|
|||
Историческая трилогия 1 страницаКАВКАЗ Историческая трилогия
КАНДИНАЛЬ От автора В основу этого произведения легла серия сценариев, написанных мною для телевидения. Трудно даже перечислить имена тех, чьи наблюдения, замечания и советы помогли мне в создании этой книги. Друзья.в Турции предоставили в мое распоряжение секретные архивы и помогли с переводом, мои знакомые в России и Кабарде также снабдили меня ценнейшими материалами (это сегодня их можно свободно получить в архивном Отделе Государственной исторической библиотеки): например, воспоминаниями и письмами русских офицеров, служивших на Кавказе. Всем этим людям я выражаю свою искреннюю благодарность. Автор книги также весьма признателен своей коллеге Френсис Кеннет за серьезную редакторскую работу и помощь.в исследовательской деятельности Дэвида Эркарта, посвященной истории черкесского народа. Первое издание в переплете осуществлено в 1994 году компанией «Кью Фор Холдинга Лтд.», Бат Стрит, Сент Хелмер, Джерси Ченнел Айленда. На русском языке выпущено московским издательством «Кандиналыв соответствии с соглашением с компанией «Кью Фор Холдингз Лтд.» Кавдур М.И. Кавказ. Историческая трилогия: В 3 т. / Перевод ВА.Ченышенко. - М.: Кандиналь.1994. - 336 с. ISBN 5-88195-094-1 ISBN 5-88195-096-8 (т. 1) Художник М. М. Горлов Право М.И.Кандура быть идентифицированным в качестве автора данного произведения было доказано М.И.Кандуром в соответствии с Законом об авторские правах, разработках и патентах, 1988 К^0^\0^29безобъявл. Т 43(03)-94 ISBN 5-88195-094-1 ISBN 5-88195-096-8 (т.1)
ПРОЛОГ Май 1991. Я удобно откинулся в кресле «Трай-стара»- самолета Королевской иорданской авиакомпании, вылетавшего из Аммана. Первым пунктом назначения у меня была Москва, но там мне предстояла лишь двухдневная транзитная остановка. Конечной целью моего путешествия был Нальчик, столица Кабардино-Балкарской Республики на Северном Кавказе. Мало кто в мире когда-нибудь слышал об этой маленькой республике в составе Российской Федерации. Еще меньше известно о населяющем ее народе - адыгах, которых еще называют черкесами. Но с этим неведением будет, наконец, покончено, если наша миссия будет успешной и мы завершим то, что задумали. Самолет взлетел поздно вечером. Подали ужин, потом пустили кино. Я уже видел эту комедию, поэтому переключил наушники на мягкую музыку, расслабился и, потягивая прохладительный напиток, придумывал, как бы задремать. (У меня всегда вызывали зависть пассажиры, которые могли мирно посапывать, паря в. эмпиреях). Я немного поворочался в кресле, посматривая на беззвучный экран, открыл дипломат и достал бумаги, чтобы взглянуть на них снова, наверное в десятый раз. Это было уведомление от организации «Родина» из Кабардино-Балкарии, написанное по-русски, где сообщалось о том, что 19 мая 1991 года в Нальчике состоится «Конгресс черкесского народа». Я был в составе официальной делегации нашей Черкесской хасы города Аммана (Иордания) и летел, чтобы принять участие в этой акции, но имел при этом и личную цель: теперь, наконец, я ступлю на землю своих предков, начну поиск собственных корней. На повестке дня Конгресса стоял вопрос, ни много, ни мало о судьбе нашего народа. Недавние сдвиги в политической жизни Советского Союза, возникшие в результате официального курса гласности и перестройки, открыли национальностям перспективы развития, но в тоже время явились и залогом огромной опасности. Руководство нашей маленькой республики, чувствуя огромную ответственность, решило пригласить на эту встречу всех представителей черкесской диаспоры для совместного решения вопросов. Каких только высоких и грандиозных идей не высказывали делегаты в салоне гиганта «Трайста-ра», стремительно уносившего нас на север сквозь черную пустоту. Моя же цель имела более частный и менее идеалистический характер. Конечно, я буду участвовать в работе Конгресса и внесу свой вклад. Но все же главное для меня другое. В конце прошлого века мои близкие предки эмигрировали с Кавказа в Турцию. Лишь одна семейная ветвь осталась на Кубани. В том числе и мой двоюродный дедушка, которого звали Аза-мат. Желанием моего отца, а значит и моим тоже, всегда было узнать, что случилось с потомками Азамата, и восстановить давно потерянные семейные связи. Может случиться, что, по иронии судьбы моя миссия будет иметь результат, противоречащий задачам Конгресса. Возможно, я захочу уговорить родственников оставить Кавказ и податься со мной в свободный мир. Я не представлял себе, какой эмоциональный опыт может принести эта поездка. Мысли вернули меня в прошлое, к моим покойным бабушке и дедушке, к «Нана» и «Дада» моего детства, проведенного на Ближнем Востоке. Это они стали первыми переселенцами, они и их родители, которые покинули когда-то благословенные зеленые склоны Кавказских гор и уехали в неизвестность пустынной и загадочной Османской Империи. Они считали, что лучше на чужбине сохранить веру, чем оказаться во власти христианского царя. Однако они не знали, как ловко манипулировали их судьбами главы двух держав - турецкий султан и русский царь. Мне живо вспомнилась моя поездка в Иорданию в конце шестидесятых. Ко времени моего приезда дедушки уже не было в живых, но оставалась бабушка, которая встретила меня, мешая радость с печалью и одарила любовью и гостеприимством черкесской женщины. Ей уже было скоро девяносто, но для своего возраста она выглядела весьма бодрой и здоровой. Была лунная ночь в начале сентября. Мы с бабушкой сидели на балконе ее дома в Аммане. Она взяла мою руку и нежно гладила ее, шепча ласковые слова и повторяя иногда неразборчиво какие-то стихи из Корана. Воздух был ароматным и теплым, иногда тянул легкий ветерок, он нежно ласкал нас, будто прощаясь, - ведь осень с ее холодными западными ветрами была не за горами. Иногда бабушка поднимала глаза на полную луну, висевшую над нами, как китайский фонарик, и снова читала Коран. Вдруг я заметил, что спокойное выражение ее лица несколько изменилось, и она продолжает смотреть вверх. -Что там такое, Нана? Что беспокоит тебя? -спросил я, придвигаясь поближе и нежно обнимая ее. Она еще несколько секунд смотрела на луну, как зачарованная. Затем бабушка внезапно повернулась и пытливо посмотрела на меня. - Это правда, внук, это правда, что люди добрались уже ...туда? Что они уже походили по ...ней? - спросила она, указывая на Луну своими тонкими изящными пальцами. Я не сразу понял, что она имеет в виду. Везде только и было разговоров о великом путешествии Олдрина и Армстронга и об их знаменитой прогулке по Луне. Я представил себе, как трудно было моей девяностолетней бабушке воспринять это, особенно если достижение науки прямо противоречило ее вере, взглядам, которые она пронесла через всю свою долгую жизнь. Бабушка повторила вопрос, и я увидел, как смятение, боль и растерянность отразились на ее ангельском лице. Я замялся, и она это заметила. Сказать ей правду означало пошатнуть одно из ее основополагающих верований. Бабушка верила, что Луна и звезды принадлежат небесам, а небеса - Божьи владения. Никто из смертных не может ступить туда. И как можно было объяснить это рукотворное чудо, не оскорбив веру? Я был смущен и расстроен, но все же сказал ей правду. Три дня спустя бабушки не стало. Она умерла спокойно, во сне. Она была здоровой и бодрой, и я полагаю, что покинула сей мир потому, что не требовалось более опекать многолетнего друга и спутника жизни - своего мужа. Ее положили рядом с ним на семейном кладбище. Я присутствовал на этих скромных семейных похоронах. Мне запомнилось, как старый бабушкин друг Мамила бережно отнес ее к последнему приюту. Его слова нежности, верности, истинно сыновней любви, произнесенные на одной ноте подавленным шепотом вызвали слезы на моих глазах, и я молча заплакал. Я оплакивал свою умершую бабушку. Я оплакивал Мамилу и все то замечательное поколение наших людей, которые уехали в такую даль от родных очагов и теперь должны умирать на чужбине. t Я вспомнил наш с бабушкой разговор три дня назад и понял, как сильна была вера, заставившая людей ее поколения покинуть Кавказ. Этой слепой религиозностью ловко управляли тогдашние сверхдержавы с целью спровоцировать катастрофическую миграцию двух миллионов черкесов с земли своих предков. Россия, помимо прочих притязаний, стремилась овладеть плодородным Кавказом с тем, чтобы расселить там своих освобожденных от крепостного права крестьян. Турции нужна была свежая кровь для своих армий на Балканах, да и по всей империи. Общие глобальные интересы сцементировали соглашение двух враждующих сторон. Таким образом, моему народу, черкесам досталась роль жертвенного ягненка в политической игре двух мировых держав. На земле трудно найти еще одну такую нацию или расу, на долю которой выпало бы столько страданий, сколько досталось моему народу. Исключение составляют, может быть, только евреи и, как совсем недавний пример, палестинцы. На Западе слово «черкес» или «черкесец» ассоциируется с образом прекрасной женщины или неукротимого всадника в экзотических одеждах, скачущего вдаль с саблей в руке. Трагедия моего народа так долго "оставалась неизвестной из-за чьего-то безразличия, невежества, и, зачастую, вследствие явного недоброжелательства. Перенесенные страдания - еще не свидетельство добродетели, кроме того, черкесы - народ гордый и выпячивание собственных бед для них равносильно потере достоинства. В 1790 году их численность составляла три с половиной миллиона, а затем за двести лет сократилась до менее чем полумиллиона человек, проживающих на Кавказе. Любой статистический расчет показывает, что при нормальных условиях черкесы должны были образовать нацию в двадцать или более миллионов человек. Человек, сидящий в соседнем кресле, пошевелился, и это вернуло меня в реальность. Мысли о моем народе и моей миссии в Советском Союзе навеяли нерадостные воспоминания. Я все держал в руках полученное приглашение: листочек с четкой официальной эмблемой и обращением ко мне на русском языке. Мечта стала явью. Я сложил бумагу и убрал ее в дипломат к прочим документам. Да, мне придется здорово постараться на этот раз. Не подведу свой род. Отыщу потерянных родственников и напишу историю своей семьи. Однако сначала мне нужно отыскать людей, которые помогут осуществить задуманное. Я твердо вознамерился найти свои корни. Мне очень хотелось написать о своем народе. Мне очень хотелось понять самого себя. Черкесы хорошо ассимилировались во всем мире и стали полноценными гражданами тех стран, где они осели. Много ли утрачено ими и продолжают ли они терять свою национальную индивидуальность? Некоторые исследователи готовы чуть ли не с пожарной каланчи кричать о том, что мы, черкесы, произошли от древней и благородной расы, имевшей высокую цивилизацию уже тогда, когда европейцы еще жили в пещерах. Я же хотел лишь известить мир о том, что у нас были замечательные достижения в музыке, поэзии, мифологии. Я не ожидаю, что мир после этого сразу возлюбит нас или очень заинтересуется нашими традициями и культурой. Я просто хотел заявить о нашем существовании и о нашем прошлом. Интересно, как психологи оценили бы этот феномен. Почему так важно, чтобы нашу историю знали? Почему мы не должны ассимилироваться и раствориться среди более многочисленных народов на этой земле, как это произошло с другими древними цивилизациями? Откуда это не дающее покоя стремление осознать свою черкесскую индивидуальность? Хотелось бы найти ответы на эти вопросы. Молюсь, чтобы некоторые из ответов я смог получить во время поездки на Кавказ. Мы летели на север, к Москве, навстречу разгорающемуся дню. В самолете начали разносить завтрак. Я пил кофе и смотрел вниз на обширные территории, покрытые снегом и льдом. Я обернулся к своим товарищам и увидел на их лицах одобрительные улыбки. Они были возбуждены и обрадованы перспективой ступить на землю своих предков. Первый этап нашего путешествия подходил к концу. История Кавказа отсчитывается с первых мгновений зарождения цивилизации. В греческой мифологии упоминается земля Колхида, куда аргонавты поплыли в поисках Золотого руна и где обнаружили остатки высокоразвитых искусств и ремесел. Жителями Кавказа были хазары ранневизантийской истории и аварцы, терроризировавшие Восточную Римскую и Персидскую империи. Каждая волна миграции с Востока на Запад накатывалась на его горные склоны и сбегала, оставляя там что-то после себя. Туранцы и арийцы, аккадианцы и семиты, этруски и эллины, кимбрийцы и готы, гунны и сельджуки, татары и монголы и в разное время и одновременно поили своих лошадей в холодных, как лед, ручьях этой страны и строили жилища в ее обширных лесах. Кавказ превратился в заповедник исчезнувших народов и Вавилон языков. Я хочу рассказать историю одной семьи, жившей в этой чудесной стране Кавказ. Это история моей семьи в том виде, как она передавалась от отца к сыну на протяжении семи поколений. Но ее можно назвать и хроникой любой черкесской семьи, так как она воплощает историю всего черкесского народа, включая трагические события, приведшие к его миграции со своей исторической родины, с Кавказа. Считается, что любое добротное повествование должно иметь завязку, кульминацию и развязку, и каждая из этих частей должна быть по-видимому, одинаково интересной, захватывающей и познавательной. Однако исторический роман не всегда соответствует этим четко определенным литературоведческим критериям. Начало истории нашей семьи теряется где-то в дебрях античного периода существования черкесской нации. Говорят, что историки готовы прийти к согласию относительно вопроса о происхождении черкесов, чего они никак не могли сделать в течение многих десятилетий. Две значительные исследовательские школы полагают, что мы являемся наследниками хеттов или викингов. Никто еще не пришел к мысли о том, что нация адыгов существовала самостоятельно с самого начала и что все попытки объяснить ее происхождение с помощью истории какой-то другой нации обречены на неудачу. Результат этой научной дилеммы не имеет к нашему повествованию никакого отношения, ибо любой хороший археолог вам скажет, что каждый раз, когда переворачивают новый камень, вопросов возникает гораздо больше, чем ответов. Но один факт, по крайней мере, исторически точно установлен: черкесы жили на Крымском полуострове около трех тысяч лет назад и затем медленно переместились на Кавказ в результате серии племенных миграций. Сначала они селились у Черного моря и по берегам реки Кубань. Несколько позже, но тоже точно неизвестно, когда, они двинулись дальше на восток, пока не достигли реки Терек, впадающей в Каспийское море. Черкесы, которые ушли на восток, были все из племени кабарда, а те, кто остался на западе вдоль Кубани и черноморского побережья, представляли, в основном, племена шапсуг, бжедуг, абазах и убых. Для непосвященных эти имена звучат довольно странно. Все эти основные племенные формирования говорили на адыгском языке первоначальном языке черкесского народа, правда с различными диалектами. Язык убых был последним из черкесских языков, и он фактически исчез из употребления в результате завоевания Россией этих земель в середине 19 века. Как это всегда бывает в истории миграции племен, вследствие случайных перемещений некоторые кланы остались позади. Поэтому мы видим, что даже сегодня кабардинцы продолжают населять западную часть Кавказа среди племен бжедуг между Кубанью и побережьем Черного моря. Их не следует путать с «черкесскими кабардинцами» - среди черкесов их называют «хад-жратами» - которые вернулись из Большой Кабарды около -1820 года и вновь поселились за рекой Лабой. Наш клан состоял из кабардинцев первичных племен, оставшихся жить у Кубани, в то время как большинство их одноплеменников отправились к востоку. Где-то в конце 18 века один из членов нашего клана покинул Кубань и двинулся на восток. Сначала он поселился среди чеченских племен Восточного Кавказа, нашел там жену, а затем присоединился к кабардинцам племени джлахст-ней, жившим по берегам Терека. Здесь он основал новую семейную ветвь и здорово преуспел на разведении коней. Его звали Ахмет. Он - прямой родоначальник нашей семьи, и именно его жизнь и судьба легли в основу первой книги нашего исторического повествования. Другие члены семьи - дядья Ахмета, которые остались на Западном Кавказе, принадлежали к дворянскому роду «пше», и из их среды вышло несколько выдающихся князей, правивших в селении Лаша Псина совместно с князьями клана Хатукшука. Этот городок существует и сегодня, и до сих пор он четко разделен на две части, известные как «Кандурей» и «Хатукшукей». В хаосе большевистской революции и во время сталинского террора были истреблены почти все мужчины этой семьи в Лаша Псина из-за их аристократического происхождения. Лишь один маленький мальчик, единственный из потомков последних князей, был спасен служанкой и спрятан от коммунистов. Мальчика этого звали Султан. Он пережил ужасы сталинизма, потом стал военным и вот недавно вышел в отставку в чине полковника Советской Армии. Он живет на земле женщины, спасшей его, в селении Анзорей, в десяти верстах от Лаша Псина. В этой книге автор постарался воссоздать ход событий в истории нашей семьи на протяжении века, начиная с 1782 года. Это историческое повествование, рассказывающее о многих драматических и очень важных событиях, произошедших в это время на Северном Кавказе. Однако хотелось бы, прежде всего, отметить, что исторический роман - не есть сама история в чистом виде, а лишь определенное допущение ее, поэтому такое произведение редко можно рассматривать как бесстрастную летопись. Автор выстраивает характеры своих персонажей и выражает свою позицию, не следуя рабски историческим фактам: ведь роман требует динамики и драматизма коллизии - только тогда он станет интересен читателю. Поэтому автор, безусловно, приносит извинения читателям-пуристам среди своих земляков, которые, возможно, ожидали не ту книгу, какую они держат в руках. Я сам, будучи прежде всего черкесом, поставил перед собой задачу отыскать свои корни и удовлетворить тем самым жажду осознать собственное «я», а несколько лет я провел значительные исследования. Надеюсь, что в результате мне удалось раскрыть в определенной степени правду о нашем народе и о трагедии, постигшей нас как нацию. Я надеюсь также, что найдутся честные люди, которые возьмутся за перо и напишут больше и глубже о том, что мне удалось лишь вытащить на поверхность. Где-то ждут своего часа целые-пласты забытой, нерассказанной истории, тысячи событий должны стать достоянием людей. Мир не может пройти мимо моего народа, не ведая, откуда мы и что случилось с нами на нашем пути.
КНИГА ПЕРВАЯ
ЧЕЧЕНСКИЕ САБЛИ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Ахмет ехал вверх по узкому ущелью, и его не покидало острое чувство того, что за ним следят. Но справа и слева от тропы высились лишь отвесные скалы, на которых негде было даже ступить, не говоря уж о том, чтобы там укрыться. Его раздражало потрескивание каменных глыб, остывающих после дневного жара в вечерней прохладе. Лошадь не пугалась этих звуков, а Ахмет вздрагивал, и, чтобы взбодриться, он еще раз громко прокричал «Уэри уокуэ», как это обычно делали мужчины в его селении во время состязаний или охоты. «Уэри уокуэ!» Он слушал, как эхо разносит его голос, отскакивая от скал. Голос затих, и вместе с ним растаяли образы его прошлой жизни на реке Кубань, оставшейся где-то далеко позади. Он покинул родной очаг и вот оказался уже в незнакомой местности. Через три дня после отъезда Ахмет пресек пределы территории, относившейся к его селению, границы высокогорных пастбищ, где он еще ребенком частенько бывал с отцом. На четвертый день пути мягкий грунт под копытами сменился каменистыми россыпями и обломками, как будто домашний уют уступал место суровости самостоятельной жизни. Ущелье вдруг кончилось, и открылся вид горной лощины, столь же мрачной и неприступной. У стремени зашелестел кустарник с дикой ягодой, обвитый плющом и другими ползучими растениями. Ахмет решил устроиться на ночлег на краю зарослей каких-то огромных деревьев. Человеку, выросшему на пастбищных землях в долине Кубани, непривычно было разнообразие рельефа местности, по которой пришлось проезжать. Это были сплошные долины, расселины, смертельно опасные каменистые осыпи, пересохшие за лето русла ручьев, или разбегающиеся по сторонам, или ныряющие под землю, причем в таком количестве, что было просто невозможно разобраться, как все это устроено. Раньше Ахмет никогда Не видел великих Кавказских гор. День за днем проводил он в седле среди гигантских подножий гор, вершины которых были всегда окутаны густым туманом. Когда же, наконец, покажется первый местный житель? И как он будет настроен: враждебно или дружелюбно? Дома среди пшитл ходили слухи, что вся эта местность кишит ворами. Но что они, простые крестьяне, могли знать об этом? Взглянув на звезды, которые начали медленно проступать на темнеющем небосклоне, Ахмет убедился, что по-прежнему движется на юго-восток. Дома старики учили его, что следует ехать все время на юг до гор, затем повернуть налево и двигаться так, чтобы высокая гряда оставалась по правую руку. Однако сориентироваться было трудно, так как проторенные тропы вели то вверх на гору, то вниз в долину, отклоняясь на юго-запад гораздо больше, чем он рассчитывал. Его кобылка Кара вышла на поляну с фиалками и начала щипать их. Ахмет сбросил бурку из толстой овечьей шкуры, расстелил ее на земле. Рядом, поблескивая в лучах заходящего солнца, журчал ручей. Он подошел к воде, вымыл руки и ноги, поплескал водой себе на лицо и локти, как того требовал ежедневный ритуал андез, и только потом поднялся и прочел вечернюю молитву. Скоро нужно будет разводить огонь, чтобы отпугнуть лесных хищников. Если за ним следит враг или разбойник, то костер не спасет. Одним метким выстрелом его можно было сразить в любой момент за эти несколько дней путешествия. И кто, кроме Господа Бога, будет знать, что он убит здесь, среди этих бескрайних гор? Одно лишь седло с оружием стоили того, чтобы решиться на это. А останки быстро растащат канюки, прежде чем кто-нибудь натолкнется на труп. Ахмет прислонился к седлу, вскипятил воду из фляги, разогрел в ней халаму, съел ее и запил кукурузной похлебкой. Лошадь пощипывала рядом траву. Все было спокойно. Он завернулся в толстую теплую бурку - широкую меховую накидку с квадратными плечами, которая могла сама по себе стоять, как палатка, но дышать внутри нее было нелегко: лицо быстро покрывалось испариной. Было тихо, лишь иногда раздавалось жутковатое завывание.шакала, да скорбное уханье филина. Эти звуки напоминали Ахмету, что он пока жив, что может еще, находясь в этом диком месте, воспринимать окружающий мир, в котором кроме него живут еще много Божьих созданий. В этой тишине он отчетливо слышал хлопанье совиных крыльев где-то у себя над головой, и ему живо припомнился похожий шум полощущегося на ночном ветерке белья, развешанного его сестрой для просушки. Это было там, дома. Не нужно думать об Афуасе. Не нужно потакать своим прихотям, нельзя допускать, чтобы боль и стыд с новой силой поднимались в груди. Лучшее средство облегчить душу - добиться чего-то выдающегося. Если не среди своего народа, то как-то иначе. Однако все равно голубые глаза Афуасы не покидали его сознание, витающее между сном и явью. Он вспомнил агонию: лицо у нее вдруг побледнело и откинулось назад. Он швырнул ее на землю, и из чрева стала появляться, пробивая себе дорогу, новая жизнь. Горячая кровь хлынула, заливая ей колени... Афуаса, Афуаса... даже в вое диких собак слышится твое имя. Для восемнадцатилетнего парня, даже такого, как Ахмет, которого жизнь заставила быстро повзрослеть, эти ночи в горах послужили суровым испытанием духа. Он заснул, но рука его, побелевшая от напряжения, продолжала сжимать рукоять кинжала на поясе. Лошадь принялась щипать траву у его головы и разбудила еще до восхода. Обильная роса на травах предвещала ясную погоду. Ахмет прочитал утренние молитвы, перекинул бурку через седло, проверил, не отсырел ли порох, забросил заряженное ружье за спину и сел верхом. Он набрался терпения и решил пробираться через чащу, с надеждой отыскать дорогу с другой стороны. Вскоре горные пики снова скрылись из глаз и он подумал, что густой лес должен смениться сейчас более открытой местностью. Где-то совсем рядом послышался шум быстро текущей воды, значит, русло этого потока пролегает через скалу и это позволит ему изменить маршрут. Теперь Ахмет точно знал, что кто-то следит за ним. У него не было многолетнего опыта выслеживания оленей, диких козлов или редких птиц, однако он хорошо различал звуки в мелколесье. Одно негромкое слово - и лошадь перешла на легкий галоп. Ахмет делал вид, что просто хочет погреться, а не бежать. Промчавшись около двух верст, он выскочил через узкий проход из леса и оказался на широком плато, расчищенном когда-то бурной рекой. Было тихо, но Ахмет не чувствовал себя в безопасности на открытом месте. Он решил быстро пересечь реку и скрыться под сенью деревьев, растущих на другом берегу. Войдя в воду, кобыла тихо заржала, но Ахмет поднял ей голову повыше, чтобы она не пила из ледяного потока: это могло ей повредить. Речка выглядела совсем неглубокой - почему же Кара заартачилась..? И тут Ахмет увидел его, всадника, одетого как адыг. Как и он сам. Все адыги братья, если только между ними нет кровной вражды. Всадник был ненамного старше его, но с косматой бородой, которая придавала ему свирепый вид, и ружье он держал по-боевому, у седла. Незнакомец имел полное преимущество перед Ахметом, так как его конь стоял двумя саженями выше на другом берегу широкого потока, при этом не был мокрым, не храпел и не блестел от пота, как это бывает после быстрой езды. Если это был тот, кто шпионил за ним и шел по пятам, то как, черт побери, он мог оказаться там первым..? Ахмет успокаивал себя: если ты чужак, то это еще не преступление. Он продолжал переправу с напускным хладнокровием. - Эй, ты адыг, брат? - спросил всадник. Речь его прозвучала на диалекте, незнакомом Ахмету, не таком чистом, как его собственный, однако главные слова были понятны. Ахмет кивнул утвердительно. Кабардинец с Кубани. А ты? Бжедуг. Добро пожаловать. Мужчина быстро съехал к воде, пустил коня в ритм с Карой. - Заблудился? По его пронзительному взгляду Ахмет понял что никто не может проскользнуть в этот раь.,.1, избежав проверки. - Нет, не заблудился. - Чем меньше слов, тем лучше. Правда всплывет сама, как говорил его отец. Бжедуг поднял ружье вверх. Ахмет немного перевел дух. Насколько ему было известно, никто из кубанской Кабарды не враждовал с этим племенем. - Я еду на восток, мне нужно добраться до Кабарды, что на Тереке. Бжедуг махнул рукой: эти края были очень далеко, за много верст отсюда. Бывал там раньше? Нет. - Трудный путь, брат, тебе предстоит. Много дней, много рек. Одна особенно трудна для переправы. Лаба называется. Два дня езды на юг. - Мне все время на юг.., - в словах Ахмета послышалась усталость, хотя и против его воли. Адыги никогда не жалуются. Он постарался придать твердость лицу. Бжедуг оказался весьма обходительным. - Моя деревня как раз по пути. Если хочешь, поехали вместе. - Он учтиво притормозил коня, ожидая ответа. Вот это да! Нашелся проводник, к тому же вовсе не злой! Кровь радостно побежала в жилах у Ахмета, а то он было совсем оцепенел. Хорошо. Меня зовут Ахмет. А меня Гази. Ситуация прояснилась. Два молодых адыга ехали бок о бок в молчаливом согласии. Все же Ахмет поведал о себе больше, чем думал. Гази исподволь рассматривал его изящно подогнанное седло, богатые серебряные украшения на поясе и уздечке, искусную золотую вышивку по краям кафтана. Сапоги Ахмета были сделаны из мягчайшей черной кожи, а меч и кинжал - наилучшей закалки из всего того оружия, что Гази видел за долгое время. Насколько он мог понять, это были клинки из Дамаска или даже Толедо. На голове у нового знакомого красовалась ладная каракулевая шапка. Гази решил, что Ахмет, по-видимому благородного происхождения. Однако в облике его чувствовался налет какой-то печали. Быть может, он потерял в войне своих близких или его тяготили заботы защиты чести. Для адыга было естественно идти напролом и испытывать свою судьбу, но Ахмет был, пожалуй, еще молод для этого, явно моложе его, Гази. Тем не менее, он один отправился в путь, оставив родной очаг далеко позади. Мы можем ехать еще два часа, - сказал Гази, - потом остановимся в одном укромном месте, я знаю. Следующий переход надо засветло одолеть, иначе - беда. Разбойники..? - Ахмет был бы рад услышать о разбойниках, но только не об этих русских наемниках... Казаки. У Ахмета сжалось горло. Он затем и отправился на юго-запад, чтобы избежать встречи с казаками. «Зайди в предгорья, прежде чем сворачивать на восток», - советовали старики. Он бежал от своей сестры Афуасы, от их ссоры, от стыда, от воспоминаний о нанесенной ею боли. Однако в эти одинокие ночи среди пустынных предгорий Ахмет понял, что на ссылку его обрекло что-то более страшное и неумолимое.
|
|||
|