и отцов. Поскорее приходи, хан и отец мой, Тоорил!”. На это извещение Тоорил-хан отвечал: “Правда, сын мой. Объединимся!”. На третий же день Тоорил-хан собрал войско и поспешно вышел навстречу Чингис-хану. Затем Чингис-хан с Тоорил-ханом послали извещение джуркинцам: “Давайте пойдем вместе с нами для истребления татар, которые испокон веков были убийцами наших дедов и отцов!”. Они прождали лишние шесть суток против того срока, в который тем следовало явиться. Не имея более возможности ожидать, Чингисхан с Тоорил-ханом объединенными силами двинулись вниз по Ульдже. По причине передвижения Чингис-хана и Тоорил-хана на соединение с Онгин-чинсаном, Мэгуджин и прочие татары укрепились в урочищах Хусуту-шитуэн и Нарату-шитуэн. Чингис-хан с Тоорил-ханом выбили Мэгуджина из этих укреплений. Мэгуджин-Сэулту тут же убили. В этом деле Чингисхан взял у Мэгуджина серебряную люльку и одеяло, расшитое жемчугом.

Часть V

[§ 148.] Чингис-хан тогда, при разгроме тайчиутов, истребил, развеял, как пепел по ветру, тайчиудских Аучу Баатура, Хотун Орчана и Худудара вместе с их родом и племенем. Их народ Чингис-хан переселил ¹⁴, а сам зазимовал в Хуба Хая.

[§ 149.] Ширугэту-эбугэн из рода Ничугут Баарин вместе со своими сыновьями Алахом ¹⁵ и Наяа поймали тайчиудского нойона Таргутай-Кирилтуха, который пытался укрыться в лесу. “Это — человек, против которого у нас накопилась обида” ¹⁶, сказали они и Таргутая, который не мог ездить верхом, посадили на телегу. [50]

Когда Ширугэту-эбугэн вместе со своими сыновьями Алахом и Наяа, поймавши Таргутай-Кирилтуха, держали путь [к ставке Чингис-хана], их нагнали родичи (дословно: дети и младшие братья) Таргутая, намереваясь отнять его.

Как только родичи Таргутая приблизились, Ширугэту-эбугэн влез на телегу, где находился пытавшийся подняться Таргутай, сел верхом ему на спину, вытащил нож и сказал: “Твои родичи хотят тебя отнять у нас. Так как я поднял руку на тебя — на своего хана, то теперь, пусть даже я тебя не убью, меня все равно убьют за то, что я поднял руку на своего хана; если я убью тебя, опять-таки я буду убит. Так уж лучше умру-ка я, взяв с собою подстилку (т. е. убив своего врага)”. Когда, сидя верхом на Таргутае, Ширугэту-эбугэн хотел было перерезать горло Таргутаю своим большим ножом, Таргутай громко закричал, призывая своих родичей: “Ширугэту меня убить хочет! Если он меня на самом деле убьет, так зачем вам мое мертвое, безжизненное тело, которое вы увезете? Пока он меня не убил, вы лучше поскорее уезжайте! Тэмуджин меня не убьет. Когда Тэмуджин был еще маленьким, я уже считал, что он подает большие надежды ¹⁷. Видя, что он остался покинутым, на безлюдном кочевье, я отправился туда и привез его к себе. Я подумал, что если его наставлять, то он будет способен к учению, и я его обучал, как обучают жеребят-науков. Если бы я хотел его умертвить, так разве я не сумел бы этого сделать! Думаю, что он сейчас хорошо помнит обо всем. Тэмуджин меня не умертвит. Вы, мои родичи, поскорее уезжайте, а то как бы меня не убил Ширугэту”. Так громким голосом кричал Таргутай-Кирилтух. Дети и младшие братья начали советоваться: “Мы прибыли, чтобы спасти жизнь отца. Если же Ширугэту отнимет у него жизнь, так зачем нам его одно только безжизненное тело? Уж лучше, пока Ширугэту его не убил, поскорее уедем-ка!”. И они уехали. Когда вначале они подъезжали, Алах и Наяа, сыновья Ширугэту-эбугэна, спрятались. Теперь отец их позвал, и они тронулись в путь. Когда они по дороге достигли местности Хутхулнуут, Наяа там сказал:

“Если мы приедем с захваченным нами вот этим Таргутаем, то Чингисхан скажет, что мы подняли руку на законного владыку — своего хана. Чингис-хан скажет о нас: "Каким доверием могут пользоваться эти люди, поднявшие руку на своего законного владыку? Как они теперь могут стать нашими сотоварищами-дружинниками? Снимите головы этим людям, у которых нет понятия содружества, людям, которые подняли руку на законного владыку — своего хана".

Вместо того, чтобы потерять свои головы, мы лучше давайте здесь отпустим на свободу Таргутая, а сами пойдем и скажем Чингис-хану: "Мы пришли послужить тебе. Поймав Таргутая, мы направлялись сюда, чтобы отдать его тебе. Но мы не могли забыть, что он наш хан — законный владыка; как мы могли допустить, чтобы его умертвили! Поэтому мы отпустили его на свободу, а сами с полной искренностью пришли послужить тебе"”. [51]

Отец и сыновья одобрили эти слова Наяа. Таргутай-Кирилтуха отпустили в местности Хутхулнуут, а сами — Ширугэту-эбугэн с сыновьями Алахом и Наяа — пришли к Чингис-хану. Чингис-хан спросил их: “Как случилось, что вы пришли?”. Ширугэту-эбугэн сказал Чингис-хану: “Мы поймали Таргутай-Кирилтуха и направились сюда, чтобы выдать его тебе. Но по дороге подумали: "Как можем мы допустить, чтобы умертвили нашего законного владыку хана". Эта мысль для нас была невыносима, и мы отпустили его, а сами пришли послужить тебе — Чингис-хану”.

На это Чингис-хан ответил: “Если бы вы пришли сюда и силой привели своего хана Таргутая, то вы были бы истреблены со всем своим родом, как подданные, поднявшие руку на законного владыку — своего хана.

Правильно, что вы не забыли, кто ваш законный владыка — хан!” — сказал Чингис-хан и щедро наградил Наяа.

[§ 150]. После этого к Чингис-хану, который находился в местности Тэрсут, пришел, чтобы вступить в содружество, кэрэитский Джаха-Ганбу. Как раз, когда он пришел, напали мэркиты, и Чингис-хан с Джаха-Ганбу отбили нападение. В это время пришли в подданство к Чингис-хану роды Тумэн Тубэгэн и Олон Дунхайт, принадлежавшие к рассеянному племени Кэрэйт.

Что касается до кэрэйтского Он-хана, то прежде, во времена Есугэй-хана, живя в полном взаимном согласии, Он-хан и Есугэй-хан заключили союз побратимства [анда].

А союз побратимства они заключили при следующих обстоятельствах. Он-хан убил младших братьев своего отца Хурчахус-Буирух-хана. Поэтому началась распря между ним и его дядей Гур-ханом. Он-хан, потерпев поражение, укрылся в горах Хараун-Джидун. Выбравшись оттуда с сотней людей, он пришел к Есугэй-хану. Есугэй-хан принял его к себе, отправил свои войска ¹⁸, угнал Гур-хана в сторону местности Хашин, а его народ отдал Он-хану. Вот поэтому они и заключили союз побратимства.

[§ 151.] Потом Эркэ-хара, младший брат Он-хана, которого Он-хан, его старший брат, собрался убить, бежал и просил покровительства у найманского Инанча-хана. Инанча-хан послал войска против Он-хана. Он-хан бежал и путем, пролегавшим через три города ¹⁹, добрался до Харакитайского Гур-хана.

Затем он поссорился с Гур-ханом и пошел через уйгурские и тангутские города, питаясь тем, что доил пять коз, которых вел с собою, да пускал кровь верблюду. Когда он, изнуренный, добрался до озера Гусэур-нур, Чингис-хан, не забывший, что между Он-ханом и Есугэй-ханом когда-то был заключен союз побратимства, отправил к Он-хану послов — Тахай-баатура и Сукэгай-донэуна. Сам Чингис-хан выступил ему навстречу с верховьев Кэрулэна. Видя, что Он-хан изнурен и истощен, Чингис-хан собрал с народа подать и дал Он-хану. Ввел его в свой стан и заботился о чем. Той зимой Чингис-хан кочевал вместе [с Он-ханом], и зимовали они в местности Хубахая ²⁰. [52]

[§ 152.] Потом младшие братья и нойоны Он-хана стали говорить: “у нашего хана и старшего брата безжалостный характер и предательское сердце ²¹. Он уничтожил своих братьев. Он сам ушел к кара-китаям, а народ свой оставил страдать. Что нам теперь делать с ним?”.

Если вспомним о прошлом, то, когда ему было семь лет, он попал плен к мэркитам. Там, одетый в черно-пеструю ²² козлиную доху, в местности Буура-Кээр на реке Сэлэнгэ, толок в ступе зерно для мэркитов. После того, как отец его Хурчахус-Буирух-хан разгромил мэркитский народ и освободил из плена своего сына, он опять, когда ему было тринадцать лет, вместе со своею матерью был взят в плен татарским Аджай-ханом. Когда он пас там верблюдов, один пастух овец Аджай-хана взял его и бежал с ним к кэрэйтам ²³.

Потом, спасаясь от найманов, он бежал в Сартаулскую землю на реку Чуй к кара-китайскому Гур-хану. Не прошло и года, как он там рассорился с Гур-ханом и пошел, бедствуя, по уйгурским и тангутским землям, имея одного кривого буланого коня. А питался он тем, что доил пять коз, которых вел с собою, да пускал кровь верблюду.

Когда он пришел к сыну Тэмуджину, этот собрал с народа подать и дал ему на пропитание. А теперь он забыл, как отнесся к нему Тэмуджин, и замышляет недоброе.

“Что нам делать?” — говорили они.

Алтун-Ашух ²⁴ эти слова довел до сведения Он-хана.

Алтун-Ашух сказал: “Я ведь тоже участвовал в этом совещании, но не смог изменить тебе, своему хану”.

Тогда Он-хан приказал схватить совещавшихся младших братьев свои и нойонов — Элхутура, Хулбари, Арин-тайсэ ²⁵ и других. Из числа младших братьев — Джахаганбу сумел бежать и просил убежища у найман.

Пойманных ²⁶ привели в юрту, и Он-хан сказал им: “Что мы говорил друг другу, когда шли сюда по уйгурским и тангутским землям? Что мне думать о таких, как вы?”. Он-хан плюнул им каждому в лицо и велел освободить их. Следуя примеру хана, все находившиеся в юрте встали и то же плевали.

[§ 153.] Перезимовав зиму, в год собаки, осенью, перед сражением Чаан-татар, Алчи-татар, Дутаут- и Алухай-татар — с четырьмя татарскими племенами в местности Далан-нэмургэс Чингис-хан постановил: “Если [53] будем брать верх над врагом, то не следует останавливаться около добычи. После окончательной победы добыча все равно будет наша, и мы ее поделим. Если враг отобьет наше нападение, то мы должны возвращаться на исходные позиции. Тех, кто не вернется на исходные позиции, предадим смерти!”.

В сражении над Далан-нэмургэс татары отступили. Преследуя их, [монголы] достигли улуса татар на реке Улхуй-шилугэлджит и там всех полонили. Когда уничтожили знатных людей из Чахан-татар, Алчи-татар, Дутаут-татар и Алухуй ²⁷-татар, — Алтан, Хучар и Даритай вопреки постановлению Чингис-хана занялись грабежом добычи. Чингис-хан на основании того, что они нарушили постановление, отправил Джэбэ и Хубилая, чтобы они отобрали скот и другое награбленное имущество.

[§ 154.] Уничтожив и разграбив знатных татар, Чингис-хан собрал большой совет, чтобы решить, что делать с татарским народом. Для этого он созвал всех своих родичей в одну юрту и, советуясь, сказал им: “С давнего времени татары были убийцами наших дедов и отцов. Теперь настало время отомстить за наших дедов и отцов. Уничтожим всех татар ростом не ниже чеки! Вырежем их! А тех, кто останется, обратим в рабство! Разделим их между собой!”.

Когда совет закончился и все выходили из юрты, татарин по имени Екэ-Чэрэн спросил у Бэлгутэя: “Что решили на совете?”. Бэлгутэй сказал: “Решили всех вас вырезать, кто ростом не ниже чеки”. Об этих словах Бэлгутэя Екэ-Чэрэн оповестил татар, и они укрылись в укреплениях. Чтобы взять эти укрепления, наши войска положили много сил и труда. Когда татар, оставшихся в живых в укреплениях, собирались убивать всех, кто ростом не ниже чеки, татары сговорились: “Давайте, пусть каждый из нас спрячет в рукав нож и умрет на трупе врага” ²⁸. И опять наши понесли большие потери.

Уничтожив татар, всех, кто ростом не ниже чеки, Чингис-хан повелел: “Бэлгутэй рассказал татарам о решении, принятом на великом совете наших родичей, поэтому наши войска понесли большие потери.

Теперь в будущем Бэлгутэй пусть не входит на заседания большого совета. До окончания совещания пусть он находится снаружи. Пусть он разбирает тяжбы по дракам, разбою и воровству. Пусть Бэлгутэй и Дааритай входят после того, когда совещание закончено и выпита круговая чаша” ²⁹ — таково было повеление.

[§ 155.] Вот тогда-то Чингис-хан и взял себе в жены дочь татарского Екэ-Чэрэна — Есугэн-хатун. Когда Чингис-хан ее ласкал, Есугэн-хатун сказала: “У меня есть старшая сестра. Она лучше меня. Она достойна хана. Недавно выдана замуж. Теперь, во время этих беспорядков, не знаю, куда убежала”. На эти слова Чингис-хан ответил: “Если твоя старшая сестра красивее тебя, то я велю ее разыскать. Но если твоя сестра придет сюда, то ты уступишь ли ей свое место?”. [54]

Есугэн-хатун сказала: “С соизволения хана, как только я увижу сестру, я тотчас уступлю ей свое место”.

Тогда Чингис-хан отдал приказ о поисках, и наши воины нашли ее бродившей по лесу вместе с мужем.

Муж убежал, а Есуй-хатун схватили и привели. Есугэн-хатун, как только увидала свою старшую сестру, тотчас же, во исполнение своего обещания, встала и посадила ее на свое место, а сама села ниже.

Есуй-хатун вполне соответствовала тому, что говорила Есугэн-хатун. Есуй-хатун понравилась Чингис-хану, он взял ее в жены и посадил рядом с собой.

[§ 156.] После разгрома татарского народа Чингис-хан однажды сидел снаружи юрты и выпивал. Он сидел между Есуй-хатун и Есугэн-хатун и пил вместе с ними. В это время Есуй-хатун вдруг глубоко вздохнула. Чингис-хан обратил на это внимание и, позвав к себе Боорчу и Мухали, сказал им: “Пусть все собравшиеся здесь разобьются по аймакам, пусть каждый встанет в группу своего аймака. Тогда ясно выявятся все чужие, не принадлежащие к нашим аймакам”.

Когда все встали, разделившись на аймаки, остался один ловкий, красивый молодой человек. Когда его спросили, кто он такой, молодой человек ответил: “Я муж Есуй, дочери татарского Екэ-Чэрэна. Когда враги напали, я испугался и спрятался. Теперь же, видя, что все успокоилось, я подумал, что меня никто не признает среди такого множества народу, и потому пришел сюда”.

Об этих словах было доведено до сведения Чингис-хана, который соизволил повелеть: “Это же замышлявший недоброе наш враг. Он пришел что-то у нас высмотреть. Таких, как он, мы уже подгоняли под высоту колесной чеки. Чего долго раздумывать, уберите его с глаз долой!”.

И его тут же обезглавили.

[§ 157.] В тот самый год собаки, когда Чингис-хан ходил походом на татар, Он-хан напал на мэркитов. Он преследовал Тохтоа-бэки, бежавшего в сторону Баргуджин-токума, убил старшего сына Тохтоа — Тогус-бэки, забрал Хутухтай и Чаарун — дочерей Тохтоа и жен его, полонил народ его и его двух сыновей Хуту и Чилауна, но Чингис-хану из добычи на дал ничего.

[§ 158.] После этого Чингис-хан и Он-хан отправились в поход против Буирук-хана найманского. Буирук-хан не мог им противостоять, отступил из местности Сохок-усун на Улуг-таге, где его настигли Чингис-хан и Он-хан, и пошел через Алтай. Чингис-хан и Он-хан гнали его вниз по реке Урунгу. Здесь взяли в плен его военачальника Едитублуха, который шел со сторожевым охранением. Преследуемый нашими разъездами, он хотел бежать в горы, но был пойман, так как у его коня порвалась подпруга. Преследуя Буирук-хана вниз по реке Урунгу, [мы] догнали его около озера Кишил-баши и там покончили с ним.

[§ 159.] Когда Чингис-хан и Он-хан возвращались оттуда, найманский Коксэу-Сабрах расположил войска в местности Байдарах-Бэлчир и приготовился к бою. Чингис-хан и Он-хан, прибыв туда, решили сражаться и расположили свои войска в боевом порядке, но так как было уже поздно, то отложили сражение до следующего дня и ночевали в боевом порядке. В это время Он-хан приказал зажечь костры на месте стоянки своих [55]войск и, воспользовавшись ночной темнотой, ушел со своими войсками вверх по реке Хара-сэул.

[§ 160.] Вместе с Он-ханом пошел и Джамуха. Он сказал Он-хану: “Мой побратим Тэмуджин давно уже обменивается посланцами с найманами. Теперь он не пошел с нами. Я-то все равно что ласточка ³⁰, которая остается там, где ее гнездо, а вот мой побратим — это жаворонок, который стремится улететь. Он готов перейти к найманам и остался там, чтобы поддаться им”. На эти слова Джамухи Убчихтай Гурин-баатур возразил: “Как можно из угодничества так позорить своего доброго брата?” ³¹.

[§ 161.] Чингис ночевал на том же месте. Когда рассвело, он, приготовившись к сражению, увидел, что Он-хана нет на месте стоянки. Тогда Чингис-хан сказал: “Должно быть, он хотел, чтобы мы здесь сварились, как в котле” ³². С этими словами Чингис-хан отправился в путь. Он перешел через перевал ³³ Эдэр Алтай и, все время двигаясь в одном направлении, дошел до Саари-кээр, где остановился и расположился лагерем ³⁴.

[§ 162.] Коксэу-Сабрах бросился преследовать Он-хана. Он захватил в плен жен и детей Сэнгума вместе с их народом и имуществом. Кроме того, он захватил половину народу, скота и запасов пищи Он-хана, которые находились в местности Тэлэгэту-алсар.

Перед этими событиями ³⁵ двое сыновей мэркитского Тохтоа — Хуту и Чилаун — находились у Он-хана. Теперь они, забрав своих людей, отделились от Он-хана и пошли вниз по течению реки Сэлэнгэ на встречу со своим отцом.

[§ 163.] Ограбленный Коксэу-Сабрахом, Он-хан отправил посланца к Чингис-хану. Отправляя посланца, Он-хан поручил ему сказать Чингисхану: “Мой народ, мои жены и дети захвачены в плен найманами. Я посылаю к тебе гонца, чтобы просить у тебя твоих четырех "богатырей", которые спасут и вернут мне мой народ”.

Тогда Чингис-хан собрал войска и отправил своих четырех богатырей: Боорчу, Мухали, Борохула и Чилаун-баатура. До того, как прибыли эти четыре богатыря, Сэнгум уже вступил в бой в местности Хулаан-хут. Его лошадь была ранена стрелой в голень. Сэнгума враги хотели уже [56]схватить, как подоспели четыре богатыря и спасли его. Они освободили также и возвратили ему полностью народ и имущество, жен и детей.

Тогда Он-хан сказал: “В прошлом его почтенный отец вот так же возвратил мне мой рассеявшийся народ. Теперь, снова, четверо богатырей моего сына пришли мне на помощь, чтобы вернуть мне мой народ. Клянусь покровительством и помощью Неба и Земли, что я отплачу ему за такие благодеяния!”.

[§ 164.] Он-хан еще сказал: “Однажды мой побратим Есугэй-баатур пришел мне на помощь и вернул мне мой народ. Мой сын Тэмуджин теперь опять пришел мне на помощь и вернул мне мой народ. И вот теперь я озабочен: кому передать этот народ, который собрали и вернули мне эти отец и сын? Я уже стар. Я состарился до того, что меня уже пора хоронить на высоком месте ³⁶. Я подряхлел до того, что меня пора уже отнести на крутую гору! А кто же будет ведать всем народом? Мои младшие братья — люди никудышные. У меня есть сын Сэнгум, но один-единственный, а это все равно, что и нет сына. Если я сделаю моего сына Тэмуджина старшим братом Сэнгума, то у меня будет двое сыновей, и я буду спокоен!”.

Он-хан встретился с Чингис-ханом в Черном лесу на реке Тула, и там они уговорились называть друг друга отцом и сыном. Причина, по которой они стали называть друг друга отцом и сыном, такова. Он-хан был побратимом Есугэй-баатура, отца Чингис-хана, а потому он и был для Чингис-хана как бы отец. Это и было причиной, по которой они стали называть друг друга отцом и сыном. Они произнесли следующие слова: “В войне с многочисленными врагами будем ратовать вместе. В облавах на диких зверей будем охотиться вместе”. Чингис-хан и Он-хан еще сказали друг другу: “Если из зависти зубастая змея клеветы будет возбуждать нас друг против друга, не будем верить клевете. Поверим лишь тогда, когда встретимся и объяснимся. Если будет возбуждать нас друг против друга клыкастая змея злобы, не будем злобиться, а поверим лишь тогда, когда друг с другом переговорим”.

Когда они окончили эти речи, они стали жить в дружбе и согласии.

[§ 165.] Чингис-хан подумал: “Надо бы еще удвоить наши дружеские отношения” — и попросил в жены для Джочи ³⁷ младшую сестру Сэнгума — Чаур-бэки. Сватая ее, Чингис-хан сказал: “Я в обмен отдам нашу Ходжин-бэки в жены Тусахе, сыну Сэнгума”. Но Сэнгум, считая себя очень знатным, сказал: “Когда наша родня поедет к ним, то она будет сидеть у порога и смотреть в передний угол. Когда же их родня приедет к нам, то она будет сидеть в переднем углу и смотреть в дверь”. И так, считая себя очень знатным и говоря о нас с пренебрежением, он не дал согласия и не отдал Чаур-бэки. [57]

Услышав такие слова Сэнгума, Чингис-хан охладел к Он-хану и Нилха Сэнгуму.

[§ 166.] Об этом охлаждении узнал Джамуха. В год свиньи, весною, Джамуха, Алтан, Хучар, Харакида и Эбугэджин-Ноякин, Сугээтэй-Тоорил и Хачиун-бэки, посовещавшись, отправились в путь и пришли в местность Бэркэ-Элэт, на северной стороне горы Джэджээр-Ундур, где кочевал Нилха Сэнгум. Джамуха начал клеветать: “Мой побратим Тэмуджин в сговоре с Даян-ханом найманским и обменивается с ним посланцами. На языке у него постоянно слова "отец" и "сын", но на самом деле его намерения совсем другие. Неужели ему можно доверять? Если вы не нападете на него первым, то с вами все может случиться. Если вы выступите в поход против моего побратима Тэмуджина, то я одновременно нападу на него с фланга”.

Алтан и Хучар сказали: “А что касается сыновей Хоэлун Экэ, то мы убьем старшего и отдадим тебе младших, чтобы ты с ними покончил”.

Эбугэджин-Ноякин Хардаат сказал: “Я схвачу его за руки, я наступлю ему на ноги и отдам тебе”.

Тоорил ответил: “Будет лучше, если пойдем и завладеем народом Тэмуджина. Когда его народ будет захвачен, что он будет делать?”.

Хачиун-бэки сказал: “Нилха Сэнгум, сын мой! Что бы ты ни надумал, я пойду с тобой на высокие вершины и в глубокие пропасти”.

[§ 167.] После этих слов Нилха Сэнгум отправил Сайхан Тодээна, чтобы повторить все сказанное Он-хану, его отцу. Когда ему повторили все сказанные слова, Он-хан сказал: “Как можете вы думать так о моем сыне Тэмуджине? Мы теперь доверились ему ³⁸, и не будет нам милости Неба за такие злые мысли против Тэмуджина. У Джамухи язык мелет без разбора” ³⁹. И Он-хан отправил посланца назад, не дав своего одобрения.

Тогда Сэнгум снова послал гонца к нему со следующими словами: “Если каждый человек, у которого есть рот и язык, говорит так, то почему же нам не верить?”.

Но так как Он-хан отправил гонца обратно с теми же словами, Сэнгум лично отправился к отцу и сказал: “Даже теперь, когда ты еще жив, он нас ни во что не ставит. А что же будет, когда ты умрешь? Оставишь ли ты мне управление народом, который с таким трудом был собран твоим отцом Хурчахус-Буирук-ханом? Кто будет править народом?”.

На это Он-хан ответил: “Как я могу забыть своего собственного сына, свое родное дитя? Но так как мы до сего времени доверялись ему, как же можно злоумышлять против него? Небо откажет нам в своем покровительстве”.

При этих словах Нилха Сэнгум, сын его, рассердился, откинул войлочную занавеску двери ⁴⁰ и вышел. Проникнутый любовью к сыну, Он-хан позвал его обратно и сказал: “Я думаю только, чтобы Небо не лишило нас своего покровительства, а своего сына я не могу покинуть. Делайте, что хотите, решайте сами”. [58]

[§ 168.] Сэнгум сказал: “Они просили у нас отдать им Чаур-бэки. Теперь назначим день, пригласим их такими словами: Приезжайте на сговорный пир — и тогда мы их захватим”. Он сказал так, и все согласились, сказав “да”. Решив так, Сэнгум отправил гонца, чтобы тот сказал: “Мы отдаем Чаур-бэки. Приезжайте на сговорный пир!”.

Когда Чингис-хан получил приглашение, он отправился с десятью сопровождающими. На пути они ночевали у отца Мунлика. Отец Мунлик сказал: “Когда мы просили у них Чаур-бэки, они отнеслись к нам с презрением и не отдали ее. Как же теперь они приглашают нас на сговорный пир? Почему эти люди, которые так кичатся своею знатностью, теперь приглашают нас и говорят: "Мы ее вам отдадим". Следует разузнать, все ли тут как следует. Сын мой, надо действовать, хорошо подумавши. Пошлем гонца с извинениями, говоря: "Сейчас весна. Наши кони тощи. Мы откармливаем наших коней"”.

Чингис-хан послушался и не поехал, а отправил Бухатая и Киратая, сказав им: “Присутствуйте на сговорном пире”. Сам Чингис-хан вернулся к себе из жилища отца Мунлика. Когда Бухатай и Киратай прибыли на пир, Сэнгум и его приближенные сказали: “Нас разгадали. Завтра утром мы окружим и захватим в плен Тэмуджина”.

[§ 169.] После того, как решили завтра утром окружить и захватить Тэмуджина, младший брат Алтана, Екэ-Чэрэн пришел к себе домой и сказал: “Мы все вместе решили завтра утром поймать Тэмуджина. Чего только не сделал бы Тэмуджин для человека, который сообщил бы ему эти слова!”. На это жена его Алахит возразила: “Зачем ты зря болтаешь! А что если кто-нибудь из наших людей примет твои слова всерьез?”. Когда она так сказала, один из табунщиков по имени Бадай, который в это время принес молоко, услыхал слова Екэ-Чэрэна и ушел. Вернувшись к табуну, он рассказал своему товарищу, табунщику Кишлику о том, что сказал Екэ-Чэрэн. Кишлик сказал: “Я пойду и еще разузнаю” — и он отправился к жилищу Екэ-Чэрэна. Сын Екэ-Чэрэна по имени Нарин Кээн сидел у порога и оттачивал стрелы. Он сказал: “Кому бы из наших домашних отнять язык и заткнуть рот, чтобы он не говорил о том, о чем мы только что толковали?”. Потом Нарин Кээн еще сказал своему табунщику Кишлику: “Поймай, приведи и привяжи к коновязи двух коней: Мэркидай-чаана и Аман-чаан-кээра. Я... на рассвете должен ехать”. Кишлик ушел и сказал Бадаю: “Твои слова подтвердились. Теперь давай поедем и навестим Тэмуджина” ⁴¹. Когда они кончили разговор, они поймали двух коней: Мэркидай-чаана и Аман-чаан-кээра, привели и привязали. Когда наступил вечер, они закололи барашка у себя в юрте и сварили на дровах, наколотых из их кровати. Затем они сели на Мэркидай-чаана и Аман-чаан-кээра, которые были в готовности, они выехали ночью, ночью же прибыли к Чингис-хану, и, стоя снаружи, с северной стороны юрты, Бадай и Кишлик доложили ему о своем приезде. Они рассказали все, о чем говорил Екэ-Чэрэн и о том, что Нарин Кээн, когда он сидел и оттачивал стрелы, сказал: “Поймайте и привяжите Мэркидай-чаана и [59] Аман-чаана-кээра”. Бадай и Кишлик сказали еще: “С позволения Чингис-хана мы должны сказать, что они решили окружить тебя и схватить” ⁴².

Часть VI

§ 170. Когда ему так рассказали, Чингис-хан, вполне доверяя словам Бадая и Кишлика, в ту же ночь предупредил доверенных людей, которые находились при нем, бросил все имущество и ночью бежал. Он пошел северной стороной горы Мао-ундур. Урянхадайскому Джэлмэ он поручил тыл по горе Мао-ундур и оставил также позади себя арьергард, а сам направился дальше. Продвигаясь вперед, на другой день, когда солнце перешло уже за полдень, он прибыл в местность Халахалджин Элэт и там встал лагерем на отдых. Во время отдыха Чигидай и Ядир, которые пасли лошадей Алчидая, выбирая прогалинки с зеленой травой, заметили пыль, поднятую врагами, подходившими через урочище Хулаан-бургат. Уверившись, что это действительно враги, Чигидай и Ядир тотчас же погнали лошадей к лагерю. Узнав от них о приближении врагов, Чингис-хан отправил разведку. Установили, что за ними гонится Он-хан, войско которого направляется через урочище Хулаан-бургат, подымая пыль по северной стороне горы Мао-ундур. Чингис-хан, увидев поднявшуюся пыль, тотчас же приказал поймать и заседлать лошадей и уехал. Никто и не заметил, как враги приблизились. Когда прибыл Джамуха, он поехал вместе с Он-ханом. Он-хан спросил у Джамухи: “Кто из окружающих моего сына Тэмуджина может действительно вступить с нами в бой?”. Так он спросил. Джамуха отвечал: “У него есть люди, которые зовутся урууты и мангуты. Эти люди его сражаются очень хорошо. В пылу битвы они не теряют строя, в жаркой схватке они соблюдают порядок. Это люди, которые с малых лет привыкли к копью и мечу. Это у них черные и пестрые знамена. Это такие люди, которых следует остерегаться”. На это Он-хан сказал: “Если так, то мы выставим против них Хадаха с его храбрыми джиргинцами. За джиргинцами мы поставим Ачих-Шируна с его тумэн-тубэгэнами. За тубэгэнами мы поставим храбрецов олон-дунхаитов. За дунхаитами пусть следует тысяча турхаутов Он-хана, возглавляемая Хори-Ширэмун-тайджи. Позади тысячи турхаутов расположится наша главная рать”. Он-хан сказал еще: “Мой младший брат Джамуха, ты командуй нашей армией!”. При этих словах Джамуха отъехал в сторону и сказал своим товарищам: “Он-хан говорит мне, чтобы я командовал его войсками. Я же никак не способен сражаться против моего побратима. Раз Он-хан просит меня командовать его войсками, это значит, что он еще менее способен, чем я. Ну и сотоварищ у меня! Я предупрежу побратима. Пусть побратим примет меры предосторожности!”. Сказав это, Джамуха тайно отправил гонца предупредить Чингис-хана такими словами: “Он-хан спросил меня: 'Кто из окружающих моего сына Тэмуджина может действительно [60]вступить с нами в бой?". Я сказал: "Во главе у него находятся урууты и мангуты". Так я сказал. После этих моих слов он решил поставить впереди, во главе атакующих, джиргинцев. За джиргинцами, он сказал, должен следовать Ачих-Ширун со своими тумэн-тубэгэнами. [За тубэгэнами, он сказал, должны идти олондунхаиты.] За дунхаитами, он сказал, должен идти Хори-Ширэмун-тайджи, командир тысячи турхаутов Он-хана. Позади их, он сказал, будет стоять сам Он-хан со своею главной ратью. Потом Он-хан сказал: "Младший брат Джамуха, ты командуй нашей армией". Сказав так, он возложил на меня управление войском. Если судить по этому, то хороший же у меня сотоварищ! Как могу я командовать его войсками? Я никогда не был способен сражаться против моего побратима, а Он-хан еще менее способен, нежели я. Побратим, не бойся! Будь бдительным!”. Вот с какими словами он отправил гонца.

[§ 174.] Тут пришел к Чингис-хану Хадаан-Далдурхан, оставивший у Он-хана своих жен и детей. Придя, он рассказал об Он-хане следующее. Когда Сэнгум был ранен стрелою в румяную щеку и упал с лошади и когда воины обступили его, Он-хан сказал: “Кого нельзя раздражать — раздражили. С кем нельзя драться — подрались! Бедному моему сыну в щеку гвоздь вбили. Остался мой сын живым, пусть теперь еще попытается!”. Ачих-Ширун сказал: “Хан, хан, перестань! Когда мы хотим иметь сына, то молимся и приносим жертвы. Мы обращаемся к божествам с призываниями: "а буй, ба буй!". Позаботься же о своем сыне Сэнгуме, который у тебя уже есть. Большинство монголов у нас с Джамухой, Алтаном и Хучаром. Те же монголы, которые ушли с Тэмуджином, не имеют пристанища. Куда они пойдут? У каждого из них есть только лошадь, на которой он сидит, а прикрытием им служат деревья. Если они сами не придут к нам, мы приведем их, мы соберем их, как собирают конский помет в полу халата”. На эти слова Ачих-Шируна Он-хан сказал: “Мой сын, наверно, утомлен. Не трясите его при переноске”. Сказав это, Он-хан приказал уходить с поля сражения. Так рассказал Хадаан-Далдурхан.

Часть VII

§ 186. Когда Чингис-хан разгромил народ кэрэйтов, он распорядился раздать его своим

⇐ Предыдущая 1 23