Автор: Дудрин Александр. Год написания: 2011 год.. Книжка

Автор: Дудрин Александр

Год написания: 2011 год.

Книжка

Погода была просто великолепной. Воздух даже слегка звенел, когда что-нибудь в нем меняло свое положение. Выпавший ночью снежок был так чист и эфемерен, что я поймал себя на мысли, что я боюсь дышать, чтобы не растопить эту красоту. Давно не было такого. Или просто я не замечал этого.

Высоко над городом, в серых густых облаках летели плотной стаей птицы. Я не силен в орнитологии, с трудом отличаю ворону от сороки, поэтому опознать принадлежность пернатых к виду, естественно не смог. Но животные летели так красиво, что я не мог оторвать от них взгляда до тех пор, пока они не скрылись за темным остовом дома. Солнце. Сколько мы уже не видели солнца? С тех самых пор, когда начался Сезон Поющих Стрел, который длится в этом году необычайно долго. Это любители старого поэта Тредиаковского так называют разные времена года. Недавно нашли несколько библиотек, и истосковавшиеся по развлечениям люди начали читать. Их нежным душам после многих аварий претит называть что-либо с маленькой буквы. Ну и я тоже вслед за ними. И слава Контролирующему, что не видели, пусть и ценой боли в глазах, которая иногда становится просто невыносимой. Потому что лучи света несут с собой... Ничего хорошего не несут.

В Бога я давно уже не верю. С тех самых пор, когда пошла череда интересных перемен в нашем мире. Скорее я поверю в гипотезу ребят из Клыков Барса, которая утверждает, что нами управляют инопланетные пришельцы. Хотя в эту чушь даже дети не верят. Да и сам этот отряд состоит на треть из сумасшедших. Но ничего не ставить выше себя очень опасно – можно запросто сойти с ума, особенно на Территориях Льда и Леса. Но вечно быть хмыкающим циником тоже надоедает. Итак, я убежден, что нами управляет высший разум, который олицетворяет норматив справедливости. Той самой, которая так же редка, как и марка Голубой Маврикий.

-Не правда ли, Тля? - неожиданно спросил я.

-Неправда! – густым басом пророкотало где-то в горле.

Я усмехнулся. Тлю никогда не обманешь, да и как можно обмануть самого себя? Тля – это подарочек современности, который я получил по молодой глупости. Как-то раз, лет шесть назад, я и еще трое моих одноклассников проходили практическое патрулирование полудиком сегменте. Задача была пустяковой – охранять всю ночь заброшенный восьмиэтажный дом. Я даже представить не мог тогда, зачем мы занимаемся такой ерундой. Позже, я услышал, что так подготавливали к жизни вне жилых сегментов. Но мы были мальчишками, и нам захотелось узнать, какие чудеса есть в подвале. Открыв дверь, мы долго слушали. Никаких свистов, уханья, скрежетания и шагов не было, что придало нам храбрости. Потом был осуществлен спуск в подвальное помещение. Точно не помню как, но в итоге я подошел к невесть откуда взявшемуся в подвале зеркалу и заглянул в него. Стало очень нехорошо, и я упал. Что, собственно, меня и спасло. Позже выяснилось, что двое из наших слетели с катушек, а один и вовсе оставил грешный мир. Потом я долго молчал, пытаясь привыкнуть к голосу внутри себя. Времена тогда были мрачные, поэтому долго мою болячку не рассматривали, а рассудили здраво и просто. Мол, если жив и не умирает, то значит, еще послужит. А уж кто там говорит внутри с ним – это его проблемы. Этот нежданный поселенец в горле никогда ничего не объяснял про историю своего появления. Он просто иногда помогал выживать, что было полезней функций собеседника. Впрочем, оно иногда и вредило. Тля, одним словом.

Да, действительно, Контролирующему плевать на отдельные судьбы, но он точно что-то направляет. Ну, пора прекращать интересный разговор, и двигаться к лагерю. Еще раз внимательно оглядев местность, я шагнул на открытое пространство из подъезда дома. Хоть и своя земля, и несколько рот легиона Пантера ждут меня, а все-таки рисковать ни к чему. Дураки здесь долго не живут. Сезон Поющих Стрел – неприятная штука, когда с небес на землю сыплются всякие колюще-режущие предметы. Нет, если бы с неба падали буханки ржаного хлеба, я бы перенес все это стоически, но ледяные сосульки сантиметров тридцати в длину сложно назвать благим даром. Они имеют неприятную тенденцию попадать в людей и отправлять их в Нирвану.

Я шел быстрым гренадерским шагом. Один квартал, второй, третий. Впереди уже маячили палатки бело-синего цвета, когда случилась заминка.

А что это так нехорошо на душе стало? И почему сгустились тучки? А?

- А ты бежал бы, мила-а-а-ай! Бежал бы, не жалея ног своих! – прогундосила Тля.

Такого мудрого совета грех было не послушаться. И я побежал. Даже ой-да-как-я-побежал! Потому что сверху, опережая саму смерть (которую в медлительности никак не упрекнешь!) неслись конусообразные ледяные фигуры.

- Жжжу-у-у-у! Жжжу-у-у-у! – пели стрелы

- Вжик! Вжик! Вжик! – свистело рядом с ушами.

Шлеп! И порядочная ледышка воткнулась в десяти сантиметрах перед моей ногой. Очень приличных размеров посланец неба врезался в стену соседнего дома, да так и остался в ней. Живо прикинув, что сталось бы с моей головой, если бы махина решила поменять траекторию полета, я еще больше ускорился. Стрелы (сосульки) падали повсюду, но с приличными интервалами. Когда в дома попадали эти вещи, от них отлетали осколки кирпичей и, почему-то щебенка. Одна каменюка чуть не поразила меня не хуже ледяного копья, но хорошая реакция спасла. Собрав последние силы, я громадным прыжком преодолел расстояние, отделявшее меня от крайнего дома, в котором, по-видимому, располагался передовой пикет пантер. На меня мгновенно направили пару стволов автоматов, но я помахал картой первого уровня допуска, и ребята стали гостеприимнее. Солдаты даже предложили мне горячего шоколада. Естественно, я не стал отказываться. М-м-м-м! Шоколад, да, парней хорошо снабжают.

- Давно караулите, служивые? - с набитым ртом осведомился я.

- Со вчерашнего вечера. Вы недолго заставили нас ждать! – ответил сержант, как видно, командир постовой четверки. Лет ему на вид было около двадцати. На правом боку его шлема было четыре черных полоски, а на правом рукаве колета (почему-то облегченную форму с легкой нагрудной броней так называют) – красная ломанная носом вниз полоса. Серьезный мальчик. Выбраться из четырех хороших побоищ с Орденскими шакалами – такое на медаль тянет! Впрочем, железки ныне не в почете – еда, выпивка – вот что в цене.

Черные полоски означают бои с самыми серьезными противниками Империи – Орденом или Полумесяцем. Это главные крупные военные организации, которые сформировались в новом мире. Но Империя показала всем свою волю к жизни и свою мощь. Два года назад всем тем, кто воевал против имперцев, была объявлена амнистия. В том случае, если человек складывал оружие и признавал власть императора. Да впрочем, даже не императора, а, так сказать, командира всех войск, у которых была в руках инфраструктура. Всего три месяца назад, Полумесяц, обескровленный постоянными ударами солдат и руников, вступил под наши знамена. Впрочем, почему «наши»? Грифон не давал присяги, следовательно, он лишь частично зависим. Ну да это несущественно. Ясно, к чему дело идет.

Таким образом, у Империи остался лишь один серьезный противник, не считая многочисленных шаек бандитов, фанатиков и просто сумасшедших – Орден. Впрочем, так называли его лишь для краткости только мы. Полное его наименование звучит как: Великий Орден Несущего Всем Свет и Прощение Господа Бога и Сына Его Христа. Здорово, верно? Конечно, только сами орденцы так себя и называют. Всем остальным глубоко все равно, Несущий ли Христос Всем Свет или что другое. Между Империей и Орденом идет не просто война за влияние – идет битва на полное уничтожение. Дело в том, что эти христиане – сумасшедшие, они никогда не подчиняться нам, потому что умереть за Христа у них – высшая добродетель и честь. Но дерутся больные превосходно. Пленных обе стороны не берут. Если и есть отдельные несчастные, попавшие в другие руки – так у них становится много времени для зависти мертвым. Это столкновение образов жизни, внутренних мировоззрений, даже смыслов существования.

Пока я допивал свой заслуженный шоколад, сержант доложил по рации обо мне. Я встал, с сожалением взглянул на пустую кружку, одернул свой потасканный камуфляж без признаков кевларового усиления (чего хотелось бы), и мы двинулись к палаткам лагеря. Надо сказать, что внутренность базы стоит того, чтобы о ней поговорить. Дело в том, что кадровых легионов у Империи не так много, а вот кандидатов в них хватает. Потому что служба в постоянном формировании дает солдатам и офицерам громадные преимущества, например: возможность завести семью, жилье во внутренних сегментах, улучшенный паек, даже пособие, если военнослужащий будет изувечен. Конечно, не так много, но все равно эти привилегии манили людей как патока мух. Естественно, не все их получали. В кадровом легионе – дисциплина, преданность Императору, воля и решимость к победе. И без гвоздей! Пантеры очень хотели войти в число счастливчиков и тянулись изо всех сил. Тут и там стояли значки их подразделения. Штандарт представлял собой шест, на вершине которого был нанизан солидных размеров черный ромб с каймой желтого цвета по правому краю. Под ним был прибит довольно неумело жестяной лист зеленого цвета, на котором была выгравирована оскаленная пантера. Если бы легион был кадровым, животное было бы в черном ромбе. Может показаться странным, почему этих символов легиона так много, ведь времена, когда турки отмечали бунчуками дома на разграбление, давно прошли. Но оказалось, что в каменных джунглях, авиация и пехота лучше воспринимают такие опознавательные знаки. Ну, авиация-то она вообще ничего не воспринимает – и по своим танкам заряжает зачастую. Стоит ли говорить, что у войск Ордена на концах шестов были распятия?

Палатки выглядели так, словно никакого дождя и не было. Что, впрочем, не странно, если учесть, какую удивительно прочную дрянь научились делать химики Лабораторий на основе старого пластика. Этот пластик в давние времена был бутылками для жидкости и валялся в неограниченном количестве почти везде. Сосульки мирно торчали из земли в разных местах, что придавало им определенное сходство с морковью. Еще снег кое-где был запятнан кровью, что говорило о медлительности отдельных парней в форме. Везде сновали медики и солдаты с аптечками. Первый труп я увидел, когда мой почетный караул вывел меня к главной площадке, недалеко от которой была палатка командира. Рослый пехотинец лежал на правом боку. Ледяная стрела пробила броню шлема, десятимиллиметровую пластиковую прочную подкладку, череп и вышла где-то в районе кадыка. Сверху колышек был обычного цвета, а вот на выходе из челюсти – неестественно ярко-красного цвета.

- Вот и Левчик отвоевался! – сдавленно проговорил один из солдат.

- Да, жаль парня. Только вчера из перестрелки с орденцами вышел без царапины, а сегодня так глупо погиб – протянул сержант.

- Ну, пусть там ему будет лучше! В конце концов, легкая смерть – пояснил я свою точку зрения и снял свой побитый жизнью шлем.

Да, только человек, долгое время спасавшийся от льдин на открытых местностях, где в помине нет укрытий, где вся надежда на свою силу мышц и скорость реакции, может эффективно выживать под дождем стрел.

Вот, наконец, и палатка командира. В том, что здесь обитает главный этих двух рот, а не барахло какое-то, всякому усомнившемуся молчаливо объясняли двое крепкого телосложения часовых в полной броне. Я предъявил свой пропуск еще раз. Солдаты козырнули, сержант отработал прием «На месте развернуться» и отбыл по своим делам.

- Слава Империи! – сказал я.

- Здра жла, лейт! – прогорланили часовые. Их глоткам мог позавидовать средних размеров слон на водопое.

Посчитав это приветствие за приглашение войти, я откинул полог и вступил во внутренние покои. Они оказались больше, чем я думал. Но вот обстановка была более чем скудной. Старшие офицеры рот в походах часто любят обставлять свои палатки предметами роскоши, которые в свое время были реквизированы из брошенных домов. Мародерство? В определенной мере да, но никто не жаловался. Империя пробовала искоренить это сибаритство, но среди командного состава поднялась такая суматоха, которая едва не закончилась революцией. Поэтому закон отступил на некоторое время. Впрочем, их можно понять –не так много радостей в жизни. Можно простить маленькие слабости сильным людям. А вот убранство данной палатки состояло из большого стола, походной кровати в углу и несколько ящиков тушенки, которые играли роль стульев. На столе лежали какие-то средства связи, бумажки, скоросшиватели, планшет командира, портрет в рамке. За столом, который располагался напротив входа, нерушимо стоял штандарт легиона. Главной достопримечательностью палатки был ее хозяин. Капитан с очень бледным и вытянутым лицом, средних лет, восседал на своем троне и занимался важным делом – крутил ручку. Она раскручивалась хорошо. Офицер сидел на ящике со сгущенкой, и в этом, похоже, было единственное отличие между ним и любым пришедшим, которому бы вздумалось посидеть в этой палатке. Ах да, еще справа от меня, на стене палатки висела карта района. А чтобы никто не сомневался, что это карта, какая-то рука написала наверху все это синими чернилами: «Карта раёна». Я всегда подозревал недюжинные способности к русскому языку у штабного состава.

- Слава Империи! Лейтенант отдельного батальона разведки «Грифон» Степан Чесноков! – начал бодренько докладывать я, но капитан нетерпеливым жестом руки остановил мой поток солдатской казенной речи.

- Слава. Но зачем так кричать, мы и так вас давно ждем, лейтенант – вяло заговорил капитан.

- Мне стыдно. Очень. Но меня задержали непредвиденные обстоятельства – я потупился и виноватым тоном дал оправдание.

Капитан внимательно посмотрел на меня, отложил ручку в сторону и встал со своего сгущеночного трона.

- Вы знаете, лейтенант, когда мне сказали, что предстоит встречать в этом квадрате самую дерзкую, веселую и развязную личность союзных нам частей, я не поверил. Но сейчас я вижу, что многое из того, что говорят о вас во внутренних сегментах – правда.

Офицер оказался очень высоким и пожалуй нескладным. В глазах, только что излучающих вселенскую усталость, появились огоньки интереса и почему-то грусти.

- Это полный вздор и клевета. Я отнюдь не развязный и всегда могу остановиться там, где это необходимо.

- А меня Мирославом зовут. Мирослав Скобянич. Совсем забыл представиться.

- А я, знаете, привык, что все время в отрыве от штабов, меня встречают твердолобые солдафоны с кирпичами вместо мозгов – безапелляционно отметил я.

-Ну что ж, может и я из таких. Присаживайтесь.

Я сел на ящик. На нем, к удивлению, оказалось весьма удобно.

- Вы не должны смущаться убогостью обстановки. Я предпочитаю передвигаться налегке. Даже если нас и прижмут орденцы, то что они захватят – этот стол? Я давно сам мечтаю отдать его на переработку, да все руки не доходят. Карту? Да на ней живого места нет, - Мирослав отвернул край карты, и я смог убедиться в том, что есть чудеса на свете – если на ней и было хоть одно не проколотое циркулем место, то оно явно тщательно пряталось.

- Вы разрешите, капитан перейти на имена?

- Безусловно, Степа.

А он начинает мне нравиться. Не каждый раз среди офицеров можно найти такой экземпляр. Руки у капитана были явно не солдатские, а интеллигентские. Хотя интеллигент слово ругательное. Пожалуй, пианиста руку, с длинными пальцами. Такие конечности могут быть у философа, но не воина. Манера речи, возможность общения совершенно разными стилями, просто умение держать себя – все выдавало в нем человека интересного, с которым и поболтать не грех. Я ни минуты не сомневался, что он имеет широкий кругозор – гораздо шире стандартного армейского офицера. За что я над ними все время и подтрунивал. Да нет, я просто гоготал, что тот знаменитый гусь Черчилля. Вы не слышали историю про него? Премьер-министр заявил как-то, что не ест тех, кого знает лично. И ему подали эту птицу на обед, которую тот, на основании того, что животное было ему знакомо лично, поглощать отказался. Правда это или нет, но гуся все равно запекли.

- Ты не голоден? Я передал сигнал в форт этого сектора. За тобой послали аж целых три вертолета. Два «Аллигатора» и Ми-24. Что же ты такое принес из внешних территорий?

- Нет, я ел сегодня с утра, да еще твои люди угостили шоколадом. Да так. Какую-то книгу о давних временах. Ведь империя должна все знать досконально – сколько чего раньше было и как оно все функционировало. Наверное, это отправят в Лаборатории.

И я достал из внутреннего кармана завернутую в неразрубку книгу. Неразрубка – это такая синтетическая ткань, полное название которой состоит из многих пропиленов и всяких там полиуританов. Но мы, простые люди, а не ученые, называем ее проще. Жизнь так сложна, стоит ли ее захламлять? труднопроизносимыми прилагательными и существительными? Ткань не горит, не пропускает воду, не тонет, но пахнет горящей резиной. Полезная, но ужасно вонючая штука.

Капитан взял сверток, взвесил его на руке, подмигнул мне, опустился на корточки и потыкав в ящик, положил ее в выскочившую из деревянного каркаса полочку. Та немедленно вернулась на место. Сказать, что я был удивлен нельзя – у меня просто челюсть чуть не отпала. Мирослав, видимо довольный моим состоянием, как ни в чем не бывало уселся на ящик.

- Удивлен? Работа краснодеревщика высокого уровня. Самое интересное – он, - капитан любовно похлопал свой импровизированный стул по стенке, - и в самом деле забит сгущенкой. Никто и никогда не додумается искать здесь ценные вещи. К тому же я почти всегда при нем, вернее на нем. Пусть эта штука побудет там до подлета машин. Может шахматы?

- Могут сожрать сгущенку и распотрошить ящик. Я неважно играю и боюсь, не смогу тебе доставить удовольствия от игры.

- Может, поговорим?

Полчаса прошли совершенно незаметно, потому что я обладаю слабостью подискуссировать на отвлеченные темы. Мозг заволокло туманом, и я очнулся лишь тогда, когда услышал рев разрубающих воздух лопастей. Я поднялся, Мирослав отдал мне книгу и отправился провожать до взлетной площадки.

Конечно, из трех вертолетов, сел только транспортный Ми-24. Одного Аллигатора не было видно – осуществлял дальнее прикрытие, а второй завис над приземлившимся геликоптером, немного носом вниз. Надо сказать, зрелище было красивым. Черный элегантный истребитель покачивался плавно, показывая весь свой небедный арсенал.

Броняжка двери Ми-24 отъехала в сторону, и оттуда выскочило четверо ребята в серой тяжелой броне со шлемами, на которых виднелись синие перекрещенные мечи – отличительный признак Стального легиона. Это была ударная часть Империи, которая раза два за пяток лет уничтожалась почти стопроцентно. Удивительно, что за таким в сущности незначительным чином вроде меня прислали такое сопровождение. Но дальше мне пришлось еще больше открыть глаза от изумления. Следом за легионерами спрыгнули три человека в черной броне с серебряными кистями рук на боковинах своих касок. Впрочем, один был в фуражке. Выше кантика гордо смотрел на все окружающее то ли попугай, то ли орел. Наверное, все же последний, больно когти большие. Этого я знал. Знал, и потому скривился, как от съеденного лимона. Гримасу на лице капитана я тоже заметил. Весь день насмарку. Но я не был бы Чесноковым, если бы позволил доставить радость представителю Рунических отрядов видеть на моем лице неудовольствие. Я как можно шире улыбнулся и пошел навстречу Дмитрию Острозубу.

- Сколько лет, сколько зим, кэп! А вы все такой же верный делу Империи воин! Так же беспощадно выжигаете скверну мира в лице Ордена!

- Прекрати паясничать, Чесноков. Ты достал книгу? – не очень любезно зашипел руник.

- Конечно! Но, - я предупреждающе помахал пальцем перед лицом Дмитрия, заметив, что он потянулся за книгой, которую я держал в другой руке, - я смогу отдать ее в руки полковника Мейстера, если вы, кэп, не будете возражать.

Десантники радостно засмеялись, солдаты с руками отвернулись назад. Руников не любили в армии. За то, что они обычно шли сзади, за то, что их звания ценились на ранг выше общепринятых, за то, что им больше платили. Наконец за то, что они занимались никому неведомыми делами. Справедливости ради стоит отметить, что работа у парней в черном была препаршивая и трудная. Просто не все о ней знали, ни к чему это было. Это они лезли в самые опасные районы, они исследовали разные аномалии современного вконец озверевшего мира. Ничего удивительного не было в том, что их обучение стоило очень дорого, и отцы- командиры в перестрелках с бандитами и орденцами благоразумно размещали руников за спинами легионеров. Зато самые дальние рейды приходились на долю Рунических отрядов, они приносили много всякого разного, за что и получили свое название. Малообщительный народ, но это профессиональное.

- Лейтенант, вы не могли перестать называть меня кэпом? Я был бы вам очень признателен за это одолжение! – с трудом обретая спокойствие, произнес Дмитрий.

- Хорошо, - просто согласился я и, повернувшись к капитану, сказал, - Благодарю за помощь! – и щелкнул каблуками сапог, - Честь имею! - и руку к козырьку, - Слава Империи! – я мог еще много церемониться, но Острозуб затолкал меня внутрь.

Мирослав кивнул на прощание, но ничего говорить не стал.

- Послушайте, капитан…- начал было я говорить комплименты, но Дмитрий перебил.

- Нет, ты послушай. Мы не перевариваем друг друга, верно? Сегодня будет вероятно нелегкий день, поэтому давай просто помолчим и наберемся сил, хорошо?

Что-то было у него в глазах такое, унылое, что ли или безмерная усталость, я не знаю. Но решил помолчать, а заодно и вздремнуть, потому что сегодня встал в четыре часа утра.

Мотор работал негромко, Дмитрий, сидящий рядом со мной с полузакрытыми глазами, видно что-то обдумывал, Береты тихо переговаривались, а руники начали играть в имена.

Тихая мирная идиллия. Я не чувствовал себя в безопасности очень давно, поэтому сон быстро сморил меня. Мне снилось что-то очень далекое и знакомое, то, чего я уже не помнил хорошо. Скорее всего, это была старая вишня в саду, но как следует разглядеть не смог. Наверное, в этом прелесть снов – неопределённость делает их более приятными. Ну, или более страшными – смотря что снится. Странное дело, вроде бы я сплю, а мозг продолжает работать в странном режиме. Но он точно мыслит. Нет, нужно прекращать это, а то не отдохнешь по-человечески. Спать. Спать…

И я действительно спал, пока какая-то надоедливая пчела из сна не завыла и зарычала каким-то диким басом. И пришла пора пробуждения. Тупой удар в голову свалил меня на пол. Я как в замедленной съемке поднял глаза на уровень лавки. Дмитрий лежал рядом и кричал что-то видимо очень громко. Правой рукой он пытался пережать левую выше запястья, из которого текла кровь. В противоположном борту вертолета зияло отверстии, и я заметил отсутствие двух легионеров и одного руника в салоне. Ми-24 падал, для осознания сего факта не нужно было быть в кабине пилота. Звук прорвался неожиданно, как смерть.

- Летчик, сажай эту штуковину как можно мягче! И сразу выскакивайте все живо на снег! Скроемся под вертолетом! – морщась от боли, командовал Острозуб.

Я мотнул головой и начал вытаскивать тяжелый пистолет системы Стечкина из заплечной кобуры. После этого рванул из поясной сумки самозатягивающиеся бинты и помог лейтенанту починить его клешню. Кровь перестала бить, и Ми-24 рухнул. Мы в целом были готовы и сразу же рванулись в дыру от ракеты. Я хотел рвануться по привычке первым, но Дмитрий рванул мою руку с такой силой, какую трудно было ожидать от человека субтильного сложения.

- Ты что, ополоумел! Дай книгу сюда! – зарычало хищное лицо руника.

И я не стал спорить, а просто достал сверток и отдал ему. Береты начали прорыв. Они бросили две осколочных гранаты в пролом, потом одну вакуумно-зажигательную и две дымовых. В пределах видимости из вертушки начался фейерверк. Из своих громыхающих здоровых автоматов дали каждый по две длинных очереди от бедра и нырнули в туман.

- Давай, давай, давай! – завопил Острозуб.

-Беги, беги! – в унисон офицеру в черном вопила Тля внутри горла. Эффект выходил препротивнейший.

Мы с рядовым руником пошли во второй волне пушечного мяса. Я не стал геройствовать, в конце концов, перестрелки с равноценным противником не входят в мою работу. Их тренировка дорога, и стрельба работа солдат. А в том, что противник нам не уступает ни в чем, не приходилось сомневаться. Потому что вертолет свалили (грамотно или нет, но свалили).

План укрыться под вертолетом провалился вначале – никакого промежутка между машиной и землей не было. Стрельба нарастала где-то за пределами облака от дымовых гранат. У солдата рунических отрядов оказалась в руках винтовка со снайперским прицелом. Он снимал предохраняющие оптику насадки по краям прицельной трубы. Я понял, что определенные шансы на жизнь у нас есть и бросился на звук стрельбы. Свой автомат я поставил в пирамиду вертолета и найти его не смог. Все, что было в наличии – тяжелый, но надежный Стечкин и две обоймы к нему. Ну, еще малый джентльменский набор офицера, как то две гранаты, нож, стилет. Бег сквозь дым с ориентацией на звук, при постоянной возможности сыграть в ящик на открытой местности – неприятное времяпровождение. Легионеры били короткими очередями, явно экономя патроны. Они разделились. А вот нападающие стреляли длинными очередями, стараясь подавить количеством. Скорее всего, огонь велся из Хеклер и Кохов 417 и укороченных Калашниковых. Говорило около двадцати стволов.

Примерно на границе облака, я заметил контур человека, и справедливо решив, что наши лежат, присел и дал три прицельных выстрела. Тень завалилась без звука назад, и спустя секунду я был около нее. К вящей радости стрелка, можно сказать, что две пули распороли легкую броню на груди и вызвали преждевременную гибель человека. Отличительные признаки у него были орденские: кресты на предплечьях камуфляжа. Шлем был тоже легкий, с красным распятием на боку. Черт! Кажется, Доминиканцы. Тоже неплохие стрелки ордена, можно сказать, почти равные легионерам. Я зло рванул УАК из начавшей остывать на легком морозце руки и быстро нашарил на трупе два магазина с патронами. Теперь мы повоюем.

И я выскочил из дыма. Видно, рухнула наша развалина в какой-то деревне бывшей, так как чуть левее меня стоял каркас одноэтажного дома. Правее него шла улочка, а после него каменные остатки церкви. Еще левее дома шло поле, равномерно покрытое снегом. Больше ничего заметить не успел, но зато понял, что мне повезло, так как улочку простреливали трассирующими патронами. Если бы я весело выскочил там, то вполне вероятно, мою жизнерадостно трепыхающуюся тушку долго кидало бы из стороны в сторону. Один из легионеров держал оборону за углом дома, спиной ко мне. Я едва сам не пал его жертвой, который уже приготовился стрелять.

- Свой! Не стреляй! – крикнул я, пригнувшись, добегая до дома оставшееся расстояние и падая у другого угла.

Второй из невольного десанта засел в развалинах церкви и сражался там. Стоило мне выглянуть из-за угла, как отвратно свистящие куски металла пропели над ухом свою мрачную мелодию. Пришлось мне опускать забрало шлема, которое до этих пор было в поднятом положении. Я начал стрелять, когда из дома, в котором засел пулеметчик, выскочило шесть человек. Примерно столько же прикрывало их выход. Но один, раскинув руки упал, а другой, скрючившись, свалился в бывший огород. Эта была цена орденских солдат за пересечение половины расстояния до нас. Кроме того, из церкви пришла очередь их трех патронов, раскрошившая забрало одного из пехотинцев. Пулемет нащупал меня и долго издевался над углом дома, за которым я прятался.

Пока я предавался вынужденному безделью, то заметил вещь, которая сильно поколебала мою веру в спасение. Вертолет ближнего прикрытия курился дымом в той самой церкви, которую облюбовал для обороны правый десантник. Это с чего же надо стрелять, чтобы завалить Аллигатора? Как минимум, нужно две «Стрелы». Да кто же так хочет прикончить нас с такими затратами? Ну, на вопрос кто, можно было ответить. Но орденцы сильно обнаглели, если в открытую громят воздушные силы Империи. Ведь наши ВВС сильнее их раза в три. Этот очевидный факт нисколько не смущал противников, которые продолжали на нас наседать, попутно окружая. Со стороны поля были слышны выстрелы. К тому же выяснилось, что орденцов минимум человек сорок, что в нашем состоянии равнялось бесконечности.

- Лейтенант! Ты где? – ворвалось во внутришлемный приемник.

Это очень хорошая штука, которая связывает частоты находящихся рядом солдат в одну систему связи. Главное ее преимущество, что никто и никогда еще не ломал наши планы тем, что прослушивал разговоры по рациям.

- Сложно сказать, Острозуб! У бывшей церкви. Идите на звук пулемета, и вы попадете на нас.

- Не время шутить, мы в поле! И нам тут дают прикурить не менее двадцати человек. – орал рунический офицер.

- Если бы твой снайпер быстренько перещелкал солдат Ордена и помог нам, я был бы ему очень признателен. Где второй Аллигатор?! – начал срываться на панический крик и я.

- Не знаю, не могу с ним соединиться. Солдаты живы?

- Пока… Мы все тут «пока». Но нас зажимают! Пробивайтесь к крайнему дому, на чистом месте вас как тараканов перебьют. Прикрою! И книгу не посей. Мне за нее Мейстер голову оторвет.

- Ладно, мы начинаем!

Я бросился к другому углу, чтобы прикрыть руников. А орденцы начали делать все неправильно. Никто не посылает в упор на автомат снайпера. Их было четверо. Все в одинаковых серых кителях с красными распятиями. И были с автоматами. Я готов поклясться в этом. Легионер открыл огонь по первым забегающим нас со стороны поля. Стрелял правильно. Один, раненый в ногу упал, но его можно добить позже. Еще один, явно мертвый, ткнулся лицом в снег. Я упал рядом и тоже стрелял. С наслаждением сделал крест – пули разнесли грудь орденца, Солдат расстрелял последнего. Но раненый был уже с винторезом. И он сделал свое дело. Пуля попала в лицо, пройдя сквозь забрало. Солдат упал замертво. Я плавно перенес планку прицела на распятие на боку шлема. Выстрел, выстрел, выстрел, выстрел. Красные венчики покрыли голову солдата, и все было кончено. Я так и не понял, откуда он достал снайперскую винтовку, и лежал в странной пустоте, прекрасно понимая, что обрати я внимание на раненого секундой раньше – и имперец был бы жив. И я поплатился за свою задумчивость. Сзади раздались звуки шагов и стрельба. Справа стреляли из церкви. Осознание того, что перевернуться не смогу, пришло сразу же. Поздно, обошли, сейчас, наверное, и стрелять не будут. Просто разнесут прикладами голову как арбуз перезрелый, никакой защитный шлем не спасет. И все-таки тело само начало переворот. Щелкнул винтовочный выстрел, на меня падало что-то, а мой автомат дергался как в конвульсиях. Как сквозь подушку прорвался крик умирающего живого существа. Рванули где-то гранаты. И на меня кто-то упал. Я тут же сбросил тело. Сверху мелькнуло лицо Дмитрия.

- А еще прикрыть обещал! Вставай! Да вставай же! – он дергал и трепал меня как игрушку, и я встал. Рядом лежал труп Доминиканца. Недалеко от угла дома, у стены, в причудливых позах, которые выбрала хозяйка-смерть, грудой лежало еще четверо орденцов. Церковь молчала.

- Уходим! Надо назад, там есть маленький овраг, укроемся! – зло кричал Острозуб.

- Постой, а остальные? – ошарашено пробормотал я.

- Да все, отвоевались они! Мой свалил того, кто хотел тебя прихлопнуть, по нему полоснули из автомата, ты стрелял, я стрелял. Вот это куча – плод коллективного творчества. А церковь закидали гранатами. Надо уходить, пока вторая волна не пошла!

- Но, может, он ранен? – я просто не мог так запросто бросить это место.

- Даже если и жив, то что?! Мы должны книгу сберечь! И потом, хрипел бы в рацию, а то все молчат. Уходим!

И мы побежали.

Овраг действительно был неглубоким, но удобным. Туман от гранат не разошелся. Я взглянул на часы и убедился, сто со времени начала боя прошло не более пяти минут.

- Ну, давай приведем себя в порядок перед смертью! – ухмыльнулся Острозуб и начал перезаряжаться.

Он был прав на все сто процентов. Шансов у нас не было. Бежать долго и далеко – глупая затея. Здесь равнина, пара выстрелов, и мы трупы. Сидеть в доме тоже глупо – нас забросают гранатами и будут ломиться во все окна и двери. Этот овраг давал возможность хотя бы отстреливаться. Дым скоро рассеется и нас найдут. И прикончат. В лучшем, конечно, случае.

Я тоже стал менять магазин. Мрачная улыбка на моих губах яснее ясного говорила товарищу по оружию о моем внутреннем состоянии.

- Степа, ты зря так переживаешь. Мы еще постреляем. Не зря нас готовили.

- Ты оптимист. Я знал, что руники все – безнадежные романтики. У них просто нет другого выбора. А ты не подумал о том, что если они поставят десять стрелков наблюдать за этой ямой с помощью прицелов, а еще десять не спеша пойдут к оврагу, то мы успеем пристрелить максимум двоих-троих? После чего отправимся в неизвестные нам края. Если нас не возьмут живыми, и тогда нам покажутся райскими цветочками смерть от пуль и осколков. Нас разрежут на ленточки, – последние мои слова сопровождались передергиванием затвора автомата. Оставался еще один магазин и все.

- Зря ты так пессимистичен. Как говорил неглупый полководец Роммель, любая битва проигрывается тогда, когда мы сами решаем, что она проиграна. Будем считать, что она выиграна – хорохорился Дмитрий, приподнимая автомат.

-Роммель был баловнем судьбы. А мы в данный момент явно не в фаворе у фортуны. И вообще, он плохо кончил.

Дым рассеялся через пару минут. А еще через две нас нашли. Мы стреляли недолго. Пара Доминиканцев упало. Потом нас прижали очень крепко. Фонтанчики земли со снегом не прекращали своего танца на краю овражка.

- Ну, а как твой оптимизм теперь?! Нас возьмут как слепых котят! – психовал я на руника. Ну что за денек?!

Дмитрий угрюмо молчал. Потом он подумал немного и сказал то, чего я никак не ожидал от него услышать.

- А может, переговоры? Прилепим на книгу жучок, у меня есть, отдадим ее этим фанатикам, проследим за ними. Ведь мы же не имеем права просто так гибнуть. Это противоречит рескриптам Империи.

- Я не имперец, я только союзник. Мне ваши рескрипты до лампочки, Ордену тоже! Да ты хоть понимаешь, что с нами орденцы не будут разговаривать, – начал сомневаться я.

-А мы сейчас сделаем так – бросим книгу этим гадам, а потом скажем: хотите лезть – лезьте! – посмотрел очень внимательно на меня руник.

Я поежился под его взглядом. Потом взял книгу и освободил ее от неразрубки. На мир взглянул черный кожаный переплет книги. Помимо многих недостатков своей неразумной человеческой сущности есть одна хорошая черта – я когда-то что-то читал и немало знал. Я также приблизительно понимал, зачем эта книга нужна была верхушке нашей разведки. Это был труд одного из последних крупных ученых старого мира. И это была тяжелая работа. Он долгое время изучал памятники прошлого, доказывая существование на земле цивилизации более развитой, нежели наша. Но помимо простого осознания этого факта, труженик пера умудрился сделать то, из-за чего его книга поистине стала нужной для правителей Империи. Он смог перевести древние технические тексты, найденные, скажем, внутри пирамид в Египте. Была проведена сложная работа, и старые тайны постепенно открылись ученому. Все его труды были систематизированы и напечатаны. Но до большого тиража дело не дошло – начался хаос. Поэтому был выпущен лишь несколько экземпляров.

И отдавать его каким-то фанатикам, мне, как представителю технократического, по существу, образа жизни сильно не хотелось. Мозг стал лихорадочно соображать. Крики орденцов заставили прекратить это занятие.

- Эй, вы, крысы! Отдайте книгу без стрельбы, и мы уйдем! – особенно хорошо выделялся чей-то пропитый бас. Да, наверное, не все из Доминиканцев ведут благопристойный образ жизни.

- А если я предложу вам пойти к чертям?! – вопрошал Острозуб в пустоту.

- Тогда ты пойдешь туда первым! Нам ничего не сто