Архив утерянных мыслей – до 15.

Архив утерянных мыслей – до 15.

Мистерий

В окнах каменных тусклый свет

свечей горел.

Разносился запах пьяный по

парку сонному.

В дом богатых Сьеррини на

новом Жуль-Торел,

Спешили экипажи, с бахромою

золоченою.

Луна холодная, мерцая

освещает тропы.

Ангелы ночные, сверкая

бриллиантами снуют.

И неприступными с виду

показались коробы,

Наполненные винными

изделиями, в мраморный

сосуд.

Музыканты ловят ритм тонких

звуков скрипки,

Вытекая плавно через ворота

открытые.

И дрожат с журчанием воды

единые картинки.

Воплотив в один поток, к

совершенству неприкрытому.

Дух ветра.

По скользким крышам

коммуналок,

Прогнившим и давно забытым,

Свободный ветер безудержно

гуляет,

Беспечно ливнями залитый.

Он распыляет прожитые

надежды,

И словно тощее цунами,

В душу вход волной пробьет.

Теперь он в мыслях сеет хаос

откровения,

Растлив морозом забвения

лед.

Давно все позабыто, и стены

промолчат

О том, что здесь случилось

горе.

Та девушка столь юная была,

но...

Частицу смерти оставив на

асфальте,

Она ушла и нет ему прощенья.

Свободный ветер теперь гуляет

там,

Оставив след любви своей

несчастной,

И мир в её глазах погас,

дыхание ветра дав,

Жизнь потеряла не напрасно.

Там в дали…

Сквозь небесную синеву,

Озаренную капелькой

света,

Разрезая на части

Бороздил темный туман.

И осколком пропитанным

болью и ненавистью,

Чья-то тень ускользала

За ширму, взору даруя

обман.

Там в дали, бетонные стены

горели,

Извергая пламя язык,

На зубах хрустел шифера

атом,

А в глазах, мир

безвозвратно поник.

Крики и слезы глушили,

Сирены спасательной вой,

И остался лишь

догорающий пепел,

От человеческой плоти

живой.

Но по ночам, во мраке

пустынном,

Эхом прощальным мне

кто-то кричал:

- Мама ты где? Мама спаси

нас!"

И растворялся оставив в

сердце печаль.

***

Под покрывалом бархатным

акаций,

Дорога забытая колесами

карет,

Все ждет тот миг, когда

прекрасная Констанция,

Уронит невзначай любовный

амулет.

Когда по пересохшей обочине

арабы,

На ярмарку Бордо верблюдов

будут гнать,

А в атмосфере запах душистого

тимьяна,

Исчезнут заграницей леса

отставив догорать.

Когда граф Монте-Кристо со

шпагой боевою,

С обозом за спиною двинется

на юг.

Крестьянскому ребенку, с

королевской гравировкой,

Монету золотую кинет,

благородно сделав круг.

Когда багряное, хмельное

солнце,

Спрячет луч последний за

границу гор,

И заиграют флейту,

странствующие барды,

Распивая жадно сладостный

кагор.

Мускат.

В бокал хрустальный наливаю

золотисто-медовое вино

"Мускат".

И в отблесках свечей румяных,

Искрится жасмина аромат.

Лепестками душистыми

Лаванды,

Осыпаю к бархатной постели

путь.

А зеленоглазая Венера

грациозно,

Растворяется в объятьях

крепких рук.

Как кукла, я в твоих глазах

игрушка.

За поцелуй любимых губ

свободу продавал,

И в миг уединения с богиней,

В омуте небесной ласки умирал.

Осенний листопад.

Осенний листопад бьет в окно,

Желтыми листьями иссохшими.

И кружит вуалью словно

маскарад,

Позабыв про тени прошлого.

Извергаясь островками алыми

в долинах,

Поглощает в инкубатор лето.

И кружась на ветру перьями

утиными,

Улетают на юга бесследно.

Реки расплескали широко

объятья,

Затуманив зыбкие берега озер.

А с вершин горы

остроконечной,

Веет ветер снежный, на земной

подол.

Запрягли давно лошадок

механических,

Подковали обод шиною

шипованой.

А из дворов эхом разлетаются.

Запах нежный берёзы

наколотой.

Городская лирика.

В отблесках фонарей города ночного,

Монотонно играла "Мелодия счастья".

И в сквере клинкерном, за тенью портного,

Сеньор Ветер плясал запивая ненастьем.

Люди спеша умирали в тумане,

На углу тротуара промокший дождем.

Все перед взором моим проплывая,

Забвением сдувало, пред сладостным сном.

Словно объектив черно-белого саженя,

Капли слезами ползли по стеклу.

Все исчезало, растворяяся в воздухе,

Мир увядал погружаясь ко дну.

***

А мне не верят, и вперед на край барьера.

Кричу что, "все! конец!" мол это злые гены.

Я убегаю за портьеры. Тленны

Желания мои амнистии досрочной,

Освободиться от тебя порой такой

Немыслимо порочной. Мой

Последний день допотопный, скверный,

И чужой, уйдет с тобой.

На автостопе первым мой покой.