Обязательства

Л.Перлз

Обязательства

Посвятив всю свою жизнь гештальт-терапии и гештальт-теории, проведя тысячи сессий и мастерских с клиентами и студентами и дав десятки интервью об истории гештальт-терапии и моей роли в ней, прожив 40 лет с Фрицем Перлзом, живя и работая с ним и без него, пережив почти всех своих друзей, членов семьи и сооснователей Нью-Йоркского Гештальт Института, теперь я выступаю на публике довольно неохотно и устало. Поэтому я не собираюсь утомлять вас (или себя!) очередным историческим или теоретическим дискурсом. Вместо этого я собираюсь рассказать вам историю, которая произвела на меня сильнейшее впечатление и запомнилась, когда я впервые посмотрела фильм «Женщина в песках». Я смотрела этот фильм несколько раз, и каждый раз он меня трогал и очаровывал.

История следующая:

Мужчина, проведя целый день на берегу моря за сбором и раскладыванием по коробочкам жучков и паучков, опаздывает на последний автобус в город. В поисках ночлега он бродит по вершине утеса и видит огонек внизу, в дюнах. С утеса свисает веревочная лестница, и он спускается по ней к дому, где обнаруживает неряшливую одинокую женщину, и та пускает его переночевать.

Проснувшись утром, он обнаруживает, что жители деревни наверху вытянули лестницу, и теперь пляшут и насмехаются над ним; он понимает, что попался. Его тщетные попытки выбраться порождают злость и отчаянье. Но постепенно он начинает осознавать возможности своей вынужденной ситуации. Его растущая привязанность к женщине приводит к беременности, а потребности в действии и научная любознательность - к изобретению устройства для получения воды из ночного тумана и росы. Когда женщине приходит время рожать, жители спускают лестницу и доставляют ее к акушерке. Лестницу не убирают, и наш ученый, если бы захотел, мог бы вылезти. Но он выбирает остаться.

Почему я рассказываю вам эту историю и о чем она? Это притча об обязательствах. Когда вы действительно посвящаете себя чему-то, то, хорошо это или плохо, что бы ни случилось внутри этой ограниченной ситуации, не только в браке или семье, но в любых отношениях, в которых вы взяли на себя ответственность, в профессии, в искусстве, в призвании - пути назад нет. Пока герой нашего рассказа не принимает ограничений ситуации, он чувствует себя в ловушке. Когда он принимает свое заточение, возможности находящиеся внутри этих ограничений становятся реальностью: пустыня становится плодородной, а женщина - матерью. Это открывает ловушку, расширяет границы. Посвятив себя заново некоторым образом изменившейся, но все еще ограниченной и трудной ситуации, человек берет на себя ответственность за последствия своей собственной творческой активности. Он сам вышел из ловушки своих личных ограничений, привычек, отношений и предубеждений, застывших гештальтов своей прошлой жизни. Приняв «что есть» и научившись с этим управляться, он изменяется, выходит за пределы ситуации и достигает подлинной свободы.

Я в своей жизни много раз чувствовала себя в ловушке, досадовала на это и отчаянно искала выход: в студенческие годы, когда участвовала в забастовках и меняла факультеты и потом, когда вышла замуж и воспитывала детей, вместо того, чтобы заканчивать диссертацию и получать докторскую степень. А когда я вернулась во Франкфурт и закончила ее, в 1932, всего через несколько месяцев нам пришлось покинуть Германию (через 50 лет факультет психологии признал мой диплом).

В Южной Африке я чувствовала себя в ловушке из-за душной провинциальной атмосферы, ограниченного числа единомышленников, напряженной и угрожающей политической ситуации. Но, не имея возможности выйти, я постепенно поняла, что даже если бы я была заперта в своей комнате, все равно у меня оставались бы стеллажи с книгами, рояль и множество нот, и даже трех жизней не хватило бы, чтобы все это освоить. Это радикально изменило мою жизнь. В своей практике я начала использовать диалог лицом к лицу и телесное осознавание, я писала рассказы и стихи. А вместе с Фрицем мы начали работать над книгой «Эго, голод и агрессия». Это была всего лишь социальная и профессиональная изоляция и ограничения, которые заставили нас сфокусировать свои интересы на наших собственных ресурсах и мобилизовать свой творческий потенциал, который до этого по большей части бездействовал, будучи ограничен психоанализом.

Начав писать стихи, я ожидала, что верлибры будут гораздо проще, чем не допускающие отклонений стансы или сонеты, или любые другие традиционные просодические жанры. Но я обнаружила совершенно противоположное: если не развито чувство размера, ритма и рифмы, верлибры часто становятся слабыми и многословными, и несильно отличаются от плохой прозы. Если же принять ограничения традиционной просодии, то глубочайшие мысли, идеи, прозрения и чувства появляются, попадают в фокус и собираются в запоминающихся формах и образах - завершенных гештальтах.

И последний пример: после публикации книги «Гештальт- терапия. Возбуждение и рост человеческой личности», Фриц и Пол Гудмен загорелись идеей создания Института гештальт-терапии. Я не хотела в это включаться, хотя и принимала участие почти во всех их обсуждениях книги. Но когда на вводные занятия Фрица записалось сорок человек, он взял двадцать и я двадцать - и я чувствовала себе в ловушке, досадовала и боялась. Я никогда раньше не работала с большими группами, никогда не преподавала в аудиториях, никогда не выступала публично. Я чувствовала,

что мне это навязали и что я совершенно не готова. Я металась, болела, старалась координировать свои семинары с Фрицевыми лекциями, и это совершенно не помогало. Методом проб и ошибок, я постепенно разработала свой собственный подход, у меня появились собственные студенты и группы, и я продолжила работу в Нью-Йорке. По прошествии тридцати пяти лет я все еще здесь, но границы расширились, лестницы висят, и я лазаю вверх- вниз (в последнее время с некоторым трудом!)

Проще всего брать на себя обязательства, когда ограничения обусловлены реальными обстоятельствами. Вы в буквальном смысле посвящаете себя, сначала семье, потом школе, учебе, работе, больнице, тюрьме, концлагерю. Если вы не можете или не хотите выходить, обязательства по отношению к тому, что возможно в рамках данных ограничений, сохраняют вашу жизнь и придают ей новое измерение, вплоть до самой смерти.

Гораздо труднее, а для некоторых людей практически невозможно, брать на себя обязательства, когда есть выбор. Я поняла, что это именно так, благодаря своим самым высоко и разнообразно одаренным клиентам (и я сама отношусь к этой категории) - вундеркиндам, которым все дается так легко, что они не научаются посвящать время серьезному прорабатыванию реальных трудностей. Заложники своих талантов, они дрейфуют безо всяких обязательств от одной возможности к другой, многообещающие в юности и разочарованные и разочаровывающие на длинной дистанции.

Обязательства требуют дисциплины, а дисциплина подразумевает ограничения. В гештальт-терапии мы накладываем ограничения через саму структуру терапевтической ситуации: акцент на текущих переживаниях, противодействие и прерывание дефлексий и всякой пустой активности, усиление подавляющих личность привычек, принципов, позиций, мышечных сокращений и раскоординации, вынесение их на передний план в качестве актуальных действий, все внутри безопасной - то есть ограниченной - терапевтической ситуации. Только когда через деавтоматизацию застывших поведенческих гештальтов появляется доступ к большему количеству поддерживающих функций, становится возможным подлинное творческое приспособление. Взявший на себя обязательства терапевт должен знать свое собственное нетерпение, свои собственные амбиции и рвение, свою тревогу, но также должен быть способен контролировать их.

Добровольные обязательства требуют жертв, отказа от интересов и увлечения ради чего-то более ценного. Когда лестницы спущены, есть выбор. Вокруг полно искушений, даже в пустыне собственноручно выбранного дела жизни. Периодически случаются сомнения и сожаления, как бывало и в моей жизни. Сегодня, видя вокруг несколько поколений клиентов, студентов, коллег и друзей, я наблюдаю пустыню в цвету и чувствую себя щедро вознагражденной.