Китеж как природная и культурная святыня.

4. Китеж как природная и культурная святыня.

В лесном Заволжье верят – Китеж цел, только невидим для простого смертного. Легенда про праведный город приводила на берег Светлояра замечательных людей. Павел Мельников-Печерский, вдохновленный встречей с озером, рассказал его легенду в романе «В лесах», в повести «Гриша». Известный журналист Александр Гациский, один из первых редакторов первой местной газеты «Нижегородские губернские ведомости» написал об озере очерк. Здесь были М. Горький (о Светлояре говорится в его очерке «Бугров»), Владимир Короленко (очерковый цикл «В пустынным местах»), Михаил Пришвин (очерк «Светлое озеро»). К тайне прикоснулись эстеты начала ХХ века Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский. О граде Китеже написал оперу Николай Римский-Корсаков, озеро рисовали Николай Ромадин, Илья Глазунов...

Но откуда взялась знаменитая легенда? Когда она возникла? Когда стала известной в России?

Этот вопрос пытались решить многие исследователи. Были среди них геологи и археологи. Казалось бы — проще простого: предположим, что город находится на дне озера, поищем его там, выясним, нет ли в ближайшей округе следов карста. И всё «встанет на свои места» [5, c. 60]. В Нижегородской области карст — не редкость. Случалось — проваливались под землю целые цеха, железнодорожный путь.

Нет — все результаты бурения у берегов озера показывали одно и то же: вблизи него породы, способные размываться, растворяться не обнаруживались. Ничем кончились и поиски археологов. Следов загадочного города не было ни на подступах к озеру, ни на его дне. А ведь специальную экспедицию в 70-х годах снаряжала «Литературная газета», опускались на дно водолазы. Работа их была непростой — глубина озера — больше 30 метров, много коряг и затонувших деревьев.

Мало пользы приносят и разыскания в старых изданиях, в архивах. Но может быть, есть настоящие древние летописи, которые упоминают град Китеж?

Как это ни странно, есть! Только говорится в них не про Китеж, а про «Китешку». Это один из вариантов названия села в нескольких километрах к востоку от древнего города Суздаля. Сейчас официально это — Кидекша. В неё, если остаётся время, заглядывают туристы: в селе целы домонгольские ещё церкви. А возле него — знаменитая река Нерль, в которую впадает маленькая Каменка, текущая через Суздаль.

Однако причём здесь Владимирская область, ведь это — четыре сотни километров от Светлояра?

Связь — самая серьёзная. Заглянув в историю Нижегородского Поволжья, мы обнаружим: истоки славянского населения этих мест — именно на владимирской земле. Сюда около тысячи лет тому назад добрались выходцы из Киевской Руси, обосновались здесь, построили крепости. И это стало этапом в движении славян на восток. Княжества Владимиро-Суздальской Руси вначале подчинили себе местное, тогда ещё финно-угорское население — мерю, известную по летописям, по археологическим находкам. Затем границы владений славянских князей вышли к Волге. Городец — древнейший из городов Нижегородского Поволжья, основывается как «пригород Суздаля», город маленький, судя по названию, и подчинённый ему.

Очень многое в истории значат дороги. Причём даже те, которые давно исчезли. Это сейчас главный путь на восток в этих местах пролегает южнее Суздаля — через Владимир, Вязники на Нижний Новгород. Но в начале минувшего тысячелетия дорога была другой. Южнее Суздаля начинались земли владимирских князей. Клязьма, в которую впадает Нерль, — лучший путь на восток — был для суздальцев «заграничным». И на Волгу ездили через современные земли Ивановской области, пересекали Уводь, Тезу, двигались болотами и борами края, который был известен в древности как Жары (отсюда фамилия его владельца — Пожарский). Можно предположить и то, что дорога эта была ещё древней, чем сам Суздаль. И принадлежала она мере. Часть этих людей ушла по ней за Волгу, ведь не все смогли терпеть соседей, заявлявших о своей власти, навязывавших свою веру. Лев Николаевич Гумилёв обнаружил в средневековых восточных документах упоминание о земле Меровии между Волгой, Унжей и Керженцом и приводит такое её название в своей работе «Древняя Русь и Великая Степь». Относится оно к ХIV веку. В более ранние времена археологи контур обжитых мерей земель рисуют западнее — не на левом, а на правом волжском берегу, и лишь костромские и ярославские левобережные леса были тоже мерянскими. Лингвисты и этнографы, анализируя язык и культуру северо-западных марийцев, живущих на краю Нижегородской области, в окрестностях Шаранги и Тоншаева, отмечают — в ней воплотились и черты мери: два родственных финно-угорских народа мирно встретились.

Что только не перевозили по старым дорогам! Случалось — слова. С левого берега Волги, из окрестностей Чкаловска, где когда-то жила меря, прямо в город Семёнов, находящийся сегодня в центре этой самой средневековой Меровии доставили сразу два названия — Пурех (село на правом берегу Волги и улица на окраине Семёнова) и Санахта (две одноимённые речки). Семёновцы убеждены — совпадение не случайно, это память переселенцев о родных местах. А название окрестной деревни Мериново, по общему мнению местных жителей, происходит «от племени такого», а никак не от «мерина» [7, c. 156].

Поверим пока семёновцам на слово. И продолжим искать в дебрях веков град Китеж.

«Мерянский язык» — книга киевского лингвиста академика Ореста Ткаченко, единственная удавшаяся попытка научными средствами восстановить формы исчезнувшего языка: цепляясь за названия, за диалектные слова, за местные фамилии. Открыв главу «Имя существительное», мы обнаружим: «-ешка» — это окончание направительного падежа множественного числа. Такого в русском нет, но перевести форму несложно: она отвечает на вопросы — «куда?» «к чему?». «Кит» — древний, известный во многих финно-угорских языках корень, обозначающий — «камень». «Китешка» — «К камням».

Удивительно, но та речка, через Суздаль текущая, — именно Каменка.

И впадает она в Нерль в Кидекше. А дно у неё в устье, действительно, каменистое, что редкость для Суздальского Ополья. Так что бежит речка, и правда, к камням.

А вдоль неё идёт старая дорога на восток. Та самая, по которой суздальцы достигали Волги, выходили к Городцу, как говорили в старину, «через несколько поприщ». Был такой обычай: на одной и той же дороге основывали города и сёла с одинаковыми именами. Только одни были Большой, Старый, Ближний — всё это синонимы. Другие, построенные позднее — Малый, Новый, Дальний — и эти слова в нашем случае имели одинаковые значения.

Городец — Малый Китеж. Если приехали первопоселенцы в него с запада (а это совершенно точно так), то на западе надо искать и Большой Китеж. Или — просто Китеж.

Хорошо известно, что природными святынями обычно становится всё поражающие воображение людей, но не ими созданное. Было чему удивиться человеку, который открыл Светлояр. Удивительная чистота и прозрачность воды — до сих пор её здесь пьют некипячёной. Необычная для в общем-то небольшого озера глубина — до 36 метров.

Непривычная растительность: вдоль северного берега Светлояра до сих пор можно найти виды, которые очень редки в лесном Заволжье или вообще встречаются только в тундре: рдест длиннейший, тростянка овсянничная, поражающая воображение росянка лапландская — растение, охотящееся на насекомых, орхидея лосняк Лезеля. Это след ледниковых времён, той отстоящей от нас почти на два десятка тысячелетий поры, когда земля к северу от Нижегородского Поволжья была скована ледовым панцирем, а в нынешней средней полосе была многолетняя мерзлота и недолго длилось холодное лето [5, c. 61].

И конечно, совсем необыкновенна красота Светлояра. Похож он, по словам писателей и на «чашу», и на «голубое око», обрамлённый праздничным, могучим лесом. Смотрятся в его светлые воды, взбегая на «горы» медовые сосны, покачиваются на их отражении кувшинки...

Природные святыни, как очень верно пронаблюдал философ Э. Шукуров, имеют свойство обязательно переходить из рук в руки, когда сменяют друг друга живущие возле них народы, когда в фаворе оказываются другие религии. И остаются именно святынями, где люди поклоняются, пусть совсем иным, но богам.

Такая смена народов и вер происходила в междуречье Керженца и Ветлуги в недавние времена. В ХVII веке в этом краю жили русские старообрядцы. А до них — финно-угры: марийцы, потомки мери. Само слово «Светлояр» — двуязычное. Если начало его вполне понятно на русском, то второй корень — «яр», «ер» — чисто марийский, обозначающий озеро. В Заволжье на марийских землях мы найдём массу подобных названий, принадлежащих именно озёрам: Нестиар, Кузьмияр, Когояр, Пижьяняр, Лужъяр, Кумъяр, Посьяр... Название Люнды с диалекта марийского языка переводят как «незаселённая». Рядом с Владимирским — деревня с тоже марийским названием Шурговаш — «лесной исток». Деревни Быдреевка, Быдрей, Пыдрей, получили имя от древнего марийского имени Бадри — «хороший, добрый». Пузеево имеет в корне тоже марийское имя, переводимое «ребёнок». Остались следы марийцев в этом краю. И их много [7, c. 175].

А вот древние предания, которые записаны были в деревнях возле Светлояра и, на первый взгляд, очень плохо увязываются со знаменитой легендой. «Раньше в наших лесах на берегу Люнды жили какие-то племена язычников. И на самом красивом высоком месте было у них капище — на горах, над Светлояром стояли дубовые идолы. Сюда молиться приходили богам своим... А уж как христианство пришло, порубили на берегу идолов, порубили священную дубовую рощу». Другое предание: «Марийцы вроде бы со старопрежних пор этими землями владели и деревни их по всей округе располагались. Но вот прошло какое-то время, и явились сюда к Светлояру с самой Московии русские князья, да не одни, а с попами. И стали они тут свои порядки наводить. Марийцам было приказано уйти со своих старых мест подальше в леса, в неудобные для жизни северные земли. Однако они не подчинились требованиям князей и попов. Более того, пришли марийцы на самый берег Светлояра и сказали, что умрут, но не покинут насиженных земель, земель своих отцов и дедов... Марийцы спустились к самой воде и сделали на берегу подкопы под корами. А землю над головами в только что вырытых пещерах они укрепили сделанными на живую нитку подпорками. Потом они собрали всех марийцев из окрестных деревень и тут же убрали подпорки из-под земляных крыш. Земля рухнула и засыпала непокорных людей...»[7, c.193]

Из давних глухих времён пришли в ХХ век эти рассказы. Семьсот—шестьсот лет назад в Заволжье шли казавшиеся бесконечными Черемисские войны. Историки редко пишут о них. У марийцев, отступавших в глубины тайги, об этой поре сохранились горькие, но размытые воспоминания. Русские летописи говорят об этих войнах вскользь, но из небольших замечаний несложно понять — за Волгой выжигались чужие деревни, их жителей, и в самом деле не желавших покоряться чужой власти, убивали. Документы прошлого рассказывают, с каким радостным неистовством жгли завоеватели священные рощи и деревья местных финнских народов, как рушили «языческие», «поганые» памятные знаки на их древних кладбищах.

Ответом были неожиданные нападения на русских ратников. Кто-то, а марийцы хорошо знали тайгу, были отличными охотниками, и подкараулить противника для них было несложно. Летописи донесли упоминания о ветлужском князе — кугузе по-марийски — Ош Пондаше, имя его переводится «белая борода». Много десятилетий правил он в заволжской тайге, был и отменным стратегом, и жрецом.

Нет удовольствия ворошить недобрую память, думать, кто прав был, кто виноват в этом длившемся несколько столетий противостоянии. Мы живём в другом, в новом мире, и союз марийцев с русскими скреплён уже другими веками — общего труда, общих военных походов. Он скреплён настоящей симпатией людей друг к другу — улыбками, дружбой, общими праздниками. И этими преданиями он скреплён тоже. Вспомнили их русские старики и рассказали уважительно: как не почитать людей, которые готовы были отдать за свою веру, за свой язык жизнь? Людей, которые тоже очень любили Светлояр...

В русских летописях есть долгое время остававшиеся загадкой упоминания о народе чуди. Называли её «белоглазой» за светлый взгляд. Знали, чудь — родня мере. И вот, говорят летописи, с приходом в её леса русских «ушла чудь под землю».

В своей работе «Прошлое марийского народа в их эпосе» замечательный йошкар-олинский учёный Виталий Акцорин сумел сопоставить эти летописные упоминания с древними преданиями марийцев о соседях, о родственных народах, которых называли «чудда» и «тютя» (слова однокоренные). Рассказывалось о том, что древние старики у этих народов или просто люди, тяготившиеся жизнью, рыли землянки — почти такие же, как жилища кудо. Но с очень непрочным, опирающимся на столбы потолком. Державшие его брёвна они убирали. Был такой обычай в прошлом и у самих марийцев, причём последний раз так ушёл от своих односельчан старик в деревне возле Санчурска, нынешнего посёлка в Кировской области, в начале ХХ века.

Виталий Акцорин сравнил эти рассказы марийцев о древних обычаях — собственных и соседних народов — с материалами раскопок, которые опубликовал ещё в конце ХIХ века известный русский археолог Александр Спицын: чудские могильники на севере России нередко оставляли странное ощущение — казалось, что перед исследователем землянки, где на живых ещё людей обрушились бревна потолка и тяжёлая лежавшая на них почва [3, c.159].

Ушли под землю праведными, непокорёнными, не изменившими своим богам прежние хозяева дальних заволжских лесов. Ведь именно об этом рассказывает и древняя Китежская легенда: она о городе, который стал подземным, был накрыт холмами с лесом, озёрной водой, чтобы жители его спаслись от чужеземного поругания, сохранили свои святыни.

А само озеро, как это всегда случается с настоящими природными святынями, перешло в руки следующих хозяев. Это были уже русские поселенцы — совсем не похожие на тех, кто жил в керженской тайге до них, верившие не в Доброго Великого Бого — Поро Кугу Юмо, не в лесных богов, которые владели деревьями, зверями, птицами, водами этой земли.

Удивительное озеро бежавшим в этот край старобрядцам требовалась не меньше, чем их предшественникам. Потому что, только владея таким чудом, любя его, можно с полным правом говорить соседям: «Мы есть! У нас — своя вера, своя земля, свои святыни!» Так всегда бывает в истории людей. И этим чувством — утверждения своей веры, своих представлений о мире — полна статья семёновского старобрядца Степана Меледина «Китеж на Светлояром озере», статья, открываюая собой длинную вереницу публикаций о природном чуде и всём, что связано с ним в народной памяти.

Официальная православная церковь не удержалась в своё время от попыток в пику старообрядцам уничтожить «светлоярские соблазны и суеверия», по которым в 1836 году вела «Дело об уничтожении часовни, построенной без разрешения начальства, и об опровержении летописца об этом озере и граде Китеже». Протоиерей Смирнов обличал «раскол», негодовал против его святыни. Но в донесении его мы обнаруживаем слова: «Тут совершаются мольбы, обожаются сами деревья, приносятся им жертвы... Они представляют сущее подобие черемисских (марийских) кереметей» [2, c.81]. Выходит, традиции передавались не просто из поколения к поколению — от народа к народу.

Прошло полтора века с небольшим, и митрополит Нижегородский и Арзамасский уже служил торжественный молебен на берегу озера, освящал рядом с ним часовню. Православная церковь «приняла» Светлояр и почитает его уже не местом «идолопоклонничества», «соблазнов», а своей святыней.

Тем временем летом на берегу происходит удивительное. Нет — град Китеж не поднимается из чистых озёрных вод. Просто у Cветлояра собираются теперь люди, которые вряд ли пока могут найти общий язык между собой. Одни проповедуют здесь идеи Рериха. Другие разыгрывают на берегах озера целые битвы из культовых фантастических книг Толкиена...

Никто не знает, куда мы идём. Но мы остаёмся людьми, пока нам требуются святыни.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 Следующая ⇒